Kizuai

«Он не придёт на помощь после всего, что ты сделал для него?» Слова девушки эхом отзывались в голове. Невысокий худощавый брюнет брошенной марионеткой упал на замусоренный бетонный пол пустующего здания. Тонкие смоляные пряди прилипали ко лбу, мышцы ежесекундно сводило от напряжения. Лицо, бледное, как нарождающаяся луна, было опущено, а луна в небе была иллюзией. Неужели он проиграл из-за этого фальшивого грязно-белого кругляшка? Нисей ощущал металлический привкус редких поражений. Вместе со своим Возлюбленным или без него юноша одерживал победы одну за другой, и казалось, что их пара действительно может всё. Как же получилось, что сейчас он стоит на коленях, осознавая собственное бессилие? – Что ты делаешь, Нисей? – голос Жертвы звучал поразительно спокойно, словно Аояги не присутствовал при сражении, а пил чай в своей комнате под ворчание надоедливого домработника. – Заканчивай с ними. Этот голос всегда оставался спокойным, однако за мнимым спокойствием скрывалось столько же эмоций, сколько и за улыбкой Акаме. И сейчас Возлюбленному не нравилось, что его Боец дал слабину. – П… Прости, – поспешно отозвался черноволосый юноша, чувствуя, как по виску стекает холодная капля. – Бесполезно, – влезла Микадо. – Почему он тянет весь бой на себе? Двое против одного – наша сила несопоставима. Двое сильнее, чем один, – логичное для большинства умозаключение. Пара победит одинокого Стража, который может надеяться лишь на поддержку своей Жертвы, – так было всегда. Однако любимчик Ритсу, отданный перспективному ученику, опроверг это правило, а следом за ним – второй Боец, которого Сеймей разыскал самостоятельно. Сеймей позвал его с собой, потому что… – Серьёзно, – продолжала девушка, – ты просчитался, если думал, что твой прихвостень выиграет в одиночку. Обращаться со Стражем следует иначе. Акаме отвёл взгляд от Безлунных, демонстрирующих трепетную заботу друг о друге. Возлюбленный не допускал даже случайных прикосновений, а о подобных нежностях и речи быть не могло. Признаться, Боец не терпел сюсюканья и сам, однако чужая трогательная любовь его раздражала, как раздражает всё то, чего лишён. – А теперь, – Микадо улыбалась кротко и ласково, – прикончи его для меня. Черноволосый Страж не двинулся. Ненависть противников была обоснована, и, окажись юноша на месте Гомон, он поступил бы аналогично. Жалел ли он о своём поступке? Нисколько. Было ли ему жаль себя? Вряд ли. Мысли брюнета были об одном… – Нисей, – Аояги нетерпеливо глянул на правое запястье, – ты должен всё уладить. Боец стиснул зубы и опёрся ладонью на холодный бетон. В кожу впились каменные крошки, битое стекло и прочий мусор, что накопился со временем в этом пустынном месте. Взгляд юноши зацепился за валяющийся у самого колена болт, блестевший в свете фальшивой луны. Новый, словно он был брошен нарочно напоминанием о том, что сам молодой человек – всего лишь часть чужого плана, небольшая шестерёнка механизма часов, на которые только что глядел Агнец. Неожиданная мысль холодным бледным лучом пронзила сознание. Акаме глубоко вдохнул пахнущий дождем воздух. – Слушаюсь, – севшим голосом произнес брюнет, обернувшись через плечо и встречаясь глазами с Возлюбленным. Сеймей выглядел в точности так же, как в их первую встречу: губы тронула лёгкая улыбка, взгляд был непривычно тёплым, завораживающим. Именно таким Страж увидел тогда его, протягивающего руку, упрямого, пленяющего исподволь. Сеймей требовал немногого – безоговорочного подчинения – и очарованные его умом и харизмой следовали за старшим Аояги без сомнений. Черноволосый Боец не был единственным, не был незаменимым, но его не заменяли. Почему? Чем так важна «милая собачка»? Нисей не тешил себя иллюзиями. С самого первого момента он понимал, что не интересен Возлюбленному сам по себе, а нужен исключительно из-за силы. Акаме попросту использовали. Но Сеймей привлекал его помимо воли. Он был прекрасен… – Нисей, – повторил негромкий настойчивый голос, – как хочешь, но выполняй. – Да, – прозвучал ответ. – Я сделаю, – встрял в разговор Агатсума. Стоявший на коленях Страж вспыхнул. Снова ненавистный блондин пытается отобрать то, что предназначено не ему. – Тебя это не касается, – бросил разозленный юноша. – Не лезь! – Зачем ты вмешиваешься? – осадил Соби Агнец. – Пожалел Нисея? Сочувствуешь ему? Разве не ненавидишь? Брюнет, чувствуя себя униженным, сжал зубы. Чужая жалость, жалость того, кто оказался рядом с Возлюбленным волей случая, по прихоти учителя, совратившего покорного ученика, оскорбляла его. Агатсума… Непобедимый, неуязвимый, нелюбимый. Сражающийся так же один. – Почему ты заставляешь его биться в одиночку? – Микадо выглядела возмущённой. – Какая чушь. Мы так не поступаем, – она гордо продолжила, возвещая прописную истину: – Удел Жертвы – принимать боль Бойца. Акаме вскинул голову. Допустить, чтобы Жертва испытывала боль по твоей вине? Для того он и сплетал узор заклинаний, чтобы ничего не могло повредить Аояги. Глупый предрассудок, позволяющий оправдаться тем, кто совершенно бесполезен. Сеймей не мог испытать позора поражения, и он, его настоящий Боец, не допустит этого. Он сделает всё, что сможет. И даже невозможное. Решение было. Нисей встал, пошатываясь от усталости и каждую секунду рискуя снова рухнуть на колени. Тяжелое дыхание нарушало вязкую тишину, влажные волосы блестящей шелковой занавесью закрывали бледное лицо, но, когда юноша поднял голову, Безлунные невольно вздрогнули: беззвёздными глазами на них глядела Тьма. Она сгущалась за спиной Стража, рванувшись вперёд вместе со слетающими с губ словами. – Светом багровой луны будет мир искажён, Криками боли пронизана ночь и тенями. Тьма гибкими лентами струилась навстречу противнику, врезаясь в казавшийся безопасным пятачок света, защищаемый Фудзиварой. Брюнет щурился от боли, уязвленной змеёй шепча заклинание: – Нежной любви увядающий белый пион Жадно поглотит неистово-чёрное пламя. Чёрным сияньем луны обескровлена ночь – По побелевшим от напряжения губам скатилась густая тёмная капля, и тьма рассыпалась мириадами звенящих осколков. – Нет безупречности, нет белизны без изъяна. Ночь прорезал вскрик – два голоса в унисон. Вместе с дождём по земле побежали тонкие ярко-красные струйки. – Тщетно стремление силу любви превозмочь, Что невзначай оставляет багровые раны. Обессилевший Нисей опустился на мокрый бетон рядом с поверженными противниками. Все тело знобило от выступившего липкого пота. Другие сказали бы, что он чудом одержал победу, но сам Акаме знал: его спасло не чудо, а собственное упорство, часы мучительных тренировок, заставляющих после сжиматься от боли. Работа над заклинаниями подобного типа велась давно, и пока они, далёкие от совершенства, причиняли вред собственному телу. И всё-таки упускать даже такой опасный шанс было нельзя. Выиграть во что бы то ни стало было долгом Стража и личным желанием. Взять верх помогла безумная безответная любовь и осознание того, что он не сможет спрятаться ни за чью спину. Оружием юноши была тьма, и он был один в этой тьме, а мерцающее созвездие букв лишь делало окружающую со всех сторон темноту более плотной. Нисей – Боец Возлюбленного, однако становился ли от этого Возлюбленным он сам? – Заканчивай, – раздался безучастный голос старшего Аояги. – Этот Страж не может защитить свою Жертву, хоть и кичился этим. Следует уничтожить его нелепую гордость. – Сеймей, – вмешался наблюдающий за происходящим блондин, – его уже не держат ноги, он не… Агнец нахмурился, недовольный возражениями Агатсумы, и Нисей не удержался от усмешки: попытка вступиться за противников выглядела донельзя неуклюжей и бессмысленной. – Я отдал приказ своему Стражу, – холодно бросил Аояги, – и мой Страж выполнит его. Поторопись, – обратился он к сидящему на земле молодому человеку, – нам пора возвращаться. Акаме молча кивнул и начал подниматься, цепляясь за стену. Соби был прав: сил закончить все, используя Систему, не осталось, и даже шаги давались с невероятным трудом. Но Нисей шёл, потому что блондин ошибался: единственное, чего он не мог, – ослушаться приказа Возлюбленного. Девушка была без сознания, а Боец тщетно пробовал привести её в чувство, шепча имя алыми губами. Догадавшись, зачем приближается враг, он попытался закрыть Микадо собой. Одежда обоих была изодрана в клочья, а тела сплошь покрыты кровоточащими порезами. – Нет… Только не она… Всё, что угодно,.. но не трогай её… Черноволосый Страж смотрел на юношу, гордившегося тем, что сражается не один, и оказавшегося не в силах защитить свою Жертву, выглядевшего сейчас жалким, но не вызывающим жалости. Фудзивара сделал всё возможное, однако этого оказалось недостаточно. Нисей понимал его, ведь также был готов пожертвовать всем ради Сеймея. Умереть – не настолько большая потеря. Куда страшнее было потерять другого, заключавшего в себе смысл жизни. В свете фальшивой луны блеснуло мокрое стекло. Стекло по подбородку и разбилось о бетон гранатовое зёрнышко крови. Сил хватит только на один… Удар. Безлунный замер, ещё не веря в произошедшее. Тело девушки дёрнулось, она широко распахнула глаза и замерла. Губы брюнета дрогнули в нервной улыбке. Боец Возлюбленного выполнил то, что должен. Гулко отозвалось в пустой груди сердце. Дело кончено. Акаме обернулся. Темноволосый Агнец не выдал одобрения ни одним жестом. Агатсума, напряжённый, наблюдал за действиями своего соперника, опасаясь, похоже, что тот добьёт и Токино. Поражённый, раздавленный, Боец обнимал труп Микадо, перепачкавшись выплёскивающейся из раны кровью, шепча имя девушки. Кровоточила порезанная выпавшим из рук стеклом ладонь, но Нисей не чувствовал боли. Всё его тело, одеревеневшее от напряжения, двигалось только благодаря этому напряжению. Расслабиться на долю секунды означало потерять контроль. – У тебя кровь, – мягко заметил Аояги, протягивая платок. Страж на негнущихся ногах подошёл к Возлюбленному. Отчего он так добр? Оттого ли, что подчинённый его воле Боец наконец доказал, что не уступает первому? Оттого, что желает побольнее задеть забывшего своё место блондина? Не может же быть, чтобы?.. Черноволосый юноша осторожно взял сложенный вчетверо кусок белой ткани, не касаясь пальцев Жертвы. – Спасибо, – негромко произнёс Акаме, стерев липкую алую кровь с белых губ и лишь сейчас заметив располосованную ладонь. – Соби, – продолжил Агнец, улыбаясь самой тёплой из тех, что предназначены птичкам и собачкам, улыбкой. – Перевяжи, а затем проводи Нисея домой. Агатсума безмолвно шагнул вперёд, выполняя приказ. Брюнет не был в восторге от прикосновений ненавистного соперника, но также был вынужден подчиниться. Этот платок, побуревший, испачканный, не следовало возвращать владельцу. – Что ж, – заключил Сеймей, – мне больше нечего тут делать. Откинув назад тяжёлые влажные волосы, молодой человек следил за удаляющейся фигурой Возлюбленного. Произошедшее этой ночью, несомненно, было частью плана старшего Аояги, знавшего, что его Страж безуспешно бьётся над новыми заклинаниями. Сегодняшний бой был устроен для того, чтобы Акаме наконец решился использовать их, загнанный в угол. Сегодня Агнец был почти добрым, его улыбка обманула бы любого, кроме собственного Бойца, который знал, что никогда не будет интересовать его просто как человек. Преданный пёс, не более. – Будь ты… проклят… – раздался за спиной хриплый шёпот Фудзивары, однако юноша, которому были адресованы его слова, не обернулся. Всё, за исключением Сеймея, в этот момент было ему безразлично. – Он уже проклят, – ответил вместо брюнета Соби, по-прежнему прикидывающийся равнодушным. Должно быть, снова страдает за весь мир: за потерявшего любимую противника, за покинутого Рицку, за кого-нибудь ещё, кого успел встретить. Черноволосый юноша усмехнулся. Отвратительно – обвинять других в собственных грехах. Только поглядите, как он несчастен из-за того, что его отняли у маленького Нелюбимого! Отчего же тогда не воспротивится старшему Аояги, если так переживает за мальчишку? Лицемер и слабак. Он никогда не станет таким. Он всегда будет следовать за Жертвой, потому что сам желает этого, потому что считает все его слова и поступки нормальными. А эта фальшивка… Скоро Сеймей перестанет в ней нуждаться. – Вызови такси, – будто не слыша разговора за спиной, бросил блондину Акаме. Сейчас ему не до сентиментальностей или привычных насмешек. Скорее бы оказаться дома, чтобы не видеть это унылое лицо. Они ехали молча: Нисей на заднем сидении, Агатсума спереди. Приказ Агнца тяготил их обоих, но ни тот, ни другой не могли проигнорировать его. Соби то и дело порывался обернуться, но так и не решился. Только когда они оказались на лестничной площадке, соперник наконец задал мучивший его вопрос: – Для чего ты убил её? Сеймей не отдавал приказа. Бледный как смерть молодой человек непонимающе посмотрел на Агатсуму. Он действительно такой идиот? Как кто-то подобный ему может называться Бойцом? Изображавший преданность старшему Аояги, он не мог запомнить, что тот носит часы, как и большинство людей, на левой руке? Он не слышал слов Агнца, упомянувшего, что даёт Стражу полную свободу? Для чего же ещё можно спустить пса с поводка? Акаме расхохотался. – Милый Рицка и впрямь разбаловал тебя, раз тебе в голову пришла подобная чушь. Если не понимаешь, то и я не смогу объяснить. Тем более что совершенно не обязан ничего растолковывать. Пальцы дрожали от смеха и боли, ключ никак не желал попадать в замочную скважину. Брюнет был раздражён этой досадной мелочью, мешавшей установить преграду между двумя, что подчинялись одному Возлюбленному. Нисей не желал, чтобы сейчас его видела хоть одна живая душа, особенно такое ничтожество, как любимец Ритсу-сенсея. Сохранять вертикальное положение без посторонней помощи становилось всё более проблематичным, и в квартиру юноша попросту ввалился, захлопнув дверь перед носом прикидывавшегося безразличным Соби. – Я дома, – произнёс вслух юноша, оповещая Сеймея, что его распоряжение выполнено. Нить связи слегка натянулась на мгновение и ослабилась: Агнец оставлял его наедине с собственными мыслями. Молодой человек с облегчением выдохнул, осознавая, что может побыть в одиночестве. С четверть часа Боец лежал возле двери, не в силах подняться, и глядел в потолок. Тело болело, будто пронизанное тысячами игл, и всего лишь идти по направлению к ванной, держась за стену, казалось каторжным трудом. Включив тёплую воду, Акаме стянул пальто, следом – водолазку и джинсы. Дышать становилось всё труднее, горло словно тёрли наждачкой. Юноша закашлялся, и по бледным губам стекла тёмная густая капля. Вот почему он не торопился использовать заклинания, которые разрабатывал. Сегодня он забудется тяжёлым, выматывающим больше бодрствования сном, просыпаясь от всякого неловкого движения и вновь погружаясь в липкую ледяную мглу. Его никогда не мучают кошмары, напоминающие обо всех отвратительных поступках, что довелось совершить, потому что эти вещи отвратительны только с точки зрения недалёких обывателей. Кто посмеет осуждать его, выполняющего приказы Возлюбленного? Кто посмеет упрекнуть, когда любое действие ранит глубже, заставляет истекать кровью, убивает? В груди болело, но Страж продолжал смеяться. Он никогда не станет таким, как Агатсума, потому что его не передадут другому. Он не птичка, он пёс, а псы не меняют хозяев. Стерев с лица кровь, Нисей забрался в ванну и прикрыл глаза. Его окутывала темнота, а светящиеся буквы манили зыбкими лисьими огнями. Он знал, куда они ведут, но не мог сопротивляться их очарованию. А если так, в чём смысл плакаться и обвинять других? Завтра молодой человек возобновит работу над неотшлифованными ещё заклинаниями. Сегодняшние испытания показали, что они обладают поразительным разрушающим потенциалом. Знает ли о них Ритсу и рассказал ли о них своему лучшему ученику? Возможно, блондин поэтому не задал вопроса, касающегося поединка? Завтра черноволосый Боец с безжалостной улыбкой обязательно подумает об этом.