Время лишений

Год 172 4Э, Скайрим, Вайтран. К Вайтрану под непрекращающейся снежной крупой, к которой добавился ещё и пронизывающий ветер, они добрались к вечеру следующего дня. Дороги стали скользкими, лошади только на отдельных участках могли идти рысью, а всё остальное время – лишь быстрым шагом, редгарды мёрзли, но жаловаться им не позволяла гордость. А в Вайтран их неожиданно не пустила стража, оценившая их внешний вид и потенциальную угрозу, какую они могли представить, вздумайся им побуянить. Атор – через Дивада, знавшего нордский язык – и уговаривал, и обещал, и пытался подкупить, но стражники остались непреклонны. Наотрез отказались они говорить и про редгардскую женщину. – Уходите, – процедил сквозь зубы стражник, – я, кажется, понятно говорю. Если не уйдёте, я вызову подкрепление, и они выкинут вас силой. – Мы ещё вернёмся, – раздражённо бросил напоследок Атор, разворачиваясь от ворот. Можно было стать на ночлег на постоялом дворе у ворот Вайтрана рядом с конюшней, но Атор заявил, что нечего зазря тратить деньги, и что небольшой пещерки, каких много было в тундре Белого Потока, с них вполне хватит, тем более что снег почти прекратился. Воины не стали возражать, отошли на фарсах от Вайтрана и присмотрели на склоне холма небольшую грязную штольню, чуть наклонно уходившую под землю, у входа в которую и развели костёр. – Слышь ты, певец, – хмуро позвал Дивада Атор, – вот что. Ты знаешь нордский, так что переодевайся в местные тряпки и иди в Вайтран. Может, тебя примут за местного и пропустят. А там разведай, где предательница. – Я смогу вернуться только утром, – предупредил Дивад, – на ночь ворота закрываются. – Я не дурак, знаю. Утром жду тебя здесь. Комплект местной одежды нашёлся только у Шамара, да и тот был Диваду маловат – штаны жали, рубаха угрожающе трещала по швам, жилет с трудом сошёлся на груди. Но самым сложным оказалось не это, а необходимость расстаться с верным скимитаром, который прятать было негде, и по которому стражники мгновенно раскусили бы его. Также Атор приказал оставить и лук, позволив взять лишь набор метательных ножей. Дополнительно в поясную сумку Дивад сложил нож, окарину, моток верёвки, небольшой мешочек с медяками, рассовав серебряные и золотые монеты по внутренним карманам, и накинул на плечи шерстяной плащ, купленный ещё в Фолкрите. – Вылитый норд, – закатил глаза Шамар, оглядев приятеля со всех сторон. Остальные расхохотались удачной шутке, Дивад поклонился им на прощание и припустил коня к Вайтрану, торопясь успеть до закрытия ворот. Стражники пропустили его, не признав в нём одного из редгардских воинов, пытавшихся прорваться в город тремя часами назад. За воротами начиналась широкая мощёная центральная улица, которую постепенно запруживали горожане, освободившиеся от ежедневных работ. Вот широкоплечий кузнец убирает с прилавка последние нераспроданные ножи, вот гравёр аккуратно составляет в ящик с соломой металлические гравированные кубки, ткачиха уже убрала ткани и протирает прилавок, а около неё вертится трое мелких девчонок. Вот пронеслась по улице пара детей, ловко лавируя между прохожими, вот охотник остановился у края дороги и смотрит на небо, пытаясь определить, какая будет завтра погода. Вот богатый горожанин с надменным видом неторопливо плывёт по улице, вот чумазый золотарь о чём-то весело переговаривается с рубщиком дров… Постоялых дворов в Вайтране было несколько, но наибольшей популярностью пользовалась «Гарцующая кобыла». Ничего особенного, что бы отличало его от других постоялых дворов Вайтрана, в нём не было, но он располагался в самом центре города, на главной площади, и его банально было проще всего заметить. Чтобы найти остальные, пришлось бы поплутать по узким улочкам, иной раз залитым грязью и нечистотами. Дивад предположил, что предательница вряд ли рискнёт соваться в подворотни, к тому же она не знает нордского языка, а потому скорее всего направится в «Гарцующую кобылу», поэтому он и решил начать поиски с неё. Там было уже многолюдно и, в связи с приходом каравана из Виндхельма, свободных комнат не было. Дивад заказал себе горячего супа из кислой капусты («щи» – в последний момент вспомнил он название) и хлебного кваса. Он бы выпил чаю, но посмотрел на его ценник и очень быстро сообразил, что здесь он должен представляться своим, а местные редгарды явно пьют в тавернах не чай по два золотых за чашку. Хульда, юная дочка хозяйки, предложила ему вина или медовухи, но Дивад твёрдо отказался – все же не одобрял Онси распитие спиртных напитков – поэтому и остановился на квасе. После того, как Хульда принесла ему его заказ, он занял один из немногих свободных столиков и принялся наблюдать и слушать. Расспрашивать напрямую о редгардке со шрамами на лице он поостерёгся, опасаясь выдать себя и спугнуть её, рассудив, что или он услышит о ней, или нет. Услышать не услышал, но очень скоро увидел – она спустилась со второго этажа заказать себе ужин. Дивад силой воли заставил себя остаться на месте – как ему ни хотелось скрутить её и оттащить к товарищам, он понимал, что, во-первых, на её защиту бросится стража, а во-вторых, ворота города уже закрыты, а сигать с нею со стены на скалы – не самое удачное решение. Поэтому он успокоил себя тем, что до утра она никуда не денется, а утром он уже доберётся до товарищей, и вместе они найдут способ повязать её. Раны на её лице уже затянулись, но шрамы от них – два на левой скуле и один с левой стороны подбородка – останутся на всю жизнь. Пропоротая правая ладонь почему-то до сих пор была забинтована, хотя тоже давно должна была поджить. Возможно, нагнаивалась. Одета девушка была в нордское платье с неприлично открытыми плечами, а длинные чёрные волосы коротко обрезала по местной традиции и, естественно, не сделала попытки их прикрыть хотя бы маленькой шапочкой, как то делала Зария. Лицо её было усталым, движения дёргаными и нервными, она постоянно оглядывалась и вздрагивала на громкие резкие звуки. Она, с трудом подбирая слова, объяснила хозяйке, что она хочет, жестами велела Хульде нести поднос с тарелкой картофельного супа и бутылкой медовухи наверх. Дивад проводил её взглядом и осуждающе покачал головой. Все их боги порицали потребление спиртных напитков, разве что кроме хитрого Ту'вакки, но предательница есть предательница. Она предала свой город, свой народ, и нет ничего удивительного, что она предала и заветы своих богов. Кому она сейчас поклоняется? Нордскому Талосу? Альтмерскому Ауриэлю? А примут ли её чужие боги после того, как она изменила своим? Дивад кивком приветствовал двух бородатых нордов, подсевших к нему за стол, молча чокнулся с ними кружкой кваса и доел последние ложки кислых невкусных щей. И увидел, что предательница вышла на балкончик своей комнаты, да не одна, а с талморским юстициаром, облачённым в чёрно-золотое официальное одеяние. Юстициар недвусмысленно обнимал её за талию, редгардка неловко пыталась отстраниться, но одновременно словно бы и боялась, что он бросит её и уйдёт, а потому попытки защитить свою честь выглядели неубедительными. – Тьфу ты, – сплюнул один из соседей Дивада, – и здесь длинноухий, нигде от них спасу нет! – Хоть бабу себе нашёл нормальную, – хмыкнул второй, оборачиваясь и откровенно пялясь на редгардку, явно чувствовавшую себя не в своей тарелке. – А то все их альтмерки страшны, аки тролли после зимней спячки. – Рожа кривая, – не согласился с ним первый. – Видать, муженёк поцарапал, когда она ему рога наставляла. Следы-то не когтей, а оружия, это я точно тебе говорю. – Сам вижу, – огрызнулся второй, – не слепой. Да всё равно редгардка с кривой рожей куда красивее ихних альтмерок. Дивад отхлебнул кваса и пошёл спрашивать у хозяйки, можно ли заночевать здесь. Да, он знает, что комнат свободных нет, но он согласен и на пол в коридоре… Нет, конечно, не за просто так… Полсеребрушки? Много, конечно, но ради такой прекрасной ханум он согласен расстаться с половиной серебряного... На втором этаже? И вовсе превосходно, ханум невероятно добра к бедному редгарду… Некоторое время он ещё сидел за столом, потягивая квас. Талморец и предательница уже скрылись в комнате, заперев за собой двери, скальд начал играть на флейте какой-то весёлый мотив, но Дивад запретил себе отвлекаться на него, а когда допил квас, забрал свой плащ и поднялся на второй этаж. Быстро определив, где нужная дверь, он улёгся недалеко около стенки, порадовавшись царившей здесь полутьме, завернулся в плащ и принялся слушать. В комнате слышались какие-то шорохи, но игра и пение скальда внизу их перебивали, а когда замолчал скальд, в комнате уже царила тишина. Дивад ещё какое-то время прислушивался, но ничего не происходило, поэтому он закрыл глаза и заснул. Проснулся он затемно оттого, что где-то далеко протрубил рог – сигнал к смене стражи и открытию ворот. Из комнаты по-прежнему не доносилось ни звука, так что Дивад бесшумно поднялся, спустился вниз и вышел на улицу. На востоке небо уже светлело, тучи почти разошлись, звёзды потускнели. Холодный порывистый ветер задувал по-прежнему, и Дивад, закутавшись в плащ, поспешил к воротам. Те были заперты, но стражники уже открыли небольшую боковую калитку. Пропустив в город двоих охотников-босмеров, гружёных свежим мясом, Дивад выскользнул из ворот и помчался к своим товарищам. Еще издалека он заподозрил неладное. У входа в штольню должен был гореть костёр, пусть и небольшой, и там же должен был стоять дозорный, но никого не было. Дивад поспешно залёг на крупном обломке валуна и долго вглядывался в чёрный зев штольни, пока ему не стало казаться, что он видит около него спящих товарищей. Он уже почти облегчённо вздохнул, но тут же сообразил, что дозорного и костра-то всё равно не видно, да и коней нет, а значит, что-то не так, поэтому, выдернув из-за пояса два метательных ножа, он, пригибаясь и зорко оглядываясь по сторонам, помчался туда. Все пятеро его товарищей были мертвы, в воздухе чувствовалось недавнее применение магии, костёр был затоптан, а тёплые ещё угли раскиданы. Следы на размокшей после снега земле видны были отчётливо, и помимо редгардских сапог явственно просматривались изящные подошвы сапожек из эльфийского мягкого стекла. А в трещине между камней застрял обрывок чёрного шёлка с золотой вышивкой. Талморцы! Дивад пощупал пульс на шее всех своих товарищей, и когда он коснулся ледяной шеи Атора, ему показалось, что под пальцами что-то дрогнуло. Может, это был пульс в его собственных пальцах, но Дивад поспешно приник ухом к его груди. Ничего не услышал и приподнял веко. И тут Атор издал едва слышный стон и открыл глаза. – Певец… – на грани слышимости выдохнул он, – талморцы… напали… Проследили… мы здесь… Дивад поспешно ухватился за первую попавшуюся сумку, зная, что там должны быть кровоостанавливающие и заживляющие зелья. – Скажи Кемату… Ищи предательницу… – Она в Вайтране, – он выхватил из сумки целый флакон, откупорил его и аккуратно влил его в рот Атора. – Ищи предательницу… Это были последние его слова. Несмотря на влитые в него зелья и аккуратно перебинтованные раны, Атор, когда вершины гор на западе окрасились алым цветом восходящего солнца, умер. Дивад долго сидел около него на коленях. С Атором они никогда не были дружны, их неприязнь была взаимной, но они никогда не враждовали, и в бою всегда прикрывали спину друг другу. И вот Атор больше никогда не попрекнёт его тягой к «свистулькам», никогда не засмеётся весёлый Шамар, не заточит свой верный скимитар Эннах… Дивад вырыл под валуном неглубокую яму, сложил туда тела своих товарищей, сверху засыпав их землёй и камнями, чтобы не добрались падальщики, перетряс сумки, забрал себе все деньги и самые необходимые вещи, остальные аккуратно упаковал и вместе со скимитарами и луками схоронил в штольне. Солнце уже поднималось над горами, когда Дивад, в последний раз обернувшись на могилу товарищей, направился назад к Вайтрану. Однако его неудачи на сегодня не закончились. В «Гарцующей кобыле» он обнаружил, что комната с балконом, которую занимали талморец и предательница, пуста, а заспанная Хульда перестилает основательно смятую постель. – Съехали постояльцы-то, – охотно объяснила она, бросая на пол простыню. – Вот с самого утра и съехали. Торопились, видать, даже завтракать не стали. – Куда они уехали, не знаешь? – Откуда же мне знать? – пожала худенькими плечиками девочка. – Мне не говорили, а я их балаканья не понимала. Не помог ему ни конюх у ворот Вайтрана, ни спешащие к городу селяне. Конюх видел талморца и редгадку со шрамами на лице, сам седлал им лошадей, и видел, что они поспешно уехали, но развилка-то за холмом, и свернули они на ней направо или налево, ему видно не было. А из селян никто не встретил их. Предательница снова ускользнула от них. Дивад долго стоял около своего коня, машинально расчёсывая ему пальцами гриву. Атор велел рассказать всё Кемату, а для этого нужно ехать в Фолкрит, а то и в Элинир – не было у Дивада уверенности, что если он пошлёт письмо с обычным курьером, его не перехватят талморцы. Значит, нужно в Элинире искать своих, чтобы с верными людьми передать послание Кемату, а потом снова возвращаться в Скайрим и начинать поиски заново. Он посмотрел на голубое небо, бледное ещё солнце, под тёплыми лучами которого быстро таяла снежная крупа, и тяжело взобрался в седло. Земля размокла, на ухабистой дороге стояли лужи, весело сверкая бликами под солнцем. Пахло сырой землёй и водой. Дивад причмокнул, и послушная лошадка бодро пошагала назад, через Ривервуд, Хелген и множество других придорожных деревенек в Фолкрит, а оттуда в Элинир…