Эпизод 55. (Джейс/Себастьян)
30 августа 2020 г. в 15:17
Он заново учился дышать. Заставлял себя поутру подниматься с кровати, вливал в горло кофе — черный и едкий, как кровь, что струится по венам демонов и прочих адских отродий.
Сжимал привычно клинок серафима, покидая свою крошечную каморку-квартиру. До Института через половину Нью-Йорка путь не очень уж близкий. Он ни разу не вызвал такси, не оседлал мотоцикл, к которому так и не подошел с того дня. Той ночи, что была темнее, чем тьма. Холоднее самой преисподней.
Примитивный Нью-Йорк не спит никогда, но в этот час даже эти мотыльки-однодневки расползались по своим квартирам, клубам и подворотням. Позволяли ему побыть одному. В тишине, что в висках пульсирует в такт дыханию. Все время.
Порог Института переступал ближе к семи. Не так уж рано для того, кто спать почти разучился. Или просто устал подскакивать среди ночи, срывая горло от крика. Путаясь в перекрученных простынях, мокрых насквозь от холодного пота. Липкого, точно мертвая кровь.
Спортзал и изнуряющие тренировки, постоянные рейды — хорошее средство прогнать нахрен мысли, каждая из которых ведет в ту самую ночь. Когда он, наверное, просто сломался.
— Ты в курсе, что у тебя под глазами мешки, а кожа того же оттенка, что свечи, которые Магнус использует в своих ритуалах?
Александр — глава Института, примерный муж и отец. Самый лучший и преданный друг. Настоящая гордость родителей, что уж. Он маскирует усмешкой тревогу, вот только Джейс его видит насквозь. Бросает так легкомысленно, как умеет:
— Всего лишь бессонница. Защищайся.
Клинки встречаются со звоном, летят снопы искр. И улыбка на лице Эрондейла становится шире. И шире. Он теснит названного брата. Он нападает. Не оставляет пути к отступлению.
Острый серебряный кончик замирает в дюйме от горла.
— Сдаешься?
Грохот металла о каменные плиты, и глава Института вскидывает руки к плечам, признает поражение.
— Джейс, я ни на миг не сомневался в твоей потрясающей форме. Но не мог не заметить, как что-то гложет тебя. Изнутри пожирает. Как будто огромная тень накрывает тебя.
А он ведь выводил на своей коже руны. После. Уже после всего. Одну за другой, пытаясь унять эту боль. Заставить исчезнуть проклятые фантомные зубы, рвущие плоть кусок за куском. Впивающиеся с причмокиванием в стучащее сердце. Он падал на колени, давясь криком и кровью. Он выводил узоры опять и опять.
Бесполезно.
— Магнус считает, что виной всему та облава...
... челка. Его челка той ночью в абсолютной, вяжущей темноте как будто светилась. Челка падала на глаза и прятала смеющийся взгляд, в котором, Джейсу померещилось верно, скользнуло смутное сожаление.
— Вот и свиделись, нефилим.
— Себастьян... — почти беспомощным всхлипом, роняя руку вдоль тела с зажатым клинком. Не пытаясь отразить нападение. Как под гипнозом пялясь на искаженное от крика лицо и руку, отведенную чуть назад для удара.
Стрела с ярко-красными перьями, просвистев у виска, вонзилась точно в ложбинку на горле. Всего ночь назад Джейс вылизывал ее языком, прикусывая кадык и совершенно дурея.
Тот, кто звал себя Себастьяном, падает на колени. Хрипит, упираясь ладонями в мокрую землю. Черная жижа проступает меж тонких пальцев. Пузырится, бурлит.
— Н-нефилим. — Тьма уходит из глаз, вытекает вместе с черной кровью по капле, оставляя за собой пустоту. Так похожую на светло-серое небо утром после затяжного дождя.
...
— Джейс? Не молчи... Иззи тоже тревожится.
Это Алек. Беспокоящийся наставник и брат. Спасающий его никчемную жизнь раз за разом.
— Зря. Все в порядке. Извинишь? Мне бы в душ?
— Х-хорошо...
Глава Института кивает и закладывает руки за спину, когда его брат уходит, почти убегает в противоположную сторону от душевых.
...
В этой комнате пыльно и свет почти не пробивается через плотные шторы. Он садится за потрескавшийся старый рояль, на пробу трогая клавиши пальцами. Закрывает глаза. Руки помнят инструмент и мелодию помнят. Ту самую, что острее клинка. Ту, что бьет верней стрелы младшего брата.
Губы теплые — на щеке, и руки, что накрывая ладони, с ним вместе играют. Ноздри щекочет терпкий запах опавшей листвы, спелых яблок и клюквы, лаванды.
Шепот. Шепот только в его голове:
— Так случилось. Отпусти. Живи дальше.
Он играет, не смея веки поднять и увидеть, что в комнате нет второго. Он играет быстрее, практически бьет. И звук, усиливаясь, летит в вышину и рыдает. Он играет, прядь мягких волос щекочет лицо. Он играет. Влага льется на руки и клавиши все сильнее. Его пальцы, срываясь, скользят.
— Не надо. Джейс, не надо. Остановись, отпусти. Ты не должен сюда возвращаться.
— Только здесь ты приходишь ко мне наяву.
Чьи-то губы отчаянно жмутся к макушке.