Стойкость духа и неукротимое мужество ― так можно было описать Кастиэля. Эти благородные качества он проявил и нынешним утром, выскребая себя из-под одеяла ― вопреки тому, что сотрудничество кровати и гравитационной силы не знало пощады. Особенно, если перед этим проспать лишь пару часов.
На пути от ванной до кухни плечи Кастиэля поупражнялись в арифметике, пересчитав все углы. На цифре шесть он добрался до холодильника и тихо вздохнул: нет, там не повесилась мышь. Там повесились уже её внуки. Какой-то дряхлый бутерброд всё же смастерился, но радость померкла, когда в шкафчике не отыскалось сахара к чаю. Кастиэль привык добавлять три ложки с горкой (Эверестом по сравнению с холмиками, которые сыпались в чашки обычно), и для восьми утра понедельника это было слишком.
С другой стороны, гастрономическая пустыня на кухне ― дело неудивительное. Большую часть недели он провёл, скрючившись над новым сценарием, и пикеты голодного организма игнорировал.
После квазизавтрака Кастиэль направился в офис, в прошлом известный как чулан, а ныне являвший собой комнату с письменным столом, обросшим пушистым слоем бумажек. Он предполагал, что вдохновение настигнет его ещё с порога, ведь обычно Муз дожидался его прихода, нетерпеливо вращаясь на стуле. Но не сегодня.
― Дин? ― позвал Кастиэль, оглядевшись по сторонам, словно тот материализовался бы из воздуха (пару раз случалось). Однако вскоре выяснилось, что Дина не было ни в гостевой спальне, ни в подвале, ни в саду коттеджа.
Кастиэль вернулся в офис и потёр лицо: это стоило предвидеть. Яркие вспышки вдохновения неизменно гасли пеплом самоедства и ступора. Дин, как и большинство Муз, нежнейше любил алкоголь и жесточайше ненавидел рутину. Вероятно, он решил взять выходной и уединился где-нибудь с бутылочкой шотландского виски.
Связаться с ним не получилось: на все мысленные призывы следовало молчание. А телефона у Дина не водилось, поскольку тот считал, что современная техника препятствует творчеству. Пришлось взяться за работу без него. В конце концов, вдохновение ― лишь капля в море упорства, которое нужно приложить для создания качественного произведения… Спустя час Кастиэль стучал по клавиатуре не пальцами, а головой.
Лампочка, отвечавшая за креативность, кажется, перегорела от напряжения предыдущих дней. Он уже накидал скелет сценария, и теперь предстояла самая сложная часть редактуры, в процессе которой словно кости вправляешь своему тексту. Но выплывавшие из-под курсора абзацы напоминали скорее ссохшиеся поржавевшие огрызки, чем спелые хрустящие яблоки. Он не мог избавиться от ощущения, что его покинул не мифический Муз, а обычный человек. Друг.
Кастиэль помассировал виски. Дом давил на него толстыми молчаливыми стенами. В итоге он решил, что неплохо бы развеяться прогулкой более длительной, чем от рабочего места до туалета. Пешком он добрался до оживлённого города и оправдал визит в шумный паб страстью к многоэтажным бургерам, а не тем, что у самого входа зависала парочка готического вида Муз, потягивавших синие коктейли с долькой апельсина. Стакан скотча и разговор с барменом насчёт Дина оправдать было уже нечем. Бармен пошутил, что тот, видимо, совсем одомашнился, поскольку давно здесь не появлялся. В ответ Кастиэль прикончил свой скотч.
Избежав порыва обойти все ближайшие развлекательные заведения, он одиноко бродил по улице, надеясь наткнуться на Дина невзначай. Такое бывало раза три: то Дин загорал в парке, то пихал мятые купюры в блестящие трусики танцовщицы в стрип-клубе (друзья затащили туда Кастиэля), то назойливо хрустел чипсами на заднем ряду кинотеатра. Но главное правило случайных столкновений как раз и заключалось в их случайности, и в глубине души Кастиэль понимал, что сейчас напоминает скорее принюхивающуюся ищейку.
Утопая ботинками в красно-рыжих кострах листьев, он вспоминал, как всё начиналось. Впервые Дин посетил его, когда он ещё обитал в дыре, маскировавшейся под прилизанным названием «жилая площадь». Кастиэль был в глубоком творческом кризисе, поскольку его сценарии отклоняли самые паршивые студии и даже режиссёры-любители. Единственным светлым моментом в жизни был потолок, на который он пялился, методично щёлкая ручкой. И тут Дин галантно выломал дверь в его лачугу, хрустнул пальцами и бодро поинтересовался: «Ну, настрочим парочку голливудских блокбастеров?».
Конечно, Кастиэль ожидал, что его Музой будет ангелоподобная дамочка с золотым шёлком волос, а не рельефный мужлан с рыжей щетиной, привыкший хлестать пиво и закидывать ноги на письменный стол. Да и парадоксально, что его Муз тяготел к жвачным образцам массовой культуры, тогда как сам Кастиэль предпочитал кружевной мир арт-хауса. Но Дин добавил его работам свежести и задора, на недостаток которых ссылались те немногие студии, что удостоили его хоть отрицательным ответом. Вместе с ним он ощутил себя сёрфингистом, скользящим в синем языке волны, и написал первый успешно проданный сценарий (пусть его и надурили с гонораром так, что денег хватило только на ремонт испорченной Дином двери).
После месяцев беспрерывного труда Кастиэль, с фиолетовыми кругами под глазами и взлохмаченностью дикобраза, увидел, как Дин, насвистывая, собирается уйти. При попытке задержать его ― аргументированными уговорами и наивными просьбами ― он увидел звёзды, которые закружились над головой сразу, как Дин с обольстительной улыбкой двинул ему в челюсть. Кастиэль пошатнулся, хватаясь за пульсирующее место удара, а Дин напомнил, что он вольный странник и предпочитает, чтобы его не пытались схватить за яйца. В фигуральном смысле уж точно, подмигнул он на выходе.
Любые потуги установить с ним сообщение оборачивались ничем, Кастиэль продолжал хоронить в ящике стола буквенные трупы, в которых подразумевались гениальные произведения. И только когда он отчаялся так, что смирился и мысленно отпустил его, Дин… вернулся.
Разжёвывая тот период сейчас, Кастиэль осознавал: дуэт с Музой даёт столько же гарантий, сколько дуэт дрессировщика и льва, в зубастую пасть которого он доверчиво кладёт голову. С этим выводом он добрёл до пустой остановки. На улице смеркалось, и в лёгком плаще становилось зябко, поэтому Кастиэль решил воспользоваться транспортом. Дожидаясь автобуса, он рассматривал глупые объявления о пропаже Муз, расклеенные на столбе. Краска на них расплылась из-за постоянных дождей.
* * *
Первое, что бросилось в глаза, ― в доме горел свет. Второе, что бросилось в уши, ― громкая музыка. Кастиэль взбежал по ступенькам, стучавшим под подошвами в такт пульсу. Вряд ли это воры задержались для маленькой вечеринки, следовательно…
Дин оказался на кухне. Стоял спиной и пританцовывал, возясь с чайником. По контуру его фигуры искрилась жёлто-золотистая аура, похожая на молнию и указывавшая на его нечеловеческую сущность.
― Дин… ― удивлённо пробормотал Кастиэль, замерев в дверном проёме. ― Дин! ― повторил он, когда его не услышали.
Дёрнувшись, Дин выключил музыку и развернулся. Он зеркальным образом отражал его озадаченность.
― О! А я гадал, куда ты запропастился.
― Дышал свежим воздухом, ― уклончиво ответил Кастиэль. ― Я думал, ты ушёл… в отгул, ― признался он, проходя вглубь кухни и опускаясь на стул. «В загул», сдержал он внутри себя, но фраза невидимым великаном прогрохотала по комнате.
― Сроки поджимают, и я временно заделался трезвенником, ― Дин доверительно хмыкнул, уловив ход его размышлений. ― А утром мотался за сахаром ― в печёнках сидела твоя кислая физиономия. Кажись, мы разминулись.
Дин заметил и решил… позаботиться?
― Я слышал твои призывы, но ко мне приклеился уличный художник на обратном пути. Пришлось оказать ему помощь, ― продолжил тот.
― В написании картин? ― Кастиэль постарался придать голосу нейтральный оттенок, отмечая иррациональный протест в душе. Раньше Дин зависал с разными писателями, скульпторами и танцовщиками, но с некоторых пор их отношения казались интимно-эксклюзивными… Кастиэль одёрнул себя: он снова вёлся на ту же удочку.
― Ну, скорее я подсказал пару нестандартных местечек для хранения его мастихина. Даже предложил лично засунуть, ― ухмыльнулся Дин. ― Чай будешь? Я свежий заварил.
Лёд, за вечер облепивший сердце Кастиэля, с хрустом треснул.
* * *
Стоя за спиной Кастиэля, Дин вешал ему на уши лапшу. Быстрого приготовления. Оказалось, что в магазине он приобрёл не только сахар, и теперь извилистые макаронины настойчиво срывались с его вилки. Это был красноречивый показатель того, что творческий полёт шёл на снижение.
Впрочем, были и другие показатели. За окном вырисовывались робкие признаки рассвета, под ногами устроилось компактное кладбище банок из-под энергетика, а веки так и норовили закрыться…
― Хорош! ― Дин отодвинул от него очередную банку, за которой Кастиэль потянулся и едва не разлил. ― Дуй в постель, что ли.
Затёкшие мышцы радостно восприняли предложение. Но Кастиэлю казалось, что такая вольность, как отдых, крадёт время, которое он разделял с Дином. И дело было не только в сценариях. Он привык жить вдвоём с ним, и хотелось растянуть этот момент по максимуму, пока Дин не уйдёт на неизбежные каникулы.
― Задрыхнешь за столом ― мне тебя ещё до кровати футболить, ― уверенные ладони Дина принялись разминать его сгорбленные плечи.
― Ты не обязан…
― Не обязан, но охота есть, ― Дин наклонился, и его тёплый смешок пощекотал ушную раковину: ― Можешь даже привязать меня, если это позволит тебе расслабиться.
Кастиэль устыдился своего недоверия. В конце концов, сегодня Дин мог беспрепятственно остаться с художником и утолить жажду свежих впечатлений.
Вместо этого Дин выбрал его.
С этим настроем Кастиэль закрыл ноутбук и подавил масштабный зевок. Он уже собирался забраться в тёплую постель, как Дин опередил его, с разгону вкатившись под услужливо приподнятое одеяло.
― Сегодня придётся спать с тобой, приятель. Потеснишься?
Кастиэль смиренно промычал в знак согласия. В этом и заключался парадокс творчества: наступает определённый момент, когда измождённая Муза уходит делать маникюр в другую комнату (к Дину не относится, но пример распространённый). Однако стоит лечь и достичь состояния, при котором подняться снова кажется событием с претензией на Книгу Гиннеса в раздел особо экстремальных рекордов, как вдруг идеи липнут с новой силой.
Кастиэль спиной чувствовал, что энергия пузырилась сквозь Дина, как радужная пена с губки. Это воскресило в памяти ещё один общеизвестный факт: Музы любили нанести визит в самое неподходящее время. Однажды Кастиэль был на грани соития с роскошной женщиной, а Дин ворвался в спальню в лучших традициях боевиков и жёстко бросил: «Сейчас». Наверное, то, что эта история вызывала рассеянную улыбку, подтверждало опасения семьи: с такими темпами он женится только на работе.
Ну и пусть.
― Я… рад, что ты у меня есть, ― тихо бросил Кастиэль в темноту.
― Надеюсь, сценарий не выйдет таким же сентиментальным, как твоё поведение. Иначе я буду отрицать причастность к его созданию, ― фыркнул тот, но придвинулся ближе.
Ночи, проведённые с Дином, были неспокойными и пропитанными муками творчества. Кастиэль крутился, потел и дрожал, пока тот хрипел ему в затылок и прижимался горячим телом. Голова пухла от цепочек слов, обвязавших мозг, пока тело пыталось утянуть в долгожданный сон. Но он лишь расслаблялся и принимал этот поток с открытыми объятиями.
Не так уж и сложно было это сделать, когда в открытые объятия успел проскользнуть и Дин, с которым они тесно переплелись на краю кровати.
