Miraculous LaddyBug

Бегать по крышам с йо-йо в красном трико в горошек – это не то, чем рассчитывал заниматься Луи в двадцать четыре года. “Лохпидр, нет друзей”, – однажды прислали на аск Луи Томлинсону. “Че гонишь? Есть у меня друзья”, – ответил тогда Луи, полностью проигнорировав первую часть вопроса, чем вызвал недоумение у его анонимного отправителя. “А то, что ты лох и пидр тебя не смущает?” – хотел было написать обескураженный аноним, но постеснялся. И правильно, потому что к ответу в стиле “да не, я согласен” он бы точно не был готов. А дело вот, в чём. Луи, конечно, откровенно плохо разбирался в астрологии, но находился в абсолютной уверенности, что далёкие двадцать четыре года назад, в день, когда он появился на свет, Венера была не в Марсе. Одним словом, вот поэтому-то Луи и лох. Не удовлетворены? Ну ладно. В одиннадцать лет Томлинсона выгнали из школы (потом, правда, обратно зачислили), в восемнадцать – не взяли в университет, в девятнадцать – Луи не прошел на икс-фактор, и вот с этого момента его жизнь пошла по пизде, ибо до этого у Томлинсона, по крайней мере, хотя бы была девушка. Ожидая своей очереди на кастинге, Луи сильно нервничал и постоянно пил воду, поэтому в скором времени ему пришлось идти в туалет, где он и познакомился с ним. “Гарри Стайлс”, – так представился этот шестнадцатилетний очаровательный малыш с кудрями цвета горячего шоколада, обезоруживающе улыбаясь и к чертям собачьим выбивая у Луи из-под ног землю своими ямочками, заставляя падать только в изумрудный омут лучезарных глаз. Подобные эпитеты крутились в голове Томлинсона в тот момент, и он понял, что всё – пидр. В том, что этот ангел выиграет шоу не оставалось сомнений, поэтому Луи попросил у Гарри Стайлса автограф прежде, чем имя того стало украшать таблоиды по всему миру, а выбивающие воздух из груди ямочки – обложки журналов. С тех пор прошло пять лет, Гарри купил четвертую виллу в Лос-Анджелесе, у Луи родилась пятая сестра и первый неожиданный сын (он ещё припомнит это аптекарше), а грёбаные ямочки и зелёные глаза так и не выходили из головы несчастного парня. Возможно, в этом какую-то роль сыграли плакаты, развешанные по всей комнате, которую раньше приходилось делить с Лотти (она не была против плакатов брата), а теперь – с Кончобаром. Нет, это не собака, это сын. Почему так зовут? Спросите у Брианы. Где Бриана? У Луи не спрашивайте – он тоже не знает. Хорошо, с тем, почему Луи – пидр, мы разобрались. Теперь приступим к ответу на вопрос, почему же он лох (если кому-то было мало того, что написано выше). Начнём издалека. Парень родился двадцать четвёртого декабря, в Сочельник, став для своей матери самым настоящим рождественским чудом с небесно-голубыми глазами и ангельским голосом, и вот что у такого ребёнка могло пойти не так? Да всё! Начать, пожалуй, стоит с того, что в семье Джоанны Паулсон/Томлинсон/Дикин по женской линии в течение вот уже хотя бы десяти поколений (Луи своё генеалогическое древо пока смог запомнить только до этих веток) первыми всегда рождались одни лишь девочки. То есть у прапрапрапрапрапрапрабабушки Луи первым ребёнком была дочь, у прапрапрапрапрапрабабушки – прапрапрапрапрабабушка, у прапрапрапрабабушки – прапрапрабабушка, – ну вы поняли, а то я запуталась в этих “прапра”, – так вот у Джоанны первенцем стал Луи, эдакий киндер-сюрприз. Это потом у ныне миссис Дикин уже родились Лотти, Физзи, Фиби, Дейзи, Дорис, ну и Эрнест, которого можно опустить, потому что с некоторых пор Луи считает в своей семье только девочек, которые не могли, блять, родиться лет на двадцать пять пораньше. А почему же Луи так “любит” девочек? Ну, если не затрагивать вновь тему о сексуальной ориентации, то потому, что в его семье из поколение в поколение переходила некая традиция/поверье/проклятье-хуятье, что первый рожденный в семье ребёнок по достижении определенного возраста должен был получить в подарок с виду обычные, сука, серьги, наделенные необычными, сука, силами и дающие их обладателю безграничное, сука, Везение. В обычных условиях первым ребёнком, как уже говорилось, всегда была дочь, поэтому никаких проблем не возникало (ну так, если обобщать), а в необычных – стал Луи, из-за чего возникла тысяча и одна проблема. Ну, во-первых, Джоанна ([тогда ещё] с четырьмя-то дочерями) проебала тот возраст, когда нужно было подарить Луи эти треклятые серёжки и, в итоге, спохватившись, вручила их сыну на двадцатитрёхлетие. Ну, то есть, вы понимаете, да, у парня и так жизнь не удалась, а тут ещё мать родная на день рождения женские серьги дарит. Луи тогда думал, что с посылом “ну ладно, если от тебя внуков не дождусь [дождалась], ещё пять девок есть, так что гействуй на здоровье”, ан нет, всё оказалось куда проще. Луи просто должен был стать супергероем. Ага, да, сначала он тоже думал, что это круто, что он будет кем-то типа Человека-паука или Бэтмена – спасать беззащитных девушек парней от рук действительно стоящих злодеев, но всё оказалось немного иначе. Луи стал гребанной Божьей Коровкой. Вот, что бывает, если долго смеяться над Человеком-муравьем. Теперь понимаете, почему Луи проклинал то, что ЛоттиФиззиФибиДейзиДорис не родились раньше, чем он? Не понимаете? Ладно, продолжим. В свой двадцать третий день рождения Луи Томлинсон поднялся к себе в спальню, положил чёрные “гвоздики” на прикроватный столик рядом с тарелкой любимого шоколадного печенья, приготовленного мамой, приуныл и заснул. Проснувшись следующим утром, Луи обнаружил, что не обладает ни печеньем, ни здравым рассудком: рядом со вчерашней бижутерией сидел крошечный парень, размером, должно быть, с дюймовочку и доедал последнюю шоколадную печеньку. Этот парень – именно парень, с щетиной, – сидел, одетый в обыкновенные зауженные джинсы, белые найки и кремового цвета рубашку с чёрными омарами, и наглым образом дожирал двадцать третье печенье, довольно шевеля при этом своими чёрными усиками на голове. Сначала Луи подумал, что просто перепил, потом вспомнил, что не пил вообще. После этого начал. Но именно этот стильный парень из серёжек и разложил Луи всё по полочкам, после чего последний мог официально взять в качестве приставки к своему имени – “лох”. И вот уже второй год Томлинсон бегает в обтягивающем красном в чёрный горох трико из спандекса по крышам Лондона, размахивая йо-йо на бесконечной нити и спасая людей от злодеев, одержимых чёрными бабочками-демонами, именуясь при этом Чудесной Ледибаг. Наверное, стоит сказать “спасибо” Джоанне за то, что не подарила серёжки сыну в положенные четырнадцать лет, а то лежать бы тогда Луи в психиатрической больнице с сильнейшим расстройством и ненавистью к вселенным Marvel и DC-Comics. Однако по крышам Томлинсон бегал не один, а с Чёрным Котом, орудующим бесконечным металлическим шестом-трансформером, и повезло этому Коту, вопреки всем приметам, плевкам через плечо и доставшейся силе Несчастья, куда больше. Хотя бы потому что Ша Нуарами по тому же самому приданию всегда были парни, а, значит, и костюм у них был соответствующий, и талисман, содержащий силы, тоже. Так, Луи приходилось, не снимая, носить в своих ушах женские серьги, чтобы какая-то там Злобная Моль не спиздила их для своих корыстных целей (лучше бы спиздила, честное слово), и всё время чувствовать себя, как пидр (хотя почему “как”?), в то время как напарнику Ледибаг нужно было носить крутой перстень на пальце. Здорово, правда? От Ледибаг и Кота Нуара ссался кипятком весь Лондон, а за “Ледиблогом”, от оформления до url-адреса посвященным супергеройской парочке, следила, кажется, и вся Англия. Но никто не знал их настоящих личностей, даже они сами: Луи понятия не имел, кто скрывался за маской Чёрного Кота (о да, по волосам тот вообще никого не напоминал, вы что), а Кот, в свою очередь, не знал, кем его возлюбленный Ледибаг являлся в жизни (а вот тут жиза, потому что у Кота четыре виллы в ЛА, ему реально было не до простых смертных). И, да, возлюбленный. Да, Кот Нуар был влюблен в Ледибаг. Да, вокруг одни пидоры, но вы вообще на жанры смотрели? Описываемый день выдался для Луи самым заурядным из всех описываемых в фанфиках дней. Набрав воды в ванну, Томлинсон опустил локоток на пробу, подивившись идеальности температуры воды, после чего собрался мыть своего Кончобара. Спросите, откуда парень знает, как купать новорождённого? Ну, милые мои, он до сих пор живёт с мамой и на его руках уже побывало шесть младенцев, чему тут удивляться? Луи не знал, передастся ли его ледибажья участь сыну, но надеялся на то, что, коли так, то принцип тайны личности к тому времени не упразднят, потому что ни один нормальный человек не доверит охрану города парню в женском костюме с именем Кончобар. Под чем Луи был, когда подписывал свидетельство о рождении этого несчастного? Где мать его, чью фамилию Луи до сих пор выговорить не может? Эти вопросы ещё надолго повисли в воздухе. В комнате раздался звук битого стекла, и, когда Луи понял, что окно разбилось не от храпа его квами, поспешил завернуть сына в махровое полотенце, разложенное на стиральной машинке. – Никуда не уходи, – сказал Луи двухнедельному ребёнку и полез в ящик письменного стола за скотчем, чтобы прикрепить отклеившийся из-за образовавшегося в комнате сквозняка уголок плаката. На нём было фото Гарри Стайлса из последней фотосессии к его пятому альбому “My fifth album”, релиз которого планировался на ноябрь этого года. Предыдущие четыре диска с оригинальными названиями “My first album”, “My second album”, “My third album” и “Four” (журналисты и фанаты до сих пор гадают, что послужило причиной такого нарушения) Луи бережно хранил на полке вместе с тем самым автографом, взятым в рамочку. Выглянув в разбитое мансардное окно, Луи ничего не увидел, зашторил его и, присвистывая, направился в ванную домывать Кончобара Томлинсона, пока весь город не оглушили крики “Я – Фотограф Жироль, и я заставлю тебя быть семечком для меня!”, “Ты – семечко, и ты должен вырасти в цветок!”, “А сейчас будь яблоком! Яблоком!”. Томлинсон остановился на месте с вытянутыми губами, прекращая свистеть, но потом подумал, что Кот Нуар и без него справится, продолжив что-то насвистывать, пожал плечами и удалился в ванную. Бессмысленные выкрики не прекращались, Луи всё ждал чего-то вроде “покажи мне тигрицу”, но не дождался и вместо этого услышал практически тишину, а потом стоны: его квами проснулся и перестал храпеть. Вчера он попросил показать, что такое “клуб”, в котором Томлинсон так часто бывал раньше (ох уж этот Кончобар), и теперь эта небритая дюймовочка отсыпалась на коврике для мышки возле ноутбука. – Мыхмрмыр, – или что-то такое раздалось из комнаты. – Луи! – Че кого? – лохматая голова парня показалась из-за дверного косяка ванной. – Какого черта там происходит? – стонал квами, принимая сидячее положение и расправляя помятые усики на голове. – А! Да какой-то фотограф взбесился, ходит по городу и орёт, чтобы ему показали “семечко”, “цветок”, “яблоко” и “зет мОмент”, – спокойно отвечал Томлинсон. – И давно орёт? – Ну, минут десять. – И почему ты меня не будишь?! – и без того красное лицо парня налилось ещё больше, а огромные щенячьи карие глаза стали, кажется, ещё огромнее и сердитее. – Ты вчера нафанкибуддился в хлам: я, даже если бы хотел, не смог бы тебя поднять. Да и больно важная птица этот твой фотограф. Ничего, подождёт, не рассыплется. – Луи, ты Ледибаг, ты должен спасать Лондон! – То, что я должен, записано в налоговом кодексе, всё, что не должен – в уголовном. А остальное – на мое усмотрение! – прозвучало из ванной. – Томлинсон! – разъярённый квами залетел в ванную и повис на уровне глаз Луи, в воздухе топая ножкой и шевеля усиками. – Ну, тише-тише, не кипятись, – шатен вышел и уложил ребёнка в кроватку. – Туда наверняка сейчас прискачет Кот Нуар, а если и нет, то Злобная Моль перебесится и заставит Фотографа самого идти к нам, чтобы достать мои серёжки. Чего зря силы-то тратить? – Моль Хищная, а не Злобная! – Не суть, – отмахнулся Томлинсон. – Хорошо, давай это своё превращение. – Ты не правильно формулируешь! – Ну, бля, ты меня понял. – Луи! – Ой, всё. “Лиам, трансформация!”, квами залетел в талисман, обдавая Томлинсона запахом перегара, и превращая серьги из чёрных в красные в крапинку, а Луи закружился в потоке красного света, выделывая балетные па и шпагаты. Уже запуская куда-то своё красное в чёрный горох йо-йо, Луи вдруг спохватился: – А что мне с Кончобаром делать? Никого дома нет, всё ушли. Может, в кенгуру посадить? – Дебил что ли? – раздалось из серёжек. – Новорождённых детей сажать нельзя. – Бля, точно. А как быть? – Соску дай, мы всё равно скоро вернёмся. – Ладно. Луи шустро слез с карниза, отыскал соску, после чего заботливо засунул сыну в рот: – На, соси. А Фотограф Жироль бушевал не по-детски: полгорода уже было обездвижено, люди застывали от вспышки фотоаппарата в самых странных позах, идеально иллюстрируя, по замыслу самого фотографа, “ТОТ момент”. Тем временем, Ледибаг уже успел привлечь внимание злодея, а Кот Нуар не наблюдался даже на горизонте. – Вот паскуда, – ругался Томлинсон, отмахиваясь от опасной вспышки раскрученным йо-йо. – Клянусь, кастрирую, как только явится! Вдруг на глаза парню попались катающиеся на застывшей карусели блондинка с розовыми к концам волосами и маленькая девочка. – Перри! – аж взвизгнул Луи, прячась за ствол дерева. – Лакси-Лакси, – грустно потянул парень, дотрагиваясь рукой до застывшей в жесте “привет” детской ладошки. Ну, нет, средь бела дня вытягивать Томлинсона в тесном трико на улицу ещё куда ни шло, но обижать подругу Луи и её младшую сестру – уже слишком! Ведь кто же тогда будет вести Ледиблог?! – Ты поплатишься за это, жалкий фотогришеш- фотогришешш… тьфу, сука, надеру я тебе зад за это, короче, – психанул Ледибаг, и в то же время за его спиной раздалось низкое и нагло-тягучее “На кого ругаемся, моя леди?”. Откуда-то с неба на своем металлическом шесте вальяжно спустился Кот Нуар собственной персоной, покрутив в руке чёрным ремнем-хвостом и игриво подмигнув Луи. Чёрные кошачьи ушки подрагивали на голове, а длинные до лопаток шоколадного цвета локоны красиво так развевались ветром, знаете, как в рекламе шампуня. На светлом лице парня чернела маска и изумрудом горели глаза, а мускулы, облаченные в чёрный латекс, прямо-таки играли. Не супергерой, а эссенция секса в чистом виде, однако Луи остался не впечатлён, хотя бы потому что в этом костюме был не Гарри Стайлс. О Боже, какая ирония. По определению, ирония – насмешка скрытая, но тут назвать её “скрытой” как-то язык не поворачивается. Так вот. Ко всему прочему, иногда, глядя на наряд своего напарника, Томлинсон вспоминал первый сезон сериала “Американская История Ужасов”, поэтому, сами понимаете, ассоциации в голове возникали не самые лучшие. – Я тебе сейчас, блять, покажу леди, – разозлился Ледибаг. Он не виноват в том, что в английском языке не предусмотрен мужской вариант имени для божьей коровки. Впрочем, как и в русском, но мы же не об этом. – Ты где шлялся, сука? – А что, соскучился? – довольно заговорил Кот, на свой манер растягивая каждое слово. – У меня были съемки, я не мог из Калифорнии явиться быстрее, – добавил Нуар, раскручивая свой шест подобно Ледибаг и отбиваясь от вспышек. – Наснимался? Вот тебе ещё одна фотосессия, – фыркал Луи. – Акума в фотоаппарате, но я не могу близко к нему подобраться. – Мне попробовать атаку сзади? – Не получится, он быстро меняет фокус – ты не успеешь увернуться от вспышки. – Тогда что? – Катаклизм? Разрушишь под ним пол, фотограф выронит инструмент, дальше я как-нибудь сам. – Ох, дизоли, но мой квами настолько вымотан, что я едва ли продержусь с полминуты в костюме после этого. Да, у Ша Нуара тоже имелся квами, и звали его Найл. И Найл был чертовски вымотан после перелёта с континента на континент без самолёта. (Даже не спрашивайте, как это произошло – мы в фанфике.) Кроме того, перед отправлением Гарри не дал своему талисману доесть куриную ножку, а вместо светлого пива налил тёмного, потому что на съемочной площадке другого не было, поэтому о каких КОТОклизмах вообще может идти речь? – Тогда я не знаю, но фотоаппарат нужно конфисковать и как можно скорее – у меня ребёнок дома один. – Ты всё ещё отец? – Увы. – Эх, леди, вы разбиваете мне сердце. – Иди нахуй, Кот. – Только если на Ваш. Ледибаг не знал, чего хотел больше – уничтожить акуму или зарядить по наглой кошачьей физиономии. Очередная вспышка отрикошетила от “щита” Кота и с приличной силой ударила в йо-йо Луи, из-за чего парень отлетел на несколько метров и с размаху упал на задницу. – Оо, мои мягкие французские булочки, – потирал Томлинсон ушибленное место. Не то чтобы я прозрачно намекаю на некое сходство Луи с кое-кем, но, согласитесь, эта фраза здесь к месту, правда? – Ледибаг, ты в порядке? – тут же забеспокоился Нуар. Луи многословно кивнул. – А ваши булочки? – последовали вопрос и ухмылка. Супергерой одарил напарника факом. Жироль продолжал фотографировать, Кот Нуар спрятался за стену трансформаторной будки, а Луи пытался вспомнить, сполоснул ли он под водой соску прежде, чем сунуть её в рот Кончобару. – Да, сполоснул, я сам видел, – перебил его Лиам, будучи способным читать мысли обладателя серёжек. – Ты собираешься как-то извлекать акуму? – Остается только супер шанс, но я не хочу его использовать – ты же знаешь, какую лабуду он может подкинуть, – заговорил Ледибаг. – Ну а что теперь делать? Давай, используй, я постараюсь собраться, только учти, что у меня раскалывается голова, и я не смогу долго сохранять твою трансформацию, – заявил квами. – Лимон, держись – у меня с собой ни печенья, ни аспирина. Сказал бы раньше, я б наполнил флягу коньяком, а не святой водой. Квами что-то недовольно профыркал. Переглянувшись с напарником, Ледибаг закричал: – Супер шонс- тьфутыбля ша-анс! – и подкинул вверх своё волшебное йо-йо. В следующую секунду Кот Нуар стоял рядом с Луи, а в руки Божьей Коровки приземлился…презерватив в красной в чёрный горошек упаковке. – Кажется, он немного опоздал, – прыснул Чёрный Кот, хихикая в кулак. Из чёрного перстня с зелёной кошачьей лапкой вдруг раздался тихий, но слышный ржач. Найл, да. Говорят, у квами Кота были ирландские корни и отсутствие рамок приличия. – Ну и что мне с ним делать? – Ледибаг был смущен, удивлён и озадачен, прокручивая в руках свой “супершанс”. – Могу показать, – с ехидной улыбочкой буквально промурчал Нуар. – Надуй его, – иронично предложил Лиам. – Точно! – воскликнул Луи. – Ты собираешься его надуть?! – не своим голосом переспросил квами Ледибаг. – Да нет же! Его упаковка отражает свет и это как раз может отвлечь фотографа, – догадался супергерой. – Нуар, твоя задача снять с шеи Жироля фотоаппарат и подкинуть ко мне, пока я буду играть солнечными бликами. – Будет сделано, моя леди, – напарник отсалютовал двумя пальцами и запрыгал на своём металлическом жезле в сторону злодея. Через пару минут немудреных физических явлений, проклятый фотоаппарат лежал в руках Ледибаг. – Ты достаточно натворила зла, маленькая акума. Пришло время изгнать демона! Фотоаппарат с остервенением отбрасывается на землю и обильно поливается святой водой из красной в горошек фляги, об горлышко которой обмотана верёвка окунутого туда церковного крестика. – Экзорциамус тэ омнис иммундус спиритус, омнис сатаника потестас омнис инкурсио. Инферналис адверсарии омнис леджио омнис конгрегацио тэ сэкта диаболика! Устройство обволакивает бархатно-чёрный дым, а затем из него вылетает ослепительно-белая бабочка и устремляется в небо. – Бай-бай, патипапион. – Чего-чего? – переспрашивает Кот Нуар. – Ну, в смысле, вали отсюда нахер, жалкое насекомое! – выдаёт Ледибаг, на прощание кидая бабочке зигу, и его совершенно не волнует, что это, вообще-то, приветственный жест. Когда-то раньше был. Да. Обведя взглядом парк и всё место происшествия в целом, Луи заявляет: – Ну ладно, я пошёл. Отлично сработано, Нуар! – Эй, подожди, а как же это твоё фьють, – напарник изображает, как подкидывает вверх йо-йо. – Ну, которое… Лиам в серёжках недовольно прочищает горло и напоминает: “Да-да, Луи”. – Да ладно, Лимон, тут не такие уж и большие последствия – практически ничего не разрушено. – Луи, – раздраженно повторяет квами. – Не заставляй меня говорить это, – жалобно скулит парень, зажмуривая глаза. – Томлинсон! – Хорошо-хорошо. “Чудесная Ледибаг”, Луи подкидывает презерватив в воздух и тот расщепляется на миллионы маленьких сердечек, возвращающих прежний вид городу и способность двигаться его жителям. – Отлично сработано, – Кот Нуар протягивает руку, чтобы совершить фирменное столкновение кулачками, – моя леди, – добавляет он, и кулак Ледибаг в ту же секунду трансформируется в фак. – Ну что я опять сделал не так?! – Родился, – бросает Томлинсон и, выкидывая вперёд своё йо-йо, скрывается на крыше ближайшего дома раньше, чем Перри Эдвардс успевает достать свой айфон, неизменно помогающий записывать материал для Ледиблога. Если вы смотрели хоть один эпизод мультика, стоящего здесь в кроссовере, то знаете, что в конце каждой серии (или почти каждой) нам демонстрируют некое взаимодействие, происходящее между Котом Нуаром и Ледибаг в жизни, без масок. Даже если не смотрели, теперь знаете. Признайтесь, чего-то подобного в связи с этими словами захотели и вы? Однако здравствуйте. Гарри Стайлс, подписывая сотую фотографию себя для тысячного фаната при выходе из Лос-Анджелесского клуба, где с размахом отмечал своё двадцатидвухлетие, даже не помнит о существовании Луи Томлинсона, который в это же самое время в Лондоне сидит у себя в комнате под крышей родительского дома и на пару со своим квами нянчит сына Кончобара, ещё ничего не подозревающего о том, как скоро ему придется втиснуть свою доставшуюся от отца жопку в красное резиновое трико. И, может быть, даже без чёрной крапинки. И, может, в маску, закрывающую-таки всё лицо. Так что и вы берегите свои французские булочки.