***
— Шани, ты что там с Эредином делаешь? — в кабинет заглянул Русти. — А-а, где… Куда ты эльфа дела? — Он ушел. Давно уже. Выбесил меня и… Я его выставила. — Шани, погоди. Как ты его выставила? — Осмотр провела, ничего у него не нашла. Он здоров, как лось! Что при его пустой башке неудивительно. Такие придурки, как он, никогда ничем не болеют. Потому что в голову ничего не берут и живут припеваючи! — Шани, успокойся. Мы не об этом сейчас говорим. — Я его осмотрела. Он ушел. Все! — М-да. А у нас немой заговорил. — Что? — Сорель рвется давать показания. Хочет сотрудничать со следствием, аж не может. — О том, что его избили? — Утверждает, что Эредин пытался изнасиловать Мистле. А он, Сорель, пытался помешать, за что и получил. — Пострадал за правду, значит. Хотел стать героем да не вышло? — Врет? — предположил Русти. — Не просто врет — пиздит. В наглую, — злобно заявила Шани. — Если кто и пытался причинить Мистле вред, так это он сам. И у меня есть доказательства. — Тогда пойдем к Талеру.***
— Вот же ж… — Талер с трудом удержался, чтобы не высказаться в своем привычном стиле. — Один ушел в неизвестном направлении. У другого голос прорезался. Некстати. — Сорель будет утверждать, что он пришел на пустырь уже после того, как там появились Эредин и Мистле, — предположил Роше. — А с учетом того, что ни они ничего не помнят… — Минуточку! — прервала Вернона Мильва. — А откуда Сорель знает, что они ничего не помнят? — Да неоткуда ему это знать, — ухмыльнулся Талер. — Если только его не предупредили заранее, что такой расклад предполагается, и это не часть плана. — Сговор! — резюмировала Мильва. — Вне всяких сомнений. Надо колоть Сореля. — Тут у Шани еще кое-какие соображения есть, — вступил в беседу Русти. — Да? — Талер обернулся к докторам. — Синяки от захвата на руке Мистле, — сказала Шани. — Я без всяких экспертиз скажу, что это не рука Эредина. И на шее — хватка не та. — То есть? — насторожились следаки. — Ну вот смотрите. Талер, ты примерно ростом с Сореля, а я примерно ростом с Мистле. Вот подойди ко мне и попробуй изобразить удушение. А вы смотрите, как он держит кисти. — Ну? — Талер вопросительно посмотрел на своих. — А теперь попробуй проделать то же самое с Русти. У вас с ним разница в росте примерно такая же, как у Эредина с Мистле. — Черт! Шани, ты гений! Тебя надо к нам в эксперты брать, — покачала головой Мильва. — С учетом, что на дороге были трое, и Мистле сама на себя не нападала, а Эредин тоже этого теперь уже совершенно точно не делал, остается Сорель. Собственно, я в этом с самого начала не сомневался. Но теперь есть факты, от которых ему сложно будет отвертеться даже с учетом молчания потерпевшей Мистле. А еще я уверен, что за всей этой паскудной историей стоит Филиппа. Но вот чтобы доказать ее участие, нам надо еще постараться.***
— О, Эредин, ты как раз кстати, — обрадовалась визиту эльфа Гарвена. — Я уж хотела в Кейран к тебе идти на поклон. А тут ты сам, как по заказу, нарисовался. Кстати, и девчонки обрадуются, а то они переволновались, за полдня уже сто дум передумали. — По поводу? — Ну ты что, не в курсе, какие слухи по городу ходят? Один жутчее другого. — Например? — заинтересовался Эредин. — Горгоновна сообщила, что Сорель — маньяк. А этот приезжий придурок Зиги наврал, что тебя упекли за решетку лет на сто за убийство и изнасилование. Они с Горгоновной на площади чуть не сцепились. — И за кем осталось последнее слово? — на всякий случай спросил Эредин, на самом деле ни секунды не сомневаясь в том, что победителем в диспуте вышла его боевитая соседка. — Да ты и сам знаешь. Рази Горгоновну переспоришь? Она кому угодно рот заткнет. Зиги на первой же минуте сдался и позорно бежал с поля брани. — Ну так что же вы волновались? — Так ведь Горгоновна, конечно, все всегда знает, но часто по-своему. И ее мнение о случившемся часто с истинными событиями расходится о-очень значительно. — Вы поверили, что я кого-то изнасиловал? — Эредин даже обиделся. — Нет, конечно. Все знают, что это чушь собачья. А вот зашибить кого-нибудь ты можешь. Рука у тебя тяжелая, ну и вспыльчивый ты все-таки. Кстати, а почему ты не на работе? — Я сённи на бюллетне. — Заболел? — встревожилась Гарвена. — Медосмотр у меня плановый. Ты вообще-то чего хотела? — Мебель чтобы ты нам передвинул. У нас новая девка появилась. Надо ей рабочее место организовать. Диваны с тумбочками переставить и шкафом комнату перегородить, чтоб из одной большой сделать две поменьше. — Это я пожалуйста. Для девчонок твоих — любой каприз. Кстати, чё за девка? Симпатишная? — О-ой, — закатила глаза Гарвена. — Чудо чудное, диво дивное. Из Элландера оне сюды прибыли. За впечатлениями и сельповской екзотикой. Сама вся такая хитровыделанная, нитакаякакфсе, с выебонами-закидонами. Назвалась знаешь как? Никола́. — Чё? — изумленно поднял брови Эредин. — Ни кола? И ни двора? — Ну да, — хихикнула Гарвена. — И вот эта Никола-Нидвора приперлась сюда и заявила… ну ты сядь, а то завалишься со смеху. Типа, а вам тут симпатичные мальчики геи не нужны? — Ёпта. Креативная деваха. С фантазией. — Я ей грю: «А у тя чё, есть подходящие на примете?» Сама думаю: «Ну мало ли что, надо ваще-то в ногу́ со временем шагать. Чё мы тут, гомофобы что ль какие. Пусть будет и гей на всякий случай. Чтоб все было как в столичных луччих домах. Раз мы теперь становимся культурным центром, так мало ли какой клиент к нам на огонек заглянет. А у нас — пожалста, товар на любой скус». Токо я, значит, размечталась — и что, ты думаешь, эта сикалда мне ответила? — Что? — Я, грит, и есть он. Гей. Мыкола. — Баба-гей? — заморгал Эредин. — Чё-то я не понял. Это как? — Да хрен там, а не гей! — с досадой махнула рукой Гарвена. — Пиздеж и наебалово. Я ей грю, ну что ж ты, мандавошка жопоногая, как те не стыдно обманывать приличную солидную женщину. Меня то есть. Ты ж на себя-то глянь! Сиськи, жопа, морда по циркулю — красна девица, кровь с молоком. Тебе бы сарафан и этот, на башку-то, как его… какашник — да на вход с хлебом-солью. Думаешь чё, патлы свои пострыгла, штаны напялила — и все, геем стала? Да чтоб геем быть надо у-у-у, — Гарвена кивнула с видом знатока. — Так и на чем сговорились в итоге? — поинтересовался Эредин. — Взяла ее на испытательной срок обычной девицей. Да она тут все равно долго не задержится. В Элландер свой скоро поедет. — А тут она чего забыла? — Ну… Бунтует. — Против чего? — Против всего. Я особо-то не вслушивалась в прокламации ее. Ну, а чё, пусть. Дело молодое. — Восемнадцать-то ей есть, бунтарке твоей? — Есть, — уверенно кивнула Гарвена. — Я в паспорт первым делом посмотрела. А то знаем мы бунтарок ентих. Потом от мамок с папками не отмахаешься. — Ну и как она в профессиональном плане? — поинтересовался Эредин. — А никак пока. Не было ей дела еще. Я-то думаю, ее желание познать жизнь во всем ее восхитительном и романтичном безобразии, иссякнет при виде первого же лесоруба-краснолюда. И только мы ее после этого и увидим. — Гарвен, пока не иссякло и она еще тут… я-то не краснолюд. И не лесоруб. А вполне себе красивый и романтишный ельф. А? — Послушай, Раденька, ты токо не подумай, что мне жалко… Ты знаешь, я для тебя как для себя, — затараторила Гарвена. — Че-то я не понял: ты для себя эту девку что ли присмотрела? — Тьфу на тебя! Что ты городишь? Надо она мне! Я говорю, не умеет она ничего. Для кого попало и такая сойдет. Но ты ж наш луччий клиент. Что ж я тебе всякое барахло подсовывать буду. Я с тобой по честнаку. Ты мне добро — я тебе правду. Если девка не торт, так не буду говорить, что конфетка. Чтоб ты потом не говорил, мол, Гарвена неблагодарная. — А давай мне ее и Дэре. И Лизаву за компанию. — Эредин, это оргия уже. — А я что, на оргию не заработал? — Радя, даже со всеми скидками, даже с картой постоянного клиента: два дивана, две тумбочки и шкафик — ну нет тут на оргию, при всей моей к тебе большой любви. — Гарвен, а ты ширше на вещи-то гляди. — Ну, Радь, куда уж ширше-то? — Устреми свои взоры в будущее. — К чему это ты клонишь? — Крышу вам надо латать. И вообще, новые времена для Флотзама грядут-наступают. Чтобы выглядеть достойно одних геев мало. — А чего надо-то? Са́ды с ма́зами? — Здание новое. Этот дом, поди, при Фольтесте еще построили. К вам уже заходить опасно. Вот так шагаешь по коридору и гадаешь: то ли под ногами пол провалится, то ли на башку потолок упадет. — Ой, да ладно. Не выдумывай. Дом как дом. Ну поскрипывает, ну потрескивает. Но он ничего, крепкий ишо. Скоко стоял, стоко и еще простоит. — Гарвен, неправильно ты мыслишь, узко и непрофессионально. Пропускная способность у этой постройки маловата. А клиент прибывает. Вот коснись, где ты сады свои с мазами разводить собираешься? А в Калмеведде суккуб, между прочим, не дремлет. Не выдержать тебе с нею конкуренции при таком косном мышлении. — Дык где мне денег-то понабраться на материалы да на все прочее? Сам же знаешь, у нас с клиентами натуральный обмен. — Гарвен, в лесу живешь, материалы где брать, не знаешь. — Так под что я эти материалы выпишу-то? — Под культурное строительство. Вот погоди, станет батька мэром, я те статью придумаю. — А всякие там проекты-хуекты? — Карька те все спроектирует в лучшем виде. Мы с Имлей построим. А поскольку Имля с Карькой из твоих клиентов отныне выписываются в связи с женитьбами, их доля становится моя. Вот и считай. Скоко мне девок положено? — Ладно, уболтал. Иди и бери кого хошь, в каком хошь количестве и имей их как хошь, куды хошь и сколько хошь. Токо мозги мне больше не вынимай идеями своими передовыми завиральными.***
Закончив перестановку мебели, Эредин вышел из комнаты и не спеша зашагал по коридору, направляясь к Дэре, где решено было проводить запланированную оргию. Правда, едва за его спиной закрылась дверь и он остался в одиночестве, как с губ эльфа сползла веселая улыбка, а лицо стало задумчивым и хмурым. Сказав про бюллетень, Эредин соврал. Просто выйдя из больницы, он сам позвонил Адаму и, сославшись на неважное самочувствие после вчерашнего, попросил отгул, пообещав отработать этот день за подменившего его на сегодня Лето. Впрочем, насчет своего самочувствия он соврал тоже. Физически Эредин чувствовал себя абсолютно здоровым. Даже головная боль, допекавшая его все утро, прошла после того, как Шани все-таки заставила его выпить какую-то таблетку. А вот при мысли, что ему нужно возвращаться в Кейран, где еще вчера они с Мистле так мило развлекались в вип-комнате, Эредину почему-то становилось невероятно тоскливо. А самое гнусное состояло в том, что он не понимал, почему же ему так плохо, и как от этого избавиться. Тосковать и горевать Эредин не любил и не умел. Точнее, он думал, что не умел. Но в последнее время это мерзкое неприятное тянущее чувство накатывало на него все чаще и чаще. И тенденция эта Эредину очень не нравилась. Да только поделать с собой эльф ничего не мог. А еще Шани со своими дурацкими, нелепыми… совершенно справедливыми обвинениями, которые он, как ни старался, не мог выкинуть из головы. Как бы то ни было, он всегда привык смотреть правде в глаза. И сейчас правда состояла в том, что он действительно испугался идти к Мистле, потому что чувствовал за собой вину перед ней. Отвратительное, непонятное и незнакомое ощущение, лежащее на душе тяжелым холодным камнем. Впрочем, Шани сказала, что души у него нет. Иногда он так думал и сам. И получается, ошибался. Потому что то, чего нет, не может болеть. Так откуда же тогда взялась эта странная ноющая боль, которая вроде как нигде — и везде? Еще стоя в больничном коридоре, он вдруг подумал, что было бы хорошо все-таки подняться к Мистле, сказать ей пару дежурных ободряющих фраз, пожелать скорейшего выздоровления, надавать обещаний, которые он конечно никогда не исполнит, и спокойно уйти из палаты — и исчезнуть из ее жизни. Как всегда. Как раньше. Это было бы здорово, но Эредин вдруг понял, что с Мистле поступить так просто не сможет. «Женщины, — с неожиданной горечью подумал он. — Всегда найдут способ просочиться в душу. А потом разорвать ее в клочья. Как Лара сделала с Креваном». Впрочем, ведь ему самому однажды надоело видеть рядом безликих тёлок, дырок, одинаковых, как клоны, пустоголовых пёзд, имеющих в лексиконе лишь одно слово: «дай!». Им не нужна была его душа, собственно перед их носом достаточно было помахать какой-нибудь дешевой блестяшкой, чтобы они раздвинули ноги. А ничего иного Эредину от них было и не надо. Когда ему хотелось перчику, он находил себе любовниц-стерв, баб типа Лары или Йеннифэр. По мнению Эредина, они мало чем отличались от обычных глупых дырок, разве что самомнением да большим словарным запасом. У этих баб, однако, была одна странная особенность: перед нормальными мужиками они почему-то ломались как целки, и при том всегда охотно, бездумно и стремительно раздвигали ноги перед всяким случайным быдлом. Впрочем, думать над хитрозакрученностью их логики Эредин не собирался — главное, что, когда ему было нужно, они послушно ложились под него. Они видели в нем либо лощеного мажорчика, либо понтующегося недалекого братка, а при совершении полового акта, вероятно, подсчитывали в уме количество бабла, которое они вытрясут из него за каждую фрикцию. Эредин же вышвыривал их из своей жизни практически сразу после траха, с той же легкостью, как и обычных своих подружек-макаронин, не испытывая при этом ни сожаления, ни даже злорадства. И разумеется не собираясь платить по счетам, которые они готовились выставить ему в своих фантазиях. Оттрахал — выкинул. Как использованный презик. Так, кажется, сказал ему недавно братец Имлерих. Хотя как раз эти стервочки-паучихи были бы не против приподняться за его счет не только материально, но и подхарчиться сокровищами его души. Но откуда им было знать, что Эредин ничем не рисковал: душа у него, может, и была, да только никаких сокровищ там не было. Они считали себя умными, дальновидными и проницательными, но он быстро научился распознавать их приемы, заранее зная, что они скажут, какую мину состроят, в какой момент нахмурятся, в какой — улыбнутся. Понять, что в итоге все закончится постелью, уже после третьей — много пятой фразы… это было скучно. Говорить с ними было так же не о чем, как и с «дай»-макаронинами, потому что их сущность составляло то же самое, только простое «дай» они имели обыкновение облекать в утомительно многословную форму. Единственная женщина, которая так и осталась для него загадкой — старая хитрая эльфиха Шиадаль, во внимании которой он инстинктивно почувствовал что-то иное, большее, чем просто интерес супруги старого босса к молодому и красивому заместителю. Но в какую игру пыталась тогда сыграть с ним Шиадаль, он так и не понял. А потом в его жизни появилась Лита. Не тёлка, не бессловесная дырка, даже не баба, а именно женщина. А ведь она любила его, примерно так, как наверное Креван любил свою Лару. Эредин никогда не думал об этом, принимая ее заботу как должное. Ему было с ней хорошо, потому что он чувствовал не только удовлетворение от хорошего секса, а живое тепло, исходящее от Литы. С ней можно было поговорить о чем угодно — она все понимала, при ней он возвращался в уютный дом, где его ждали. Он знал, что она выслушает, все поймет и никогда не предаст. И воспринимал это как должное. И с тех пор именно по такому отношению он скучал в Биндюге, именно это он искал, перебирая подружек и меняя их как перчатки. Именно это он пытался найти и в Цири. И даже почти нашел, но наткнулся на полный отчаянной тоски по когда-то потерянному счастью взгляд Кревана, которым тот проводил юную ведьмачку. И тогда Эредину открылась еще одна нехитрая в общем-то истина: оказывается, любовь — это тоже дар, к добру ли, к худу ли, но она либо есть, либо нет. Вот у Кревана она была. А что было у него самого? Похоть? Желание добрать тепла и женской ласки, которых он не знал в детстве? Кто знает? В любом случае, Креван был достоин Цири гораздо больше, чем он сам. А Цири… Эредин был уверен, что она не поступит так, как некогда Лара. Иначе он на пушечный выстрел не подпустил бы ее к Кревану. Лита, Цири, Францеска, Мистле… Эти женщины никогда бы не бросили его. А он теперь выбирал подруг по-новому, но дальше с ними действовал по привычке. И от осознания этого на душе Эредина сейчас было исключительно гнусно. — Эредин, ты что задумался? Забыл, где комната Дэре находится? Легкое прикосновение теплых пальцев и голосок Лизавы вернули Эредина к реальности. Куда как более приятной, чем его раздумья. — Да я чё-то… Лизав, прикинь, я ж тут память потерял! — Ну нас-то не забыл? — встревожилась Лизава. — Не-е, как можно! Вы — как профессиональные навыки. Забываетесь в последнюю очередь. — Ой, ну ты как скажешь, — захихикала Лизава. — Пошли, неча стоять в коридоре, как неродной, — она потянула эльфа за собой. И Эредин послушно последовал за ней, не заставив себя просить дважды.