Роза пустыни. Том 3. "Книга пламени"

Ещё два дня праздника пролетели быстро и оживлённо. Шейх больше не просил его петь, хотя гости очень на этом настаивали, но Аршад непреклонно отказывал. Максуд пояснил это Каю тем, что Шейх не хочет баловать всех такой роскошью, а оставит это на следующий праздник, тем самым дав понять ему, что он будет теперь регулярно приглашаться на такие мероприятия. Несмотря на постоянное наличие гостей, везде Аршад улучал возможность быстро выцарапать Кая из толпы и, утащив его в укромную нишу или затемнённую арку, приперев его к стене, страстно целовать, а потом, оставив, уходил опять к гостям. Кай же ещё долго приходил в себя и потом возвращался ко всем, пряча глаза, думая, что по его виду все понимают, чем он только что занимался. Наконец, к вечеру третьего дня гости все разъехались, и Максуд, найдя его, повёл спать, сказав, что утром Аршад ждёт его на верховой прогулке. Кая это очень обрадовало, все эти дни они не ездили верхом из-за гостей. Рано утром они, как обычно, вскочив на лошадей, понеслись в пустыню, набирая скорость, за ними, отстав вдали, скакала охрана Шейха. Вдоволь наносившись, они вернулись на конюшню. Кай, как всегда, сам расседлал своего коня и, уже заведя его в денник, услышал крики. Выбежав на шум, он увидел Аршада, бьющего наотмашь хлыстом мальчишку-конюха, который валялся у него в ногах и, закрываясь от ударов хлыста руками, сквозь плачь бубнил, повторяя одно и тоже: – Я не виноват. Он вырвался у меня из рук. Я не виноват, я не удержал его, я не хотел, простите меня, я не смог его удержать… Кай подлетел к Аршаду и встал между ним и мальчишкой. Шейх замер с поднятой рукой с хлыстом, которой намеревался в очередной раз нанести удар по мальчишке. – Что произошло? – Кай смотрел в горящие злостью глаза Шейха. – Он не удержал моего коня, и тот, убежав, подрался с другим жеребцом. – Ты за это бьёшь мальчишку? – Не тебе решать. Он провинился и будет наказан. – Твой конь сильно пострадал в драке? – Это неважно. Он виноват в произошедшем. Отойди. – Твой конь слишком сильный и агрессивный, такому мальчику тяжело с ним справиться. Он невиновен в том, что произошло. – Не тебе решать, кто у меня виновен, а кто - нет, – это было произнесено ровным, чётким голосом с нотками стали. – Отойди. – Я не позволю тебе его бить. Глаза Аршада стали бездонно чёрными. По спине Кая пробежал неприятный холодок, но он остался стоять, заслоняя собой плачущего мальчика. Эти глаза чёрного марка смотрели на него, а потом Шейх развернулся и молча пошёл в сторону дворца. Кай понял, что перегнул палку, и теперь и его судьба такая же неопределенная, как и этого конюха. На шум пришли Гифар и Максуд. Сейчас они не смотрели ему в глаза, и это ещё раз подтверждало о самых плохих последствиях его поступка. – Тебе сейчас лучше провести время в библиотеке, – сухо сказал Максуд, проходя мимо него. Кай так и сделал. Весь оставшийся день он провёл там. Это его отвлекло, и даже в какой-то момент он забыл обо всём и увлёкся чтением. Вечером за ним пришли слуги и повели его в его покои, где затем долго наряжали. Эти одежды ему не понравились. Это было что-то поприличней ночного варианта, в котором его водили в комнату утех, но, в то же время, чересчур роскошно-прозрачные, с изобилием вышивки, драгоценностей и вычурного блеска страз. Он молчал, что уж теперь говорить, за содеянное должна быть и расплата. Он не жалел о своём поступке, он так бы поступил и ещё раз, его сейчас волновало наказание за это. А то, что оно будет, он понимал, вспоминая мрак в глазах Аршада. Да и Максуд весь день не появлялся, да и сейчас не смотрит ему в глаза, как будто он кукла, лишь поправляет на нём одежды и осматривает равнодушным взглядом. Идя по коридору, Максуд поравнялся с ним и очень тихо произнёс: – Аршад отходчив, попроси у него прощение, скажи, что погорячился и был неправ. – Неправ он. Он бил ребёнка. – Я дал тебе совет, ты дорог мне… больше ничего я для тебя сделать не могу. Прости. Максуд отошёл от него и пошёл вперёд. Кай понимал, что сейчас он узнает о своём наказании. Его привели в достаточно большую залу, в центре которой стояло небольшое возвышение, на котором сидели музыканты с национальными инструментами и наигрывали народные восточные мелодии. Полукругом от сцены располагались невысокие диванчики с огромным количеством подушек и пушистыми коврами перед ними, на которых стояли невысокие столы с фруктами, сладостями и напитками. Прямо напротив сцены на таком диване возлежал Аршад с кальяном и, полуприкрыв глаза, слушал музыку. Максуд, взяв Кая под локоть, провёл его через зал на сцену, где, поставив по центру, сам поклонился Шейху и ушёл, сев на один из диванчиков в зале. Свет был приглушённый, обстановка в восточном стиле. Казалось, что время сейчас перенесло Кая в реальный дворец восточного правителя, ничто не напоминало здесь о современности. Аршад затянулся кальяном и сквозь полуприкрытые глаза посмотрел на него. – Пой для меня. Кай осмотрелся. Кроме Аршада рядом с ним на диванах возлежали Гифар, к ним присоединился и Максуд. Сзади, чуть вдали, стояла стража по всему периметру зала. Тихо сновали слуги, подливая чай и заправляя кальян Шейха. Понятно, что, произнося слова "спеть для него", Аршад всё окружение не считал за людей. Он считал, что здесь один. Но, в целом, это сейчас было неважно. Кай понял, для чего его так разрядили, явно чтобы он опять радовал глаз повелителя. Музыканты заиграли мелодию, он узнал её и догадался, что сейчас хочет Шейх от него услышать. Решив пока не выделываться, он запел. Это была старинная арабская песня, протяжная и заунывная, как ветер в пустыне, и долгая, такая же, как барханы песка. Он всегда пел с душой, разве можно петь по-другому? Даже сейчас, забыв обо всём, он проникся этим извечным плачем путника, идущем в пространстве безмолвного песка и ищущего свою любовь, потерянную и оплакиваемую плачем ветра и завыванием песчаных бурь. Мелодия закончилась, его голос смолк. – Пой, – прозвучал безразличный голос Шейха. Музыканты опять заиграли. Кай опять узнал мелодию. Он догадался, что Аршад запомнил те песни, которые перечислял он, разговаривая с ним в библиотеке. Он опять решил не нарываться. И запел. Это тоже была длинная и протяжная песня. Как все песни востока, то с высокими, то с низкими нотками. Он не фальшивил, его голос то взмывал вверх, протяжно тянув звук, то опускался до низких нот. Он понимал, что долго так петь не сможет. Такая нагрузка на связки, да без подготовки. Но он пел. Мелодия смолкла. – Пой, – голос звучал отстранённо и безразлично. Музыка опять заиграла. Это была очень сложная мелодия с перепадами голоса от низкого до высокого с долгими протяжными звуками. Теперь Кай понял, в чём его наказание. Аршад издевался над ним. Это было ясно. Кай запел в третий раз, чувствуя, что он на пределе. Но он допел до конца, ни разу не сфальшивив. Его серебряный голос растворился под сводами дворца. – Пой, – Аршад затянулся кальяном, продолжая смотреть на него сквозь полуприкрытые веки. Опять заиграла мелодия. – Я не буду больше петь. – Будешь! Пой! – Я не буду больше петь, может, ещё и станцевать перед тобой прикажешь? – всё это Кая сейчас вывело из себя, и он завёлся и уже не думал, что говорит. – Если нужно, и танцевать будешь! – Да пошёл ты! Глаза Аршад распахнулись и потемнели. Окунувшись в этот мрак его взгляда, Кай осознал, что такое Шейхам не говорят, но было уже поздно. Аршад приподнялся на диване. В его голосе прозвучали металлические нотки. – Ты что, посчитал себя неприкосновенным? Глупо! Это я дал тебе обещание, а вот они нет, – он махнул рукой в сторону стоящей сзади него стражи, – Гифар, скажи своим людям, чтобы изнасиловали его сейчас. Я хочу на это посмотреть. Аршад опять откинулся на подушку и поднёс к губам мундштук кальяна. Кай побледнел, видя, как на взмах руки Гифара в его сторону шли человек восемь здоровенных стражников, на ходу снимающих с себя мечи и доспехи. Он начал отступать, но они окружили его. Он стоял на сцене в центре, они - по кругу. Они бросились на него практически одновременно. Ему удалось отбросить парочку сразу, потом ещё двоих, но он всегда дрался или на мечах, или с помощью палки или приклада автомата или любого другого предмета, так как его руки были слабы, и наносить ими удары он долго не мог. Вот и сейчас, после нескольких ударов он чувствовал, что теряет силу. В результате пропустил удар в солнечное сплетение, потом ещё один, и воздуха стало не хватать. Лишь почувствовал, что к его губам прикасаются другие губы, он укусил их и получил несколько ударов по лицу, затем опять в живот, а потом, уже задыхаясь, с затуманенными от ударов глазами и не восстановившимся дыханием, слышал, как рвётся ткань одежды на нём и чувствовал руки на себе. Грубые руки, которые мяли, тискали и больно сжимали его тело. Затем слышал, как сорванный с его шеи жемчуг падает на пол. Почувствовал, что вместе с жемчужными бусами ему порвали и цепочку с крестом. Перед его глазами всплыла картина, как пацаны Прохора насиловали того бедолагу при нём. Сейчас эти сцены вспыхивали яркими краткими вспышками перед его глазами: их члены в его рту, сперма на его лице, кровь из его задницы. Он ещё раз дёрнулся и потерял сознание… – Он отключился. Нам продолжать? Почувствовав, что он обмяк, охранники отпустили его, и он упал на пол. Аршад резко встал и пошёл в их направлении, все перед ним расступились. Кай лежал на боку, из одежды на нём остались лишь разорванные шаровары, оголявшие часть бедра, и клочья рубашки, уже не скрывающие его тело. На теле были следы уже выступивших гематом, губы были в крови, на лице тоже были побои, вокруг него валялись части его роскошного костюма и сорванные с него украшения. Под ногой Аршада что-то хрустнуло, он увидел жемчужину от разорванного ожерелья с шеи Кая. Шейх замер, застыл, потом, удаляясь к выходу, бросил через плечо: – Максуд, позаботься о нём. Максуд и Гифар бросились к Каю. На ходу евнух снял с себя свой бархатный, расшитый золотом халат и, приподняв, обернул им Кая, а поскольку он был ростом под метр восемьдесят, то Кай в нём просто утонул. Гифар помогал ему заворачивать халат, потом, легко подняв юношу на руки, понёс в его покои. Максуд оглядел пол и нашел взглядом порванную цепочку с крестиком, бережно поднял её и убрал в карман, понимая, что эта вещь очень дорога Каю. Зайдя в комнату, Гифар положил свою ношу на кровать, Максуд уже приготовил баночку, которую, открыв, поднёс к носу бесчувственного Кая, тот вздохнул и пришёл в себя. Сначала непонимающе оглядел их, а потом вспомнил о произошедшем. Его начало трясти. – Гифар, тебе сейчас лучше уйти, – Максуд видел затравленный взгляд Кая, который тот бросал в сторону Гифара. Тот, всё поняв, без лишних слов вышел. – Я хочу в душ, – стуча зубами и сползая с постели, произнёс Кай. Максуд помог ему дойти до ванной. – Оставь меня. Максуд не стал настаивать, но, выждав пару минут, зашёл внутрь. Как он и ожидал, он увидел его, сидящего во всём, что было на нём, под льющимся душем на полу душевой кабины. Он сидел, обхватив колени руками, и его сильно трясло. Евнух быстро вышел, принёс настойку, налитую в чашку, и, выключив воду, несмотря на слабые сопротивления Кая, влил ему всё содержимое в рот. Затем сам разделся до шаровар и туники, зашёл к Каю в большую душевую кабину. После настойки, стресса и всего вместе взятого Кай чувствовал слабость и тупую отстраненность от всего происходящего. Он даже не сопротивлялся, когда евнух раздел его, сорвав остатки порванной одежды, снял оставшиеся драгоценности и потом, прислонив к стенке душа, вымыл всего с гелем и губкой. Затем вынул оттуда, вытер и положил на стоящий здесь же невысокий диванчик без спинки. Он внимательно осмотрел все его гематомы и побои и всё смазал содержимым разных баночек, сделал небольшой массаж сведенным мышцам и особенно тщательно нанёс на побитое лицо и губы странно пахнущие мази. Затем, облачив его в лёгкую тунику и штаны, довёл до кровати. Потом опять заставил выпить всё содержимое чашки с горячей и пахучей жидкостью, после которой Кай провалился в сон без мыслей, воспоминаний и сновидений. Максуд был доволен своей работой. Он привёл себя в порядок и пошёл в покои Аршада. Там он застал Гифара. Аршад сразу прекратил с ним разговор, обернувшись к евнуху: – Как он? – Великого Аршада волнует физическая или моральная сторона вопроса вашего пленника? – Хватит! – потом Аршад смягчился, – как он? – Физическая часть – конечно, красоту его тела и лица немного испортили, но не смертельно. Думаю, за неделю всё заживет. А вот душевная… когда он очнулся, у него было что-то вроде истерики… но мои чудесные настойки решили на сегодня эту проблему. Сейчас он спит. – Завтра доложи мне о его состоянии, – Аршад помедлил. Но всё-таки задал мучивший его вопрос, – почему он потерял сознание, они слишком сильно избили его? – Нет. Это не из-за физических факторов. Он, конечно, сильный и смелый мальчик, но, в то же время, он хрупок и слаб… неужели ты этого не видишь? То, что они начали делать с ним – он не вынес этого, их прикосновений и понимания происходящего, – евнух помедлил, и более эмоционально добавил, – Да он потом в душе сидел, грязь эту с себя смывал, и трясло его от всего этого, – Максуд замолчал, оставшись довольным тем, что высказал всё, что хотел. – Гифар, этих людей, которые прикасались к нему, немедленно отправь на фронт. И чтобы никогда они больше ко дворцу не приближались и подле меня не были. Гифар поклонился, поняв приказ. Максуд тоже поклонился Аршаду и обычным тоном произнёс: – Кого вам сегодня прислать в комнату для утех? – но, увидев чёрные глаза Аршада, осёкся и уже дружеским тоном спросил, – принести настойку для сна? – Да, и посильнее. *** Утром Кай очнулся от щебетания птиц за окном, лёгкий ветерок колыхал невесомые шифоновые занавески на открытых окнах. Благоухание цветов из сада заполняло его комнату вместе с игривыми лучиками света, зайчиками играющими на хрустале люстры и позолоте лепнины на стенах. Но всё это для него померкло в своей красоте. Он безразлично обвёл взглядом эту роскошную комнату. Медленно встал с кровати, чувствуя, что от вчерашнего напряжения и побоев болит всё тело, пошатываясь, добрёл до ванной. Там, в огромном зеркале увидел своё отражение: лицо со следами побоев на скуле и опухшие, разбитые губы. Приподняв тонкую тунику, увидел посиневший живот в области солнечного сплетения и следы на бёдрах, явно от пальцев. Ему опять стало мерзко. Когда Максуд заглянул к нему в спальню, он застал его лежащим в кровати и смотрящим безразличным взглядом в потолок. Максуда это не удивило. Примерно такое он и предполагал увидеть. С Максудом пришли слуги – принесли еды и чашку с пахнущей настойкой. – Мой мальчик, тебе нужно поесть. Евнух присел на его кровать и, взяв его за плечи, стал приподнимать. – Я не хочу есть, – голос прозвучал хрипло, значит, он всё-таки его вчера сорвал этим пением, понял Кай. Максуд тоже это услышал и нахмурился. – Тогда выпей лекарства, тебе станет легче, и для голоса я сейчас приготовлю целительное снадобье, за несколько дней всё восстановится. – Я не буду ничего пить. Оставь меня. Кай отвернул голову от евнуха и безжизненным взглядом стал смотреть в противоположную сторону. Максуд всё понял. Он приказал слугам уйти. – Я хочу вернуть тебе то, что ты вчера потерял, – Максуд достал крестик, но уже на новой цепочке. Взгляд Кая оживился, Максуд надел ему крест обратно на шею. – Спасибо, – прошептал он, а затем его взгляд опять потух, и он отвернулся. Максуд тяжело вздохнул и пошёл в покои к Шейху. Аршад ждал его прихода. Евнух слишком хорошо изучил своего господина, и хоть тот и ничем не выражал своего нетерпения, но Максуд видел, что Шейх весь на взводе. – Как ваше здоровье, мой повелитель? – евнух почтительно склонил голову. – Хватит, Максуд. Как он? Что ты молчишь? Говори! – Он сорвал голос, хрипит. Но это не самое плохое. Голос я ему восстановлю. – А что плохое… – Он ничего не хочет. Отказывается есть и пить. Но это нормально в его положении после всего произошедшего. Тем более, он же не знает, будет сегодня продолжение или нет. Аршад решительно пошёл к двери, Максуд и Гифар молча последовали за ним. Идя по огромным коридорам и просторным залам, Аршад думал, что вчера, наблюдая за тем, что делают на его глазах с Каем, он не испытывал удовольствия, возбуждения, азарта, как это бывало раньше при таких его развлечениях. Вчера ему было больно и тяжело всё это наблюдать, но он не мог остановить сам то, что начал. Он ждал, когда Кай взмолится о пощаде, и тогда он бы его пощадил. Но этот юноша слишком сильный и мужественный, он не попросил пощады, он дрался, сопротивлялся и молчал, а Аршад не знал, что ему делать, сходя с ума от того, что руки этих мужчин на его глазах трогают тело того, к кому он сам так хотел прикоснуться. Кай такой мужественный и такой хрупкий... Его сознание не выдержало то, что с ним происходит, и это спасло их двоих от непоправимого… Войдя в покои Кая, он подошёл к его кровати и, нагнувшись, аккуратно повернул его лицо к себе. Его пронзила боль от увиденного – эти красивые губы сейчас опухли и были в трещинах от запёкшейся крови, это лицо со следами побоев, это тело - то, что было не накрыто одеялом, - он видел следы от грубых пальцев, которые его держали и трогали. У Аршада подкосились ноги, он тяжело опустился на кровать рядом с ним. Нежно провел по его щеке. – Прости меня. – он заглянул в его глаза, сейчас они потухли и смотрели сквозь него, – Слышишь, прости, – он опять провёл по его щеке, потом, видя тот же отстраненный взгляд, убрал руку от его лица, – пойми, моя власть, то, кем я являюсь, это не мой выбор, не моё решение – это моя судьба. Я от рождения обречён нести тяжесть этой власти. Да, мне нравится власть. Да, я вершу судьбы и жизни людей. Но такая власть имеет и свои минусы, – он опять провёл рукой по его щеке, – Никогда не перечь мне при всех, слышишь? Пойми, я не мог по-другому поступить. Ты не должен при всех мне перечить, – ещё раз повторил Аршад, опять заглядывая в его глаза, – понимаешь, почему я так поступил с тобой? В моей власти никто не должен сомневаться. Я не могу даже того, кого…, – он замялся, потом продолжил, – кто мне дорог, пощадить. Это бремя власти. Это моё бремя, доставшееся мне по праву рождения. Шейх отвернулся, сцепив перед собой на коленях руки. – Я не обижаюсь. Извини, что так всё вышло, но тот мальчик... Ты же понимаешь… Аршад вздрогнул от его хриплого голоса и сейчас перебил его, не дав договорить: – Понимаю, у тебя доброе сердце. Я сам виноват. Тебе лучше не видеть многих вещей. Я допустил ошибку, делая это при тебе. Ты прости меня. Кай понял из этого, что Аршада ничем не переделать. Да, бремя власти накладывает свой отпечаток на людей. Но разве он вправе их за это судить? – Я простил тебя, – хрипло ответил Кай. – Ты поешь? Кай кивнул. Максуд дал знак, и слуги принесли поднос с едой, который установили на кровати перед ним. Аршад лично помог ему сесть и поправил у него под спиной подушки, чтобы ему было удобнее. Он не ушёл, дожидался, пока Кай всё съест, хотя съесть всё он не смог, сказав, что ему много и он потом поест. Но даже такому результату Аршад был очень доволен. Затем Максуд принёс горячий напиток, Кай выпил его, потом ещё микстуру, не уточняя, для чего, и почувствовал, что начинает засыпать. Аршад опять помог ему лечь, поправил подушку, укрыл одеялом, склонился к его губам. – Мне Максуд губы мазью намазал, – прохрипел Кай, видя намерения Шейха. – Ничего, я только прикоснусь. И он прикоснулся к его опухшим губам, потом щекам и опять губам. Это было так нежно, так аккуратно, так прекрасно, ощущая это, Кай погрузился в спокойный сон… *** Вечером этого же дня, перед сном, опять растёртый и намазанный всевозможными мазями, Кай пил горячую настойку, сидя в кровати. Максуд, закончив закручивать и убирать свои загадочные лечебные баночки, решительно подошёл к его кровати. – Прости меня, что не вмешался. Кай видел, что Максуд давно хотел ему это сказать. – Мне не за что тебя винить. Наоборот хорошо, что не вмешался. Меня одного достаточно. – Ты добрый, и у тебя доброе сердце, – евнух сел на его кровать, смотря, как он медленно пьёт напиток. – Я тебя хотел спросить, – Кая тоже волновал один вопрос, и, наверное, сейчас это было подходящие время для него, – это с тобой Аршад сделал? – Нет. А если бы ты узнал, что он, - возненавидел бы его? – Не знаю… но хорошо, что не он. – Это со мной сделал его отец. Мой отец сам привёл меня к его отцу, когда они искали подходящего мальчика на должность евнуха при гареме своего недавно родившегося сына. Не удивляйся. Чтобы меня ждало в жизни, если бы я не стал евнухом? Был бы обычным человеком, жил, работал, семья – конечно, всё это хорошо. Но только так я смог приблизиться к Шейху и жить такой жизнью. Она мне нравится! Я не в обиде на своего отца, что он так поступил со мной. Наоборот, я ему благодарен. Я счастлив, что служу Шейху и стал ему близким другом за эти годы. Понимаешь, мальчик мой, у каждого своя судьба. – А какая моя судьба? – Озарять пламенем своей души жизнь мужчин. Кай, который отпил напиток из чашки, услышав это, подавился выпитым и стал кашлять, расплескивая остатки из чашки. Максуд совершенно спокойно забрал чашку у него из рук и вытер все мокрые пятна салфетками. – Почему ты так решил? – наконец, откашлявшись, в ужасе спросил Кай. – Твоя душа дарит им огонь, к которому мужчины стремятся и который озаряет их жизни. Слушая поэтические ответы евнуха, он решил, что задавать ещё вопросы глупо. Максуд, видя его широко распахнутые глаза, продолжил: – Не переживай, у тебя в жизни будут и женщины, но счастлив ты будешь только с мужчиной. – Ты что, предсказатель будущего? – Нет. Мне просто сорок, я приобрел опыт и знания и вижу людей, это приходит с возрастом. Вот, выпей ещё это и ложись спать. А то мы заболтались с тобой. Максуд завершил этот разговор. Он не стал говорить Каю, что не только опыт даёт ему видение судеб людей. Когда человек теряет что-то в своей жизни, судьба даёт ему взамен другое. Так и Максуд, потеряв возможность быть мужчиной, приобрёл дар заглядывать под покров неизведанного. Он не стал говорить Каю, что видит на его ладонях – о том, что судьба любит его и, посылая много испытаний, будет всегда к нему благосклонна. И что эта судьба даст ему выбор, но то, что он выберет, Максуд уже знал. А еще он, заглянув под покров тьмы, узнал, что путь к счастью этого мальчика будет долгим и тяжёлым, но он придёт к нему, обязательно придёт.