Sweetie Spree

Унчжэ напряжённо всматривается в фигуру стоящего у противоположной стены. Он и рад бы отвести взгляд, не смотреть больше, не дразнить свои натянутые до предела нервы, не испытывать своё явно не безграничное терпение, но какое-то мазохистское упрямство рождается в нём, смыкая склизкие пальцы на горле и не давая отвернуться. У противоположной стены чужая макушка, слишком хорошо знакомая. Выжженные светлые волосы аккуратно уложены до первого порыва ветра, и пряди, запаянные на концах гелем, подпрыгивают, когда их обладатель в очередной раз вскидывает подбородок, чтобы взглянуть на входную дверь – нет ли известий о порядке выступлений? В эти моменты маннэ отводит взгляд, смущённо разглядывая носы своих кед, но затем вновь жадно ловит им чужие губы, смыкающиеся вокруг леденца, а затем выпускающие его лишь для того, чтобы по блестящей в свете ламп поверхности сладости пробежался кончик языка. Унчжэ становится плохо от осознания того, сколько ещё леденцов осталось у них с прошлого фансайна – бесстыдник-хён соблюдает диету, но на один из десятка всё же соблазнится. К лицу приливает краска, когда воображение, в угоду тестостероновому всплеску, рисует такие картины, от которых внизу живота всё переворачивается, а хён только ухмыляется, будто читая мысли. Младший тут же судорожно ныряет ладонью в карман брюк, и чтобы скрыть неуместное напряжение, которое, кажется, собирается наклюнуться, и чтобы достать телефон и посмотреться в его экран – нет, всё чисто: щёки не красные, даже чуть пониже живота уже отпускает – вовремя отвлёкся. Молодчина, начинай сначала. И маннэ с радостью разорвал бы этот порочный круг, если бы вся его сила воли не уходила на тренировки и соблюдение режима жизни айдола, с которым всё ещё приходилось трудно. Остававшиеся крупицы только раззадоривали, жаля осознанием херовости всей ситуации. Чтобы сделать своё положение глупее оставалось только бегать по коридорам с криками: «Я На Унчжэ и я хочу своего одногруппника, и вам советую!» *** Выступление за выступлением, вечера в танцзале, глотки энергетика из чужой банки, острые колени Чжеопа, Тэхо… Тэхо. Тэхо! Он ведь даже не красивый! Взять того же Сана – тот уж точно симпатичнее на вкус Унчжэ, но… Блондинистая макушка не даёт успокоиться даже тогда, когда сердце судорожно бьётся о рёбра, а мышцы ноют от перенапряжения. Тэхо движется легко и только он кажется живым в этом царстве, пусть практически совершенных, но роботов. Узкие плечи покачиваются в такт движениям кистей. Он единственный, кто ещё танцует, и есть что-то воодушевляющее в движениях его рук – маннэ засматривается, да настолько, что не замечает того момента, когда чужие горячие ладони ложатся на его плечи. Тэхо. Как-то слишком близко, чтобы не бояться дышать. - Куда засмотрелся? – спрашивает с улыбкой, но в глазах огонёк понимания – он знает, определённо знает, что младший понемногу сходит с ума, пытаясь доказать самому себе и всем окружающим, что он приличный человек. Тэхо не дожидается ответа: вскидывает подбородок, улыбается совсем уж недобро и оставляет на плечах маннэ полотнце: «Нечего тут свои вещи разбрасывать. И, будь добр, поторопись – все уже ушли, а тянуть для тебя время мне неохота». *** В общаге тоже нет спасения от навязчивых мыслей – сладости глядят отовсюду, буквально преследуя. Их раздадут детям на улице трейни агенства . Обещали сделать это на грядущих выходных, но ждать до них, кажется, так чертовски долго, а каждый леденец выбивает его из колеи настолько же, как и ступни бесстыдника-хёна на его коленях: «Ну тебе же не трудно? А если я их на пол поставлю, то снова судорога схватит». Да, Унчжэ знает, что Ким всегда слишком увлекается и делает над собой слишком большое усилие, а потом мучается судорогами, но от этого совсем не легче – чужие ступни в ярких махровых носках, ещё и разного цвета – из разных пар, которых у Тэхо, кажется, несколько сотен, отчего-то беспокоят. Мило. Слишком мило, и младший не удерживается, беря левую ступню в свои ладони и осторожно, боясь сделать больно, начинает разминать. Хён не сахарный и не хрустальный, Унчжэ прекрасно знает это, но от этого знания не легче. Тэхо склоняет голову к плечу и смотрит выжидающе – ему любопытно, не более, но младший не поднимает взгляда, чтобы не смотреть в его глаза, а только деликатно переходит от пятки к пальцам, которые старший тут же инстинктивно поджимает, только затем расслабляясь. Постепенно его скептицизму не остаётся места – халявный массаж стоп перепадает не каждый день, а На действительно хорош в этом. Знал бы Тэхо его мотивы… Унчжэ несколько увлекается, но всё же приходится остановиться – руки начинают уставать, как ни крути. Хён шевелит пальцами, тянет носок и тычет им в живот младшего: «Эй ты, ты ведь это не просто так сделал? Да, да-а? Ну и что ты от меня хочешь?», и маннэ едва сдерживается, чтобы не брякнуть что-то вроде «тебя целиком», но всё же только качает головой: «Ничего, хён». Тэхо недоверчиво косится на младшего, но всё же благодарит, добавляя, что теперь знает, к кому обращаться, если не сможет уснуть. Конечно, он имеет в виду боли после тренировок, но мозг Унчжэ подкидывает и другие сценарии того, почему Ким не смог бы уснуть, гораздо более пошлые, естественно. *** Казалось бы, чему удивляться, раз уж он сам думал о чём- то подобном, когда в кровать Унчжэ проникает юркая фигурка, но отчего-то его сердце пропускает удар, когда из-за спины слышится шёпот Тэхо: «Слишком холодно, я останусь тут. Всё равно ты под самой стеной спишь~». Бесстыдник-хён прижимается близко и дышит куда-то в основание шеи, а понять о чём он думает – невозможно. Вскоре он засыпает – дыхание становится ровным и глубоким и, кажется, старший видит сны – он ёрзает во сне и что-то бормочет. А маннэ не спится – у него мурашки по спине от чужого дыхания, пусть он и спит в футболке, а такая близость объекта вожделения не даёт расслабиться, пусть он и просто лежит рядом. Засыпает он лишь когда уже самое время готовиться к пробуждению, поэтому неудивительно, что после пробуждения выглядит так, будто его прокрутили в стиральной машинке. Ким охает, когда младший садится на постели и кое-как распахивает слипшиеся красные глаза, и на его лице на секунду проступает выражение вины: «Прости, мне не стоило позволять себе такую слабость…», и он тут же бежит отмазывать его перед Чжианом, хотя На и рта не открыл. Всё же есть у этого преимущества – внеплановый выходной, тогда как остальные будут практиковаться. Унчжэ, на радостях, обнял одеяло руками и ногами и тут же заснул, забыв о ночном инциденте. Проснуться он соизволил только тогда, когда парни уже вернулись и топтались в прихожей. Осоловевший, он долго смотрел в пространство, пока зрение не сфокусировалось на пакете в руках лидера. - Вы принесли что-то вкусное?- маннэ тут же взбодрился, готовый к празднику живота, но Чжиан посмотрел на него, как на идиота. - Кто не работает, тот не ест, ясно?- тон был почти приказным, хотя обычно Ли не бывал столь строг к младшему – единство рэп-лайн-таки. Унчжэ тут же почувствовал, что лучше не канючить и смирился с тем, что придётся сосать лапу за выполнением дел – по графику держурства он должен был разобраться с беспорядком, а времени оставалось немного – большую часть дня он потратил на сон. Одежда была распихана по ящикам (та, что принадлежала Чжиану, в порыве детской обиды была скомкана), мусор из-под кроватей вынесен. На уже втыкал вилку пылесоса в розетку, ворча себе под нос, когда в дверь комнаты постучали. Она скрипнула и из-за неё выглянул Тэхо. - А ты чего не с остальными?- спросил Унчжэ безо всякого умысла, но вышло как-то осуждающе. Хён нахмурился, но затем его взгляд опустился на дневник маннэ, забытый им на полу и даже не закрытый. На странице было что-то написано, прочитать Тэхо не успел – младший тут же захлопнул дневник и спрятал его, заливаясь краской до кончиков ушей, потому что старший весь расцвёл – свой портрет на краю листа, выполненный пусть неумело, но со всем старанием, он определённо заметил. - Я вообще уж думал, что ты меня за предателя считаешь, но я не с этими,- он сунул в руки Унчжэ чесночную булочку, добротно завёрнутую в тонкую бумагу.- Я припрятал для тебя, пока эти собирались. Они за добавкой пошли,- он старательно делал вид, что уже и не помнит о своей находке, но кончики его ушей горели не хуже, чем у самого маннэ, что не укрылось от внимания младшего. *** «Чёртов Тэхо!»- Унчжэ был действительно очень зол, да ещё и смущён до ужаса.- «Когда он научится слушать, что другие говорят?!» Маннэ буквально рвал и метал, нервно ходя по комнате, под аккомпанемент старательно сдерживаемого хихиканья одногруппников – крики из ванной слышали все, поэтому прекрасно знали, что, по рассеянности, Ким ворвался в санузел, когда младший принимал душ, что и стало причиной скандала, закаченного мелочью. Все довольно быстро успокоились, но злоба в Унчжэ продолжала кипеть даже под утро, когда все уже видели десятый сон. Он трудился около часа и теперь перед ним лежали осколки леденца, сметённые в пакетик, и, собственно леденцовый же, стилизованный член, на палочку которого была приклеена записка: «Любименькому хёну, чтобы тот ВЫТАЩИЛ БАНАНЫ ИЗ УШЕЙ!». Подписи На не оставил, но наутро, обнаружив около своей подушки такой «подарок», Тэхо разулыбался, а вечером, будто случайно, оставил на постели маннэ записку: «К твоему сведению, я предпочитаю настоящие~».