Однажды, я впустил его в свою жизнь, для того, чтобы прижать, и никогда не отпускать
18 января 2016 г. в 07:02
— Я тебя не потревожил? — Спросил Ниа, усаживаясь на пол подле меня.
Я рисовал картину и угрюмо кивнул, еле заметно хмурясь.
Мой младший братик и отрада и наказание одновременно.
И именно в те моменты, когда он мешает мне работать, я готов порваться на куски между желанием составить ему компанию и желанием закончить начатое.
Тем не менее, из головы сразу же вылетают дурацкие мысли, а образ крохотного и девственного Ниа нисколько не вяжется с тем преступлением, которое я воссоздал пару — тройку минут назад.
Так происходит уже несколько месяцев к ряду.
Я волен думать, что мои чувства к нему ни есть что — то нормальное, ведь я, кажется, люблю его совсем иначе, нежели он меня…
— Я ненавижу твою работу, ты стал уделять ей слишком много времени.
Ниа смотрит на меня своими грустными и огромными глазами.
Я, в свою очередь, стискиваю зубы и ищу хотя бы одно оправдание для того, чтобы закончить работу и позволить увлечь себя в нежные, детские объятья.
— Я не могу вечно носиться с тобой как мамочка, чёрт тебя возьми. Прекрати сейчас же возмущаться, иначе я накажу тебя.
Ниа смотрит на меня немного распутно.
— А кому как не тебе быть моей мамочкой, а? У меня кроме тебя никого нет, а соседские мальчишки со мной и разговаривать не хотят, потому что, видите ли, они не понимают о чём я говорю. А Эл приезжает к нам раз в месяц, и этого мне не достаточно. Но даже если они и хотели бы со мной общаться я бы все равно любил только тебя. Так, что же мне делать?
— Ниа…
«Я хочу убраться куда подальше, лишь бы не видеть его смеющиеся, чёрные глазенки.
— Пошли гулять!
«За окном лето, я рад всё бросить, но…»
— Ниа, я занят…
Мальчик кривит губы. Я притягиваю его к себе.
— Твои объятья такие тёплые, — Ниа загребает мою черную борцовку в свои крохотные и «ненасытные» пальчики.
Разве я могу ему отказать, когда он просит меня о чём — то?
Я откладываю палитру и, зажав кисть в одной руке, обнимаю братишку другой. Волоски кисточки касаются его обнажённой шеи.
Он забавно дёргается, испытывая удовольствие от моих прикосновений.
— «Ватка», ты снова в белом. — Я добро смеюсь, пытаясь скрыть позорно торчащую и приподнимающую грубую ткань моих джинсов плоть.
— Тебе не нравится? — Задумчиво произносит Ниа, подцепляя краешком пальца свои белые пижамные штаны и подозрительно изучая их.
У него даже носочки белые. Я невольно смущаюсь перед этим ангелом…
— Нравится, очень. Тебе почитать книжку? Когда будешь засыпать — я отнесу тебя в кровать.
— Хоть я и вырос, но мне по — прежнему очень нравится, когда ты мне читаешь. — Томно шепчет он.
Я отпускаю мальчишку и иду к стеллажу.
В этот раз получилось так, что я задремал, хотя все должно было быть наоборот. А проснулся я из — за того, что почуял неладное.
Сквозь опущенные ресницы я мог размыто наблюдать за лицом брата. Никогда не видел у него такого выражения лица — взрослого, выдержанного. Он не отрываясь смотрел на меня. Его пальцы не касались моего тела, но я почему — то знал, что ему этого хочется больше всего на свете.
Более того, меня напрягло то, что это был мой младший, четырнадцатилетний братик.
— Прости, я уснул. — Я потягиваюсь, расклеивая ресницы и отбрасывая книгу на журнальный столик.
— Ничего, — Тихо шепчет он, смахивая белые волосы со лба, — Здесь так душно, — Добавляет он, улёгшись рядом со мной на покрывале.
— Ты не мог бы оставить меня? — Умоляюще прошу я, чем вызываю неодобрительную ухмылку первого.
— Раз и навсегда, давай я уйду из дома, если мешаю тебе. — Ниа гневно стискивает зубы.
— Нет, и еще раз нет. Я хочу, чтобы ты остался.
— А чем ты можешь подтвердить свои слова?
Я крепко прижимаю мальчика к себе и треплю его по волосам.
— Какой же ты дурашка… Совсем ничего не понимаешь?
— Ничего подобного, — Сухо говорит он, припадая к моей груди.
— Поверь, я не стану делать никаких глупостей, тем более, я знаю, что тебе это ненужно.
— Что именно?
— Чтобы я клялся тебе в любви и говорил о том, как сильно я хочу твоего общества. Мы ведь не влюбленные, в конце концов.
Ниа сжимает кулаки и со всей силы колотит меня, но это так смешно со стороны. Я могу сломать его, как тростинку. Я худой, но очень жилистый и сильный.
Обхватывая его кулачок, я прижимаю тот к губам, успокоительно целуя разбитые костяшки. Он такой трепетный сейчас — весь сжимается, чувственно глядя на меня.
— Михаэль… — Молвит он сладко…
— Никогда не поднимай на меня руку, иначе я слечу с катушек.
Прибивая брата к кровати, я лишаю его возможности на мимолётное движение. — Оставь меня ненадолго, большего ведь не прошу…
Ниа яростно вырывается из моих рук и бежит к двери.
Мои слова, брошенные ему вслед, остаются неуслышанными и повисшими в душном полумраке комнаты.
Снова я делаю что — то не так…
***
На следующий день, я в крайне — паршивом настроении, какое обычно преследует меня по утрам, иду в ванную.
По дороге я пытаюсь найти своего брата, но дом размерено тих, будто пребывает в неких размышлениях, вполне похожих на человеческие.
Добравшись до ванной комнаты, я слышу плеск воды, который и помогает обнаружить потерянную мною «находку».
Или, «добычу»?..
Ниа умывается, склоняясь над раковиной.
Крепкие, юношеские бёдра опоясывают джинсовые шорты, в то время его торс полностью обнажён.
Услышав подозрительный шум за спиной, он торопится обернуться.
Вода стекает по его лицу, шее и груди. Я с неким удовольствием проникаю в комнату и с интересом разглядываю идеальную фигурку моего брата. Вязкое чувство стыда не сковывает меня в действиях.
Словно бы очнувшись, он стягивает с себя шорты и остаётся в полупрозрачных трусиках, которые тотчас намокают. Мое лицо искажается от похоти и от одного только вида подобной картины.
Подозрение, будто он делает это специально, еще больше распаляет мой интерес, наряду с сильным желанием, которое обрисовывается чуть ниже, в свободных трениках.
— Ниа, дай мне искупаться. Мне на работу надо бежать.
Брат в удивлении; Он перестает вытирать мокрую мордашку увесистым полотенцем.
— Михаэль, ты ведь никогда не стеснялся меня. Или… — Он захихикал.
— У тебя в голове как всегда поганые мыслишки, — Недовольно шепчу я, стягивая одежду и проникая за занавеску, отделяющую душевую от ванной комнаты.
Мне не кажутся странными его слова и неоднозначное поведение, но желание остаться в одиночестве становится маниакальным и неудовлетворённым.
«Я просто хочу, чтобы он вышел. Чёрт бы его побрал»…
— Я опаздываю в школу, поэтому придется принимать душ вместе.
Ниа скидывает свою последнюю одежду и я выдавливаю из себя презрительное ругательство. Это уже ни в какие ворота не лезет…
— Подай мне мыло. — Просит он.
— Ниа, если надо — возьми сам.
Я отворачиваюсь к стене, позволяя тёплым струйкам душа обрушиться на мое стройное тело.
Менее секунды мне понадобится на то, чтобы понять, что злополучное мыло находится под моей правой ступнёй.
Я оскальзываюсь и подминаю под себя бедного брата.
— Ты меня раздавишь, слышишь?!
— Извини, — Хрипло бормочу я, сжимая в руках хлипкие плечики. Мне это нравится, до низменной боли в области паха.
— Пусти… Вот черт, теперь у меня будут ссадины.
— Ты опять ноешь, чертова «девчонка»!
Я помогаю ему встать и, наскоро вытершись, словно бурный ураган, вылетаю из ванной.
Если честно, я даже душ не успел принять. Но, оставшись там чуть побольше, я бы и сам не заметил, как начал бы вколачиваться в худенький зад моего маленького брата.
— Ты встретишь меня после школы? — Кричит мне вслед Ниа.
Я фыркаю и прохожу в соседнюю комнату — запирая ее на ключ с обратной стороны.
— Вот еще!..
Но, чёрт возьми, я все — таки прихожу за ним в школу.
Я не могу оставить брата без присмотра, так как завещал нашей матери, что ни на шаг не посмею отойти от родственника.
Стоя в черной рубашке и заложив руки в карманы брюк, я жду Ниа подле мощеного булыжником забора.
Шелковистый ветер нежно перебирает мои волосы, а солнце гладит их лучами.
Я слегка млею, пребывая в томительном ожидании.
Прозвеневший звонок сообщает о конце последнего урока. Ниа выбегает из школы с довольной миной.
Немного помедлив, он справляется с собой и кидается мне на шею. Бархатные губы проходятся по моему виску.
— Михаэль!!! Ты все — таки пришел!!!
— Да, наверное, я ненормальный. Немного подумав и сделав усилие над собой, мне удалось заставить свое тело притащиться за тобой в этот дур — дом.
Мальчик душевно смеется.
— Может по мороженному? — Спрашивает он.
Я бы ответил, но в этот самый момент с неба начинают сыпаться крупные капли дождя.
Приветливый летний день в одну секунду начинает походить на мрачный, осенний вечер.
— Во зараза… Пошли под навес.
Ниа слегка потряхивает от холода. Мне приходится сжать его дрожащие предплечья в руках и приобнять сзади, чтобы передать толику моего тепла его покрытому гусиной кожей телу.
— Как день прошёл?
— Очень мерзко. Меня спросили откуда эти ссадины на плечах. — Ниа закатывает рукава, обнажая передо мной бледную кожу, раскрашенную розоватыми отметинами.
— И что же ты ответил?
— То, что мой старший брат бдсмщик. Нет, шутка. Просто поранился где — то. Фиг знает. Не рассказывать же мне про наше сегодняшнее утро.
Я кротко улыбаюсь и согласно киваю.
— Знаешь, Мелло, я рад, что ты есть у меня… Какой бы у тебя не был скверный характер — я все равно люблю тебя…
— Ты так часто говоришь, что любишь меня, а я ни разу тебе подобного не говорил…
— По тебе и так видно. Если бы тебе было наплевать на меня, то ты вряд ли пришел бы за мной в такую даль.
— Я мимо проходил… — Я пробую отпираться, но это так глупо. Я тоже очень люблю его.
— Ты порой мне снишься. — Ниа заминается.
Я угадываю, какие слова будут произнесены далее этими красивыми губами.
— Ты волнуешь меня. Тебе — 25, а мне — 14, черт возьми… Зачем мне снятся эти сны? Мальчишка в моем возрасте должен думать явно о другом. — Мальчик вконец смущается и сбрасывает мои ладони со своих плеч.
— В твоём возрасте это нормально. Просто поменьше обращай внимания на такие сны. Не зацикливайся на них. — Я развожу руками.
— А что снилось тебе в таком возрасте? — Ниа приоткрывает глаза, в отчаянии глядя на меня.
— Да много чего. Так уже и не припомню. Всякий бред…
— А мне снится, что мы занимаемся любовью. Ты так же смотришь на меня, как сейчас, например. А потом поднимаешь меня вверх по стене и мне так жарко вдруг. Больно. Сладостная боль. Меня даже передергивает, когда я о ней вспоминаю. Я в одержимости хочу ощутить эту боль снова и снова. Ты входишь в меня, шепчешь приятные слова… А еще, говоришь, что я невообразимо узкий, но это все больше и больше раззадоривает тебя. Прости меня, прости за такие слова. Я не должен был такого говорить…
— Ниа, я согласен. Прекрати мне все это говорить… Я понятия не имею, чем вызываю у тебя такие эмоции.
— Я и не говорю, что ты виноват. Вполне возможно, что ты моя первая любовь. Первый человек, который так нежно ко мне относится… — Ниа невесело улыбается мне. Его черные глаза мерцают.
— И как мы теперь должны себя вести друг с другом?
— Что? Ну уж нет. Нет никаких мы. — Ниа жестко обрубает последнее слово. — Есть мои сны и моя идиотская фантазия. И вообще, я думаю, скоро мы начнем реже видеться, потому что я не смогу сдерживать себя в руках…
— Но ты мне нужен, — Шепчу я еле слышно, не отдавая отчета своим словам. — Мне наплевать на твои фантазии и на твое отношение ко мне!
— Я не могу общаться с человеком и постоянно думать о вкусе его губ. О его руках. Это похоже на безумие. — Глухо прошептал Ниа и отвернулся от меня.
Вскоре мы двинулись домой.
***
Ужинали мы в полной тишине.
Ниа угрюмо ковырял вилкой салат.
Я строчил в фейсбуке послание своей девушке, ежеминутно пихая в себя по ложке супа.
Я решаю первым нарушить молчание, стараясь говорить грубым и ненавязчивым голосом.
— Ну, чего ты?
— Ничего, — Бурчит мальчик себе под нос. — Зря я тебе сегодня все рассказал. Я словно больной всем мешающий человек, от которого все по — скорее хотят избавиться.
— Давай проверим. Сядь ко мне на колени.
— Что ты задумал? — Мальчик испуганно поднимает на меня свои, идеально подогнанные по размеру, агаты.
— Я хочу убедиться…
Я не собираюсь определять намерения своих мыслей и действий.
Мальчик, стесняясь, присаживается на мои бёдра. Его испуганное дыхание отзывается на моей коже взбудораженным ветерком.
— Мне дурно.
— Отчего? — Я удивляюсь.
— Оттого, что все это происходит не во сне.
Я хмыкаю.
— Целуй меня.
— Как…? Мелло, ты с дубу рухнул?
— Ты наверняка представлял во всех красках наш первый поцелуй. Но в реальности все по — другому. Я могу быть совсем не таким, каким ты меня себе представляешь.
— Мммм? — Ниа щурится. Его дыхание обличает мое лицо, я смущенно опускаю глаза, стараясь вообще не думать о том, что мы творим.
— Вата, почему ты покраснел? Разве не этого ты хочешь всё время? …
Наши губы совсем близко, Ниа всхлипывает и подаётся назад, в желании отсрочить момент поцелуя.
— Мелло… Сколько морали в нас выращивают. Разве мы можем так поступить? Разве я могу лишить тебя нормальной жизни?
— Да иди ты, к чертям. Ты сам заварил эту кашу, а я пошел тебе навстречу. Поцеловать младшего братишку — куда не шло. Потому что в семье — это — обычное дело. Я же не собираюсь заниматься с тобой любовью?
Ниа резко отталкивает меня и убегает в свою комнату.
Я снова остаюсь в одиночестве. Только не в гордом, а в сопливом.
Снова у нас ничего не получилось…
Остаток вечера я трачу на патрулирование своей комнаты быстрым шагом.
***
На утро я поднимаюсь разбитым, с пульсирующей головой.
Иду в ванную. Набираю ее до краев и засыпаю там.
Сегодня я могу умереть по дурацкой неосторожности.
Принятый мною однажды, маленький и оставшийся без родителей, мальчик спасает меня от смерти.
Я прихожу в себя от прикосновения ласковых губ к моим собственным.
Маленькие, дрожащие губки делают мне искусственное дыхание. Я приоткрываю глаза, вбирая в легкие такой привычный воздух.
Резко сажусь, сталкиваясь лицом к лицу с Ниа, который чувственно припадает к моему лицу.
Я хочу остановить его, но вдруг махаю рукой и откидываюсь на пол, запуская пальцы в блондинистые волосы братишки и обвивая его лодыжками.
— Как же сладко ты целуешься, — Рычу я.
Ниа краснеет и проходится губами чуточку ниже, — по шее.
— Мелло, ты ведь мог умереть…
Я лишь безразлично тянусь на его слова.
— Сейчас я понимаю одну вещь, с тобой я вряд ли подвергнусь опасности. Просто целуй, и не останавливайся… Меня не волнуют последствия, мне плевать на то, что о нас скажут. Какая разница, плевать на слова. У нас есть свой мир и никто не вправе его разрушать и препятствовать его целости и умиротворенности…
— Говоришь так, будто ничего не произошло! — Недоумение так и слышится в голосе брата.
— Да, ничего особенного. Хотя, погоди, кажется мир вокруг стал светлее от твоей скромной улыбки…