Последнее интервью

«Я только … хочу как-то показать Капитолию, что не принадлежу ему. Что я больше чем пешка в его Играх.»

С.Коллинз, «Голодные игры»

      После нескольких суток, проведенных в темных и сырых казематах Капитолия, даже простой комнатный свет режет глаза. Я щурюсь всю дорогу, пока пятеро миротворцев ведут меня: на очередной допрос, встречу с Президентом или интервью – я не знаю. Впрочем, это уже не важно. Больше ничего не имеет значения. Ничего, кроме смерти. Которая так и не приходит к отчаявшемуся пленнику. Я не жду спасения и не тешу себя надеждами, что все будет хорошо. Я столько раз обманывал преисподнюю, снова и снова обещая ей свою душу, и, пожалуй, заслужил самый что ни наесть тернистый путь туда.       Меня толкают в лифт и крепко держат за плечи, пока он поднимается вверх. Мои разбитые губы расплываются в горькой ухмылке: неужели они в серьез думают, что я сбегу от них, когда на ногах-то ровно стоять не получается? Опускаю глаза вниз и еле заметно машу головой из стороны в сторону, потешаясь над своей же шуткой. Хеймитч бы оценил, а вот Китнисс наверное нет… или…       Меня провожают в ванную, срывают тюремную робу и заставляют встать под душ. Еле теплая вода градом бьет по спине, смывая грязь, кровь и позор. Небольшие ранки и содранную кожу на запястьях и лодыжках неприятно щиплет, а под исчезнувшим слоем пыли, сажи и пота расцветают большие лиловые синяки. Зеркала здесь нет, но я знаю, что похудел: миротворцы не щедры на угощения. Разве что на пару лишних тумаков. Пожалуй, вот это бы Китнисс понравилось… или… я не уверен…       - Шевелись, - угрюмо говорит страж, кидая мне кусок мыла, от которого благоухает хорошим букетом красных роз и нежных пионов. Значит, все-таки интервью.       Я принимаюсь намыливать все тело, лишь бы не думать о нем, но все равно думаю только об этом. Они бросили меня. Повстанцы. Однако я не виню их: что моя жалкая жизнь в сравнении с их грандиозной целью? К тому же, сейчас я, вероятно, мешаю им своими попытками защитить Китнисс. И буду продолжать делать это до последнего вздоха, потому что люблю ее больше своей жизни.       На белоснежном полотенце, которое мне дают, остаются следы от крови, а огромный халат можно обернуть вокруг меня пару раз. Но это ненадолго. Парочка хмурых и молчаливых стилистов быстро приводят меня в состояние «базис- ноль»: уложенные на бок волосы снова сияют, на губах не видно ни одной трещины, а толстый слой пудры прячет от зрителей синяки, порезы и неестественно бледную кожу. Идеально пошитый костюм оказывается слегка великоват, но они говорят кому-то, что если я буду сидеть, то никто не заметит. Я снова трибут, которого нарядили для Капитолийцев. Для новой Игры.       В просторном коридоре президентского дворца эхом слышен стук моих ботинок, пока миротворцы ведут меня куда-то. Вокруг столько света и тепла, отчего что-то в груди больно сжимается при шальной мысли о том, как мне не хватает этого. Великолепные пейзажи, выполненные кистью гениального художника, так и манят остановиться и помечтать. Огромный луг с разноцветным ковром одуванчиков, незабудок и васильков, маленький деревянный домик на опушке леса, пара очаровательных ребятишек на берегу озера – все это могло бы быть у меня, стоит только попросить. Еще не поздно все повернуть в свою пользу. Но я отворачиваюсь и опускаю глаза: жизнь Китнисс желанна мне более всего.       Я часто думаю о ней, особенно, когда плаваю между границей реальности и боли. Вспоминаю как увидел ее в первый раз, как прятался, провожая ее домой, как бросил хлеб, как ее губы прижимались к моим и в темноте ночи просили остаться. Этот алгоритм помогает не сойти с ума. Но иногда я не могу вспомнить цвет ее платья, в котором она была в тот самый день, взяла ли хлеб и кричала ли мое имя перед тем, как арена разрушилась. Боль вытесняет все мельчайшие детали, не позволяя забыть о себе ни на минуту. Я борюсь, каждый день напоминая о своей любви к Китнисс. Уж это они никогда не отнимут от меня.       Миротворцы останавливают меня у больших дверей и спешат открыть их. Покорно жду, и до моих ушей долетает обрывок фразы Сноу:       - … они стали огромной проблемой. Готовьте планолеты: пора с ними заканчивать. Не сразу понимаю смысл этих слов, пока меня не подталкивают внутрь, и я не замечаю широкую улыбку президента.       В прошлый раз в этой самой комнате мы заключили договор: Сноу обещал сохранить Китнисс жизнь, если мне удастся убедить повстанцев сложить оружие.       - Мистер Мелларк, - приветствует он меня и указывает на кресло перед собой: - присаживайтесь. И я принимаю его приглашение, занимая предложенное место и смотря глаза в глаза. Сейчас я не замученный пленник и даже не напуганный трибут, я - победитель, надменный и дважды обманутый. «Пора с ними заканчивать». Договор расторгнут в одностороннем порядке. И в виде компенсации за свою потерю я не получу ничего кроме боли.       - Повстанцы не желают сдавать оружие, мистер Мелларк, - начинает Сноу издалека, внимательно изучая мое лицо. – Группа оппозиционеров проникла на государственный объект в Седьмом дистрикте и утроила взрыв. Далее были разобраны железнодорожные пути, из-за чего поезд сошел с рельс и погибли люди… Я молчу, не разрешая дать себе слабину и позволить ужасу отразиться на моем лице. Игра еще не закончилась. «Пора с ними заканчивать».       - Они не понимают что делают, пока беда не приходит в их дом, - продолжает президент. – Они не знают цену, которую платят самые смелые и отважные. Не знают, что значит быть в центре событий, не так ли?       - Так, - киваю. Вот он – момент, перед тем как решится исход. Давай, Сноу, скажи мне это прямо в лицо. Я был твоей марионеткой, неужели я не заслужил хоть капельки правды?       - Ты очень умный мальчик, Пит, - улыбается он. – И я знаю, что ты сможешь убедить их в обратном, когда через час состоится обязательный к просмотру прямой эфир. Нет, не заслужил. На секунду мне хочется громко расхохотаться, но следующая догадка вышибает из моих легких весь воздух. Игры еще не закончились: Сноу готовится сделать очередной ход своей главной пешкой.       - Ваша речь, - он протягивает мне карточку, исписанную ровным и красивым почерком, а я, все еще во власти своих эмоций, машинально беру ее в руки. «Пора с ними заканчивать». «Пора с ними заканчивать». «Пора с ними заканчивать».       Я не замечаю как остаюсь в кабинете один. Волны отчаяния накрывают меня с головой одна за другой, не давая опомниться. Он убьет ее, а я приманка. Она там, куда уже летят планолеты, а я здесь, читаю речь, которая должна отвлечь всех. Глаза бегают меж строчек, а в голове лишь она: улыбается и смеется. Я уже потерял ее. Навсегда.       Миротворцы снова приходят за мной, чтобы проводить в студию, и я подчиняюсь им, сгорая на невидимом огне своего сердца. Еще никогда в жизни я не ненавидел себя так сильно. Меня усаживают на большой стул перед камерами, а миротворцы с оружием наизготовку замирают чуть поодаль. Глупцы. Они уже убили меня: Сноу прекрасно знает, что Китнисс – вся моя жизнь. Крупная дрожь неустанно бьет тело, а на лбу проступает испарина. Мне страшно. Каждая минута может стать последней для нее, а я здесь и ничего не могу исправить.       - Пятисекундная готовность! – кричат из аппаратной и все замирают. – Мотор!       Оператор берет крупным планом президента, а меня охватывает еще большая паника. Что же я делаю? Почему не отказываюсь, если знаю, что ее уже ничто не спасет? Я надеюсь. Надеюсь, что люди одумаются и наши с Китнисс жертвы будут хоть что-то значить.       Камера начинает отъезжать назад, и на экране на противоположной стене появляюсь я. Мне требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя, если это вообще возможно в этой ситуации.       Карта Панема рядом со мной оживает, и я начинаю говорить. Прошу остановится и понять, насколько дорогую цену им предстоит заплатить. Разве жизни близких и любимых ничто по сравнению со свободой? Пожар, взрыв, катастрофа – рассказываю я, и виню их в том, что воля для них важнее. Да я бы лучше до конца своих дней пробыл в заточении Сноу, лишь бы Китнисс была жива. На секунду экран искажается и вместо меня там появляется Китнисс, стоящая посреди развалин.       - Продолжай, - шипит Сноу и Китнисс исчезает.       - Атака на водоочистительную станцию… - бубню я, хотя все внутри меня перевернулось с ног на голову. Но сигнал снова пропадает, и я вижу Финника, говорящего о чем-то. Сноу в ярости; из аппаратной слышны крики. Вокруг суматоха: никто не может понять что проиходит. Но вот сигнал восстановлен, и президент переводит камеру на себя:       - Мы подверглись информационной атаке со стороны мятежников, которые пытаются сорвать трансляцию, чтобы скрыть свои преступления. Но мы не позволим, чтобы это сошло им с рук. Как только мы заблокируем их передачи, вы сможете посмотреть программу в полном объеме. Мятежники. Они еще живы. Она еще жива! Она смотрит это интервью! Это настолько выбивает меня из колеи, что я не сразу понимаю что делать, когда Сноу просит сказать пару слов Китнисс.       - Китнисс…- выдыхаю я, отчаянно думая что сказать. Это мой шанс предупредить ее, пока не поздно. – Подумай, к чему это приведет. Что останется в конце? Никто не может быть в безопасности: ни в Капитолии, ни в дистриктах. А вы… в Тринадцатом… - я почти задыхаюсь, мысленно благодаря всех и вся за предоставленную возможность, даже если и цена за нее – моя жизнь, – не доживете до завтрашнего утра!       - Выключай!- кричит Сноу, но я уже исчез: вместо меня снова Китнисс. Ее фотография. Капитолийцы застигнуты врасплох, но для меня это знак: повстанцы видят и слышат меня.       Я пытаюсь сказать, что люблю Китнисс, пока еще помню об этом. Пока я еще жив. Но стоит мне открыть рот, как Сноу толкает камеру на пол, кивая миротворцам, которые тут же сшибают меня со стула. Пару секунд я просто лежу на холодном белом кафеле, потом получаю сразу несколько ударов в живот, а кто-то пинает меня прямо в лицо. Хруст пропадает в моем крике, и сознание на несколько минут ускользает от меня.       Я прихожу в себя уже в коридоре. Несмотря на боль и кровь, хлещуюся из сломанного носа, я улыбаюсь, когда меня под локти тащат из студии. Я знаю, что скоро умру, но это не страшно, потому что они казнят не трибута, не победителя, не пленника, а простого пекаря из дистрикта Двенадцать, который сделал все, чтобы спасти ту, которую любит. Как и всегда.