___
Нейту тринадцать, когда он впервые встречает Серену Ван дер Вудсен. У неё золотистые локоны, солнечная улыбка и самые красивые наряды из подростковой линии Диор (прости, Блэр) Серена кажется Арчибальду самым прекрасным существом во Вселенной, и на долгие-долгие годы Нейту будет казаться, что на той картине девушкой с жемчужной серёжкой была именно Ван дер Вудсен. Нейту всего тринадцать, но он уже понимает, что Серена слишком красива, чтобы принадлежать кому-то одному. Её улыбка озаряет каждый школьный коридор, а его руку уже не по годам цепко сжимает Блэр. Уолдорф тоже красива, но её глаза отчаянно святятся потребностью принадлежать кому-то, быть самой нужной, самой красивой, самой-самой. Серена же не хочет всего этого, Серена просто этим обладает. Блэр не поражает Нейта в самое сердце, дробя по пути остальные внутренние органы, но это не мешает ему покрепче перехватить её хрупкую ладонь. Нейт смиряется, как тогда, в музее, довольствуясь глянцево-красивой, но порой неприятно липнущей к пальцам репродукцией и солнечными улыбками Серены, которые не всегда обращены к нему. Нейт понимает всё уже тогда.___
Нейту шестнадцать, когда его прелестная Серена (короткие платья, бронзовая кожа, длинные ноги) становится общественным достоянием. Девушки хотят её платья, её украшения, её косметику; парни хотят её совершенное тело, её хриплые стоны, её пухлые губы. Все мечтают о ней, все хотят её, и Серена отдаёт себя целиком и полностью, без остатка, как настоящее произведение искусства. Серена отдаёт себя вечеринкам, ярким коктейлям и чужим рукам на своих бёдрах — Серена не умеет жить иначе. Арчибальд все ещё любит Блэр, он привык любить её и дарить ей все то, что никогда не получит Серена. Он даже смиряется с мыслью, что когда-нибудь он наденет на палец Уолдорф кольцо, и Ван дер Вудсен не прольёт ни единой слезы. Серена щедрая, Серена не цепляется за то, что ей не нужно. Только тогда, на той свадьбе, когда он касается кончиками пальцев её загорелых лодыжек, когда сцеловывает капли шампанского с её груди, когда срывает мишуру платья с её тела и собственное имя с губ, он понимает ещё одну вещь. Серена могла быть самым неприглядным произведением искусства. Она могла пройти через множество грязных рук, потерять в цене и качестве, но неизменным оставалось лишь одно — ты никогда не мог разлюбить Серену Ван Дер Вудсен.___
Нейту семнадцать, когда он оставляет оксфордскую принцессу Блэр. Нейту семнадцать, когда Серена встречает своего бруклинского принца Хамфри. Все это происходит по одной и той же причине — они хотят любить по-настоящему, и нет ничьей вины в том, что не друг друга. Дэн раздражает Арчибальда. Дэн напоминает ему нелепого туриста, по случайности забредшего в их музей и снимающего всё подряд для архива, не удостоившись даже отключить вспышку. Серена затмевает всех, сжигает до тла чужие галактики, сияя одинокой звездой на пустом небосклоне — Хамфри уже до невероятности тусклый, и это единственное, что может помочь ему выжить рядом с Ван дер Вудсен (и единственное, почему Нейт позволяет ему попытаться). Серена думает, что Дэн — единственный, кто смотрит вглубь, дальше слоёв нарядов, кружевного белья и золотистой кожи — Нейт позволяет ей и это.___
Нейт ошибается. Хамфри выпивает из Серены все соки, выцеживает всю яркость красок и блеск улыбок, а потом оставляет её, пустую и тусклую, смятой картонной упаковкой в мусорном баке. Серена не ожидает предательства, Серена всегда ломает все сама, и от того расходится по швам ещё сильнее. Нейт никогда в жизни так не жалел об ошибке в собственных расчётах.___
Много всего случается. Дженни, Кэтрин, Ванесса. Картер, снова Дэн и вереница других — фотографов, бизнесменов, политиков — которые летят на завораживающий огонь её слов, жестов и улыбок и позволяют сжечь себя дотла, развеяв пепел с балкона в центре Манхэттена. Все заканчивается на Хамфри, когда тот подбирает потерянную принцессу Блэр, выглаженные воротнички которой навсегда остаются за балдахином Чака. Нейт не удивляется, они все подбирают друг за другом, будто голодные собаки кидаясь на добычу — они отчаянно хотят найти то самое, и никто не виноват, что выбор различных комбинаций столь велик. Серена замыкается на Дэне, Чак — на Уолдорф, и их генератор случайных отношений шипит перегоревшими микросхемами. Их остаётся трое, одиноких, жалких и неприкаянных. Они теряются в алкоголе, крепких сигаретах, лёгких наркотиках, дорогих яхтах и роскошных автомобилях; они теряются друг в друге. Они смешиваются красками в палитре: лимонное золото Серены, карминно-красный Чака и отрезвляюще-белый Нейта. Выходит насыщенно-янтарный, потому что Нейта совсем немного, а Чак с Сереной перебивают друг друга, то сияя алыми всполохами, то отливая тёплым свечением. Чак тоже своего рода произведение искусства. Не такое, конечно, как Серена, нет. Любить Серену модно, восхищаться ей эстетично, поклоняться ей — признак хорошего тона. Такие картины в хорошем смысле универсальны, их отмечают простые обыватели и прославленные искусствоведы, а простота — их самый большой плюс ( так легко любить, не задумываясь над непритязательным сюжетом) Чак — другое. Чак — авангард, гранж, сюрреализм. Многие пытаются любить его, оправдывать резкость мазков и излишнюю мрачность красок, но это обманка, как «Черный квадрат» Малевича. Когда ты заглядываешь в него, ты должен увидеть лишь пустоту, бездну и ни одного луча света за сплошным грифельным слоем; когда ты заглядываешь в Чака Басса, ты должен видеть горечь, злобу, эгоцентризм — если ты действительно видишь это, то поздравляю, ты отлично разбираешься в искусственных людях (только вряд ли ты захочешь заглянуть ещё раз)___
Нейт не удивляется, когда Чак и Серена в один момент сходятся, образуя чистый янтарь без его неясных полутонов. Это понятно, они принадлежат кисти одного мастера, а ангелочки на приглашениях Уолдорф и Хамфри добавляют идентично-идеальных трещин на мастерски выписанных лицах. Этакие отчаянно отчаявшиеся, изъян на изъяне, авангард чистой воды. Нейту грех жаловаться, он просто не из их касты — в прекрасных принцах с карамельными сердцами никогда нет недостачи в тираже. Нейт любит Серену, Нейт уважает Чака, и лишь поэтому даёт им попытаться. Он помнит их предназначение — освещать этот мир, но после того, что тот самый мир с ними сделал, они имеют полное право сжечь его до тла. Господи, молит Нейт, ну хотя бы не друг друга.___
— Мы поедем в Европу, — Серена разминает лебединую шею, то ли пряча, то ли выставляя напоказ отметины Басса — лиловые узоры обнимают шею не хуже колье от Тиффани. — Мадрид, Рим, Ницца, куда только захотим. Нейту не нужно оборачиваться, чтобы знать, как светятся ожиданием счастья глаза Ван Дер Вудсен. Нейт не говорит ей, что без них (без неё), он всего лишь белый — холодный и нейтрально-скучный, цвет офисных сорочек, первого снега и пачек сигарет. Нейт не говорит ей, что становится цветом (становится кем-то) только диффузно смешиваясь с чьей-то жизнью. Нейт говорит: — Ты всегда можешь вернуться. Серена улыбается и не замечает его бьющей через край нежности, затапливающей дорогой дубовый паркет. Нейт так и не осмеливается сказать ей, что любовь в жизни Чака Басса давно и безвозвратно идёт со знаком минус.___
Нейту двадцать три, когда в его квартире раздаётся звонок. — Чак оставил меня года через два, к его чести, — Ван Дер Вудсен горько усмехается и едва заметно вздрагивает, касаясь дымящейся чашки с кофе. — Я много путешествовала, но все бесполезно, все будто тускнеет перед глазами. Думала уже к психологу записаться, но там первым пунктом тест на наркотики, сам понимаешь. Серена допивает кофе, а потом захлебывается слезами на его плече и тихо скулит в ключицы «неужели я не заслуживаю счастья?» Арчибальд сжимает её рёбра до звучного треска, потому что Ван Дер Вудсен заслуживает всего счастья этого мира, всю планету к алым подошвам лабутенов. Потому что он никогда не был влюблён в ту картину, в её историю или в чужие отзывы. Нейт всегда любил лишь изображённую на ней девушку. Нейт всегда любил лишь Серену Ван Дер Вудсен. Серене понадобилось десять лет, чтобы понять это. Нейту понадобилась всего пара секунд, чтобы открыть ей дверь.