***
Нулефер умела настоять на своём. Как бы друзья не возражали ей, они пошли с ней в заброшенную шахту. Люси была слабовольной и всегда поддавалась Нулефер, она стащила из дома рисунок с картой. Кряхтя и ворча, за девочками пошёл Уилл. Быть третьим лишним и возвращаться одному домой не особо нравилось ему. Нулефер взяла с собой фонарик. До шахты был час ходьбы, поэтому Нулефер взяла себе и друзьям детские простые самокаты. Дорожки в имении Свалоу ровные, позволяют проехать. Возле шахты было многолюдно, шумно, в небо поднимались огромные котлованы с огнём, чей дым застилал голубую небесную пелену. Хозяйственные постройки, склад для сероземельника выцвели и почернели, впитав в себя смоль и частички сероземельника. Чёрными были и шахтёры, выходящие из шахт. Те, кто работал снаружи с поднятым сероземельником, ещё имели серые лица, но внутри шахты сероземельник так сильно оседал на одежду и лица, перемешивался с грязью земли, что серость превращалась во тьму. Люди ежеминутно кашляли, чихали и выплёвывали серые сгустки. Нулефер была нужна не эта шахта, работающая, дышащая огнём. В полумиле покоилось одинокое заброшенное место. Оно заросло деревьями, терновником и тимьяном. Шахту отработали пять лет назад, завалили камнем и досками вход, убрали клети, оставив внутри лишь слабые лестницы, а природа за пять лет разбросала свои травы, ветви и кусты так широко, что про бывшую шахту в этой черте леса напоминала лишь вросшая в землю поломанная вагонетка. — Вот, — Люси сказала обречённо. — Нулефер, ты не передумала?.. Камень был отодвинут, он лежал в двух метрах от досок, закрывающий спуск в шахту, на досках была набросана трава. — Вот ещё! — нахмурилась Нулефер. — Я лезу первой! «Как же передумала! Никогда!» Нулефер припомнила случай полугодичной давности, тогда она тоже захотела спуститься в шахту и посмотреть как работают люди. Дабы не скучать, Нулефер потащила с собой Люси, подружка, как и сегодня, отговаривала её остановиться, но последовала за ней. Нулефер и Люси переоделись в шахтёрскую робу, напялили на голову каску, спрятали лица вниз — не отличить от шахтёрских детей! Дальше клети девочки не добрались. «Чей младенец в клети стоит? Сколько тебе, семь? — закричал надсмотрщик на Люси и неожиданно увидел застывшую пухлую фигурку Нулефер. Невольничьи дети у Свалоу были упитаны, полнощёкими, но не толстыми. Весь запас пищи в крохотных телах уходил на энергию при работе. Нулефер и Люси не спустились и метра под землю, их тотчас прогнали из шахты. На лестнице недоставало ступенек. Через пять или шесть ступенек приходилось рассчитывать на удачу, что не поскользнёшься и не переломаешь кости. Одна, вторая, третья, считала Нулефер лестницы и сбилась со счёту после двадцатой. Становилось темно, фонарик слабо освящал штольню. Было плохо дышать из-за мелких кружившихся в воздухе частиц сероземельника. Мрачные подземные ходы, тяжёлые грубые балки, державшие почву над головой, старые вагонетки, испорченные орудия труда. В таких условиях добывалась энергия, здесь рождался сероземельник, отец винамиатиса — настоящий хозяин людей, без которого мало кто мог прожить хоть один день. Люси прижалась к Нулефер и Уиллу, её пугали чёрные холодные стены. И то, что сейчас в похожих ужасных условиях работают чёрные, словно кроты, чумазые, покрытые пылью люди. — Это всего лишь заброшенная шахта, — улыбнулся Уилл. — Что тут страшного? Есть столько всего, что пострашнее шахт. Он плотно сжал рот. «Уилл кого ты вспомнил? Хозяина? — обернулась на него Нулефер. — Всё позади. Ты избавился от герцога». Дети шли уже полчаса, когда закончились лестницы. Над головой начинали скрипеть прогнившие балки, протекала почвенная вода, в некоторых местах были обвалы. «Ну и выдумали Фьюи с Джиной куда забираться, — стонала Нулефер. — Боятся местных любопытных мальчишек возле самого спуска в шахту… Да кто вообще в эту дыру захочет лезть? Я лезу только потому, что у меня причина есть». — Кажется, здесь, — остановился Уилл возле тупика. Карта была у него в руках, и он ориентировался по линиям, который провёл по бумаге Фьюи. Потрескавшиеся сырые балки накренились в бок, рельсы заканчивались у груды упавших камней. Ребята стали искать. — Я нашла! — закричала Нулефер. За глыбой лежал сундучок. Нулефер достала его и открыла. Несколько тысяч аулимов в одном пакете, документы людей в другом. Нулефер направила фонарик на бумаги и увидела паспорта, на них были приклеены светлые лица рыжеволосых Фьюи, Джины и Люси. На другом паспорте был изображён Оделл. Бумага ещё приятна пахла и была ровная, без единой мятой складочки. — Каньете потом поработают над паспортом, чтобы он новым, сделанным на днях, не казался, — объяснила Люси. — Люси, что ж, я бы на месте чиновников из комиссии купилась и поверила, что передо мной настоящий Оделл Свалоу, — Нулефер засмеялась. — Я сама у папы выщипну волос с головы, чтобы освободитель превратился в папу. Ты это учти, мне же надо свою каплю внести в твоё освобождение. Надеюсь, Каньете скоро вернутся за вами. Никогда ты не увидишь ни эти шахты, ни ошейника. Ты станешь свободной. — Да, и я стану такой, как мама и папа. Я буду сражаться за моих товарищей, — заявила Люси, прижав в груди паспорта. Люси скрестила пальцы, аккуратным жестом погладила документы и убрала их в сундучок. — Насмотрелась? Налюбовалась? Пойдём домой, мне не по себе, — Люси съёжилась от холода. Послышался слабый скрип. Дети насторожились. Внезапно скрип превратился в звонкий тяжёлый звук. Он доносился сверху. — Бегите! — крикнула Люси. Она схватила за руку Нулефер и бросилась бежать. Но Нулефер споткнулась, она только и могла, что разжать руку Люси и толкнуть подругу вперёд. Земля над головой затрещала и рухнула с грохотом вниз. Нулефер ощутила удар по животе, по голове. Воцарилась темнота. Пыль заслонила глаза. Неожиданно в них ударил яркий свет, и Нулефер увидела стоявшего перед ней Уилла с фонарём. С его головы текла кровь, левая нога согнулась. — Ты жива… — Уилл заскулил. — Слава богам! Нулефер и Уилл находились в маленьком пространстве, дорогу к выходу загородили большие тяжёлые валуны. За ними слышалось тихое скрежетание и доносился тонкий голосок. — Нулефер, Дик! Ау! Нулефер, Дик! Я жива, всё в порядке! Вас завалило… Я не смогу сдвинуть эти камни, я их не могу даже поднять! Нулефер! Дик! Вы слышите меня? Я… Нет, ребята, не умирайте… Я позову на помощь! Я вас плохо слышу! Подождите, я сейчас! — Мы в порядке! — закричал Уилл. Люси не ответила. — Почему она не слышит нас? — удивилась Нулефер. — Слышишь, прямо над нашей головой бьёт вода. Из-за воды Люси не может разобрать, что мы говорим. Чёрт, за кем она побежит? У нас её сундук! Они кричали Люси и стучали по камням. Люси не отзывалась. Убежала. — Нулефер, плохи наши дела… — обеспокоенно сказал Уилл. — Видишь, через щель к нам течёт вода. Пока Люси добежит за помощью и вернётся с людьми, мы потонем. Я могу остановить воду, но… как потом мы объясним, что вода нас не залила? Щели большие. И воздуха у нас мало, я едва могу отойти от тебя. Нам нужно выбираться. Скажем потом, что мы нашли дырку и кое-как протиснулись. Так, Нулефер, — командирским голосом заявил Уилл. — Ты должна мне помочь. С помощью воды, которая над нами, мы уберём камни и балки. Справимся вдвоём! Он положил руку на стену, толстой струёй к нему потекла с потолка вода. Уилл направил воду на стену, один за другим перемещались небольшие камни. С помощью магии предметы становились легче. Но большие валуны Уиллу, однако, тяжело было передвигать. Нулефер направила руки на камни. «Давай же», — взмолилась она. Но вода просто обмывала их. — Почему у меня не получается? — закричала она. — Ты не веришь. — Я верю! — проговорила она для себя. — Я смогу! Я смогу! Это просто камни! Просто камни оставались просто камнями, неподвластными для воды. А сверху трещала земля. Скрип стал сильнее, и потолок обрушился вниз. Прямо на Уилла. — Нет! — прокричала Нулефер и протянула руку. Земля остановилась. Уилл испуганно поднял глаза. Камни, песчинки, деревянная доска плавали в воздухе. — Ты смогла, — не веря глазам, прошептал он. — Не может быть, — промолвила она и взглянула на свои руки. И земля полетела вниз. Уилл рванулся к Нулефер, камень сильно оцарапал ему лицо, но Уилл спасся. — Никогда не сомневайся в себе, — гаркнул он. Нулефер собрала капли, растёкшиеся по полу, и направила их на стену. Вода оставалась водой, а стена стеной. Опять двадцать пять. Она утратила обретённую мгновение назад силу. Уилл работал, наверное, час. Поход стал больше, виднелась крохотная щёлочка света. Наконец, Уилл поднял последний камень и еле-еле Нулефер пролезла на животе из-под завала. Уилл вылез следом за ней и истощённо уткнулся носом в землю. Вода перестала ему подчиняться и залила землю. Нулефер и Уилл нашли в себе ещё остаток сил, поднялись на ноги и побрели к выходу. Сундук остался под камнями. Пакеты с деньгами и документами Нулефер спрятала под своё платье и прижала рукой к телу. — Они тут! Они тут! — у лестницы пронёсся голос Люси. — Боги, они спаслись! — закричал главный управляющий. — Вы живы! — Живы, — ответила ослабленная Нулефер. За управляющим стояли шахтёры с носилками. Быстро, осторожно они уложили детей и понесли на поверхность. Управляющий был бледен, его зубы стучали. — Как вы выбрались… Мне сказали, что вы под обломками, не можете двигаться, говорить. Вы все в крови! — У нас было небольшое свободное место, Люси не слышала нас из-за воды, — Уилл, несмотря на усталость, рассказал, что они нашли между камнями пространство и переползли с большим трудом. Это Люси неправильно оценило обстановку и решила, что им не выбраться самим. На поверхности собрались чуть ли не весь невольничьей посёлок. С минуты на минуту, сказали, прибудут господа Свалоу. «О, что теперь будет!» — и вот тут Нулефер испугалась не на шутку. Отец и мама перебьют всех управляющих и надсмотрщиков, кто был ответственен, чтобы проход в заброшенную шахту замуровали навсегда. И ей как ещё попадёт! А документы… Нулефер сильнее прижала к груди руки. Ужас управляющего сменялся на гнев. Когда он убедился, что дети живы, то воздал хвалу небесам и тотчас побагровел. — Кто отвалил камень с шахты? — исторг он бешеный крик. Его помощник приволок мужчину — охранника шахты, который должен обходить территорию и проверять, всё ли в порядке. На шее у охранника блестел ошейник. — Где ты шлялся? — закричал не своим голосом управляющий. — Я охранял территорию. Я сегодня утром обходил эту местность… Ни-никого не б-было! — мужчина залепетал. — Тогда ты ослеп, раз детей не заметил, может, тебя к глазному сводить? А где твои дружки, твои помощники? Тоже ничего не видели? В другой сторонке тоже гуляли? А кто камень убрал? — Простите, — мужчина, дрожа, склонил голову вниз. Управляющий подскочил к нему и завопил: — Ты чуть не убил дочь хозяина и её друга! Это, ты полагаешь, надо простить? Раб молчал. — Нулефер, — прошептал Уилл. — Что стоишь? Сейчас случится страшное. Он пробудит ошейник. — Нет, — возразила Люси. — Работники Свалоу на такое не способны. Свалоу запретили своим работникам пробуждать… Местность разразилась в душераздирающем крике. Чёрный металлический ошейник побагровел и зашевелился, как живое существо. Раб повалился на землю и затрясся в судорогах, будто его одновременно душили, били и сжигали на костре. Мужчина извивался от боли. Девочки закричали, они знали, что такое ошейник, но никогда не видели столь жестокую ярость. Только Уилл закрыл мучительно глаза и не издал ни звука. Люси затряслась, её тело заколотилось, как у того мужчины, которого убивали. Нулефер и Уилл не растерялись. Они вырвали из рук управляющего чёрный винамиатис. — Прекратите! — зарычала Нулефер и взглянула на Уилла. Её милый друг сжал скулы, как зверь, над головой занёс большой камень. Лицо потемнело и налилось кровью. Уилл яростно бросил камень в управляющего. Он попал прямо в голову. — Уилл, что ты делаешь? — потряслась жестокости друга Нулефер. — То, что должен, — отрезал Уилл. — Прекрати! — Прекратите все! — прогремел голос Оделла. Бледные, как сама смерть, отец и мать примчались к Нулефер и крепко обняли её. Ханна сжала в дочь в объятиях и разрыдалась. Оделл оглядел Нулефер, убедился, что она не сильно пострадала и улыбнулся. Улыбка продержалась не долго. — Как вы посмели с ним такое сотворить? — закричал он на управляющего, возле ног которого валялся в конвульсиях раб. — Фанин Свалоу, простите, что вышло при детях, но он этого заслужил. Из-за него могла погибнуть ваша дочь и тот мальчик, — оправдывался управляющий. — Как вы смели причинить боль моему рабу? — покраснел сам Оделл. — Я предупреждал, что вам за это будет! Управляющий раскрыл рот, но Оделл его перебил. — Вы уверяли меня, что отработанная шахта засыпана! А в неё, оказывается, толпы детей бегают! Где был охранник? Я с него, думаете, буду ответственность спрашивать? Нет, начальник, с вас! Вы должны отвечать за мои шахты, но вы нагло врёте мне и устроили тут какой-то бардак! Зачем я поставил вас управляющим, чтобы вы мою дочь погубили? Чтобы вы над моими рабами издевались? Вы уволены! И с вас причиняются убытки, которые я понёс из-за тебя! Ханна не отпускала из объятий Нулефер. На минуту она перестала причитать и целовать дочь и громко заявила: — Вы оплатите ему всё лечение. Мы с мужем ведь предупреждали вас, что будет, если вы когда-нибудь пробудите винамиатис. Мы дали вам камень на самый крайний случай — вынужденной защиты. Я не позволю, чтобы у меня за спиной устраивали бойни. Ханна позвала других рабов, они положили на носилки несчастного раба, который в судорогах от ошейника лежал на земле, и понесли домой. Ханна всё ещё охала над Нулефер. — Доченька, что ты забыла в этой темноте! В шахте! Боги, ты могла бы погибнуть! Вот как бы я пережила это? Грязь, крысы, нечистоты, камни, коряги, зачем ты спустилась в шахту? Зачем, ответь мне? Нулефер стиснула зубы, через некоторое время она проговорила слабым голосом: — Мы играли… В кладоискателей… — показалось, что мама заметила какие-то бумаги у неё под платьем. Нулефер вытащила кусок карты и протянула маме. — Нам хотелось приключений. Ханна опустилась перед дочерью на колени. — Нулефер, я сойду с тобой с ума… — сказала она сквозь плач. — Отправляйся к себе в комнату, и скажи своим друзьям, чтобы возвращались по домам. Если они слабы, то пусть ждут карету с Рибелом. Поговорим дома. Нулефер поняла одно: ей предстоит суровая разборка. Кучер не понадобился Люси и Уиллу, зато прямо до самой комнаты он донёс Нулефер. Горничной было велено отпаивать её травами, дать всевозможные лекарства, перевязать раны. Да, внешне Нулефер выглядела ужасно. Кровь из раны у лба запачкала всё лицо, на теле имелись синяки, но Нулефер отделалась лучше, чем представляла сначала горничная. Родители вернулись через несколько часов, как раз в это время приехала домой Элеонона и обо всём узнала. Оделл и Ханна нежно поцеловали Нулефер и осведомились у горничной о её здоровье. — Целёхонькая. Госпожа Нулефер счастливица у вас, — улыбнулась Нира. — Оставь нас, — сказала Ханна. Оделл и Элеонора сидели на соседнем диванчике, но мать была рядом с Нулефер и не выпускала дочь из своих объятий. Тон Ханны, властный и сердитый отнюдь не предвещал, что мама разразиться великодушным благодарностями богам. Не отпуская Нулефер из своих рук, точно боясь лишиться дочери, Ханна отчаянно закричала: — Что это было?! Ты могла погибнуть! Нулефер, боги уберегли тебя от смерти или инвалидности! Боги, ох, всемилостивые боги, за что нам такое наказание?! Вот кто потянул тебя в эту шахту? Кто нашептал на ухо тебе, что в шахте весело и замечательно? Что за дьявол! Нулефер, мы с отцом уберегаем тебя от улицы, от разбойников, от тенкунских магов и от всего мира, но ты находишь опасность на нашей земли! Я не знаю, как мне спать спокойно. Нулефер, не могу же я связать тебя и запереть дома! Ох, болит голова… Оделл импульсивно стучал сапогом по ворсовому ковру. — Нам страшно за тебя, дочка. Ты ещё не понимаешь всю тяжесть ситуации, ты мала. Но чувство самобезопасности у тебя есть? Нулефер, я разочарован в тебе. Элеонора от себя ничего не добавила. Она кивнула отцу и не сводила с Нулефер глаз. Молчаливо, незаметно, она по-своему сделала упрёк. — Тебе мало нашего дома? Мало всего имения? — вскричала Ханна. — О, если бы мы держали тебя в тисках, заставляли с утра до вечера заниматься учёбой, то я ещё поняла бы твоё стремление уйти из дома и залезть под землю, но мы всё тебе позволяем! Хочешь погулять с друзьями за территорией имения — иди. Хочешь в город — я сама приказываю запрячь лошадей. Что тебе не достаёт? Возможно, мы с отцом провинились, ты скажи, что ещё сделать для тебя? — Мама, успокойся, — Элеонора, наконец, вставила пару слов. Нулефер слишком долго слушала крики матери, она не выдержала. — Я у вас как в тюрьме! Я хочу жить, не боясь своих сил! Я молчу перед своими друзьями, когда они доверяют мне свои секреты! В завалах нас заливала вода, и я… — Нулефер остановилась на миг. — А я не могла взмахнуть рукой и отвести воду в сторону! Когда закончится моё молчание? Вы запрещаете мне играть с водой, но для меня магия не игра, это моя жизнь. Я играю с шахтой, с камнями. Я отвлекаюсь там, что я маг. Мама, папа, вас я не виню, мы любите меня, но я хочу узнать своё происхождение! — с отчаянием она высказалась. — Откуда вы родом? Кто мои бабушки и дедушки? Я больше не прошу о вас. Ответьте, хоть сейчас. Ханна перестала тяжело дышать. Она с Оделлом встретилась взволнованным взглядом и затрясла головой. — А что? — молвила Элеонора. — Расскажите. Нулефер считает себя взрослой девочкой, раскройте ей правду, кем вы были. Хм, папа с мамой признались, когда мне тринадцать лет исполнилось. Сестрёнка, ты обгоняешь меня во взрослении. Оделл сжал пальцы. «Нет, молчи! Придушу иначе!» — читалось в яростных губах Ханны. — Кто мы такие? Ты это хочешь знать? — спросил Оделл. — Да! Да, папа! — Ладно уж, знай и молчи, — через силу выдавил он из себя. — Я и твоя мама родились в одних из самых грязных, отвратительных, мерзких мест на земле. В трущобах. Мама родом из Конории, я из Луфея. Мы жили хуже крыс, ибо крысы чаще находят себе пропитание, для насыщения им достаточно крошек хлеба. Мы же ощущали голод ещё сильнее, когда находили какую-нибудь краюху хлеба. Я в Луфее, мать в Конории, сражение за существование у нас шло каждый день. Я наблюдал, как нож входит в тело человека под всеми углами, да, я знал, за сколько минут вытечет кровь. Вот моя школа геометрии и физики. Чего ещё нам не хватало? О, всего по правде говоря! Еда, собранная из отбросов под чужими окнами, кулаки, ободранные в кровь в драках, палки от полицейских. И на мне сидел ошейник подчинения, когда я угодил в тюрьму. Это в тринадцать лет! Вот моя правда, дочь. У твоей матери была чуть получше судьба. Я дрался с бродягами, мать заводила с ними романы. Рассказать, что такое провидение? Оно приходит внезапно. Нет, Нулефер, я сейчас тебя запутаю, наше провидение было не магическим, а манаровским. Мы поняли, что так нельзя продолжать жить, нужно выбираться. И стали подниматься из грязи. Я в Луфее, мать в Конории. Я встретил Ханну очаровательной бесподобной женщиной, на шее у которой сияли изумруды. Волшебство? Да, оно было в нашей жизни, какое-то провиденье богов решило свети вместе двух бывших уличных зверьков, превратившихся в людей. Нулефер, ты хотела, чтобы мы поведали свою историю тебе пятилетней крохой? Мы хотим забыть о своё прошлом. И забыли бы, однако чей-то любопытный нос заставил нас снова погрузиться в мрак. Натянутая улыбка отца выражала грусть. Теребя платья, сидели и Ханна, и Элеонора. — У вас остались родственники? — спросила потрясённая Нулефер. — Нет. Отец убит случайным пьяницей, кто-то полоснул мою маму по горлу, кто — и не знаю даже. — А у тебя, мама? — Нулефер обвила Ханну продрогшими ручонками. — Возможно. У меня было три старших брата, где они сейчас — не имею представления. Я оставила их в трущобах, они отказались подниматься на поверхность, — лицо Ханны похолодело. Нулефер ни разу не говорила родителям, что они правы. «Да, они молчали, чтобы мне не навредить», — сейчас подумала она. Прошлое отца и мамы с трудом давалось её осмыслению. Ханна ласково взяла Нулефер за плечи. — Наше сокровище, не эти шахты, а вы с Норой. Мы не печёмся так о Норе, потому что ей ничто не угрожает. Ты особенная, мы не хотим тебя потерять… —… во второй раз, — прервала маму Элеонора. — Поведай ей и о том случае. Нулефер же выросла для семейных откровений. Ханна отвернула возникшие на глаза слёзы. — Хорошо… Раз настаиваешь… Хорошо. Нулефер, ты, в общем, однажды у тебя… — Ханна была настолько подавлена, что Оделл и Элеонора сели рядом и обняли её. — Ты умерла, Нулефер! — Умерла и… что? Ожила? — у Нулефер осип голос. — Да! И нет! Это было самое необъяснимое, что я только видела! Ты лежала в своей люльке, плакала и не засыпала. Я укачиваю тебя, под боком папа поёт тебе колыбельные. И вдруг ты замолчала. Я склонилась, а ты не дышишь! Глаза открыты, а зрачки не двигаются и сердечко не бьётся! Я откачиваю тебя, делаю искусственное дыхание, папа побежал за винамиатисом, чтобы позвать врача. И вдруг, через минуту ты задышала! Захлопала глазками! — Ханна замолчала на время, переваривая ту страшную минуту и заговорила вновь. — Ты вернулась, но была словно чужая. Ты так удивительно смотрела на нас, изучала свои ручонки и удивлялась им, и взгляд у тебя был как у двухлетней, осознающий мир девочки, но не как у двухмесячной. А потом ты заплакала и всё. Больше ничего подобного мы с папой не наблюдали. Нулефер дотронулась до колен мамы. Сквозь тонкий шифон ощущалась дрожь Ханны. Сближение с магией причиняло одну только боль. В груди отдавало жарой. В два месяца она поборола краткосрочную смерть! Почему сейчас так плохо к ней относится её стихия? Думы Нулефер были вовсе не о страданиях, что претерпели её родители. «Я на землю вернулась не за участью Свалоу. Подняться на ноги и смыть с себя неудачи… смогу ли я?»***
Как обычно Нулефер и Уилл встречались возле реки на двух любимых камнях. Прошло три дня с происшествия в шахте, ссадины на лице у Уилла хорошо заживали. Он не расстраивался из-за них. Какие-то царапины и ушибленная нога были пустяком по сравнению с металлическим оружием смерти. До сих пор Уилл ощущал невидимое кольцо на себе и притрагивался к шее, когда вспоминал о рабстве. Возле детей лежали ракетки и воланчик, маленький мячик, книжки. Нулефер зажгла стекло: в главном театре играла знаменитая Джорджин Джонсон, выступали прекрасные музыканты и певцы. Тихая и мелодичная музыка лилась на поляну, только Нулефер не могла насладиться ей. Слишком много накатилось на неё в последние дни. Её странное «умирание» удивило даже флегматичного и спокойного Уилла. Он издал изумлённый свист и никак не истолковал этот случай. Ему родители не успели рассказать о его раннем детстве и возможных магических чудес, что могли произойти и с ним. — Дик, я не понимаю ничего! — удручающе сказала Нулефер. — Почему мы с тобой маги? Для чего? Мы такие разные. Ты силён, я полное ничтожество. Почему в шахте у меня получилось, а сейчас я не могу водой поднимать предметы? Они тонут! — Ты слишком зависимая, — вздохнул Уилл. — В шахте на время ты смогла обо всём забыть, чему тебя учили всю жизнь, и вода послушалась тебя. Но сейчас ты вернулась в прежние тиски. Нулефер, это техника самая лёгкая, именно её учат все малыши, как только замечают в себе магию воды. Маленькие дети же свободны от законов, мирских и общественных, у них другое мышление. А тебе уже десять лет, ты не малышка. Я ничем тебе не помогу, ты сама должна научиться жить иным разумом. Сумела ты признать простую истину, что в мире не только тенкунцы рождаются магами, так признай и свой дар. Ты не маг, пока не отбросишь земной взгляд на жизнь. Сейчас ты ловкий фокусник, который может заставить поверить простого человека, что у тебя есть волшебная сила. Увидев опечаленное лицо подружки, Уилл смягчил тон. — Нулефер, это не твоя вина. Возле меня всегда стоял маг, опытный и замечательный наставник. Смотря на Урсулу, я признал и себя волшебником. А ты даже не общалась с магами воды, не то что училась у них. Уилл замолчал. Он взглянул на подругу и пробормотал с осторожностью и нерешительностью: — Нулефер, ты стала моей близкой подругой. Думаю, тебя можно… Нет, тебя нужно познакомить с учителем Урсулой и с… Уилл вытаращил глаза на стекло и медленно присел. Стекло омрачилось темнотой. Мгновение. И поверхность засияла привычным светом. Но вместо зала театра была городская улица. Гадкие шумы улицы, человеческие голоса, превратившиеся в неразличимый гул, каменное здание с грудой металла. — Что случило…? — хотела спросить Нулефер, и вдруг картина сменилась. Мужчина, одетый в чёрный пиджак, главный вещатель Зенрута, возник перед ней. — Сегодня нашу страну постигло неописуемое горе, — скорбно проговорил он. — Час назад в катастрофе с участием летающего самоката трагически погиб молодой принц Тобиан Афовийский. — Какого чёрта? — вскочил на ноги Уилл. — Страшная авария произошла час назад в граничащем с Камерутом городе Форе, в Санпавской провинции, — безутешно говорил вещатель. — Самокат, которым управлял принц Тобиан, врезался в здание библиотеки. Смерть наступила мгновенно, от столкновения с арматурой. Личность погибшего мальчика уже опознана, это младший сын Её Величества Эмбер Афовийский — принц Тобиан, три шестиц находившийся в бегах. Пока мы не знаем, что случилось: отказ винамиатиса, превышение скорости или же это убийство. Королевские следователи уже приступили к работе. Я от имени всей страны приношу глубочайшие соболезнование королеве Эмбер, кронпринцу Фредеру и советнику герцогу Огастусу Афовийскому. Зенрут скорбит с вами. Стекло изменилось и перенесло картину на место аварии. Только подоспевали стражи порядка и целители, то были первые записи происшедшего. Под железом, бывшем когда-то самокатом, лежало тело. Глаза мальчика были полуоткрыты, зрачки закатаны, в голове торчала железная палка — арматура, которую не убрали вовремя строители. — Уилл… — прошептала Нулефер. — Какого дьявола Тобиан умер? — закричал на неё Уилл. Нулефер замерла. Уилл пылал от гнева. — Какого дьявола, проклятого императора, этот козёл умер? Этого не должно было случиться! Как они посмели его?.. Уилл ходил вокруг Нулефер и непонятно на кого кричал. Злость и гнев стояли в его голосе, и он срывался то на погибшего принца, то на Нулефер, то кого-то ещё. «Так, значит, ведут себя, когда умирает друг, — пронеслась мысль у Нулефер. — Уилл любил Тобиана! На кого он злится?» — Уилл! Уиллард! — крикнула она. — Успокойся! Приди в себя, — она схватила его за руку. — Не ругайся. Я сочувствую тебе, ты говорил, Тобиан твой друг. Мне очень жаль его. Эти дурацкие самокаты… — Самокат его убил?! — рассвирепел Уилл. Он покраснел как рак, глаза налились кровью. — Да кто угодно его убьёт, но только не самокат! Случилось то, что они хотели, хотя мы старались всё изменить! Уилл оттолкнул её. Он побелел. Нулефер не знала, что делать, Уилл пугал её. — Мне нужно идти. До свидания, — пробормотал Уилл, достал из кустов свой самокат и скрылся вдали.***
Принц Тобиан погиб. Эту весть, не переставая, крутили по стеклу. Только о принце говорили в семье Свалоу. Нулефер прислушивалась к каждому шороху, касающегося Тобиана. Но не принц заботил её, а Уилл. «Они стали моими единственными друзьями», — эта фраза крутилась в голове. Почему же Уилл с такой злостью отзывался о погибшем друге, почему он не задавался вопросом, как погиб Тобиан? Может быть, принцы вовсе не друзья Уиллу, может, дело в другом? Нулефер не находила ответы на свои вопросы, она ведь так ничего и не знала про Уилларда. Лишь обрывки из его прошлого, которые он тщательно просеивал, прежде чем рассказать ей. «Какая я глупая, надо было настойчивее требовать от Уилла правды!», — винила себя Нулефер. Она не знала даже, где он живёт, чтобы навестить его. «Хоть бы он пришёл завтра на реку», — взмолилась Нулефер. Боги услышали мольбы. Уилл пришёл на следующий день в их любимое место. Но от жизнерадостного мальчика не осталось ни следа. Это был не черноволосый Дик, а старый Уилл с каштановыми волосами. На его шее крепко сидел прежний ошейник. Мрачная пелена стояла в глазах Уилл. Он был бледен, похоже, недавно кто-кто пробудил орудие подчинения, Уилл хромал, шатался из стороны в сторону, одной рукой цепляясь за какую-нибудь корягу, чтобы не упасть, а второй держась за ошейник, левый глаз заплыл в синяке. — Уилл! — ахнула Нулефер и подставила другу своё плечо. — Тише! Тише! - слабым голосом пробормотал Уилл. Он не смотрел на Нулефер, а всё озирался по сторонам. — Нулефер. дорогая подруга, мне нужно уезжать. Я обещал быть с тобой, но… но… Такова жизнь, мы не знаем, что случится с нами через секунду. Я пришёл попрощаться. И он поцеловал Нулефер в щёку. — Уиллард, расскажи мне всё, — потребовала она. — Тише, тише... Я не один, рядом проходящий маг... Когда-нибудь расскажу... Если увидимся, — шептал Уилл. — Всё изменилось. Нас с Урсулой раскрыли, зря ты назвала меня по настоящему имени перед штабом Каньете. Зря... Зря... Нашёлся ещё один предатель среди освободителей. — Юний и тебя сдал? — Нет, другой… В прошлом бывший раб. Его имя Марк. Уилл достал из кармана и протянул Нулефер связывающий голоса винамиатис. — Нам нельзя больше общаться. Прощай. Он прижал её к сердцу, из его глаз закапали слёзы. Сама того не замечая, заплакала Нулефер. Что случилось? Что с Уиллом? Куда он уходит? Нулефер не осознавала происходящего. Уилл отпустил её и заковылял в обратную сторону. — Постой! — крикнула Нулефер. Что произошло потом, она не поняла. В одно мгновение она бросила на землю винамиатисы, взяла с дороги сероземельник и кинула его в сторону уходящего друга. Камушек летел не по воздуху, он покоился на воде. Сероземельник мягко лёг в руки Уилла. — Не уходи! — жалобно промолвила Нулефер. — Я буду хранить его и вспоминать про тебя каждый день, — зажал Уилл в руке камень. — Нулефер, давай сероземельники станут нашими воспоминаниями друг о друге? Он отыскал на берегу, омываемом рекой, маленький сероземельник, вынесенный из шахты течением вод, и передал Нулефер. Забытые винамиатисы покоились на земле. Уилл кивнул на прощание и скрылся в кронах деревьев. Спустя пару минут последовал звук, вызванный перемещением проходящего сквозь пространство мага. «Уилл, Уилл», — повторяла Нулефер. Уилл бросил её. До глубокого вечера она прождала друга, надеясь, что тот вернётся. Но этого не случилось. Она туманно смотрела вдаль и крутила на воздухе водой сероземельник. Она не радовалась, что освоила главное мастерство волшебницы. Зачем ей сила, если рядом нет Уилла? — Может, он всё-таки придёт завтра? — пролепетала Нулефер. Но на следующий день Уилл не пришёл. Река печально журчала, лёгкий тёплый ветерок стих. Тишина воцарилась в когда-то шумном и счастливом маленьком мирке. Только траурный марш стекла разбавлял затишье. Нулефер пыталась выискать в многотысячной толпе знакомое лицо, но люди, стоявшие за оградой похоронной процессии, никого ей не напоминали. Эмбер плакала над гробом сына, вечно холодный герцог украдкой потирал глаза, а наследник читал речь по погибшему брату. Нулефер разделяла их горе, но только её родной человек был жив. Принц Фредер делал сенсационное признание: он помог свободолюбивому Тобиану сбежать, он дал ему средства для путешествия в Санпаву, пять мучительных шестиц он общался с братом через магическое стекло и винамиатис, который Фредер хорошо прятал во дворце от матери и сыщиков, и погиб Тобиан у него на глазах, когда решил повыделываться перед старшим братом-близнецом, какой же он, Тобиан, прекрасный гонщик и свободный человек. Но, увы, слишком поздно заметил серую стену библиотеки. Фредер видел смерть брата через стекло, которое Тобиан поставил у соседней стены. Это был несчастный случай, утверждал Фредер. Если вина и лежит, то только на нём, что не уберёг брата от беды. По стеклу отчётливо были видны ошеломлённые лица Эмбер и Огастуса, когда кронпринц взял слово. Явно, его речь не входила в их планы. Нулефер вернулась домой. Ни с Люси, ни с родителями, ни с сестрой она не обмолвилась ни словом. Она камнем рухнула на кровать и пыталась заснуть, но всё было бесполезно. Как можно спать, если друг ушёл из твоей жизни? Нулефер пустыми глазами смотрела на стену. Цветочки, красные ягоды, как всё фальшиво! Страсть и ярость на стенах освободителей были истинными. Или нет? Ей только показались древние сражения в потрескавшейся серой краске. И освободители в прошлом, и Уилл. Хотелось бы ещё немного, пусть хоть полчаса посидеть с ним, обнять его, единственного друга, которому доверилась и раскрылась. «Зря ты назвала меня по настоящему имени перед штабом Каньете. Зря... Зря...» — его слова стучали молотком, причиняя Нулефер тупую боль. Каньете предал Юний, Уилла предал Марк. Да, она вспомнила, кто такой Марк. Немолодой уже мужчина с обветренным шелушащимся лицом. Марк твердил, что является самым ценным человеком в Отряде после Каньете, но ничего не делал. «Уилл, он тоже предал меня! — озарилась Нулефер. — Уилл бы мог снова общаться со мной по винамиатису как раньше. Он не захотел. Уилл… я стала тебе не нужна». — Можно войти? — тихо постучала Элеонора. Сестра присела на кровать. Нулефер насупилась и отодвинулась в угол. Опять ожидать нравоучений! Элеонора не отступит, даже видя её боль. — Что случилось? — Элеонора погладила Нулефер по голове. — Кто тебя обидел? После долго молчания Нулефер промолвила: — Дик… Он ушёл. Сказал, что нужно уезжать, и попрощался со мной. Навсегда. — Понимаю. Ты его любила, он тебя предал. Любовь, как говорится… — Он всего лишь мой друг. — Это хорошо, что Дик всего лишь друг. Но ты его любила, считала близким человеком. Истинные близкие люди не приносят боли. Нулефер, больше ты ничем не должна Дику. Люди приходят и покидают нас, кормя обещаниями о вечной дружбе. Помни, рядом с тобой будет только твоя семья. Ты считаешь меня своим врагом, Нулефер, но я никогда не причиняла тебе подлости. Разве что была очень строга. Дик, не Дик, иллюзия развеялась. Из глаз Нулефер брызнули слёзы. Да, метко подмечает всё Элеонора! Иллюзия, мираж, Дика и не существовало! Он был Уиллардом, да и то Уиллард это набор коротких рассказов, горьких недомолвок и растаявших обещаний. Нет Уилла, он забрал эту недолгую счастливую часть её жизни с собой. «Я и тебя бы освободила», — Нулефер думала о своём обещании Уиллу до его перевоплощения в Дика. Не поверил. И та ложь, которую она подло бросала в лицо родителям, тоже оказалась пуста. — Нора, — протянула Нулефер. — Его зовут Уиллард, он… — Нулефер помнила о своём обещании молчать. Но не могла. Прежней Нулефер, которая давала то глупое обещание, как будто не существовало. — Он маг воды, он… он тоже родился в Зенруте от манаров. Нулефер повернула голову к сестре. Элеонора смотрела на неё, выпучив глаза. Она принялась лихорадочно что-то вспоминать. — Уиллард, тот Уиллард, который был на Дне Рождении Люси? Раб, прятавший ошейник? Да, дети во дворе шептались об Уилларде. Нулефер не ответила. Но Элеонора знала: молчание — знак согласия. Она нежно погладила Нулефер по взлохмаченным волосам и вытерла слёзы. — Чего и следовало ожидать. Сестрёнка, запомни на всю дальнейшую жизнь, что я тебе сейчас скажу. Рабы и маги похожи, они никогда не стоят на одной ступени со свободными людьми или манарами. Мы — чужды им. Если они называют нас друзьями, то это обман. Уиллард, Люси — им нужна ты потому, что у тебя есть сила, связи. Пока в нашем городе были освободители, Уиллард звал тебя своей подругой, но месяца не прошло, как только они покинули город, и Уиллард предал тебя. То же самое будет и с Люси, когда она станет свободной. Те, кто родился, дабы жить в постоянном страхе, борьбе за выживание, не знают ничего о дружбе и любви. Потом и Люси забудет про тебя. А с магами ещё хуже. Для них манары — неполноценные люди, с нами можно поиграть, как с собачонкой, и бросить. Нужен тебе друг, который и раб, и маг? Нулефер молчала, вспоминая улыбку Уилла, его обещания о том, что они всегда будут вместе. Элеонора заботливо сидела с ней. — Каким-то образом он прознал, что ты дочь Свалоу, что ты маг-манар, наверное, подсмотрел твои забавы с водой, вот и втёрся в доверие. Ему была нужна твоя магия и деньги наших родителей, но не ты. Элеонора легла на кровать и обняла её. Нулефер чувствовала, как сильно билось сердце Элеоноры, ей было так спокойно и тепло рядом со старшей сестрой. Резкой, порой злой, но любящей, родной, оберегающей. — Нулефер, — прошептала Элеонора. — Кто познакомил тебя с освободителям? Я знаю, это не Уиллард. Я поняла в штабе, что он лжёт. Сердце Нулефер на миг остановилось. Вновь стало страшно за себя и друзей. Она не отрывалась от зелёных сверкающих глаз Элеоноры. Внутренний голос шептал: «Обман, Элеонора подбирается к твоей душе». Вкус лжи был слишком хорошо изведан, кислый, противный, оставляющую лёгкую гнильцу на языке. — Фьюи и Джина, — проговорила Нулефер, не слыша свой голос. У неё больше не будет лжи перед родными. — Как Фьюи и Джина связаны с отрядом? — улыбнулась доброй улыбкой Элеонора. — Они близкие друзья Каньете. Фьюи и Джина крали у нас денег, на которые их освободят Каньете. Я тоже приносила им деньги. Каньете сделали им поддельные документы. В заброшенной шахте… мы искали тайник. Я хотела увидеть документы. — А где сейчас документы и деньги? — Дома, у Фьюи и Джины. Я отдала им их вещи, — прошептала Нулефер. Элеонора крепко поцеловала её и встала с кровати. — Я люблю тебя, сестра. Часы тикали, совершив уже не один круг минутной стрелки, только их шаги и доносились до сознания Нулефер. «Он обещал, но он бросил меня», — слышала она слова, но не понимала, ей ли они принадлежали или Элеоноре. «Он же раб, Уиллу не принадлежит его жизнь!», — прозвенел гром. «Мог бы сказать, куда он уезжает, — ответила ему Нулефер. — Мог бы познакомить меня с учителем, рассказать про свою жизнь телохранителя», — злилась она. Со двора послышался пронзительный крик Люси. Неторопливыми шагами Нулефер спустилась к невольничьим домикам. Из дома Люси были выкинуты все вещи. Поверенные отца связали брыкающегося Фьюи, на коленях перед Оделлом и Ханной стояла Джина. Элеонора держала за руку Люси, которая плакала и вырывалась. Нулефер грустно вздохнула. «Неправильно, я должна была молчать». И встала она к матери, положил голову под её руку. Оделл вертел в руках чёрный винамиатис. Он поглядывал то на старшую дочь, то на жену, не зная, нажать ли на камень, превратившись в мучителя, или нет. Ещё никогда Нулефер не видела у отца чёрный винамиатис. — Я доверял тебе, Фьюи, как другу! — гневно воскликнул Оделл. — Вы мне не друг! — рявкнул Фьюи. — Господин! — взмолилась Джина. — Можете нас убить, но, пожалуйста, только сделайте это не на глазах у нашей дочери! — И не на моих, — добавила Ханна, обняв Нулефер. — Девочка моя… Боги, они чуть не сломали твою жизнь! Сколько ты молчала! Они изувечили тебя! Морально подавили! Нулефер не смотрела в сторону Люси, ей было плевать на всех, даже на себя. «Мир не будет прежнем, я не обрету себя», — повторяла Нулефер. Она подошла к отцу и дотронулась до его руки. — Не надо, папа. Ты не жестокий человек. Ты выше насилия. Не делай им больно. Оделл опустил камень и крикнул помощникам: — Всё верно! Уведите эту семейку с моих глаз. Я их продам, сейчас же! Ни секунды не задержусь! Не хочу видеть эти мерзкие рожи! — Нулефер, я тебе верю, ты бы не предала нас… Ты моя подруга! Так ведь?.. — с последней надеждой взмолилась Люси, когда Элеонора бросила её в руки поверенных семьи. Внезапно Ханна услышала крик Люси. — Оделл, Люси оставь. Как мать, я знаю, что самое страшное, что может произойти — это быть разлучённой со своей дочерью. Пусть это станет им наказанием взамен винамиатиса. Отщепенцы должны страдать. Люси увели в сторону. Фьюи и Джина отчаянно вырывались, пытаясь хотя бы обнять дочурку на прощание, но Оделл и Джина не позволяли в последний раз несчастным родителям прикоснуться к единственной дочери. Элеонора закрыла глаза, и ей было тяжело наблюдать разделение семьи. Только Нулефер ничего не волновало. «Уилл предал меня. Он не вернётся. И я не буду не прежней. Если мы и увидимся, он не узнает меня». Нулефер подошла к Люси и сказала: — Мы не подруги. Больше нет освободителей, нет высшего предназначения, она не знает никаких принцев и их телохранителей-магов. Пора взрослеть.