Массивный деревянный стол занимал значительную часть пространства полукруглой комнаты. Столики поменьше, более похожие на пьедесталы, обосновались чуть в стороне, в хаотичном порядке. Поверхность каждого занимали различные безделушки, сейчас не активированные. О предназначении каждой из них, наверное, знал только сам хозяин кабинета.
Каждого, кому довелось побывать директором волшебной школы, увековечивали в памяти с помощью портретов. И сейчас их изображения, разбуженные среди ночи, недовольно смотрели на нарушителей спокойствия. Впрочем, те игнорировали и укоризненные взгляды, и показное раздражение нарисованных волшебников.
Возле стола, скрестив руки на груди, стоял Альбус. Более часа тому назад ему доложили об инциденте, произошедшем в Запретном лесу. Дамблдор уже собирался отойти ко сну, как встревоженная МакГонагалл прислала патронус. Серебристая кошка голосом Минервы поведала о несчастье, приключившимся с юным Лонгботтомом.
Когда лесничий принес Невилла в больничное крыло, гриффиндорец находился в ужасном состоянии. Мальчик потерял много крови (причина не ясна), а также получил перелом руки и сотрясение мозга. А ссадин и ушибов — не счесть. Поппи в данный момент занималась его лечением, выгнав всех преподавателей (Дамблдора, МакГонагалл и Снейпа) из лазарета.
Декану Гриффиндора пришлось выпить успокоительного зелья. Бедняжка, она еще не отошла от инцидента с мисс Грэйнджер, а тут снова представитель ее факультета пострадал.
Оставив Помфри заниматься мальчиком, Альбус пригласил Хагрида в свой кабинет, где и выяснил у него все подробности ночного приключения. Сказать, что Дамблдор был недоволен безответственностью Хранителя ключей, будет преуменьшением. Как он мог оставить детей без присмотра? Директор высказал свое разочарование Хагриду. Лесничий, с каждым произнесенным Альбусом словом, казалось, становился все меньше, пристыженно опуская глаза и чувствуя колоссальную вину. Единственное, что выступало смягчающим обстоятельством, — такое случилось впервые за все годы, когда он водил школьников в лес на отработки.
Выслушав сбивчивые, но искренние извинения, директор немного смягчился, но злость полностью не угасла.
Понурив голову, полувеликан направился к выходу из кабинета директора. Остановившись у ступенек винтовой лестницы, Хагрид шмыгнул носом, потоптался на месте и развернулся к Дамблдору, открыл рот, будто хотел что-то еще сказать, а потом закрыл, тяжело вздохнул и вышел.
— Альбус, Вы слишком мягко поступили с этим нелюд… — один из портретов, на котором была изображена представительная женщина с высокой прической и грубыми чертами лица, заговорил.
— Расистка, — процедил другой портрет, полного мужчины с бакенбардами, перебивая даму. — Я считаю, что наоборот, Вы, директор, были излишне суровы.
— Да как Вы смеете! — возмущенно воскликнула обвиненная в приверженности к столь популярной за последнее столетие среди магов идеологии — ее нарисованное лицо покрылось красными пятнами.
— Еще как смею, — ответил тот же волшебник. — Вы…
Альбус перестал слушать перебранку бывших директоров Хогвартса, он уже к ним привык, и не пытался вступить в полемику с ними, как в начале карьеры. Все равно это все бессмысленно, а в конце он же и окажется виноватым. Благо, они не позволяли себе так себя вести в присутствии посторонних. А ссоры волшебников из разных эпох — явление скорее закономерное, чем исключительное.
Дамблдора больше тревожил не выговор, который он устроил Хагриду, и даже не то, что первокурсник пострадал под присмотром лесничего. Нет, директора беспокоила смерть единорога. Столь ужасающий поступок, как убийство невинного животного, несущее проклятие тому, кто его совершил — красноречиво говорит о личности убийцы. И Альбус имел несчастье знать двоих магов, которые могли совершить это злодеяние. И только один находился в отчаянном положении для подобного безрассудства. Том Риддл. Волдеморт. Темный Лорд. Лучший ученик, гордость любого учителя, а многим позже — ужас Магического мира.
Он, в отличие от многих, не разделял мнение о смерти Неназываемого. Дамблдор изучил метку Северуса — ее хозяин находился в этом мире. Исчезновение Волдеморта лишь временное явление. Темный Лорд воскреснет, Альбус это знал, тот слишком цеплялся за жизнь. И тогда мирной жизни придет конец. Даже такой отъявленный оптимист, как Дамблдор, осознавал, что Тома не переделаешь, он будет и дальше пытаться захватить власть, проливая реки крови на своем пути.
Государственный переворот — не всегда плохо. Иногда он необходим или неизбежен. Меняются времена, а люди все также стремятся к власти. Этого не искоренить. Да и не надо. Альбус не настолько идеалист, чтобы не понимать: без войн и революций нет прогресса. Но Том… Он не революционер и не амбициозный политик, нет, Риддл стократ хуже. Еще в подростковом возрасте у него проявлялись психопатические наклонности. Волдеморт причиняет боль не потому, что в этом есть необходимость (как бы ни было прискорбно в этом признаваться, но иногда без этого невозможно обойтись). Нет, Темный Лорд упивался болью и страданиями других, и дело не в темной магии, а в самой личности Тома. Завоевав власть, Том не прекратит убивать, он не остановится, пока не уничтожит всех: магов, магглов…
Риддл грезил бессмертием. Страх смерти во время Второй мировой войны превратился в фобию, которая правила его судьбой. На беду Магического мира, юный Том обнаружил один из секретов достижения вечной жизни — но не известно какой. Были лишь предположения без доказательств.
Альбус имел догадки, что Том увлекся магией душ. То ли сжигал кусочки своей сущности для каких-то своих нужд, то ли пытался повторить ужасное деяние Герпия Злостного и создать крестраж. Подозрения набирали силу с каждой новой встречей с Томом, чья внешность с каждым десятилетием искажалась, уродовалась. Подобные метаморфозы являлись доказанным следствием повреждения души. Естественно, объяснение потери былой красоты Риддла могло быть иным, он не отрицал. Возможно, заигрывая с темной магией, он нанес своей сущности ужасную травму.
Когда Том пришёл к нему, желая занять должность профессора ЗОТИ, Дамблдор не попытался ничего узнать с помощью легилименции. Не из-за нравственных соображений, а просто по причине того, что с помощью нее не всегда можно узнать все необходимое. По крайней мере, если ты ограничен во времени. Разум волшебника — не книга, его просто так прочитать невозможно. С помощью легилименции волшебник ищет нужное по ассоциациям, и уже потом интерпретирует, как может. Воспоминания, образы более похожи на сонную муть, в них нет четкости. Чтобы найти в разуме Риддла нужные данные, понадобится много времени, так тогда подумал Дамблдор, будучи еще не настолько опытным в данном разделе магии. Директор сомневался в том, что Том окажется настолько любезен и даст возможность покопаться в своем разуме пару часов, а то и более.
После падения Темного Лорда Альбус подтвердил догадки о бессмертии Риддла. Дамблдор исследовал магию Черных меток — еще одно гениальное изобретение Волдеморта — но не до конца разобрался. К своему стыду, директор не знал, как их снять, не убив носителя. Эти метки соединяли каждого последователя с их Господином. Знак принадлежности к Пожирателям виден всем только первую неделю после того, как его поставили. Потом, по желанию, любой носитель может ее скрыть. Из-за этого свойства Метки, во время войны невозможно было сказать кто друг, а кто враг. Директор точно знал: если бы Темный Лорд умер окончательно, то Метки просто исчезли бы. А этого не произошло — Волдеморт всё-таки достиг бессмертия.
Том воскреснет — это факт, но он порождает вопрос: когда? В идеале, хорошо бы проконтролировать этот процесс. И прошлым летом родился гениальный план, как это сделать. Завлечь Риддла приманкой, которая дарует ему тело. Философский камень — сколько легенд ходит вокруг этого выдающегося творения алхимика. Да, камень может оживить человека, находящегося на пороге смерти, дарует вечную жизнь, несметные богатства. Но если его использует Волдеморт, он вернет себе тело… и окаменеет. Только Николас и его жена могли использовать камень без побочных эффектов.
Николас позволил Альбусу изучить камень. Созданный им Эликсир, казавшийся идеальным, вызывал окаменение у подопытной мыши через неделю. Дамблдор на всех этапах эксперимента, как не силился, но не заметил ничего подозрительного в Философском камне, а также напитке из него. Как пояснил Николас, без магии и крови Фламеля, его творение не будет работать должным образом. Альбус, не понаслышке знакомый с алхимией, затруднялся решить данную задачу. Он обоснованно не верил, что Риддл добьется успеха там, где Дамблдор, имея как знания по нужной дисциплине, так и наставления Фламеля, потерпел поражение.
За сохранность камня они не тревожились. У него был «срок годности»: количество раз, которым можно им воспользоваться, ограничено. Философского камня хватит, по заверениям Николаса, максимум на два Эликсира жизни, и он превратится в обычный булыжник.
Идея спрятать Философский камень в школе принадлежала не Альбусу, а Фламелю. Тот положил Камень в «Гринготтс» и отдал директору Хогвартса ключ от сейфа. Отправить Хагрида за Камнем — тоже инициатива бессмертного алхимика, чтобы привлечь как можно больше внимания. Лесничий, после исполнения поручения, распространил информацию о важном поручении, которое он выполнил для директора. Тут пришлось пойти на хитрость, ведь простодушный полувеликан не умел играть. Николас под оборотным зельем споил Хагрида, добавив в алкоголь зелье болтливости. Для Хранителя ключей, которому и в трезвом виде сложно держать язык за зубами, этого хватило. И, конечно, правильно заданные вопросы Фламеля сыграли не последнюю роль.
Надо сказать — это сработало. Заинтересованные личности смогли провести параллель между Камнем и местом, где его спрячут, еще до начала учебного года.
Квиррел, как подозревал Альбус, последователь Темного Лорда, которому дали задание выкрасть Камень. Но тот не торопился, и Северус стал пытаться спровоцировать профессора ЗОТИ на действия, но пока безуспешно.
Директор до сих пор себя корил за просчет и за загубленную жизнь маленькой девочки. Тролль был предлогом, чтобы враг смог ознакомиться с защитой, хотя бы поверхностно. Он не думал, что Квиреллу хватит дурости выпустить монстра. Ведь для отвлечения внимания есть сотни более простых решений. Дамблдор переоценил разум профессора ЗОТИ, и его ошибка привела к очень печальным последствиям.
Но смерть единорогов значила, что и сам Темный Лорд находится в окрестностях замка, а это вызывало тревогу. Одно дело — Пожиратель, а другое — его Господин. Альбус строго-настрого запретил с этого дня водить школьников в Запретный лес, пока не исчезнет угроза.
Полоса препятствий до Философского камня была смехотворно простой. Только комната, где был спрятан шедевр алхимии, по-настоящему имела защиту. Но потом он ее переделал, найдя Зеркало Еиналеж.
Поздно ночью Альбус возвращался из Больничного крыла, где засиделся, обсуждая с Поппи новую теорию подающего надежды молодого колдомедика. И лестница взбунтовалась, повернула в другую сторону. Как же он был удивлен, когда заметил двух первокурсников, которые прошмыгнули в одну из классных комнат, которой, по воспоминаниям Дамблдора, не должно существовать. Школа таила бесчисленное множество неразгаданных тайн, и такие комнаты изредка появлялись. Проследовав за школьниками, он увидел детей, сидящих напротив мифического Зеркала. Разогнав их по гостиным, Альбус сам просидел до рассвета, погруженный в мир грез. Когда небо окрасило алым, и сквозь витражи больших окон стал пробиваться свет, у Дамблдора появилась идея сменить защиту, используя Зеркало. Провозившись больше недели, он смог поместить приманку для Волдеморта внутрь Зеркала. Теперь Альбус был уверен, что тому понадобится время, чтобы разгадать способ, как вытащить Камень. Чем больше Том или его последователь провозится, тем лучше — меньше шансов, что они заподозрят ловушку.
Дамблдор почувствовал боль в спине, которую он успешно игнорировал в течение дня, стоило лишь ему присесть в кресло и расслабиться — старость давала о себе знать. Портреты затихли, спор прекратился, и, как обычно, каждый из них остался при своем мнении. На столе появился заварник и чашка, а также блюдце с лимонным шербетом. Директор улыбнулся, ему была приятна забота эльфов.
Взяв чашку из тонкого, прозрачного фарфора, расписанную маленькими розочками, он обхватил ее двумя руками, грея ладони. Мысли с Темного Лорда непроизвольно перешли на Гарри Поттера. Ему сложно непредвзято оценивать мальчика, Гарри слишком походил на Тома Риддла в его лучшие годы. Бесспорно, оба талантливы, харизматичны, но у Поттера было то, чем всегда был обделен Том — умение прощать и любить.
Альбус навестил миссис Фигг, после того, как не увидел на лбу мальчика шрама в виде молнии. Это произошло в конце сентября, во время ужина, когда Дамблдор столкнулся с первокурсником Слизерина в дверном проеме Большого Зала. Сквозняк приподнял челку мальчика, и Альбус с недоумением разглядывал чистый лоб национального героя, без намека на какие-то изъяны. Гарри поздоровался с ним и прошел к своему обычному месту за столом Слизерина, а Дамблдор простоял еще минуту на том же месте, прежде чем выйти из Зала. Стыдно признаться, но директор на следующий день проверил личность мальчика — заклинание показало, что перед ним Гарри Поттер. Давая волю своей паранойе, Альбус проверил еще и кровь, которую взяла Поппи во время планового осмотра первокурсников. Никаких других имен она не показала. Не забыл он проверить и на одержимость. Результат был отрицательным.
Подивившись этой странности, Дамблдор навестил соседку Дурслей, а также его хорошую знакомую Арабеллу Фигг.
— Альбус, хватит ходить вокруг да около. Я прекрасно понимаю, что это не светский визит, давайте, выкладывайте, с чем вы ко мне пришли? — прямо задала вопрос собеседница, после того, как они обсудили общих знакомых.
Директор оставил чашку с недопитым чаем, его лицо приобрело серьезное выражение:
— Арабелла, когда пропал шрам у мистера Поттера?
— Шрам? — Фигг удивленно моргнула, не ожидая подобного вопроса. — А разве он пропал?
— Да, к счастью или нет, сказать не могу, но его больше нет, — произнес Дамблдор и непроизвольно дернулся: один из многочисленных питомцев из семейства кошачьих, рыжего цвета, посчитал, что его нога прекрасно заменит когтеточку.
— Хотя… — задумчиво протянула женщина. — Могу сказать наверняка — до восьми лет у него точно был шрам. Петунья тогда любила коротко стричь мальчишку, это сейчас она позволяет ему отпускать волосы. Эх, в мои времена… — длинные волосы самого Альбуса были удостоены неодобрительного взгляда.
— Но даже если волосы и закрывали шрам, вы же должны были временами его видеть? — допытывался он дальше, игнорируя упрек в свой адрес.
— Понимаете, — смутилась Арабелла. — Последние годы без очков я почти ничего не вижу, но в них я выгляжу так… — неопределенно махнула рукой миссис Фигг. — И я к ним никак не могу привыкнуть, вечно забываю надеть. За что и поплатилась — сломала ногу, — она выразительно посмотрела на упомянутую конечность в гипсе.
— Может мне попросить Поппи вас осмотреть? — проявил беспокойство Дамблдор, одной рукой снимая наглого кота со своей ноги.
— Не стоит ее утруждать, нога почти зажила, — поспешно отказалась любительница кошек, которая иррационально боялась колдомедиков и лишний раз старалась к ним не обращаться, справедливо полагая, что и так все пройдет.
— Так вот, шрам пропал, скорее всего, год или два тому назад, — свернула с неприятной темы Арабелла, возвращаясь к сути визита.
— Спасибо, Арабелла, вы мне очень помогли, — поблагодарил директор, вставая, и поспешно добавил, видя что и женщина пытается подняться с кресла. — Не нужно меня провожать.
— Хорошо, — с видимым облегчением произнесла женщина.
— А, кстати, как поживает Петунья и Вернон? — напоследок спросил Альбус.
— Вы хотите узнать, как они относятся к мальчишке Поттеров? — проницательно усмехнулась миссис Фигг. — Сейчас они ладят, сдается мне, что Петунья переросла свою неприязнь к сыну сестры. Последние полгода Поттер почти все свое время проводил с теткой. Поговорите лучше с ней сами. Только вам придется подождать до завтра, — предостерегла она. — Дурсли гостят у друзей в Лондоне.
— Так и поступлю, — улыбнулся Дамблдор, никак не комментируя, что женщина правильно поняла суть вопроса. — Если все же надумаете обратится к Поппи…
— Идите уже, — с напускным гневом произнесла Арабелла. — Без нее обойдусь.
— До свиданья, — попрощался Альбус и, выйдя в коридор, аппарировал прочь. А на следующий день он навестил родственников Гарри, и у него появились догадки, как исчез шрам.
***
Авада Кедавра — всего два слова — и жизнь прерывается. Страшное, запрещенное заклинание, несущее лишь смерть, от которой не огородиться щитом. Никто, кроме первокурсника Слизерина, не смог его пережить. Аномалия — говорят волшебники, неизученный феномен — всегда думал Альбус. Держа на руках ребенка с серьезными зелеными глазами, Дамблдор боролся со своим внутренним демоном, темной стороной, которая ему ласково шептала:
— Разгадай эту тайну. Чего стоит благополучие одного волшебника, если на кону одно из величайших открытий этого столетия? Разгадка может спасти сотни жизней, если не больше.
Какими бы заманчивыми ни казались эти слова, но он научился бороться и одерживать верх над искушениями, будучи еще подростком. Только цена такой победы непомерна — больше никогда не услышать ему в реальности звонкого голоса сестры.
Накладывая согревающие чары на корзинку, где спал малыш, холодной осенней ночью, незадолго до рассвета, Альбус положил письмо в нее, которое благодаря магии сможет прочитать лишь адресат.
Бросив последний взгляд на маленького Гарри Поттера, директор пообещал себе, что приложит максимум усилий, чтобы у мальчика было нормальное детство.
— Слабак, — презрительно прошипела его не лучшая сторона.
— Возможно, — согласился вслух Альбус, глядя на алеющее небо сквозь открытое окно в кабинете. Морозный воздух потушил свечи.
***
Делая глоток остывшего чая, в мыслях Дамблдор вернулся к настоящему времени. Директора заполнило сожаление о том, что он не поддался искушению и не исследовал шрам, который так внезапно пропал. Нет ни литературы, ни человека, способного дать ответ на вопрос: почему его не стало? И он собственноручно этому поспособствовал. Оставалось только строить догадки.
«Ты, как всегда, идешь по сложному маршруту, — укорил Альбус сам себя. — А почему бы не побеседовать с Гарри об исчезнувшем шраме?».
«Тук-тук» — раздался громкий звук, и, не дожидаясь реакции хозяина кабинета, дверь открылась, пропуская взволнованную МакГонагалл.
— Альбус, Поппи просит вас срочно явиться в больничное крыло! — воскликнула женщина.
Оставив недопитый чай, привычно игнорируя боль в спине, Дамблдор вскочил и без промедлений направился на выход, зная, что школьный колдомедик не склонна впадать в панику по пустякам и если он там нужен, то должен прийти как можно быстрее.
— Что случилось? — на ходу поинтересовался директор.
— Сами увидите, — бледная, как мел, МакГонагалл не пожелала вдаваться в подробности.
В рекордные сроки они добрались до больничного крыла, сзади них, на входе, послышались громкие шаги. Практически бегом к ним мчался Северус Снейп.
— Я послала за ним патронус, после того как отправилась к вам — пояснила профессор Трансфигурации на вопросительный взгляд Альбуса. Директор одобрительно кивнул. Женщина решила не уточнять, что подумала об этом, будучи, практически, возле кабинета Дамблдора.
— Вы чего мнетесь, словно юнец на пороге родительского дома его возлюбленной? — ворчливо поинтересовалась Помфри, услышав топот ног за дверью, которую она открыла. — Живо заходите!
Волшебники послушно вошли внутрь.
— Что случилось? — задал Дамблдор тот же вопрос, что и Минерве.
— Лонгботтом, конечно, знатно пострадал, но ничего выходящего за мои возможности с ним не произошло, — невпопад ответила Поппи. — Я так думала вначале, пока… Да это вам самим нужно видеть, — Помфри повела Альбуса и Северуса к койке, на которой лежал Невилл, у него был измученный вид даже во сне.
— Полюбуйтесь, — произнеся это, колдомедик расстегнула пуговицы рубашки, в которую был облачен мальчик, открывая вид на красный, воспаленный шрам, формой напоминающий букву Z. — Я ничем не могу его залечить! — раздраженно воскликнула Помфри и осеклась, вспоминая, что сама всегда просит соблюдать тишину в лазарете.
— Мерлин всемогущий, не может этого быть, — прошептал Дамблдор и достал волшебную палочку, намереваясь подтвердить или опровергнуть страшную догадку. Снейп, стоящий за его спиной, промолчал, но был полностью солидарен с высказыванием директора.
Равнодушное солнце неспешно просыпалось от сна, развеивая мглу. Этой ночью никому из присутствующих в больничном крыле, кроме единственного пациента, не довелось оказаться в объятьях Морфея.
