***
Снова кошмар. Снова ободранные руки и колени, но на этот раз я ползала не по мусору и осколкам стекла в тёмном коридоре, а по снегу, который из-за оттепели покрылся коркой и царапал кожу. Я бежала. Было темно, холодно, а я только и помню, что снег и чёрные кусты перед глазами. Противный холод, замёрзшие пальцы и уши я ощущала как будто наяву. Собственно, разбудили меня сбитое дыхание с грохочущим сердцем. Ночные кошмары знатно выматывают и не дают разобраться в реальности. Откуда эти ужасы в моей голове? Проснулась в холодном поту, но говорить об этом Анне я не стала. Хоть и хотела утешения в глубине души. Однако, и без того нарисовались проблемы в наших с ней отношениях. И теперь я не знаю, что важнее на данный момент: уладить всё с ней или подождать ещё, а пока заняться поисками информации о пропавшей Линде. Снова выбор. Раздражает. Ночь выдалась неспокойной, так как, хоть мы с Анной разрешили конфликт, та спала у себя, не впустив меня в свою комнату, сказав, что ей нужно успокоиться окончательно. Собственно, поэтому не заметила, что я просыпалась от кошмаров не один раз за ночь – я спала в гостиной. Удивительно, как она меня ещё не выгнала из своей квартиры. И вот тут меня раздирают две мысли: уйти самой на время, чтобы всё улеглось или остаться, потому что мне нужен доступ к её вещам с целью поиска улик. Если думать о том, чтобы остаться, дабы всё равно быть рядом с Анной – эта мысль приходит на ум только после второй. Вторая мысль казалась жутко коварной, ведь я так никогда не поступала. Взявшись за это дело, я не подумала, смогу ли я вообще что-то найти или узнать? Способна ли я на такие хитрости за спиной друзей и не только друзей? Снова эта внутренняя борьба из крайности в крайность. Либо поступить хорошо, либо совсем плохо, не имея мозгов на то, чтобы найти золотую середину. Поступить так, чтобы никто не пострадал вообще или хотя бы по минимуму. Действительно, как бы ты не пытался быть праведником или хотя бы просто хорошим и честным человеком, жизнь подкинет такие ситуации, в которых ты либо поступишь хитро, даже подло и окажешься в дамках, либо поступишь честно и окажешься в дураках. Эта неопределённость и споры внутри, что же в итоге ты выберешь: добро или зло – есть эмоциональная незрелость. От этого ты думаешь, что то, что ты выберешь в данной ситуации – характеризует тебя как человека в целом: «Ты либо добрый, либо злой – третьего не дано!». Но ты же не хочешь быть злым, верно? Взрослый человек умеет одинаково играть и белыми, и чёрными фигурами. И его поступок в определённой, единичной ситуации не может говорить о нём, какой он в целом. А что я? Я – человек, живущий самостоятельно вдали от своей семьи, имеющий опыт в работе и, исходя из недавних событий, не только в работе, считаю себя человеком не глупым, однако мне всего лишь двадцать три года! И вместо того, чтобы наслаждаться пороками юности, ошибаться, веселиться, прыгать и падать, в общем, испытывать весь спектр молодости, я только и делаю, что ставлю сама себе слишком высокие планки, до которых не могу дотянуться. Отсюда самокопание и неуверенность в себе. Извечная проблема думающего человека. Иногда слишком сильно хочется быть глупой и от этого счастливой, ведь счастье – есть спокойствие ума. Но из всего этого я уже на данном этапе своего развития могу вынести вердикт: нужно растить детей так, чтобы в будущем они зарабатывали деньги на путешествия, а не на психолога.***
Как ни крути, а утром я решила уехать в свою квартиру, чтобы дать и Анне, и себе отдохнуть, подумать и так далее. Анна ответила что-то неопределённое, поэтому я не совсем поняла, хотела ли она того или нет на самом деле. Конечно, многие пары решают споры сексуальным контактом, мол, чем сильнее конфликт, чем больше потом страсти в спальне. Но я и, судя по словам и поведению, Анна тоже, придерживаемся того, что любые конфликты, если их «решать» в постели, остаются нерешёнными. К тому же, таким образом переживания обесцениваются, и позже это всплывёт наружу, только в более неприятной форме. Перед тем, как выйти из квартиры, я успела упомянуть, чтобы Анна звонила мне в любое время, если захочет поговорить. Кто бы мог подумать, что выходные с ней закончатся вот так? И, честно, я не понимаю своих чувств: я понимаю, что обманула её, и она имеет право на меня кричать и злиться. Однако, я не заводила романов на стороне, поэтому такого напора с её стороны я точно не ожидала. Так что и я получила свою пищу для размышлений. Я не то, что бы зла – скорее всего, испытываю замешательство. С другой стороны, так мы с ней лучше друг друга узнаём и учимся принимать и тёмные стороны характеров. Знала бы я, что это так сложно. Не столько узнавать тяжёлые черты характера партнёра, сколько находить их в себе. То есть, я знала или догадывалась о том, что у меня есть недостатки, которых, на самом деле, иногда страшусь. Просто теперь они начинают обретать более точные очертания и имена.***
По пути домой я думала, что просто завалюсь спать и забуду всё это. В конце концов, сейчас ещё утро. Но дома меня потянуло к бытовым делам: вы знали, что обычное мытьё посуды иногда довольно увлекательное занятие? Особенно, если вам некуда деться от собственных мыслей и хочется сделать передышку. Просто займите себя физическим полезным трудом. Пока намыливала губку мылом, всё равно думала об Анне. Что она делает? Спит или уже встала? Что думает обо мне? Думает ли вообще обо мне? Или она решила всё закончить? Приняла решение без моего участия. А я, вместо того, чтобы настоять на разговоре по душам, просто послушно ушла. Средством для мытья посуды не пользуюсь давно – не люблю посторонний химозный запах лимона или какой-нибудь недо-розы, который не смоешь с посуды. А это значит, что вся эта химия остаётся на тарелках да чашках и потом с пищей попадает в желудок. А потом непонятно, откуда проблемы с пищеварением, если питаешься правильно? Нет, после моего перехода на хозяйственное мыло, я его ни на что не променяю. И пенки больше, люблю в ней возиться. Да, это успокаивает. Успокаивает, чёрт подери! Губка агрессивно летит в раковину, а я не могу и не хочу зарывать свои слёзы в рутине. Сколько можно? Нет сил обманывать себя в том, что я, всё-таки, способна переживать, злиться, любить и плакать. Глупо было думать, что я ледяная статуя лишь потому, что на меня повесили этот ярлык. Или, может, я была такой когда-то? А судьбоносное знакомство раскрыло меня настоящую, так как дотянулось до сердца не просто кончиками пальцев, а обвило его со всех сторон. То есть, невзирая на мнение общества, которому, по сути, неинтересна я изнутри, я умею любить. Самое главное – самой это знать, а остальное – пустое. Другие будут видеть в тебе то, что захотят сами – их не переубедишь. Так, хорошо, но я же сказала ей, что она может звонить в любое время. Хотя, с другой стороны, почему она должна звонить первой, если ей плохо на душе. Но мне ведь тоже плохо. Самопожертвование – это очень благородно, но сколько можно глотать свою боль ради спасения другого? Хотя, может, это и называется любовью? Ведь любовь – это психическое расстройство, и тут ты либо хочешь в нём тонуть, либо хочешь избавиться. Ладно, звоню. Звоню, звоню. Трубку не берёт. Так, не через такое проходили – пишу смс, что она может обратиться, когда посчитает нужным, и что давить я не хочу. Тем не менее, я переживаю и жду ответа. Так я и написала. Слава не знаю кому, что сегодня воскресенье. И всё же, немного пугает то, что завтра мы столкнёмся на работе. Если она не ответит сегодня, то как смотреть на неё завтра? Я поймала себя на мысли, что не знаю, чего можно от неё ожидать. Рука завибрировала, я обрадовалась и, не глядя, сняла трубку: — Алло?! — Ты что-нибудь нашла? «А, это опять ты. Можно сказать, под руку попался тот, кто во всём виноват. » — Что? – всё, на что меня хватило после разочарования. — Я говорю, нашла что-нибудь по делу? — Нет. — А ты искала? Мне абсолютно не хочется говорить с ней и обсуждать всё это. Слова не идут, я стараюсь плакать как можно тише, крепко зажимая рот рукой. — Эй ты…ты чего, рыдаешь что ли? — Нет. — Ну, судя по характерному шмыгу, правда рыдаешь. — Пожалуйста, оставь меня в покое, ладно? – нужно сохранять спокойный тон в голосе. — Тааак, а вот это не дело! У нас уговор! Я понимаю, что личные проблемы бывают у каждого, но есть дела, на которые твоё состояние влиять не должно. Нужно контролировать свои эмоции. — Знаешь что! Не знаю, как ты, а я устала вечно контролировать эмоции! Устала быть железкой, которую бросишь — и она не разобьётся! И знаешь, чтобы я ещё раз тебя послушала и полезла в вещи к человеку, который мне… – мой голос сел. — Эльза. — Что. — Ты что, с Анной встречаешься что ли? Звон в ушах, который заменил все окружающие звуки. Твою ж…мать. Я не хотела, чтобы она знала. Они все втроём с Линдой завязаны в этом деле. А теперь ещё и я. Боюсь представить, что будет. Какого чёрта? Проклятая проницательность! Как? Как?! И почему на мою голову сваливается столько дерьма одновременно? Беда не приходит одна? — Понятно. Мне нечего ей ответить. Остаётся только тяжело дышать в трубку. — Небось, ожидаешь, что я сейчас начну тебя третировать и осуждать, да? Всё ещё молчу. Не буду же я говорить прямо «Да, ожидаю. Хотя, мне итак достаточно того, что я и без тебя переживаю. » — Знаешь, почему я не буду этого делать? Слышу щелчки на заднем фоне. Наверняка, это её зажигалка. — Потому что я знаю, что ты чувствуешь. И то, какие дрянные вещи происходят в нашем магазине, — твои чувства, наверняка, появились раньше, чем ты узнала про всё это. Так что смысла в этом нет. — Ты всегда такая проницательная? – я заговорила впервые после молчания, поэтому вышло хрипло, тихо, вперемешку со слезами и прочими «остатками» страданий на лице. — Интуиция. То, что меня редко подводит. И да, я же не сволочь какая-то, хоть с первого взгляда можно подумать и так. — Ну… да. Если честно, я правда тебя недооценивала. — Оно и видно. Тем не менее, осуждать не буду – моё личное мнение на счёт Анны не должно влиять на ваши с ней отношения. Однако, должна предупредить, что это может привести к не очень хорошим последствиям. Ты не подумай, что я намеренно пытаюсь разрушить чужую идиллию. Просто… ну, мне будет неприятно, если ты влипнешь так же, как и Линда. — Беспокоишься? — О, да! Хожу под окнами и слежу за тобой! Делать же нечего больше. А если серьёзно: если я могу предотвратить нечто плохое — я стараюсь это сделать. — То есть, ты считаешь, что со мной может что-то плохое произойти? — странно, но разговор с ней не вывел меня из себя, а наоборот успокоил. Может, потому что я раскрыла ей свой главный секрет? Как камень с души. — Эльза, ты мне сейчас открыла то, что, судя по всему, раскрывать не хотела, — я только что думала об этом. Как она это делает? — Так вот, чтобы ты не винила себя в этом, я должна признаться в ответ. Но это тебе не понравится. Это на счёт Линды. Мне кажется, я знаю, что она хочет мне сказать. — Дело в том, что Линда… ну это… — впервые слышу, как Хлоя жмётся с ответом. Неужели, этот человек умеет задумываться о чужих чувствах? — Встречалась с Анной? — перебила её я. Пауза. Слишком много откровений, что одновременно легко и тошно. — Ты знаешь? Откуда? Меня вдруг переклинило. Если я скажу, что всё видела своими глазами, то просто подставлю Анну. Я из-за временного конфликта и обиды выдаю с потрохами информацию, которая висит не только на моих плечах, но и на её. Я что, настолько плохой человек? — Не важно. — Нет, это важно, твою мать! Линда пропала, и сейчас любая информация важна! — Хлоя, я не в том состоянии сейчас, чтобы обсуждать подобные вещи. Дай хоть немного времени опомниться! — в трубке запиликало. Оповещение о звонке по второй линии. — Мне звонят, потом поговорим, ладно? — Нетрудно догадаться, кто, — ответила Хлоя и бросила трубку. Меня автоматически переключило на второй звонок. — Эльза… — Анна? Ты как? — я сразу оживилась. Она позвонила мне. — Эльза… — Да! Да! Мне приехать? — ответа нет, — Анна? Бросила трубку. Чует мое сердце, что надо ехать. Это был будто зов утопающего — я ей нужна. Нужна сейчас! Срочно бегу в ванную, чтобы смыть засохшую влагу с лица и отправиться к Анне домой. Даже в такую минуту хотя бы погода уж могла бы быть более-менее приятной. Нет. Это Лондон. А что тебе не нравится? Способы плавания есть разные: кроль, брасс, баттерфляй. На худой конец, можешь выбрать стиль по-собачьи.***
На странную женщину-консьержа я уже научилась не обращать внимание. Лифт как назло не работал, и мне пришлось бежать вверх по лестнице. Обычно, такой кросс сказывается тяжёлой отдышкой. Чёртова тахикардия! Чёртов мокрый зонт! Чёртово всё это воскресенье! Добегаю до двери и настойчиво звоню. Никто не открывает. Я начинаю стучаться в дверь — толку ноль. Тут я вспомнила, что копия её ключей осталась у меня. До сих пор поражаюсь этому доверию. И это после того, как меня заподозрили в измене. Я копаюсь в сумке, боясь, что выложила или потеряла ключи, как вдруг услышала звук разбивающегося стекла. Чёрт! Я стала долбиться в дверь Анны прямо как в том сне. — Анна, открой! — и как соседи ещё не вышли на шум, — Анна, открой дверь! Снова приступила к поиску ключей. Вот они, наконец-то. В суматохе ищу нужный ключ, открываю замок, залетаю в квартиру и сталкиваюсь с облаком дыма и сильным табачным запахом. — Анна, где ты, чёрт подери! — я оббегала всю квартиру, в которой было нечем дышать. Нашла её на кухне: она сидела на полу и курила. Рядом стояли две бутылки вина. Одна была пустой, вторая, видимо, только начатой. В ногах также валялись две пачки сигарет, выкуренных почти полностью. Не знаю, обо что она тушила окурки, но те были разбросаны вокруг неё. Из некоторых даже были сложены фигуры вроде человечков. Я была в ступоре секунд пять. Никогда не могла подумать, что увижу Анну в таком состоянии: накуренной, выпившей столько алкоголя и в таком состоянии. Выглядела она весьма ужасно, откровенно говоря: волосы растрёпаны, рубашка застёгнута криво, не на те пуговицы, под глазами синяки — в целом, вид не из самых красивых. Так выглядит человек, впавший в отчаяние. Я бросила сумку и зонт на пол и стала быстро открывать все окна в квартире, чтобы проветрить помещение. Дыма было столько, что кашель напал такой, как бывает при пожаре. Закончив с окнами, в которые начал залетать свежий воздух и развивать шторы, я направилась к ней. — Что это?! — я увидела её руку со следами крови на кисти, — Я спрашиваю, что это? — Стакан, — она выдохнула дым изо рта и указала пальцем на осколки на полу у стены, — Я хотела собрать и порезалась. Понятно, что это был за звук, который я слышала. — Ты разбила стакан? — Бинго. Швырнула об стену. Рекомендую попробовать как-нибудь — расслабляет. — Анна, пожалуйста, давай прекратим это, хорошо? — спокойный тон. Держать спокойный тон. — Что прекратим? — она со страхом посмотрела на меня. Будто она — животное, которое поймали и привезли в зоопарк. И ей страшно, — Не нужно ничего прекращать. — Я имею ввиду… — Не нужно ничего прекращать, — Анна обняла колени и почти начала плакать. — Анна, я имею ввиду, нужно прекращать эту ссо…, — теперь и меня всё это пугает. — Не надо прекращать…. — Анна… — Не прекращать…, — её голос становится громче и надрывнее. Слёзы брызжут из глаз. — Анна. — Не бросай меня… — Анна! Не ожидая от самой себя, я треснула её по лицу, дабы привести в чувства. — Анна, я тебя люблю! Анна сидит на полу, держится за щёку и смотрит на меня. И не понятно, ждала она того, что я скажу это или совсем не ждала. — Вставай, — я наклонилась ей, взяла под руки и стала осторожно её поднимать. Она, не отрывая глаз от моего лица, поддалась и стала вставать. Как только она с трудом приняла вертикальное положение, я обняла её, — Что мне сделать, чтобы ты не сомневалась в этом? Она медленно кладёт руки на мою спину и вцепляется ногтями в ткань. — Не бросай, — промычала она в моё плечо. — Если и брошу, то только в ванную комнату, чтобы умыть тебя, а потом на кровать, чтобы укутать в кулёк и ждать рядышком, пока ты заснёшь. Её объятия стали крепче. Мы простояли так минуты две или три. Отстранившись, я взяла её правую руку: — Где у тебя перекись и бинт?