До встречи

Чёрные стены мозолят глаза, а одиночество, затаившееся где-то неподалёку, истошно кричит, заставляя закрывать парня ладонями уши, лишь бы не слышать дотошный хрипловатый крик. Было тоскливо, словно множество кошек нагадили в душу, а сердце просто разрывало от неимоверной боли. Пальцы скользили по обнажённому торсу, потом поднимались выше, пока не оказались на уровне шеи, а потом ловко обхватили её и слегка сжали. Кислорода хватило на минуту, а потом появилось слабое удушье. Вскоре пальцы разжались, потому что лёгкие безумно жгло, а голова начала наливаться свинцом. Через некоторое время манипуляция повторилась, но он лишь опускал руки, противно кашляя и проклиная собственную трусость. Парень перевернулся на живот, прижался бритой щекой к паркету и попытался уснуть. Сначала начало даже получаться: веки податливо закрывались, сознание постепенно затуманивалось, но вскоре неудобная поза заставила всё тело ужасно болеть, вызывая противные спазмы. Парень лишь раздражённо поднялся с пола и пнул со всей силой ногой о шершавую стену, после чего повалился на кровать, крича от острой боли. — Чёрт, — выругался он, а потом снова поднялся на ноги, злобно поглядывая на собственную комнату. Свет луны мягко освещал помещение, показывая, что здесь творится настоящий хаос, словно сам ураган Катрина обрушился на обжитую комнатку: небольшую, немного скучную, но такую уютную. Стены украшали многочисленные плакаты и вырезки из журналов, даже нашлась пара рисунков, не таких прекрасных, но и не таких плачевных. Маленькие книжные полки, которые постоянно пополнялись. Маленький шкаф, на котором громоздился увядающий цветок, имевший раньше небывалую красоту; даже пару розоватых бутонов прорывались наружу, но погибли от недостатка света и воды. Большая кровать стояла прямо у стены, а рядом с ней стеллаж с разными тетрадками, альбомами, фотографиями, ну, и, конечно же, множество пустых упаковок из-под орешков и прочей ерунды. Ноутбук валялся на кровати, который на ночь убирался под неё, где хранились коробки с далёким прошлым, с какими-то детскими и невинными воспоминаниями, там даже завалялся старый выпускной альбом. Иногда он хотел перекрасить стены в более спокойный цвет, сделать перестановку, перевесить плакаты, но времени не находилось. На самом деле он вообще редко когда бывает в комнате, обычно спать приходится в гостиной, ведь сил после очередной попойки хватает лишь бухнуться на ужасно маленький диван, ну, а если алкоголя в крови слишком много, то годится и коврик прямо в коридоре. Алкоголь всё ещё бурлил в венах, но не в таких огромных количествах, как раньше. Пустые бутылки валялись небольшими кучками в гостиной, куда он, собственно, и пошёл, надеясь найти сон хотя бы там. Разрывающийся телефон от входящих вызовов неприятно вибрировал в кармане домашних шорт. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы догадаться, кто звонил. Гарри Стайлс. Лиам лишь обречённо вздыхает, садясь на диван, достаёт телефон и отвечает на звонок: — Прекрати, Стайлс, я в порядке. — Господи Иисусе, Пейн, будь ты проклят. Я звоню тебе целый день, надеясь, что ты не сдох в какой-нибудь очередной подворотне. И мне твоё «в порядке» поднадоело. Если нас разделяют километры, это не значит, что ты можешь игнорировать мои звонки, сообщения, настойчивые просьбы прекратить пить, — Гарри говорил спокойно, но сталь в голосе говорила о его злости. — Сколько раз эта ситуация будет повторяться? Я не понимаю, Лиам, честно не понимаю, почему ты каждый вечер меняешь наше общение на какой-нибудь бар и незнакомых людей? С кем ты сегодня зависал? С кем ты сегодня пил до потери сознания? — О Боже, Гарри, я тебя умоляю, заткнись, — Лиам сжимает руки в кулаки, сдерживая порыв слёз. — Если ты продолжишь, я сброшу трубку, клянусь. — Оу, серьёзно? Ты будешь дальше прятаться от проблем и надоедливого меня за алкоголем? Ли, я хочу помочь, — шепчет Стайлс. — Я прошу тебя открыться мне, давай же, милый, ты знаешь, что я не стану осуждать. Я твой друг, лучший друг. Лиам утыкается носом в подушку, чувствуя горячие слёзы на своих щеках. Боль вырывается из самой глубины и тяжестью отдаётся в теле, тишина нарушается лишь частыми всхлипами и тиканьем часов. Гарри послушно ждёт, напряжённо дыша в трубку, молчит, зная, что не должен давить на своего Пейна. Именно на своего, такого ранимого и нуждающегося в поддержке Пейна. — Я устал, — Лиам собирается с духом и продолжает. — Устал бороться за то, чего мне никогда не добиться. Устал обманывать себя, что достоин счастья. Достоин тебя. Достоин права на жизнь. В моей жизни кроме черноты и тебя нет ничего. И ты уйдёшь, знаю же, что уйдёшь. Не выдержишь всего этого, предпочтёшь кого-нибудь другого, на худой конец найдёшь замену. И что останется тогда? Одиночество? Чернота? И ради этого стоит существовать? Не хочу. — Глупый мой, — лишь с улыбкой в голосе произносит Стайлс. — Глупый мой Лиам. Ты моё солнце, ты моя чайка, ты мой свет. Прекрати, прекрати говорить, что потеряешь меня. Я тут. То есть с тобой, не рядом, но всё же. Я вот хочу тебя увидеть, обнять, дотронуться до этих невероятных щёчек. Поцеловать. Скажи мне, ради этого тебе захотелось бы жить? Лиам не может сдержаться и начинает плакать во весь голос, хватаясь руками за тонкий плед и сжимая его в кулаках. Свинец завладевает черепной коробкой и давит, давит, давит. Жажда смерти лишь насмешливо ошивается где-то рядом, соблазнительно маша рукой. Она манит, зовёт, требует. И привычную решимость прогоняет Гарри, шепчущий в трубку «ты самый лучший, мой милый». Он теряется, мечется, не знает, кому довериться. Его столько раз обманывали, выбрасывали как ненужный мусор, втаптывали в землю, как бычок дешёвого курева. Лиам находился на грани, зачем-то цеплялся за реальность, искал выход, терпел все выходки судьбы. Смысла в собственных действиях не находилось, но смерть никогда не могла переманить на свою сторону полностью. — Ты сильный, Лиам, не забывай. Никогда не смей сомневаться в себе, не смей закрываться от мира, уходить в свой маленький мирок и думать, что так будет всегда. Реальность настигнет тебя рано или поздно. Но ты будешь не один, Ли, знай, что можешь положиться на меня. Сотри все эти километры между нашими городами, и почувствуй мою безграничную любовь. — Я хочу почувствовать твои объятия, Хазз, невыносимо хочу увидеться, хочу стереть эти километры. Но не знаю, хочу ли жить. Чёрт, как абсурдно звучит, — Лиам смотрит в темноту и видит чёрную тень. — Я медленно схожу с ума, не уверен, что смогу справиться с собой. Я зависим, кажется, не только от алкоголя. Зависим от боли. Зависим от гнили внутри. Я продолжаю двигаться вперёд только из-за собственной жалости. Хочу убедиться, что в конце лишь смерть. Что мои мысли оказались не очередным наваждением. — Дорогой, я тут, чтобы помочь. Чтобы избавить тебя от так называемой гнили. Живи ради наших объятий, ради нашего будущего. Мы рано или поздно окажемся друг перед другом, улыбнёмся миру и покажем ему, что найдётся всегда то, ради чего стоит бороться. Я хочу заставить тебя любить жизнь, себя, своё окружение. В твоей жизни есть не только место для боли. — Мне нужно жить? Думаешь, я, правда, достоин чего-то хорошего? Достоин быть счастливым? — Лиам не верит, Лиам сомневается. Вся жизнь казалась одной сплошной ошибкой, чей-то насмешкой. Тёмные полосы заполоняли всё вокруг, в то время как на руках появлялись красные. Глубокие, длинные, болезненные. Белые рубцы до сих пор покрывали сильные руки, напоминая о пережитках несчастливого прошлого, когда одиночество казалось болезнью, а всё происходящее наказанием. Он застыл на месте, пока остальные продолжали идти твёрдо к своей цели. Лиам тоже бы шёл, если бы знал свою. Он нашёл Гарри в твиттере, когда случайно (ну, будучи пьяным) зафолловил его аккаунт. Непринуждённая беседа уже через месяц переросла в дружеский разговор. И теперь они разговаривают по телефону, посылая к чёрту расстояние и судьбу, которая не перестаёт испытывать Лиама. Он привязался, он доверился, он открылся, чёрт возьми, смог по крупицам собрать пусть и часть сердца. Внутри смогло зародиться отчуждённое тепло; многогодовые ледники дали трещину. Лиам Пейн смог выбраться из тьмы. — Ты обязан жить, Ли, — возмущённо задыхается Гарри. — Твои шансы на счастье с каждым днём лишь увеличиваются. Просто прекрати принижать себя и увидишь, в конце концов, что ошибался. Я верю в тебя, чайка.

***

Через несколько часов наступит рассвет. Новый день заглянет в его двери, обещая приходить лишь с ярким солнцем и чистым небом. Пустые бутылки будут валяться лишь в мусорном баке, а тяга к чему-то новому восстанет из пепла. Лиам — феникс, достойный второго шанса. Лиам — прекрасная чайка, слабая, но выше остальных. Он летает над буйным морем, не боясь шторма. Лиам — цветок, способный ещё плодоносить. И пускай Пейн всё ещё зависит от боли, но он нашёл своё болеутоляющее под названием Гарри Стайлс. Злосчастные километры продолжают разделять их, но они есть друг у друга, не смотря на все трудности и преграды. Он будет засыпать на своей кровати, абсолютно трезвым. В своей уютной обновлённой комнате, где зеленеют недавно купленные цветы. Светлые обои будут радовать глаз, а фотографии Гарри согревать душу. Они будут болтать с ним до самого утра, а на прощание говорить «до встречи». До того самого момента, когда они смогут обняться и улыбнуться миру, показав тому, что найдётся всегда, ради чего стоит бороться.