Свободен лишь тот, кто потерял все, ради чего стоит жить.
Горячий язык прошел по ключице, вызывая новый стон. Мукуро тянул волосы назад, нависая сверху, заставляя прогнуться и прижаться к возбужденному телу еще сильнее, плотнее. — Ты жалок, — фраза вылетает совсем неосмысленно. Но никто не обращает внимания. — Я знаю, — он протяжно стонет, стоит рукам пройтись по его бокам и слегка нажать на них. — Ты бездарен, — футболка полетела к чертям. Белые бинты кое-где пропитанные кровью, окутывали тело, словно паутина. Плотно, не пропуская ни одного участка кожи. — Не удивительно, — горячий поцелуй вскружил голову еще сильнее. Правая нога легла на бедро любовника, притягивая к себе еще плотнее, заставляя приглушенно рычать от удовольствия. — Ты труслив, — карие глаза мутно посмотрели на темно-синюю макушку. Хотелось выдернуть все волосы, пока тот не прекратит его унижать. Но приходится соглашаться. От правды не убежать. — Скажи то, чего я не знаю, — прохрипел Савада, руками исследуя тело Мукуро. Гладкие бока, чуть выпирающие ребра из-за недоедания. Шрам от пулевого ранение, неправильно сросшееся ребро, выпирающее сильнее всех остальных. — Даже такой никчемный ты, любим мной, — влажный язык пробежал по внутренней стороне бедра, вызывая сильные мурашки и новый стон наслаждения. Слабые, костлявые пальцы впиваются в синие волосы и тянут их сильнее. Шипение раздается незамедлительно, стоит активу дернуть голову чуть назад. Руки любовника исследуют бедра, чуть надавливая, а затем двигаясь к пальцам на ногах, чуть касаясь кожи. Легкие поцелуи заканчиваются у щиколотки. Пылающие огнем губы по очередности касаются пальцев на ноге, прикусывая. — Ты знаешь, что обозначает такой жест? — тихий, едва слышимый хрип, как будто раздался у самого уха. Движение головой в отрицание. Он не знает, и сейчас даже не сможет подумать. — Это обозначает, что я твой навсегда. Чтобы не случилось, я всегда буду твоим, — любовник снова поцеловал по очередности пальцы. Возбужденное тело Савады выгнулось, чуть перекрутилось на бок, вызывая более грубый стон актива, которому открылся еще больший соблазн сделать мальчишку своим. Ноги раздвинулись шире, стоило правую ногу отвести чуть в сторону. Докуро уместился между ними. Прошелся носом по соблазнительным ключицам, вдыхая запах запекшейся крови и пыли. Такой излюбленный запах корицы вовсе не существовал. — Это странно.. для тебя, — джинсы стянули наглым образом, вместе с бельем, оголяя мальчишку. Румянец тронул лицо, щеки покраснели то ли от смущение, то ли от проевшегося в сознание возбуждения. — Ты прекрасен, — черные штаны сползли вниз, а затем и вовсе испарились. Фиолетовая футболка Докуро мешала до одурения, хотелось просто разорвать в клочки, но он стянул ее сам, не заставляя делать лишних движений. Тихонько перевернул на спину, опаляя ухо горячим дыханием. — Сейчас будет больно. Первый палец прошел вполне сносно. Узко, туго, так, как должно быть. Тсунаеши только его, и морально, и физически. Медленно водя по кругу, слушая чуть болезненный стон, а затем надавливая на эрогенное место — простату. Савада выгибается в спине, касаясь головой плеча любовника. Громкие, рваные вдохи и выдохи раздались в пустоте. К первому добавился второй, затем и третий пальцы, которые без проблем входили в податливое тело. Савада не стеснялся насаживаться сильнее. Слишком приятно, чтобы лишаться ласки. Поэтому стоило им исчезнуть, раздал разочарованный и чуть приглушенный голос. — Мне недостаточно. Ноги раздвинулись еще шире, и Мукуро подставил готовый каменный член ко входу. — Терпи. Резануло по ушам от пронзительного крика. Боль разразилась резко, без предупреждения, поражая всю нижнюю часть тела. Мукуро не двигался, выжидал, когда рыжеволосый привыкнет к боли. Первые толчки казались самым больным на свете. Даже простреленное легкой в восемнадцать лет не болело так сильно, насколько мог сейчас сравнить Савада. А значит — никак. Возбуждение заставило окунуть с головой, выкидывая посторонние мысли из головы. Толчки становились быстрее, а болезненный стон сменился пошлым, безудержным, возбуждающим сильнее чем прежде. Черт, неужели ему мало? Шлепки раздавались в тишине. Сдавленные стоны, и сжатая до побеления костяшек футболка. Ночью было не до сна.***
Лес был окутан мраком. Пения птиц не было. Оглушительная тишина, лишь редкие всплески воды от водопада, возле которого они остались. Прекрасное место. В темноте вода казалась черной, безудержной, мрачной. Луна давала хоть немного света, отражаясь зеркально от водной глади. Он присел на обрыв, подложив ноги под себя. Тихие вдох и он склоняет голову, пытаясь остаться на месте и не дернуться в сторону. Ветер был холодным. Тело дрожало от легкого пощипывания мороза. Тсунаеши не привыкать. Из-за кустов послышался шум. Мукуро матерясь, прошел через колючие кусты, остановился. Взглянув на склонившегося парня, он улыбнулся. Он был сломлен, подавлен. — Ты одинок, — нелепо выдавил Докуро. Синие волосы колыхнул ветер. — Я знаю, — голос охрип. — Ты даже не пытаешься это исправить, — тонкие пальцы пробежали по щеке. Он и не заметил, как любовник оказался рядом, давая свое тепло и обнимая со спины. — Одиночки всегда останутся одиночками, если не стремятся это исправить. Я никогда и не стремился, — без запинки протараторил Тсунаеши, делая шумный вздох. До рассвета осталось десять секунд. На этом все закончится. Десять Тсуна встает, смахивая со своих плеч руки любимого. Сколько всего он не успел сделать, сказать. Мукуро грубо и собственнический целует его. — Ты только мой. Я не делюсь своим, ты знаешь. Девять Савада прошел к краю обрыва. Ветер подул еще сильнее. Он лицом повернулся к сидевшему на коленях Мукуро. Его синие глаза выражали бесконечную грусть. Он жалостливо улыбнулся. Солнце начинало всходить. Облака окрасились сначала в розовый, затем красные оттенки. Восемь — Я навсегда останусь одинок. Он протягивает руку вперед. Но Докуро лишь смотрит и так же грустно улыбается, но не протягивает в ответ. — Именно этого я и ожидал от тебя. Рассвет показался из-за гор. Семь Савада склонил низко голову. Слезы лились из глаз, как водопад. Их не остановить. Парень шмыгает и нежно улыбается. Ветер колышет его каштановые волосы, похожие сейчас на яркий огонь. Безудержный, мягкий, теплый. Шесть Мукуро пытается протянуть руку в ответ, но вовремя осекается. Не стоит давать ложную надежду на счастливое будущее. Это его любовнику было явно ни к чему. Он хотел подойти и обнять, но остановился, не сделав и шага. Они друг другу никто. Но так же и принадлежат друг другу. Пять Солнце уже показывалось во всей своей красе. Яркие алые облака горели. Черное небо светлело прямо на глазах. Это был самый лучший момент для последних слов и воспоминаний о не сбывшихся мечтах. Четыре — Ты сломался, Савада, — грубо выплевывает парень. — Я только потратил время на тебя. Не надо было этого делать… Рокудо тихо шипел. Пытался унять в груди боль и понимал, она останется там навсегда. Ведь любимый боится ответить взаимностью и просто убегает от ответственности. Три Савада расправляет руки в стороны, наслаждаясь уже более теплым ветром. Бинты сильно пропитались кровью. Сейчас он будто был в красном одеянии, окрашенной в бордовые оттенки. Он горько усмехается, глядя в глаза дорого человека. Два Тепло улыбается и ловит на себе мимолетный взгляд синих глаз. Такой родной. — Я люблю тебя, — тихо и невесомо шепчет шатен. Но не надо иметь идеальный слух, чтобы услышать долгожданные слова. Рокудо удивленно подымает глаза. И Савада снова повторяет, убеждая сам себя: — я люблю тебя. Один Он делает шаг назад и падает в бездну. Он отказался от своего будущего. Он потерял все, чем стоит дорожить. Однажды сломавшись, невозможно встать на ноги. Только не ему. Он доказал свою слабость перед Мукуро. Да, он сломался после смерти хранителей. Савада прикрывает карие покрасневшие глаза. И прежде чем удариться о прохладную воду и камни, шепчет: — Я буду скучать… И ему неважно как его осудят люди за такой поступок. Теперь для него существует только тьма. Холодная и мрачная, непроницаемая, под стать одиночке. Но для него она олицетворяет свободу.Свободу, которой у него не будет даже после смерти…