Купол

      Они стартовали около пяти вечера. Хайд долго просчитывал маршрут и время так, чтобы безопасно объехать все закрытые зоны и не опоздать. В Абасири надо было попасть к полуночи — одно из запланированных дел диктовало именно такое расписание.       Маленький городок на восточном побережье Хоккайдо, в который они направлялись, выжил неслучайно. Даже в лучшие времена до «великих открытий учёных» он не был областным центром, не получал крупного финансирования и медленно, но верно загибался. Пропитание жителям давал только порт да старая тюрьма, когда-то превращённая в музей. Теперь же населённый пункт на удивление расцвёл, и тому была одна веская причина — названная тюрьма с недавних пор интересовала вовсе не заезжих туристов. В заброшенных древних зданиях и в более позднем новострое, который был добавлен к комплексу и прослужил как торговый центр совсем недолго, сейчас располагался самый крупный чёрный рынок оружия на острове. Лучше был только ближайший к столице, но туда ехать было далеко, потому любой бандит, наёмник или военный, а также всякий, кто хотел защитить себя и своих близких от разнородных генномодифицированных тварей, обитающих в этом мире, знал, что покупать оружие надо в Абасири.       Цены были приемлемыми, к тому же местные продавцы могли достать что угодно — хоть базуку, хоть мортиру из Средневековья. Открывался рынок в двенадцать ночи, тогда там шла самая бойкая торговля, а вот с наступлением рассвета все прилавки маскировались под невинные точки продажи какой-то ветоши, старой техники, книг, чего угодно, что могло бы скрыть реальность. Правительственные агенты редко заезжали в этот богом забытый край, но проверяющих дельцы всё же остерегались.       Манабу давно мечтал попасть на этот рынок, но никак не складывалось, пацан Хайду все уши прожужжал своим нудным: «Хочу, хочу, хочу». Конечно, частично необходимость в поездке отпала — Широяма отдал мышонку целую сумку идеальных клинков. Но паренёк всё равно был воодушевлён предстоящим приключением, планов у него было громадьё:       – Там есть целая арбалетная секция, это рай какой-то! Мне винты запасные нужны для крепления плеч, воск для тетивы, ружейное масло, смазка, а то я пользуюсь автомобильной с графитом. Это же отстой! Хочу специальную, — загибал пальцы необычайно взволнованный Манабу, не замечая, что наставник его совсем не слушает.       Об оружии этот странный ребёнок мог говорить бесконечно, и куда девалась его извечная угрюмость и молчаливость? Обычно Хайда это приводило в умиление, но именно в день поездки совсем не трогало. Чистокровный только и делал, что безбожно разгонял тачку и то так, то эдак прокручивал в мыслях произошедшее на афтерпати. Ему было не до мышонка, сидевшего рядом и задумчиво бормотавшего:       – Вообще это неплохо для навыка, наверное. Ну то, что я сам всё делаю, учусь, птичку свою отлаживаю. Приходится извращаться, конечно. Вот стрелы хочу научиться отливать сам, но это такая фантастика. Алюминиевые говно, как же я хочу ещё карбоновых! Только не тех, что были раньше. Мне надо потяжелее. И оперение другое, чтоб меткость повысить и силу поражения.       – Поражение… — безотчётно повторил за ним Хайд, вкладывая в это слово какое-то своё, ему одному понятное значение. И вряд ли он думал о проигрыше, скорее о точном попадании в цель.       Манабу внимательно посмотрел на него и с осуждением покачал головой. Он примерно догадывался о том, что творится с Хидето, изменения в поведении его учителя были слишком явными. Раньше назвать его рассеянным было невозможно — сама собранность и прагматичность в каждую секунду. А теперь он витал мыслями где-то далеко, это было непривычно и слишком напоминало Манабу другого мужчину — непревзойдённого мастера вываливаться из реальности.       Казуки, правда, вёл себя так по ряду других причин, но сходство было налицо. Заторможенность, невнимательность, взгляд внутрь, никак не на дорогу и не на мышонка. И вот дежавю: Манабу снова не замечали, как несущественную бесплотную тень, вроде бы есть, а вроде бы нет. Вся его жизнь в прошлом была именно такой — несущественной, как будто не знаешь, а есть ли ты на самом деле. Лишь слово «ненавижу» было весомым, одна живая эмоция — ненависть пропитывала минувшее. Нет, там было что-то ещё: привязанностью не назовёшь, скорее горячим уничтожающим пламенем, которое полыхало сильнее от того, что оставалось незамеченным.       Ассоциация резала и жгла внутренности, несмотря на то, что Манабу уже привык к напоминаниям об утраченном. Иногда казалось бы обычные вещи кричали ему о Сатоо, а он не мог заткнуть уши и перестать слышать, потому что буря была не снаружи, она шумела внутри. Мальчишка с минуту изучал скулы и профиль напряжённого Хайда, затем издал короткий сердитый фырк и потянулся к приборной доске, чтобы включить радио. Уж если приходится ехать в одной тачке с зомби, втрескавшимся в Уке Ютаку, то лучше делать это под музыку, может, она заглушит противные звуки воображаемых лопающихся сердечек вокруг безучастного наставника.       Первая пролившаяся в тишину салона мелодия увлекла и расслабила Манабу, светлая и ритмичная. Она, казалось, была создана, чтоб залечивать раны. А потом он вслушался в слова: «Devil's walk in the strawberry fields. Devil's walk in the strawberry fields», — повторил вокалист, и Манабу с агрессивным сопением переключил на другую волну. У второй радиостанции была более тяжёлая направленность, что давало надежду не встретить упоминание о проклятой сладкой ягоде. Но после финального гитарного запила какого-то закончившегося трека, как по закону подлости, заиграла депрессивная песня под названием «Strawberry syndrome». У мышонка нервно дернулась бровь, а вместе с ней — палец, тут же нажавший кнопку поиска следующей волны. Дальше было только хуже, на Манабу посыпались композиции про клубничную блондинку, клубничный свинг, жвачку, вино, молочный коктейль и наконец про клубнику с битым стеклом. Последняя была особенно в тему. «Всё, хватит, нажрался и стекла, и клубники», — решил он в бешенстве и выключил сбрендивший приёмник.       – Это дурдом какой-то, — подытожил он. — Будто радио надо мной издевается.       – Ты о чём? — вдруг очнулся Хайд. Он вообще никакого радио не слышал, в его мыслях всё это время глухо с придыханием звучал голос Ютаки, с жестоким упрямством повторяющий «Убирайся!».       – Одна клубника на всех станциях, — пояснил раздосадованный мышонок, скрестил руки на груди и отвернулся в окно. Там бурой лентой проносились километры и километры однообразных иссушённых пейзажей: зловещий лес, а за ним мёртвые поля, покинутые жителями деревушки, рощи чёрных деревьев, потерявших листву от непрекращающейся жары.       – Ты о музыке? Напоминает тебе о Казуки? — понимающе вздохнул Хайд и продолжил, когда мышонок самым говорящим образом промолчал: — Так бывает, когда кто-то очень дорог. Вселенная говорит только о нём. Другие посоветовали бы тебе не обращать внимания и смириться. Даже я, наверное, посоветовал бы парой недель раньше.       – Но сейчас, конечно, всё изменилось, — язвительно отозвался Манабу.       Чужое счастье — не лучшее сопровождение для того, у кого совсем нет надежды. Он впервые не хотел слушать Хайда, до того вызывавшего у него только симпатию и уважение. Разве мог кто-то разделить его чувства? Все вокруг были глупыми и счастливыми, даже те, кто считал себя несчастным. Да как они смели!       Манабу очень старался. Наверное, со стороны было незаметно, окружающие считали, что он выздоравливает душой, оживает в своих будничных увлечениях драками, Ареной, в тренировках с Широямой и в ставших привычными разговорах с Хайдом. Они довольно часто общались с наставником, но никогда не касались больной темы — смерти. Внешне Манабу очень изменился, превратившись из неприятного нелюдимого аутиста во вполне обычного мальчишку. На самом же деле это впечатление складывалось из миллиона каждодневных адских усилий. Просто встать, двигаться, говорить всегда было больно. Попробуйте отрезать человеку половину тела и посмотрите, как он сможет выздороветь и забыть. Уке Ютака потерял только руку, и то был не способен смириться. Манабу потерял всё. Но он заставил себя выбраться из бездны, раз уж ему подарили жизнь, то потратить её необходимо было с умом. Только жажда мести давала ему силы терпеть существование в осознании того, что Казуки больше нет. Но даже той мотивации иногда не хватало. Как сейчас.       – Да, за это короткое время многое изменилось, — спокойно ответил ему Хайд. — Тут, как понимаешь, всё просто — не оценишь, пока не попробуешь. Прежде я мог бы давать советы относительно чувств, очень умные и взвешенные рекомендации. Я так и поступал. Не с тобой, но с тем же Койю, например. С тобой мы никогда не говорили о любви. А зря.       Манабу едва заметно побледнел. Откровенность Хидето ранила его очень глубоко, но в то же время он прислушался, ему хотелось хотя бы попытаться разделить свою ношу со старшим другом. Никто не говорил с ним прямо, без недомолвок, о том, как называется его болезнь. Любовь.       – Может, пришла пора открыться? Мне кажется, нам обоим сейчас это нужно, — Хидето грустно улыбнулся мышонку. Тот продолжал молчать, точно вернулся в те времена, когда был диким угрюмым зверёнышем. Но глаза сияли осмысленно и страдающе, на грани не проливающихся слёз.       – Так вот, — не стал ждать ответа Хайд, — я больше ни в чём не уверен. Если говорить обо мне, то все мои представления о том, что можно испытывать в отношении другого человека, не имели ничего общего с реальностью. Поэтому я понимаю, что смириться с тем, что Казуки больше нет, ты не сможешь.       – Ну наконец-то, — с заметным облегчением выпалил пацан. — Я уж думал, что и вы, как остальные, всегда будете свято верить в то, что это может зажить и зарасти. Это такое противное сердобольное сочувствие… Ненавижу! Все думают, что можно забыть. До свадьбы заживёт или что-то вроде. Да ни хрена! Как только я добиваюсь более-менее ровного состояния, меня начинает доканывать какая-нибудь сраная песня. И всё. Я хочу убивать и больше ничего…       Манабу оборвал свою дёрганную истеричную речь. Он распалялся, давно уже не испытывал такого бешенства: сухие губы были искусаны, пальцы неосознанно сжимали лежащий на коленях арбалет. Хайд пристально смотрел на воспитанника без тени обычной мудрой улыбки, очень внимательно.       – Убивать и умереть? Это ты хотел сказать?       Мальчик снова отвернулся, пытаясь сосредоточиться на скучных видах за окном.       – Не выход, Манабу. Но и смиряться не нужно. Не молчи больше. Кричи, когда хочешь кричать. Ругайся, как вот сейчас ругаешься. Не держи этот ужас закупоренным в себе. Это не совет равнодушного умника. Просто теперь я признаю, насколько неправильная это вещь — контроль во всём, что касается эмоций. Хочешь выплеснуть гнев — делай это.       Хидето посмотрел с минуту на хмурого мышонка, задумчиво надул губы, а потом выкинул неожиданный фортель: нажатием кнопок открыл окна — и пассажирское, и водительское. Не отрываясь от руля наклонился вбок и заорал в окно:       – Клятая клубника! Блять! Задрала!       Манабу отмер, изумлённо посмотрел на вопящего учителя, мысли были из разряда: «Ну вот. Совсем крыша у старика поехала. Стыд-то какой!» Смекнул не сразу. Хайду пришлось приглашающе намекнуть: «Ну же, присоединяйся! На дороге никого, давай!» И тут парень сорвался. Он отстегнул ремень безопасности, закинул «птичку» на заднее сидение и высунулся в окно почти наполовину. Хидето даже испугался — не выпадет ли. А Манабу уже надрывался со всей присущей юности энергией. Поля и мёртвые деревушки услышали много новых слов, рвущийся в мир крик заполнял окрестности бешенством. Мышонок честил и прилипчивую ягоду — за то, что не даёт покоя, и Сакурая — за то, что он ублюдок и чудовище, и Казуки — за то, что он посмел сдохнуть, придурок такой. По мелочам досталось и Широяме с компанией. Парень, срывая голос, орал о том, как же его достало то, что его считают ребёнком и потешаются. Наконец осипший и немного успокоившийся он нырнул обратно в салон, расслабленно растёкся по сидению и показал Хайду «класс».       – Понравилось? — спросил чистокровный с ухмылкой.       – Отлично вообще. Разрядка, — хрипло одобрил Манабу.       – А чего меня не пообзывал? Сдаётся мне, я тоже заслужил пару-тройку непечатных слов от тебя. Но что-то я их не услышал.       – Услышите. Когда возвращаться будем. Но только если не купим мне нужных приблуд для арбалета, — хмыкнул Манабу, в эту секунду выглядевший абсолютно по-ребячески. Благодаря Хайду его боль на время отступила.       – Понял-понял, — рассмеялся Хидето. — Учту твои пожелания. Но не зарывайся, мы не можем купить вообще всё. А я твои запросы знаю!       – Но я хочу всё! — проныл мальчишка, уже позабывший о том, что совсем недавно у него не было ни одного желания, только пресловутое «убивать и умереть».       Дорога каким-то чудом не показалась утомительной обоим, как это часто бывало раньше. Хайд с самого появления Манабу в своём доме взял за правило брать мальчишку с собой. Он и сам не знал, почему так привязался к этому травмированному созданию с не самым приятным характером. Стоило бы задуматься о причинах, но раньше он этого не делал. У Хайда ведь был и свой ребёнок — сын, который давно и очень быстро вырос. Они оба не стремились к взаимному общению, последний раз это было лет пять назад и оставило не самые приятные воспоминания у каждого из них. Могли быть и другие дети, о которых Хидето не знал. Он вполне допускал такую возможность, хотя старался предохраняться с чистокровными партнёршами. Странным образом родное потомство не вызывало в нём никаких отцовских чувств, в отличие от чужого ершистого подростка, которому Хайд отдал свою кровь, чтоб вытащить с того света.       «Видимо, мне просто нравятся упрямые, вредные и несговорчивые засранцы», — мысленно поиздевался он сам над собой и ожидаемо представил Ютаку с его закидонами. Хотелось снова опустить закрытое недавно окно и как следует проораться по поводу невозможного Уке, но Хайд сдержался ради Манабу. Парень ведь только успокоился, по сути этот глупейший приёмчик Хидето показал только ради временного мира в истерзанной мышиной душонке. А сам он мог и потерпеть, всё-таки не подросток же.       В пути они ещё немного поболтали, радио больше не включали. Манабу нашёл себе занятие — составлять список покупок. Он записывал желаемое в маленький блокнот, найденный в бардачке, систематизировал по степени «нужности» и «ненужности», советовался с учителем. Сильно сократить вишлист не удалось, зато время они убили с иллюзией полезности.       В Абасири приехали даже раньше положенного срока. Хайд не мог сдержаться — всю дорогу превышал скорость, в результате чего добился бессмысленного результата — они оказались в городе за сорок минут до открытия рынка. Потратили это время на то, чтобы забрать в отеле ключи от заказанного заранее номера, оплатили парковку. В холле гостиницы Хайд неожиданно завис у маленькой закрытой на ночь сувенирной палатки, разглядывая крохотные барабанчики, заколки, фарфор, зажигалки и прочую дребедень. Манабу разве что пальцем у виска не покрутил. Он схватил учителя за локоть и потащил к выходу.       – С ума сошли! — ворчал он.       – Да подожди, — вяло сопротивлялся Хайд. — Может, там что-нибудь…       – Для Уке? Вы сбрендили. Не пойму, вы хотите, чтоб он принял от вас подарок или чтоб отлупил им? Не нужны ему эти побрякушки!       Хидето смущённо и виновато рассмеялся, пришлось последовать за сообразительным воспитанником.       – Ладно. Ты уж приглядывай за мной, Манабу-кун, а то я немного неадекватен сегодня.       Парень вздёрнул бровь с недоумением. «Немного?» — вот что говорило это обвиняющее выражение лица.       Добрались до рынка довольно быстро. Здесь, в отличие от городских улиц, было очень шумно и нетипично для ночи оживлённо. Ворота были подсвечены рядами разноцветных гирлянд. Возникал жуткий диссонанс: в этом месте, да ещё и в это время года, всё походило на издевательскую иллюзию ёлочного базара или развала с детскими товарами. Хотя Манабу воспринимал эту торговую площадку для бандитов именно так, изо всех сил пытаясь не вести себя как малыш на своём первом рождественском празднике. Он должен был охранять Хидето в этой непростой ситуации, а не пускать слюнки на всевозможные инструменты для нанесения увечий.       Публика там напрягала одним только видом: грозные отморозки, собравшиеся на «шоппинг», парковались у входа, из каждой тачки выползало по трое-четверо. Все были бизонообразные, высокие, с таким народом приходилось быть настороже. В обычной ситуации Манабу не волновался бы, ведь и среди сотен вооружённых психопатов Хайд смог бы защитить их обоих, но сейчас чистокровный был безобиднее маленького мечтательного котёнка.       Поэтому, вылезая из машины, мальчишка благоразумно прихватил с собой не только свою птичку, надёжно пристроенную на спине, но и пару классных ножей — один был за поясом, второй в голенище. Хайд забрал из багажника большую спортивную сумку, чтоб было удобнее упаковать покупки, и они направились на рынок.       Торговля начиналась с первых метров, ещё не в комплексе — под открытым небом были расставлены простые прилавки, как для уличной еды. Присмотревшись, Манабу понял, что сравнение пришло ему в голову неслучайно. На дешёвых бумажных плакатах и тканевых вывесках у деревянных стоек были изображены жареные кальмары, такояки и данго, хотя на столах у не внушающих доверия дельцов лежало нечто совсем несъедобное. Пока это было самое невинное из всего, представленного на рынке: кастеты, электрошокеры и биты разных размеров, утыканные и не утыканные гвоздями. А ещё — баллончики с различными газами от перечного и нервно-паралитического до совсем уж смертельной химии.       Им с Хайдом было нужно совсем не это, так что они с наставником отправились дальше, ориентируясь по схеме из простенького буклета, который им всучила у входа кривозубая девица в мини-юбке, бронежилете и солдатской каске с приделанными к ней светящимися рожками.       – Реклама на высшем уровне, — весело хмыкнул Хайд в ответ на её задорное подмигивание.       Манабу было не очень-то смешно. Он отметил про себя то, что даже промоутерша была вооружена — на бедре в кожаном чехле у неё висела пушка. Что уж было говорить о других сотрудниках: охранники, шнырявшие туда-сюда продавцы и менеджеры были снаряжены так, что напоминали пиратскую команду или небольшую армию. Безрассудство учителя поражало. И всё же он не забыл о том, что первой целью посещения этой преисподней была арбалетная секция. Брошюра говорила о том, что искать её надо в старой части тюрьмы, тогда как отдел, в который нужно было Хайду, располагался севернее — в крупном уродливом современном здании. Это Хидето оставил на сладкое, сначала надо было порадовать мышонка.       Они немного поплутали, но в конце концов нашли искомое. Следуя указаниям карты-рекламки, попали в коридор со сломанными раздвижными дверями, которые когда-то давным-давно вели в камеры опасных преступников. А теперь в каждой «камере» вдоль стен располагались столы с арбалетами, самострелами, они даже одну не очень крупную баллисту видели. Повсюду на крючьях висели различные образцы оружия. В пластиковых контейнерах лежали стрелы, винты и вообще всё, о чём Манабу мог только мечтать. В одном из отсеков был организован тир для того, чтобы каждый покупатель мог провести «тест-драйв» и пристреляться.       Пацан перестал контролировать эмоции, как только переступил порог помещения. У него глаза разбегались. Столько громких «Вау!» разной степени восторженности Хайд от него не слышал никогда. Кроме того, чистокровному пришлось два раза повторить Манабу сказанную в машине фразу о том, что приобрести всё они не могут, как бы мышонок этого ни желал. Их сумка и так уже изрядно потяжелела, а они ещё до конца коридора не дошли. На стотысячный жалобный взгляд мальчишки Хидето ответил шуточной угрозой:       – Не успокоишься, придётся тебя загипнотизировать, чего мне очень не хочется. Остановись, безумный ты шопоголик! Имей совесть, и так уже полтора часа бродим. А мне ещё надо забрать заказ. Не забыл?       – Помню-помню, — проворчал тот. — Такое забудешь, как же! Уже две недели об этом слышу регулярно.       Хотелось добавить: «И после этого ещё я безумный шопоголик?» Но Манабу промолчал. Вместо этого он попросил Хайда напоследок зайти в ещё одну «камеру», хотел посоветоваться с тамошними инженерами насчёт усовершенствований. Их встретил бритоголовый полноватый мужик в камуфляжной форме, который оказался настоящим фанатом своего дела — знал все нюансы и прелести такого оружия.       К радости Манабу, он оценил его «птичку» по достоинству, сказал, что это одна из лучших моделей арбалетов в стране. Мышонок хотел взглядом поблагодарить Хайда за отличный выбор, но тот, заскучав, опять провалился в свой радужный мирок. Стоял с отсутствующим взглядом у витрины с какими-то запчастями и совсем не шевелился. «Ладно, потом скажу спасибо, — с лёгким раздражением подумал парнишка. — Сейчас всё доделаю, и тогда он «отвиснет».       Тем временем спец по арбалетам вернулся из-за прилавка с планшетом, на котором спешно что-то набирал.       – Дай покажу тебе, как можно замодить твою красотку, проапгрейдишь по полной, вообще цены ей не будет, как коллекционка станет. Пару сек… — пухлые пальцы быстро бегали по экрану, вводя нужные параметры.       Манабу видел вверх ногами, но то, что там можно было разглядеть, ему уже нравилось. Мастер добавил тюнинг спускового механизма, усилил плечи арбалета, а когда закончил, передал гаджет юному красноглазому потенциальному клиенту. Простое движение, никакой магии: Манабу лишь взял планшет в руки — и тут же из него раздалось странное шипение, на экране пошёл белый «снег» из помех. Мышонок непонимающе уставился на консультанта, тот тоже был озадачен. Но чудеса не закончились: вдруг техника ожила, демонстрируя совсем иное изображение. Никакой «птички» там не было и в помине. Вместо неё на мониторе возникла шахматная доска. Не фото, а простейшая компьютерная игрушка. Чёрно-белые квадраты, плоские фигурки. Причём, судя по всему, они с торговцем наблюдали за чьим-то чужим сражением с компьютерным мозгом. Комбинация уже была разыграна, фигур на поле осталось мало. Белая пешка двинулась вперёд к восьмой горизонтали. Редкая удача, отличный ход. Неизвестный игрок получил возможность провернуть превращение пешки в любую фигуру, в том числе в ферзя.       – Что за хрень! — вдруг обрёл дар речи побледневший Манабу и чуть не выронил планшет из дрожащих пальцев, к счастью, продавец мигом подхватил гаджет.       – Что случилось? — очнувшийся Хайд подскочил к воспитаннику, взглянул через плечо на монитор. Теперь там было лишь окно загрузки программы демонстрации модификаций для арбалетов. Никаких пешек. Никаких видений.       – Скажи, что ты тоже это видел! — потребовал Манабу и с силой тряхнул мастера по усовершенствованиям за предплечье. — Ведь видел?! Скажи мне, что это не глюк!       Хриплый голос юноши из угрожающего превратился во встревоженный, он умоляюще смотрел на чужака, пока техник с недоумением пожимал плечами.       – Глюк, конечно, — туповато выдал он. — Я не понял, откуда это выскочило. Вирус, что ли, где-то подхватил? Я вчера порнуху с планшета смотрел, конечно, всё может быть…       – Так… что конкретно там было? — сосредоточенно и жёстко процедил Хайд.       – Да фигня, — отмахнулся консультант, — игрушка. У меня ведь даже не было такого приложения. Не люблю я эти дурацкие шашки!       – Шахматы, — сквозь зубы выдавил Манабу. — Это были долбанные шахматы…       Он резко развернулся и, чуть не протаранив Хайда, который увернулся в последний момент, ломанулся к выходу из этой комнаты, из всей чёртовой арбалетной секции. Ему нужно было на воздух.       Хидето догнал его только на улице. Манабу отбежал от здания, на противоположный тротуар, поспешно сел на корточки, опустил голову и с силой сжал виски. Шахматы были ещё хуже, чем клубника, они хранили в себе воспоминания о том, насколько он был жалок раньше. Насколько он был недостоин Казуки. Тому наверняка было скучно разыгрывать партии с таким идиотом. Хотя Сатоо очень старался, чтоб им обоим было весело. Давал фору. Например, изначально ставил фигуры в выигрышное для Манабу положение. В том числе позволял его пешке превратиться в «королеву», правда, это не помогало, результат всегда был один и тот же. На его памяти Казуки проиграл в шахматы всего один раз, не ему — Ютаке, и то игра была нечестной, чудовищной. Не игра вовсе, а жестокая моральная пытка одного «брата» другим.       Голова гудела на высокой протяжной ноте. Это была смесь белого шума и внутреннего крика такой силы, что извлечь его из себя было невозможно. Слишком громко, ни одно горло не воспроизведёт, его горло — тем более, скорее он просто захлебнётся волнами желчи. Он тяжело втягивал ночной воздух через нос и шумно выдыхал ртом, надеясь, что сможет одержать верх над приступом паники.       Неожиданно боль прошла, её погасили одномоментно, как будто полыхающий очаг был великодушно залит водой. На плечо без нажима, ласково легла тёплая рука. Манабу обернулся. Хайд стоял рядом, склонившись к нему и болезненно морщился. В свете фонарей и глупых разноцветных лампочек они внимательно посмотрели друг на друга. Оба худые, узкоплечие, в чём-то похожие друг на друга, оба растерянные. Манабу подумал, что у Хайда в тот момент почему-то было ужасно смешное выражение лица, как у зверушки из аниме, которая вот-вот чихнёт или расплачется.       – Всё-таки загипнотизировали меня, да? — пробасил мышонок, чуть успокоившись.       – Извини, не устоял. Хотя это не гипноз. Просто отключил на время кое-какие нейронные связи. Всё придёт в норму в течение получаса. Физическая боль не вернётся.       – Нейронные связи… Даже вы говорите как он, — криво усмехнулся Манабу и осторожно дёрнул плечом, показывая, что утешение больше не нужно, он в порядке.       Хидето понимающе выпрямился, мальчишка тоже встал на ноги.       – Ещё раз прости, теперь уже за напоминание, я не специально вызвал ассоциацию, просто…       – Не за что вам извиняться. Вы лучше всех, — с искренней благодарностью улыбнулся мышонок. — Спасибо, что обезболили сейчас, а то думал, что сдохну.       – Да, знаю. Непростая ты личность, Манабу. Поэтому, наверно, и история у тебя непростая. Это ведь надолго. Сравнение и сходство всего и вся. Ты понимаешь? Так просто тебя не отпустит.       – Но надо бороться, — решительно закончил за него Манабу. — Я понимаю, да. Пойдём уже туда, куда вы хотели. Нечего сопли размазывать.       – Пошли, — согласился Хайд, поправил сумку на плече и побрёл по тротуару. — Только можно я кое-что спрошу? Ты хочешь, чтоб эти воспоминания ушли насовсем? Или нет?       Манабу последовал за ним, на ходу метнув в него испуганный взгляд:       – Не вздумайте мне ничего стирать в мозгу! Это моё! Пусть хреново, пусть достаёт, но моё! У меня кроме воспоминаний и не осталось от него ничего.       Хайд непринуждённо рассмеялся:       – Глупый, если бы я умел как следует работать с памятью, я бы давно уже это сделал. Ты бы и не заметил.       – Чего? Стёрли бы мне лишнее, что ли? Без спроса? Ничего себе! Ужасный Хайд! Ужасный! — полуиспуганно-полушутя возмутился мальчик.       – Вот и Асаги мне так говорит. Но к твоему счастью у меня не получится так, как надо, тонко и незаметно. А грубую топорную работу я не люблю. Это вторая вещь в списке самых ненавистных для меня.       – А первая? — с опаской, немного сторонясь чистокровного, спросил Манабу.       – Первая — это боль, причинённая моим близким, — странным тоном проговорил Хидето, глядя куда-то перед собой. И в его голосе явственно прозвучал древний и непостижимый холод полярных ледников.       Чем больше проходило времени, тем сильнее чистокровный сомневался в том, что поступил правильно, уехав из города и оставив Ютаку на Асаги. Желание запрыгнуть в тачку и вернуться приходилось душить в себе с пугающей частотой. Но пока он справлялся.       Вторым пунктом в их плане значилась более «попсовая» секция чёрного рынка. Разницу они оценили уже на входе. Всё-таки страсть Манабу к арбалетам была очень уж специфической и элитарной по сравнению с этим товаром массового потребления. На всякое оружие, конечно, находились свои ценители. Но огнестрельное пользовалось наибольшим спросом. Само здание, в котором оно продавалось, было более современным и просторным. Внутри здоровенная коробка из стекла и бетона напоминала дешёвый магазин оптовых закупок, никаких уютных закутков с консультантами-задротами.       Вся площадь была заставлена большими пирамидами коробок, отовсюду виднелись яркие откровенно лживые зазывающие таблички с надписями «распродажа», «цены вниз» и «минус 50 процентов». Соответственно и покупателей с нездоровым блеском в глазах тут было побольше. Этот отсвет безумия коснулся и Хайда. Он оживился и ускорился, направляясь к заветной цели. Заказ был оформлен уже давно, а три дня назад ему сообщили, что товар доставлен, оставалось только оплатить и забрать желаемое.       Манабу едва поспевал за Хидето, тот стремительно лавировал между шумными группками мужчин и женщин, по мере приближения к нужному магазину излучая всё большую радость. Его тонкая, затянутая в чёрное фигура мелькала перед мышонком непостоянным ориентиром, то исчезая в толпе, то снова проявляясь на горизонте.       – Пришли! — воскликнул он торжествующе.       В витрине, над которой висела миграющая надпись «Austrian», стояли безглазые чёрные манекены, презентующие бронежилеты, кобуру, сумки, чехлы, патронтажи и другое снаряжение. Демонстрационные образцы пистолетов можно было увидеть внутри под стеклом на красном бархате. Хайд, не обращая внимания ни на что вокруг, сразу подошёл к ним и стал с ребяческим упоением разглядывать то, что так любил Уке Ютака. Как бы он хотел сделать ему настоящий знаковый подарок, вернуть его личные Глоки, но это было невозможно, пришлось бы штурмовать Центр Сакурая ради Снежкиного оружия. Безумная идея, неосуществимая. И даже понимая это, Хайд снова чувствовал себя уязвлённым — сначала реплику купил, теперь вот подыскал замену. Всего этого ему было мало, хоть и приходилось смиряться. В восприятии Хидето Уке заслуживал большего, Уке заслуживал всего.       Манабу с тяжёлым вздохом поспешил за воодушевлённым ослепительно светящимся вампиром, подошёл к нему и встал рядом. Сурового вида женщина в возрасте поприветствовала их полупоклоном и продолжила прерванный разговор с другими посетителями.       – Это бред, — сухо заявила она. — Вы несёте бред. Глоки обнаруживаются металлоискателями, как любые другие пистолеты. Откуда вы взяли этот миф, мальчики? Из дерьмового старого кино? Если у вас всё, то хватит уже песочить мне мозги. Я займусь теми, кто пришёл по делу.       «Мальчики» были уже не мальчиками — быдловатые, неприятно хохочущие амбалы средних лет. Двое оборотней домогались до старушки скорее ради развлечения, чем с целью покупки. Третий бродил по павильону, подозрительно пошатываясь и подхихикивая. Манабу сразу захотелось убраться отсюда как можно скорее, он приблизился к кассе и, не дожидаясь паузы в чужом диалоге, грубо выпалил:       – У нас заказ. Забрать бы.       – Ты не охерел ли, щенок? — повернулся к нему один из бугаёв. — Мы тут беседуем вообще-то.       Крепкий запах перегара обдал мышонка липким облаком, он поморщился и, не удостоив мужчину взглядом, обратился к продавщице:       – Проверьте, пожалуйста, доставка была трое суток назад. Там…       – Мы подождём, — мягко и обворожительно улыбнулся Хайд двум возмущённым недоумкам, допуская непростительную ошибку. Потому что третий давно пристально оценивал его со спины, а теперь подгрёб опасно близко и вдохновлённо икнул прямо в ухо:       – Да ты мужик всё-таки. Это даже прикольнее. А я-то думал, что за краля? Кудряшки, лыба ангельская, пиджачок в облипку, а главное — жопка как орех, прелесть.       Лицо Хайда вытянулось, он часто-часто заморгал, когда на вышеназванную прелесть опустилась огромная лапища.       Манабу был быстр — арбалет вспорхнул к плечу — он уже целился тупому похотливому козлу между глаз. Женщина за прилавком раздражённо выругалась. С небольшой задержкой с двух сторон от головы мышонка щёлкнули затворы. Приятели охамевшей мрази вытащили пушки и приставили к затылку парнишки. Он цыкнул, не опуская арбалета и перевёл взгляд на непроницаемое лицо Хайда. Ледяное, замёрзшее, неживое. В нём читалось то самое чувство, которое Манабу знал как свои пять пальцев. Хидето был весь — ненависть.       Маска растрескалась в тот миг, когда в наступившей тревожной тишине чистокровный скрипнул зубами. Страшно стало даже Манабу, которому явно ничего не угрожало. Время в его сознании исказилось от шока: ему показалось, что сначала сзади его окатило брызгами, а потом уже прозвучал грохот выстрелов, раздался шум падения, стоны и дикий вой. Мужик, посмевший подкатить к Хайду, неестественно отшатнулся назад от него, посмотрел на Манабу с ужасом и мольбой, а потом развернулся и с разбегу, снося манекены, разбил головой витрину.       – Бляха, только две недели назад новую поставили, — выдала продавщица. — Тут такое часто творится.       Пацан машинально закинул уже ненужный арбалет за спину, обернулся назад. Парочка уродов билась на полу: один прострелил другому плечо, второй придерживал рукой осколки раздробленной пулей приятеля челюсти. Оба подёргивались, скулили и заливали кровью пол. Манабу осторожно отступил назад, чтоб не запачкаться. Хайд брезгливо скривился и с большим трудом вернул на место обычное сдержанно-вежливое выражение:       – Так вот, как сказал мой друг, у нас заказ — два Глока 17 с модификацией и наплечная кобура. Вот деньги, — он выложил банкноты на прилавок и пристально посмотрел на женщину. — Тут чуть больше, считайте, что это чаевые. Надо же было такому случиться! — без всякого сожаления закончил чистокровный.       – Честно говоря, это я должна вам приплатить, — чётко, с ровными паузами, как механическая кукла, ответила женщина. — За то, что стали свидетелями такой сцены. Они меня достали, шелупонь. Нажрутся, а потом буянят, нет бы в барах друг друга мочили! Опять магазин разносят. Сейчас принесу вашу покупку. Охранникам уже дала отбой, у меня тут сигнализация есть на кнопке. Сама всё приберу.       Хидето кивнул ей с уважением. Манабу почувствовал, как по магазину растекается невидимое силовое поле, подобие иллюзии, но совсем не такой, как у Пробуждённых. Любопытные рожи обывателей то и дело заглядывали в павильон с общей территории рынка, но сразу же теряли заинтересованное выражение и исчезали, будто не видели и не слышали ничего странного. Торговка отошла в подсобку за заказом, и Манабу тихо, с осторожностью спросил стоявшего с равнодушным видом Хидето:       – Как насчёт того, что вы не правите чужую память?       – Своим я её и правда не правлю. И вообще стараюсь избегать подобного. Тут это было необходимо. Моя вина, — он снова поморщился от отвращения, глядя на конвульсии хрипящих на полу мужиков. Тот, что лежал под грудами витринного стекла, вообще признаков жизни не подавал.       – Разве ваша? Вы не виноваты в чужом скотстве, — с запалом возразил парнишка.       – Если бы я так рассуждал, Манабу, это имело бы массу дурных последствий. Во-первых, я бы к этому моменту убил уже многих «скотов». Просто за их мысли убил бы, читать их, знаешь ли, сомнительное удовольствие. Во-вторых, из-за этого нас бы давно раскрыли. Я не могу рисковать остальными из-за собственного униженного достоинства. Сегодня я упустил нужный момент, позволив этому произойти, а потом сорвался. Мы выше их, а значит должны быть умнее и предусмотрительнее.       Хайд внешне был абсолютно спокоен, прочитанная им мальчику лекция о морали и ответственности была враньём от первого до последнего слова. Но не мог же он сказать ребёнку, что был искренне счастлив, спуская пар на этих неандертальцев? Это было бы непедагогично. Лишь по этой причине Хайд покривил душой.       Они забрали товар, бегло его осмотрев, покинули «место преступления», сели в машину, а затем вернулись в номер. Всё это в похоронном молчании.       Раньше, когда Хидето путешествовал по стране в более юном возрасте, длинноволосое чарующее создание неопределённого пола вызывало непристойный интерес буквально повсеместно. Его хотели женщины и мужчины, молодые и старые, безобидные и чертовски опасные индивиды. Но он всегда контролировал ситуацию, просчитывал возможные неприятности за много ходов и умело переключал неприятных типов, управляя их сознанием. Хайду было не привыкать к подобному. Однако в этот раз он был непростительно расслаблен. Упустил. А затем, потакая собственным желаниям, наказал тех, кто его взбесил. Можно же было решить всё мирно и незаметно, но ему отчаянно хотелось другого. Вот бы размозжить им головы, уничтожить, а затем выпить без остатка! О да, он испытал ослепительное удовольствие в этот миг. И едва успел направить пистолет первого выстрелившего чуть ниже изначально намеченной точки. Повезло тварям! Дальше он уже немного успокоился.       Хайд не делал такого со времён Утечки, и это его слегка беспокоило. Слишком напоминало логику Первого, а он терпеть не мог Арю за его беспредельный эгоизм. Быть похожим на него хоть в чём-то? Врагу не пожелаешь. Даже если крыша едет от любви, снимать стресс таким образом было непростительно. Ютака тут, конечно, сыграл главную роль, о чём чистокровный тоже предусмотрительно не сказал Манабу. Пусть лучше думает, что учитель психанул из-за оскорбления и отомстил.       На самом деле, когда к Хидето прикоснулась эта мразь, его захлестнуло потоком бешенства, вспышка за вспышкой — он управлял марионетками и внутренне ликовал от их мучений. Теперь, после того, что случилось в «Screw», ему были до дикости омерзительны чужие прикосновения и подобное внимание, от одного воспоминания по телу проходили судороги отвращения. Прежде реакция была бы не настолько безумной. А сейчас… Хотелось, чтобы его трогал лишь один, никто больше не имел на это права.       «Вот ты уже и привязал меня к себе, гадкий мальчишка», — улыбнулся Хидето своим мыслям и ласково, как любимого питомца, погладил рукой ящик с пистолетами, который стоял у него на кровати в номере.       Манабу вышел из душа и перед тем, как направиться в свою комнату, обеспокоенно поглядел на наставника. Помялся немного в нерешительности, но всё же сказал:       – И всё-таки я не согласен. Вы не виноваты! Они это заслужили.       – Конечно, заслужили. Ты не думай, не то чтобы я испытываю сильные угрызения совести. Просто мне жаль, что тебе пришлось это увидеть.       – Вы чего! Да я в восторге! — просиял мальчишка. — Это было обалденно!       «Хайд-сан крутой! Ужасный и крутой», — говорили его восхищённые алые глаза. Хидето улыбнулся с отеческой нежностью, это было приятно — не встретить осуждения мышонка.       – Всё, падай спать уже! — скомандовал он бодро. — Завтра у нас большой день!       День, и правда, предстоял непростой, в основном для Хайда, которому решительно нечем было заняться в первой половине. Встреча с Хазуки была назначена на два часа дня, на более раннее время оборотень переносить её не захотел, хотя Хидето и отправил ему несколько увещевательных сообщений. В этот момент он ужасно страдал от того, что гипноз не работает на расстоянии. Забрать бы упрямца поскорей — и домой.       Это был исключительный случай. Вообще-то он любил деловые вылазки, и чем дольше они длились, тем больше нравились вампиру. Выбираясь из города, он всякий раз дышал полной грудью, потому что ненавидел чувствовать себя в чём-то ограниченным. Укрытие чистокровных он давно воспринимал как подобие тюрьмы, выстроенной их собственными руками. Там воздух казался спёртым, не продохнуть, а дорога всегда дарила Хайду радость, пусть временной, но такой необходимой свободы.       Однако в это утро он предпочёл бы оказаться дома, а не здесь, в гостинице на задворках Хоккайдо. Беспокойный и дёрганный, он то и дело вскидывал руку с часами, чтоб убедиться, что дурацкие цифры, чёрт бы их побрал, сменяют друг друга чересчур медленно. Несмотря на жёстко высказанную им самим уверенность в том, что поездка ему необходима, теперь он её таковой не считал, дойдя до крайней точки: складывал в уме время, проведённое в разлуке, и думал только про своё обещание вернуться этим вечером.       Такая ненормальная суетливость охватила Хидето сразу после пробуждения. Вынужденный не тревожить чужой покой, он ощущал напряжение ещё более остро — в душе оглушающе разрывались снаряды нетерпеливости и тревоги, хотя снаружи царила тишина. Манабу ещё спал, а Хайд уже бродил по номеру от стенки к стенке, как свихнувшийся зверь в тесной клетке.       Наконец он вспомнил об одной приятной заботе, которая могла бы его отвлечь от усиливающейся истерики, порылся в дорожных вещах и достал запечатанный пакет со стерильными инструментами. Таких одноразовых наборчиков у него было много, в подвале коттеджа в городе стоял целый ящик, закупленный предусмотрительным Нао. Хидето встряхнул прозрачный пакетик: внутри лежала полая игла и длинная гибкая трубка. Это была инициатива доктора.       Когда-то случайно увидев, как Хайд сцеживает кровь без инструментов, надрывая кожу клыком, он побледнел, затем позеленел и долго отчитывал чистокровного за такое негигиеничное варварство. Позже притащил всё необходимое, обучил Хайда искать вену, сначала на сгибе локтя, а потом, убедившись в том, что чистокровный «ученик» достаточно ловок, Нао показал и более сложный вариант — забор из запястья. С тех пор Хайд легко делал это сам, и не приходилось возиться с нелюбимой уборкой. Ни тебе луж на столе, ни пятен на ковре, всё чисто и удобно.       Прежде чем начать выкачивать кровь сейчас, он подумал-подумал и позвонил на ресепшн, заказал бутылку красного вина и два бокала. Его не смущало то, что за окном было только утро, с вампирским обменом веществ любое время было подходящим для вина, опьянение он почти никогда не чувствовал, зато вкус обожал. К тому же вино всегда расслабляло его, а сейчас это было необходимо. Официант доставил заказ быстро, как того и просил клиент, Хайд заплатил ему и закрыл дверь, устроился в кресле. «За Снежку», — улыбнулся он сам себе.       Конечно, он предпочёл бы не виноградную кровь, а иную. Тот вкус раскрывался на языке тёмной безграничной вселенной, греховным космосом полной свободы, на первый взгляд невозможно холодным, а через миг — обжигающим. Таким, что жидкий огонь в сравнении с кровью Ютаки показался бы остывшим молоком.       Хайд голодно сглотнул, отгоняя возбуждающие мысли, налил себе бокал, со вздохом пригубил, тут же вспоминая другой, более крепкий алкоголь, слизанный им с чужих губ. Поставил стакан на место и деловито распаковал инструменты. Это уже вошло в привычку — будить Манабу словами: «Завтрак готов, поднимайся, пока тёплый!»       Они не договаривались специально, однако укус как-то сразу стал естественным табу в их странной, стихийно образовавшейся семье. Мышонок даже не задумывался об этом. Хайд сам взял на себя кормление как заслуженную обязанность. В конце концов именно он единолично принял решение реанимировать мальчишку, хотя Нао и был против поначалу, боялся не спасти и причинить необоснованную боль.       И снова, как и каждое утро прежде, Хидето совершенно обыденным образом опустил один конец трубки в бокал, предназначенный для Манабу, второй был закреплён на игле, проворно вошедшей в вену, проткнувшей только одну стенку. «Как по учебникам, — поговаривал раньше Нао. — Вы могли бы быть медбратом».       Хайд покачал головой с самоосуждением, откинулся на спинку кресла и смежил веки. Пока кровь приручёнными, послушными каплями стекала в бокал, он думал о том, что для него значили все предыдущие укусы, и, вспоминая их, отчаянно ругал себя за неоправданную расточительность. Казалось, это просто часть любовной игры, которая и сама по себе прежде не была настолько важна — соблазнительное развлечение, не более того. Как же часто он позволял своим партнёршам вонзать в себя клыки, и как теперь жалел об этом! Он был у Ютаки первым, вот это было настоящее сумасшествие, царский подарок, на который он и не смел рассчитывать. Можно было искренне поверить в удачу, такое и правда казалось чудом — никто не успел попробовать Уке, это заводило до дрожи. «Никому не отдам», — облизываясь довольным зверьём, думал Хидето.       Не переставая путаться в своих мыслях, он не заметил, как закончил процедуру. Встал, прогулялся до соседней спальни и флегматично разбудил Манабу по привычному распорядку. Тот выбрался из постели рывком, как солдат, вытянулся струной и, приходя в себя, сонно похлопал глазами, выдавая через зевок:       – Вы ведь в курсе, что мне не нужно пить так часто? Я и проголодаться-то не успеваю вашими стараниями.       – Это вместо спасибо, да? — рассмеялся его наставник, глядя на покачивающегося, не пробудившегося толком ворчуна.       – Спасибо. Но я даже не знаю, что такое жажда.       Мышонок бубнил просто так, по инерции, а сам уже шлёпал босыми ногами по полу к заветной дозе идеальной крови. Не выпить предложенную порцию он был не в состоянии: свежая, ещё тёплая, она манила благородным ароматом на расстоянии, а вблизи и вовсе лишала силы воли.       – Вот и хорошо, что не знаешь, — выдал Хидето с глубокомысленным кивком, возвращаясь за ним. — Я не хочу, чтоб ты чувствовал настоящий голод. Приятного мало, поверь.       – Откуда знаете? Разве вы можете его испытывать? — парнишка вскинул брови и с наслаждением сделал первый глоток.       – Выходит, могу. Только не по крови, — уклончиво ответил Хайд, снова устроился в кресле, на этот раз поджав ноги под себя, потянулся к бутылке, освежил вино, взял в руки телевизионный пульт и скучающе включил первый попавшийся канал.       К счастью, Манабу успел допить свой «завтрак» залпом до того, как ему стало дурно. Парнишку затрясло. Бокал разбился об пол, выпущенный дрожащей безвольной рукой.       – Вы верите в привидения? Ну или в полтергейст? — бесцветно спросил мышонок, не отрывая взгляда от экрана.       – Нет, конечно, это сказки, — напряжённо произнёс Хайд, отмечая про себя остекленевшие глаза мальчика, руки, повисшие плетьми вдоль корпуса, и безобразно ссутулившуюся спину.       – Хм… Интересно. Кое-кто посмеялся бы. Вампир — и не верит в привидения. Можно погромче? — металлические отрывочные фразы скатывались с почти белых губ.       Манабу не глядя переступил битое стекло и уселся на пол рядом с креслом Хайда, полностью сосредоточившись исключительно на телевизионной передаче. Сначала ему вообще померещилось, что он видит прямую трансляцию из старой лаборатории Казуки в Центре Сакурая. В том самом Центре, которого уже не существовало. Разум был обманут крупным планом зелёной доски, исписанной математическими и физическими формулами. Понимание пришло спустя долгую секунду, тянувшуюся целую вечность, в которой Манабу ощущал себя утопленником, плавно покачивающимся на дне северного озера, мёртвым и напрочь запутавшимся в холодных водорослях. В итоге он осознал, что обманулся. Обстановка в показанной на экране лаборатории отличалась от знакомого стерильного Ада из прошлого. Все декорации в программе были старинными, какими-то стимпанковскими. Странные приборы, лампы, искрящиеся катушки.       – Тесла, хах, будь я проклят. Июль — дражайший Тесла, — пояснил безумным голосом мышонок, сдерживая рвущийся наружу истеричный смех под коркой льдистого отупения. — Ведь сейчас июль! Логично!       Хайд метался взглядом от телевизора к воспитаннику, взволнованно соображая, стоит ли по возвращении попросить Нао выписать пацану антидепрессанты. Действуют ли вообще антидепрессанты на обращённых вампиров? На чистокровных не действовали.       А в теле-мире усатый мужчина в сюртуке, изображавший легендарного физика, проводил какой-то опыт. Закадровый голос диктора монотонно читал лекцию о жизни и изысканиях великого учёного под созвучное тексту тяжёлое дыхание Манабу.       – Не понимаю, — вырвалось наконец у Хидето.       – Конечно, не понимаете, это вполне нормально — не понимать такое, — с больным весельем проговорил парнишка. — Знаете, я бы тоже забил, списал бы на совпадения, будь там сейчас кто-то другой. Но это грёбаный Тесла. Просто у Казуки была считалка, его сокровище из детства, от родителей досталось. Этой считалкой он пользовался, когда менял пароль для входа в лабораторию. В тупом стишке были месяца и фамилии учёных, которые родились в это время. Николя Тесла — десятое июля тысяча восемьсот пятьдесят шестого года.       Хидето улыбнулся с облегчением:       – Вот тебе и разумный ответ, Манабу. Они просто показывают программу про того, кто родился в этом месяце. Никакого полтергейста.       – Ну да, ну да, — сухо согласился юноша и неожиданно грубо выхватил пульт из рук чистокровного. — Сейчас проверим.       После долгого мучительного и бессистемного сёрфинга по разным каналам, он устало вырубил телевизор. Экран погас, вампиры продолжали сидеть в молчании. Манабу глупо пялился в чёрное зеркало на себя на полу и Хайда в кресле, таких похожих и в то же время таких далёких друг от друга сейчас. Смотрел, сравнивал, играя с самим собой в «Найди сто миллионов отличий», пока не обрёл дар речи:       – Что и требовалось доказать. Херь какая-то творится. Правда ведь сегодня на удивление «разнообразная» программа передач?       – Да, это несколько странно. Но я не стал бы делать никаких поспешных выводов. Всем хотя бы иногда кажется, что телик с ними разговаривает. Даже у меня такое бывало.       – Не такое, — горячо возразил Манабу, повернувшись к нему и начиная перечислять, загибая тонкие пальцы: — «Назад в будущее», «Грань», которая очень нравилась Казуки, викторина для маленьких гениев, реклама с этим парнем, который проверял качество стирального порошка с помощью перегонного куба, новостной выпуск о закрытии подпольной лаборатории по изготовлению мусорных препаратов. Я, наверное, не всё запомнил. Ну да пофиг. Вывод напрашивается один!       Хайд вопросительно посмотрел на Манабу. Тот нахмурился и произнёс шёпотом в повисшей в номере зловещей тишине:       – Привидения существуют! Надо бы в храм сходить!       Хайд закусил щёку изнутри, чтоб не рассмеяться в ответ на это детсадовское умозаключение. Далось ему это с трудом, но он отдышался и сумел максимально сдержанно и назидательно проговорить:       – Нет, Манабу, храм — это всё-таки перебор. Ни к чему туда идти. Думаю, даже Казуки сказал бы тебе, что это искажённое восприятие шалит и подсказывает тебе подобные выводы. Нервное переутомление, стресс, нежелание смириться. Лучшее, что мы могли бы сделать — это сходить проветриться. На воздухе должно стать полегче. Мне тоже не помешало бы размять ноги. До встречи ещё где-то час, но я уже не могу тут сидеть, честно говоря, тоже схожу с ума.       – Тоже? — насупился мышонок и посмотрел в глаза Хидето тем самым обиженно-просящим взглядом, который обычно ни один родитель не выдерживает, но чистокровный стоически вытерпел.       – Слушай, не впадай в панику, это всего лишь телевизор. Никаких храмов, никаких монахов, никаких обрядов изгнания духов. Мы приехали по делу, делом и займёмся.       Немногим позднее Манабу имел возможность упрекнуть чистокровного и сказать, как любой желчный и мстительный подросток, что слоняться по городу со скучающим видом, постоянно возвращаясь к машине на стоянке и проверяя подарки, — это не дело. Но парнишка подавил в себе поднимающееся желание поязвить, потому что потерянный и печальный Хидето вызывал у него только искреннее сострадание. Мышонок привык видеть наставника другим, и теперь очень жалел его, понимая, что даже он в свои восемнадцать, пожалуй, разбирался в собственных эмоциях лучше мудрого вампира.       Мальчику даже пришлось аккуратно намекнуть Хидето, что тот совсем позабыл о сувенире для Асаги, тогда как Ютаке и ему накупил гору всего. В одну из бессмысленных проходок Манабу тактично указал ему на лавчонку с надписью «Местные продукты», мимо которой они прошагали, наверное, уже в пятый раз, шатаясь по центральным улицам Абасири. Хайд сокрушённо хлопнул себя по лбу, потащил воспитанника внутрь, где они купили нечто странное — бутылку напитка под названием «Bilk». Как объяснил им продавец, это был единственный самобытный алкоголь, производившийся в Абасири, нечто среднее между пивом и молоком. И Хайд, и Манабу синхронно поморщились от описания, но выбора у них не было.       – Надеюсь, мы не отравим нашего единственного оракула, — заключил Хайд, забрасывая подарочный пакет в багажник. — Всё, хватит, не могу больше. У нас ещё двадцать минут, ну да ладно. Поехали забирать нашего новобранца.       Хидето поторопился. Об этом они догадались, когда в два в ресторанчик быстрого питания, выбранный местом встречи, никто не пришёл. Не явился Хазуки и через час, прислав короткое смс: «Сорри, задерживаюсь». Спустя пару часов Хайд уже был как на иголках, даже сбегал и купил сигареты, нервно выкурил одну, названивая непунктуальному засранцу, который имел наглость не отвечать на вызовы. Вернулся в кафе к Манабу, который тоскливо и одиноко жевал за столиком картошку фри. К счастью, бросать на них осуждающие взгляды было некому, несмотря на то, что ошивались они там подозрительно долго. Заведение было полностью автоматизированным, без персонала: делаешь заказ на плазменной панели, и из окошка на бегущую ленту выплёвывается готовая еда.       – С третьего раза только получилось, — пофигистично произнёс мышонок с набитым ртом.       – Ты о чём вообще? — уточнил нервный Хидето, рухнув на соседний стул.       – О картошке. Два раза выбирал её, а в корзине оказывался то клубничный коктейль, то пирожок. Я уже даже не удивляюсь, — мальчишка втянул в рот очередную картофельную палочку, а в его глазах бегущей строкой отчетливо читалось: «Мне надо в храм» — пламенными буквами на алом фоне.       – Это меньшая из наших проблем, наверно. Я уже думаю над тем, чтоб уехать без Хазуки. А так ли уж нужен нам этот оборотень? — процедил Хайд сквозь плотно сжатые зубы, параллельно представляя несколько жестоких способов расчленения опаздывающего.       Время было неумолимо. Чистокровный понимал, что ещё чуть-чуть — и он не успеет вернуться даже к полуночи, не то что к вечеру. Осознание этого факта щедро подпитывало разгорающееся желание убить Хазуки, которого Хайд уже просто ненавидел. Спустя три часа после условленного срока пришло сообщение с адресом и коротким криком о помощи: «Заберите меня отсюда, умоляю!»       – Ну вот. Может, он в беду какую-нибудь попал, — вкрадчиво попытался оправдать оборотня мышонок.       Хайд яростно проскрежетал:       – Нет, пока ещё не попал, но имеет все шансы. Вставай давай, — и, порывисто поднявшись, вылетел из кафе.       Они были на месте меньше чем через десять минут.       – Эммм… — глубокомысленно изрёк Манабу, комментируя увиденное.       Страшные облезлые дома, кучи мусора прямо на тротуарах, сомнительные «спа-салоны» и «аптеки» на каждом углу. Судя по ржавым вывескам порнографического и угрожающего характера, массаж там если и делали, то отнюдь не традиционный, и торговали вовсе не невинными медикаментами, а чем-то пожёстче. К тому же на перекрёстке в красочных позах стояли размалёванные проститутки неопределённого пола.       Жрицы (или всё-таки жрецы?) любви мгновенно оживились, узрев остановившуюся в этой клоаке приличную машину, стали зазывающе щебетать и размахивать руками. Но Хидето одной короткой подсознательной командой вырубил внимание непрошеных свидетелей и с яростью ударил по клаксону. Повторять не пришлось: из ближайшего переулка к ним вылетел запыхавшийся высокий полуголый брюнет с чёрной прямоугольной сумкой на обнаженной спине и какой-то закинутой на плечо тряпкой. Он на бегу застёгивал кожаные брюки и громко художественно матерился.       Дёрнул ручку задней двери, запрыгнул в салон и выпалил:       – Газу, газу! Быстрее, пока она не очухалась. Только заснула, уф.       Хидето уговаривать не пришлось, он рванул с места так, будто их бедная среднестатистическая тачка была гоночным Феррари. Мышонок вжался спиной в кресло и медленно потянулся к ремню безопасности, понимая, что состояние учителя не располагает к тому, чтобы ездить не пристёгнутым, так можно было и башки лишиться.       – Еееее! Круто! Парни, вы мне уже нравитесь, — приятным раскатистым голосом, сразу заполнившим весь салон, сообщил потрёпанный пассажир, от которого явственно несло алкоголем и сексом. Он стащил с плеча чёрный кусок ткани, оказавшийся футболкой, промокнул ей уставшее лицо.       – В беду он попал, да, Манабу-кун? — съязвил взбешённый чистокровный. Как рвалась вверх и вправо светящаяся стрелка на спидометре, так и ярость внутри Хидето поднималась выше и выше. Сейчас достигала почти что уровня горла. Выплеснулась полуиздёвкой: — Ну и как зовут твою беду, Хазуки? Ту, из-за которой ты опоздал на три часа!       – Момо… Или Мими. Бля, забыл… Да какая нахрен разница. Думаю, имя всё равно не настоящее. Главное не это! Главное слезть с неё удалось, думал до смерти доведёт. Она у меня бомба. Но эмоциональная — жуть, решил забежать перед отъездом, так она — не пущу, говорит, пока не попрощаемся как следует. А потом ещё раз — как следует. И ещё. А на посошок? В общем, спасибо, братаны, выручили, — горячо поблагодарил оборотень, напяливая наконец чёрную футболку без рукавов, которая мало что прикрывала, скорее подчёркивала красивую форму рук и ещё кое-что.       – Очуметь, — лаконично высказал своё мнение мышонок. — И я не про историю с Момо.       Он говорящим взглядом указал на татуировки их нового бойца, полностью покрывавшие его руки до запястий, украшавшие шею: птицы, звёзды, цветы, сплетение стеблей и хоботов, готические латинские буквы и странные силуэты. Выглядело впечатляюще и замысловато.       – Три с лишним часа, три чёртовых часа, — продолжал гнуть свою линию Хайд, склонившийся к рулю и надувший нижнюю губу.       – Спасибо, мужик! Сам горжусь, — не замечая бубнежа с водительского кресла, ответил Хазуки мышонку.       Оборотень уже устроился с комфортом, бережно расположил свою сумку вертикально в углу рядом с дверью, и лишь после этого развалился на заднем сидении, раскинув руки в стороны и сочно позёвывая.       – Не знал, что это возможно, — объяснил своё восхищение Манабу. — Оборотни же каждый раз как заново рождаются. То есть в теории я понимаю, что это не точное описание процесса, но татухи всё равно перебор.       – Пацан, ты чего? Мы же не лысыми младенчиками из зверя вылезаем. У нас же представление остаётся о том, кто мы есть. И это не только память тела, но и память вот этого, — Хазуки красноречиво постучал себе пальцем по виску. — И вот этого, — положил ладонь на грудь слева.       – Хм, генетическая память и память сознания, ясно, — кивнул сообразительный мышонок. — Я как-то думал, что больше на клеточном уровне происходит перекидывание. У меня просто был только неприятный опыт. И я никак не мог контролировать собственное уродство. А тут татухи по всему телу. Как?       – Да ты просто не вкурил главную тему, — с видом лектора произнёс Хазуки и указал пальцем вниз себе между ног. — Главное — третий элемент! Память собственной офигительности и сексуальности. Ну как такое забыть? Даже когда тушку сбрасываешь — не забудешь.       – Что за бред ненаучный, — раскраснелся мышонок и отвёл глаза, совершенно позабыв, что днём он тоже рассуждал весьма ненаучно и пытался затащить Хайда в храм, чтоб изгнать приведение Казуки или, скорее, чтобы пообщаться с ним.       – Честно говоря, даже я удивлен, — с неохотой проронил Хидето, который всё это время только и делал, что мысленно повторял: «Три часа, три часа, три часа».       – Я, конечно, всякое повидал, — продолжил чистокровный, — но оборотня с тату по всему телу встречаю впервые. Ну ладно там одна небольшая, и то нужен невероятный самоконтроль, чтоб после обращения восстановиться с ней, а тут…       – Столько деталей, — согласился Манабу. — Как конкретно ты их все вспоминаешь при перекидывании?       – Да вы чего?! Серьезно? Да я как родился с ними. Я же объяснил. Вроде умные на вид, а такие тугодумы. Когда я перекидываюсь в человека, я не забываю свою пантеру — её шерсть, мышцы, силу. Так же, как не забываю о том, кто я, когда становлюсь пантерой: свой цвет волос, рост, и тату, которые я, блин, набиваю с любовью. Сам с мастерами над эскизами работаю. Знаю до последней чёрточки.       – Ну, цвет волос я ещё понимаю, это просто… И то, я вот ничего поменять не мог, обращался с опухолями, со струпьями, мерзость, — начал было Манабу, но, увидев бурю эмоций на лице Хазуки, торопливо завершил фразу: — Ладно-ладно. Верю! Ты крутой в любом случае.       – А ты, может, не контролировал своего зверя, потому что не приручил. Или потому что он тебе не нравился, а ты — ему. Ну и, может, просто чувствовал себя херово, вот и обращался уродом, — предположил Хазуки.       – На удивление мудрые слова, Хазуки-кун, — сощурившись в зеркало, произнёс Хайд. — Интересный ты субъект. Хорошо, что ты с нами. Несмотря на три часа опоздания!       – Чёрт, Хайд-сан, ты же мужик, — наконец отреагировал на его ворчание оборотень. — Ты же должен понять! Я с женщиной прощался! Я её, может, никогда больше не тра… То есть не увижу.       – Ага. Понимаю, — неискренне улыбнулся ему чистокровный. И хоть он больше не упрекал Хазуки вслух, оба пассажира всю дорогу почти слышали непрекращающееся призрачное занудство Хайда.       – А что в сумке? — бросил Манабу пантере с любопытством, чтобы отделаться от иллюзии жужжания со стороны наставника и отвлечься.       Хазуки просиял, как юная мать, которую попросили рассказать о её новорожденном ребёнке.       – Как я рад, что ты спросил! — выдохнул оборотень, уложил сумку на колени и расстегнул молнию. В свете неверных вечерних дорожных огней блеснули тонкие длинные конусы, преимущественно чёрного цвета с вкраплениями красного и синего по корпусу.       – Что это? — поджал губы мышонок, перебирая в уме все виды оружия, которые он знал. Содержимое сумки было ни на что не похоже.       – Дурак совсем! Неужто не знаешь? Это удилища! — с выпученными глазами энтузиаста-психопата почти прокричал Хазуки. — У меня тут есть Desperado из лучшего карбона для форели, одна штучка ультралайт, походная, и моя прелесть — джиговый спиннинг, он и для рек подходит, не только для стоячей воды.       Через полчаса лекция оборотня-рыболова всё ещё продолжалась. Хазуки оживлённо рассказывал о разных видах удочек, о катушках, наживке, о том, как и где лучше ловить разные виды рыб. Даже чистокровный, не знавший природной усталости, стал ловить себя на том, что мозг отключается от всего этого обилия ненужной информации. «Сейчас я хочу убить его ещё больше, чем в Абасири», — думал Хайд, а внешне, изображая заинтересованность, добродушно кивал в ответ на высказываемые Хазуки тезисы о том, что отечественные снасти, безусловно, лучшие в мире, но хотелось бы всё-таки попробовать североамериканские аналоги.       Тёмная материя вечера за окном с каждым часом всё набирала и набирала плотность, перерастая в ночную мглу. Слушая постепенно затихающего Хазуки, Хайд и Манабу страдальчески переглядывались, и уже оба мучительно хотели вернуться домой. Ровное ощущение полёта в мчащейся по трассе тачке постепенно победило даже чужую страсть к рыбалке. И вскоре в их машине осталось лишь одно беспокойное сердце, два других застучали расслабленным унисоном. Хазуки и Манабу спали.       Хайда ничто больше не сдерживало. Он перестал притворяться, что думает о чьей-либо безопасности. Взглянув на часы, чистокровный решил, что шансов успеть до вторника почти нет. Но когда его это пугало? Надо было всего лишь сделать ради Ютаки невозможное.