Принц и колдунья

Серая мохнатая кляча с трудом тащила повозку. Из года в год шли они — лошадь и ее повозка по одному и тому же маршруту: тюрьма-эшафот-тюрьма. Кляча мотала седой гривой и размышляла о том, что сейчас она дотащит свой груз до пункта назначения, а затем уже без поклажи вернется на тюремный двор, где ее накормят и, может, дадут сладкую морковку. В этот раз поклажа была не так тяжела: в повозке сидела совсем юная и худенькая девушка в арестантской рубахе из грубого льна, серой, как давно не чищеная лошадиная шерсть, как грязный снег на дороге, как тяжелое северное небо над городом. Девушка, казалась, не осознавала того, что везут ее к месту казни. Сосредоточенно вязала она темно-зеленую рубаху — блестящие спицы так и мелькали в маленьких руках. — Элиза! Элиза! Сумасшедшая Элиза! Ведьма! Колдунья! — мальчишки из окрестных домов бежали за повозкой, кидали камнями, стараясь попасть в ведьму. Когда они выдыхались и отставали, на их место прибегали новые, из соседних домов. Мелкие камни и гнилые овощи летели в девушку, но она знай себе вязала, только вздрагивала, когда очередной камень врезался ей в спину. — Колдунья! Колдунья! На костер ее! Кляча наконец дотащила воз, привычно остановилась у деревянного помоста, подождала, когда палач заберет девушку, потреплет лошадь по холке и, хлопнув легонько по серой шее, отправит домой. Хороший человек, думала про него кляча. Никогда не кричит на нее, а порой угостит то сахарком, то репой. Хороший человек, добрый. Не то, что другие. Колдунью Элизу привязывали к столбу. Пытались вырвать у нее спицы и недовязанную рубаху, но хрупкая на вид девушка вцепилась в свое рукоделие, как волчица, и от нее отстали. Пусть ее, убогую… сколько бедняжке осталось? Вон уже хворост тащат. Элиза смотрела в небо, а пальцы автоматически набирали петлю за петлей, полз из-под спиц зеленый рукав. Там, на балконе дворца, стоял принц. Когда-то он любил ее. Но не на принца смотрела Элиза. Взгляд ее блуждал выше. Высматривая что-то ей одной ведомое в облаках — грязно-серых как снег на дворе, как кляча, что привезла ее сюда, как последнее платье Элизы, что трепал сейчас на ней злой морозный ветер. А меж тем к принцу, наблюдавшему за приготовлениями к казни, подошел советник. — Вы же знаете, ваше высочество, как опасно колдовство и ересь. Ведьма наверняка хотела вас извести. — Вы все делаете правильно, — принц поморщился, будто его высочество терзала зубная боль. А Элиза смотрела в небо. Рубашка была почти готова, еще несколько петель и все. К ногам девушки подкладывали хворост. А колдунья, не мигая, пялилась в облака, будто там ее спасение. Наконец, последняя петля. Палач запалил факел, готовясь поджечь им вязанки хвороста. А Элиза смотрела в небо. Вдруг ее тонкая шейка вытянулась, серые глаза наполнились слезами, она вскрикнула и выронила из рук уже готовую рубашку. И сердце колдуньи остановилось прежде, чем огонь коснулся сухих веток. Все присутствующие на площади разом подняли головы. Там, среди тяжелых облаков кружила лебединая стая — ослепительно-белая на фоне серого неба.