Поэт в отпуске

Я раскрыл глаза и по привычке потянулся к будильнику, а через секунду понял, что тот даже не звонил. Выходной. Так непривычно это слово прозвучало где-то в районе затылка; как же давно я не отдыхал. В голове по привычке появляются какие-то строчки , но они в этот раз только мешают. Впиваются в мозг, как иглы в подушечку, сначала с резкой болью, а потом медленно режут плоть, распространяя боль по всей площади. Так больно и настойчиво пронзают, а я даже не могу понять, что это за строчки такие. Сначала всплывает "забвение", потом почему-то идёт "поезд", "разорванные паруса". К чему это всё? Захотелось кофе, единственное чёткое слово в моей голове. Оно было настолько чёткое, что я даже почувствовал горький привкус на кончике языка. Кофе осталось немного, как раз последние несколько зёрен. Да мне много и не надо. "Поезд уходит и нечего больше ждать". Что? Какой поезд? Чего я должен ждать? Я не заметил, как сбежавший кофе обжёг мои пальцы. Чёрт. С горем пополам я, наконец, выпил свой горький, отвратительный кофе, как же давно я его не варил. В голове такой шум, словно листья шуршат, ветер свищет, машины гудят, люди ругаются, неужели так было всегда? Реальность выглядит именно так? В голове снова проявляются строчки, проявляются, как фотографии с плёнки. Одна случайная вспышка света и они безвозвратно исчезнут. Ну и пусть исчезают. На кой они мне? Я в отпуске. Отвратительное слово, как будто кто-то держал меня в клетке и вдруг решил, что мне надо размять ноги, потому что я слишком покорно сидел. Я в отпуске. К бумаге не притронусь, ручку не возьму. Я в отпуске. Чем люди занимаются в отпуске? Вероятно, отключаются от реальности и сует. А что же тогда делать тем, кто всё время проводит, отключаясь от реальности? Вероятно, попробовать пожить в ней. Не царапая на бумажке ни единого словца, игнорировать приходящие с болью строчки. Вдруг я очнулся, обнаружив, что не моргаю уже минут пять. А на что я, собственно говоря, смотрю? Передо мной пустой, девственно чистый лист, все мои ручки лежат в верхнем правом ящике. Я прямо сейчас могу подняться и взять одну. Они точно пишут. Идеального синего цвета, не толстые, не тонкие, идеальные. Что-то меня коробит, что-то не даёт просто взять ручку и написать хотя бы одну поганую строчку. Она мне уже весь мозг проела, она уже стучит в висках, вот-вот пробьёт голову, и всё зальётся живописным красным цветом. Но что-то всё равно не даёт. Я встаю, но оно снова валит с ног. Я в отпуске. Руки словно не слушаются, застыли в одном положении и ни туда, ни сюда. "Да дай ты мне уже встать!"- кричу вслух и так резко поднимаюсь со стула, что в глазах моментально темнеет, а строчка разбивается о стенки мозга с жутким звоном. Потерял. А нет! Вот она, притаилась за дверью верхнего правого ящика, манит, дразнит. Я бегу к ней, хватаю, все мои ручки звонким дождём осыпаются к моим ногам. Я лихорадочно хватаю одну, забывая про всё, я пишу эту строчку на недавно вырванном листе. Я чувствую, как голова перестаёт болеть. Строчки льются сильным потоком, как из разрушенной плотины и нет им конца. Поставив последнюю точку, я упал на пол, широко раскинув руки. У поэта не бывает отпуска. Да он ему и не нужен.