Любовь и голод

Кейджу всегда чувствовал эти две эмоции. Они были неотделимы от него, он засыпал и просыпался с мыслями о них, он ощущал их постоянно. Они стали его частью, вросли под самую кожу и там распустили свои ядовитые бутоны. Любовь. И голод. Он улыбался серым глазам Наки, тёрся носом о его плечо, тихо мурлыкал. Он жевал травы и ягоды, не чувствуя вкуса, облизывал губы и мотал головой из стороны в сторону. Он думал о Наки, тихом и нежном, любовь к которому приятно теплилась в груди. Он думал о сочном мясе, вкуса которого не знал или который позабыл, о приятном чувстве наполненности. Любовь. И голод. Два чувства, которые были с ним, казалось, всю его жизнь. Два чувства, которые сходятся в одной точке. Серые глаза Наки полны слёз, пересохшие губы приоткрыты. Он прекрасен для него, как всегда был, и его нежная кожа покрывается мурашками от прикосновения клыков. Кейджу и сам, кажется, плачет, потому что на языке остаётся привкус соли, когда он шершаво проводит им по руке возлюбленного. Тонкие пальцы второй руки зарываются в его волосы, мягко поглаживая между ушей, и любовь впервые вспыхивает настолько больно. Он не кричит - кричит Наки, давясь дыханием и плачем. Скулы сводит, а сознание заполняется приторным свинцовым запахом. Клыки погружаются глубже, рвут сочное, сладкое мясо. К горлу подступает тошнота, липкая и отвратительная, но Кейджу упрямо стискивает челюсти и жуёт. Кровь стекает по губам, кровь, которую он никогда не хотел видеть, которую он всегда тщательно останавливал, стоило ей появиться. Стоило Наки порезать палец или уколоться обо что-нибудь - и он оказывался рядом, шершавым языком зализывая небольшую ранку, слизывая выступающую кровь. Он уже знал её на вкус, но никогда - в таких количествах. Никогда - вместе с плотью любимого, клыками отделённой от руки. Наки тихо скулит, но не перестаёт поглаживать его, словно таким образом успокаивается сам. Глаза его зажмурены, ресницы - липкие от слёз, и Кейджу кажется, что его самого сейчас точно вывернет. Сырой и мягкий кусок мяса встаёт поперёк горла, и кот еле находит в себе силы, чтобы проглотить его. - Ты голоден... Ешь, ешь, - как мантру шепчет себе под нос Наки, не открывая глаз и вновь поворачивая руку к его лицу. Ласковая, сладкая и мерзкая тошнота подступает к горлу, кровь и слёзы стекают с клыков, но Кейджу послушно наклоняется вновь. Он предпочёл бы никогда не совершать этого, пусть лучше он умрёт сам, от голода, от шикку, от рук разгневанных соплеменников. Он не знал, почему они должны подчиняться этому правилу. Однако Наки велит - и он делает. Сохраняет его в себе кусочками плоти, каплями крови. Его - ласкового, тихого, нежного, любящего тепло, довольно мурлычущего в ответ на ласки, светлого и спокойного. В этом мире Кейджу всегда преследовали два чувства. Но в эту ночь, самую последнюю их с Наки ночь, им движет только одно. И это чувство - вовсе не голод.