Перекресток двух улиц

      После школы меня забирал папа, потому что мама отвозила Лиама на занятия. Когда я села в машину, я услышала песню Джорджа Эзры и захохотала.       — Хорошая же песня, — пожал плечами папа. — Как дела в школе?       Он потрепал мои волосы, и я, уклоняясь, ударилась головой о дверцу машины. Теперь хохотал папа, а Джордж Эзра все тянул своим кантри-голосом мое имя, и мне показалось, что он насмехается надо мной.       — Заедем за кофе? — предложил папа, когда мы отъехали от школы. — Возьмешь мне эспрессо, а себе черничный кекс.       — Там не продают черничные кексы, пап, — нахмурилась я, отстегивая ремень.       Машина остановилась, я взяла деньги у отца, и побежала к кофейне. Звон колокольчиков поприветствовал меня, а улыбка знакомого баристы осветила темное кафе.       — Там твой дружок сидит, — кивнул он на стол прямо в конце зала. Наш с девочками стол. За которым сидел Джастин с Триш…       — Мне один эспрессо, шоколадный кекс и…латте.       Забавная привычка: я пью латте, когда мне становится особенно грустно. И сейчас настал этот момент. Момент, когда я проглотила огромный комок разочарования. Я села за столик, стараясь не смотреть на улыбающегося Джастина, улыбка которого должна была принадлежать мне. Из-за меня он должен улыбаться. Или я схожу с ума? Или я слишком много себе надумала? Я: Джастин вернулся к Триш Я: Почему мне так ужасно? Я: Точно так же, как после признания Грейсона Я: Это не правильно Мэрилин: Ревнуешь что ли? Я: Я НЕ ДОЛЖНА Я: НО БЕЗУМНО Мэрилин: Где ты их увидела? Мэрилин: Тебе могло показаться       — Кэсси, твой заказ, — произнес Теренс. И сказал он это так громко, что и Джастин и Триш обернулись. И мне ничего не показалось.       И я увидела его взгляд, полный сожаления, не такой, будто он извиняется за то, что встретился со своей девушкой. Такой, будто я не должна была их видеть. И из-за этого мне стало стыдно. Я быстро взяла заказ и выбежала из Старбакса. Странно, но я не услышала звон спасительных колокольчиков. Его заглушил крик Джастина.       — Фостер, подожди!       Он схватил меня за руку, и я чуть не выронила подставку с кофе.       — У меня что, имени нет? — вспылила я.       — Почему ты даже не поздоровалась? — его идиотская улыбка. Предательски ненастоящая.       — Привет, — выдавила я.              Как только Джастин открыл рот, чтобы что-то произнести, папа вышел из машины и избавил меня от этого разговора, полного лжи и обиды. И это все с моей стороны. Когда я села в машину, я увидела, как Джастин вернулся в Старбакс, хлопая дверью. Папа завел машину, забрал свой кофе, и мы медленно поехали домой без лишних разговоров, что меня очень обрадовало.       Это уже входило в привычку — сидеть на холодном полу в комнате с распахнутыми окнами и плакать в голос, чтобы хоть кто-то услышал и пришел на помощь. И я даже не знаю, почему мне было так плохо, что я даже стучала ногами по полу и руками по спинке кровати. Это была настоящая истерика. Предательство Грейсона, его угрозы, его смех, его поцелуи и глупые шутки. Я так скучала, что не могла дышать. Я захлебывалась слезами. Тепло Джастина, его спина, его запах, его улыбка и…ничего общего между нами. И мой аноним. Я нашла эту записку у себя в сумке:       «Я произношу твое имя, и во рту остается приятное послевкусие. Кэсседи. Ты никогда не замечала, какое у тебя красивое имя? Кэсседи. Я нахожу в твоем имени шелест свежей газеты и вкус теплого кофе с молоком по утрам на завтрак. К э с с и. Как мантра. Как молитва. К э с с и, я люблю тебя». И это был почерк моего анонима. Но я так устала от его признаний в любви, потому что не могу ответить ему тем же, и мне становится не по себе. Мы не общались целый день, только перекинулись парой фраз. И как объяснить то, что мне тяжело без его сообщений? Но я не могу его полюбить. Он слишком далеко. Даже если он учится в моей школе, на моем курсе, даже если он дружит с моими друзьями, он все равно слишком далеко. Даже если он спасает меня каждый день, даже если он веселит меня, когда мне плохо и устраивает для меня приключения и дает слушать хорошую музыку. Даже если он самый лучший человек на Земле, он слишком далеко. И я не могу ничего сделать с этим чувством, понимая, что вместо сообщений я могла бы обнимать его. Но я не могу. Потому что он не хочет. И это слишком тяжело.       Но я устала плакать, потому что, в конце концов, это не изменит ситуацию. Слезы не изменят меня или мое отношение к кому-то, поэтому я сжала кулаки и закрыла глаза, чтобы слезы перестали литься по моим щекам. «К э с с и, я люблю тебя».       — Алло?       — Это ты?       — Это я.       — Это Джастин.       — Ага.       — Который Бибер.       — Я поняла.       — Из твоей школы.       — Ты совсем придурок?       — Мне нужна твоя помощь.       — С чего это?       — Нику плохо. Ты можешь подойти сюда?       — Сейчас час ночи.       — Я знаю, прости…просто…я должен убрать его дом, потому что завтра приезжают родители.       — Почему ты должен убирать его дом?       — Он напился, он сейчас захлебнется своей рвотой, пока я болтаю с тобой. А в доме полный срач, везде разбитое стекло. Фостер, не ради меня, а ради Ника.       — Я попробую выбраться.       — Отлично, входная дверь будет открыта.       Для ниндзи я была слишком неуклюжей, особенно в темноте в огромном доме, который я и знаю наизусть. Чтобы я не убегала из дома по ночам, отец всегда прятал где-то ключи от входной двери, поэтому я не могла выбраться. И единственный человек, который зависал с отцом все время и знал, где ключи, был моим братом. И мне пришлось идти к нему в комнату, где я его не обнаружила. Мое сердце ушло в пятки, когда я увидела постель Лиама пустой, а потом меня осенило. Он мог просто пойти попить воды на кухню или выйти в туалет. Поэтому мне опять пришлось спускаться на первый этаж и постараться не сбить мамину «любимую» вазу, которая, между прочим, была, на самом деле, очень уродливой. Ее всегда все пытались сбить, даже мама, хотя называла ее любимой. Все потому, что ее подарила бабушка по папиной линии им на свадьбу. Сначала она была против брака моих родителей, поэтому оставалась у них дома, пересаливала мамин ужин, пока та не видит, подговаривала папу уйти от мамы и всегда на самое видное место ставила эту вазу. Когда родилась я, бабушка решила, что мама очень даже милая девушка, и они обе поладили. Но ваза не перестала быть от этого уродливой, и я до сих пор не понимаю, почему от нее еще не избавились.       Итак, Лиама я застала на кухне, когда он ел свое любимое шоколадное печенье, которое мама разрешала ему есть один раз в день, потому у брата только начали расти коренные зубы, и она не хотела, чтобы он заработал себе кариес. Я сразу подумала, что это будет идеальным шантажом.       — Я не расскажу маме о печенье, если дашь ключи, — шепнула я, резко подойдя к нему.       Он бы закричал, если бы я не успела закрыть ему рот ладонью.       — Ты идешь курить травку и обжиматься с парнями?       — Нет, — улыбнулась я. — Откуда ты вообще такие слова знаешь?       — Тогда куда ты?       — Иду вытирать рвоту за лучшим другом и следить, чтобы он ей не захлебнулся.       — Фу, — произнес он, поморщившись, и откусил кусочек шоколадного печенья.       — Так что насчет ключей?       — Папа уже целый год прячет их под ковриком, — пожал он плечами. — Ты бы могла догадаться.       Я стояла в ступоре около десяти секунд, потом попыталась чмокнуть брата в лоб, но он отпрянул, и побежала за ключами, услышав вслед: «если расскажешь маме про печенье, расскажу папе про рвоту твоего друга». Я попыталась не засмеяться, но у меня не получилось, поэтому я быстро выбежала из дома, чтобы не разбудить родителей своим громким хохотом. Я выплюнула его в холодный воздух, потом сделала глубокий вдох, закуталась в пуховик, и побежала через дорогу к дому Ника, жалея, что осталась в своей пижаме, а не надела свитер и джинсы.       Пока я шла через самую широкую дорогу в мире, как мне показалось, я думала о своих ночных приключениях. В прошлом году мы с Зои и Мелани пробрались в закрытый аквапарк, бегали по горкам и лежали в бассейне без воды. Несмотря на то, что поход в аквапарк — в принципе скучное времяпрепровождение, нам было весело, потому что нам казалось, что мы творим что-то незаконное (хотя это так и было), а еще больше мы радовались, когда ушли непойманными. Это было маленькой победой над нашими страхами и над плохо охраненной территорией аквапарка. Еще раньше летом, когда я была в девятом классе, я осталась ночевать у Зои, и нам очень захотелось мороженого, поэтому мы надели поверх пижам свитера и выбежали из ее дома. Конечно, все магазины поблизости были закрыты, поэтому мы вернулись обратно, взяли машину ее мамы и умчались на Бродвей, где в это время суток было слишком опасно. Особенно для двух девочек-подростков в коротких пижамных шортиках. Мороженое мы, конечно же, нашли. Мы сидели в машине и уплетали его, болтая о первых поцелуях и о вещих снах. Тогда я еще не встречалась с Грейсоном, поэтому не хвасталась о поцелуях. За меня говорила Зои. Они уже тогда были вместе с Ником. В ту ночь она мне призналась, что он приставал к ней, но она дала отпор. Ник пообещал, что будет ждать. А через пару месяцев Зои явилась ко мне домой под руку с Мелани, за которой заехала по пути, и рассказала, что это произошло. Это история о том, как моя лучшая подруга лишилась девственности и через час после этого приехала ко мне с попкорном и колой, чтобы рассказать об этом. Зои никогда не была романтичной.       Как и обещал Джастин, входная дверь была открыта, а во всем доме свет не горел. Я вспомнила о его словах, что ему нужно будет убирать осколки. И прямо тогда в пустом темном доме Ника Голдмана я, Кэсси Фостер, шестнадцатилетняя девушка, закричала во все горло. Я кричала, чтобы Джастин помог мне. Я не знала, где здесь выключатель, я не знала, где могут быть осколки. Но зато темнота было повсюду. Парень сразу же прибежал на мой крик, включил свет, и я обнаружила, что в коридоре пол был чист. Я не хотела оправдываться и рассказывать ему о своих детских страхах, чтобы не показаться совсем глупой, поэтому просто попросила проводить меня наверх и включить свет во всем доме, иначе я развернусь и уйду спать к себе и больше никогда не буду вспоминать об этой ночи. Джастина это все очень забавляло, поэтому вместо того, чтобы просто пройти со мной, он подхватил меня и закинул на плечо.       — Прости, ты не в парфюмерном магазине, — предупредил он, ставя меня на землю.       — Так что произошло? — я сделала вид, что не услышала его слов, хотя это было глупым решением. Он сказал это довольно громко.       — Он напился, позвонил мне и проревел в трубку, чтобы я приехал. Я обнаружил его в осколках от разбитой бутылки, всего в крови. А потом он начал блевать, и я сидел с ним все время, чтобы он не захлебнулся.       — Ты хороший друг, — кивнула я, заглядывая в комнату, где царил полный бардак. Я даже Ника сначала не разглядела.       — Лучше бы я свою дружбу проявил в чем-то другом.       — Так что мне надо делать?       — Он уснул, — Джастин выключил свет в комнате Ника и прикрыл за собой дверь. — Так что уберем дом. Там ванная вся в крови. Я так понял, осколков ты боишься, по непонятным причинам, так что попробуй оттереть кровь со стен и с пола.       — Придется вспоминать слова Чака Паланика.       — Разве он писал об этом?       — Ты вообще читал его книги? Это даже не книги, — я сняла пуховик и кинула его на диван. — Это пособия по уборке квартиры после убийства…ты знаешь, где они хранят моющие средства?       — Наверное, как все нормальные люди. В кладовке, — добавил он, когда я вскинула бровь.       — А прибираться в комнате Ника мы не будем?       — У него всегда там такой бардак.       Джастин принялся убирать первый этаж, а я, вооружившись тряпками, моющими средствами, которые только смогла найти, направилась в ванную. Я оставила дверь открытой, чтобы слышать телевизор, тихо играющий на кухне. Без девушки, читающей новости, и без тихого мурлыканья Джастина (он пел какую-то песню) мне было бы очень страшно. Похоже, он еще и поиграл во врача, потому что на полу валялись бинты и пустой антисептик.       — Ты что, всю баночку на него вылил? — я облокотилась о косяк двери.       Джастин обернулся ко мне, держа в руках полотенце, которое было все во рвоте. Ему даже не было противно. Точнее, я думаю, что было, но он просто этого не показывал. В этот момент я поняла, насколько он хороший друг. Кто-нибудь другой на его месте оставил бы бедного Ника, но Джастин не «кто-нибудь». Он примчался к нему домой ночью, сидел с ним все время, пока ему было плохо, остановил кровь, промыл порезы. И я улыбнулась, думая о его заботе. Хочешь узнать, какой человек, последи за его отношениями с друзьями. Я начала менять свое мнение о Бибере. Он был далеко не мудак, просто в свое время он выбрал не ту дорогу.       — Джастин, — снова позвала его я, выжимая тряпку. Мои руки были в крови. — Это все из-за Зои?       — Не знаю, — он вдруг появился в дверях.       Я только заметила, что волосы у него были растрепаны. Он стоял передо мной в домашних шортах и немного грязной майке. Я снова поразилась: он вышел из дома в шортах. В такой холод.       — Но ты же думал об этом, — я села на край ванны. Мне было очень жарко, и болели руки. Я устала. Оттирать кровь было не так легко.       — Думал, — кивнул он, смотря на свои руки. — Наверное, из-за Зои.       — Ты можешь говорить все, что думаешь.       — Из-за нее, — наконец выдохнул он, и я улыбнулась его робости. Он так боялся, что я обижусь из-за его слов. — Я никогда не видел, чтобы Ник настолько сильно напивался. Но я не пойму, почему. Они решили вопрос, деньги найдут без проблем.       — Ник же всегда был очень правильным, — пожала я плечами. Джастин поднял на меня глаза. — Я имею в виду, может он не хочет аборта, но понимает, что ребенка воспитывать они все равно не смогут.       — Я не понял 90 процентов из того, что он говорил, но он точно раз десять повторил, что любит Зои, — усмехнулся Джастин. — Говорил, что он просто устал от всего этого.       — От чего?       — Не знаю, — Джастин присел рядом. Мы касались плечами. — На его месте я бы тоже напился.       — О, серьезно? — я подтолкнула его, но он успел схватиться за бортик, прежде чем упасть. — А твою девушку тебе не будет жалко?       — Во-первых, я этого не допущу.       — Не уверена, чтобы Зои и Ник этого хотели.       Он положил свою голову мне на плечо. По телевизору начался какой-то концерт 80-х. Я держала в руках тряпку, пропитанную кровью своего друга. Самый красивый парень дышал мне в шею. Не знаю, что было романтичней. Наши коленки, которыми мы толкались; наши смешки; запах рвоты по всему дому. Что могло быть лучше в этот холодный мартовский вечер?       — Как бы ты назвала своего ребенка? — спросил он, вдруг протянув мне руку. — Расскажешь за нашим танцем.       — Предлагаешь потанцевать под Барбару Стрейзанд? — улыбнулась я, вставая с бортика и закидывая тряпку на плечо.       — Это было бы отличным завершением нашей уборки. Мы хорошо постарались.       Он положил свою ладонь мне на спину, и взял мою вторую руку в свою. Он улыбался, и эта улыбка уж точно принадлежала мне, если только не Барбаре Стрейзанд. Мы скакали по гостиной, где больше не было осколков, где больше не было темно. В сильных руках Джастина я чувствовала себя в безопасности.       — Так что насчет имени для ребенка?       — Предлагаешь зачать?       — Нет, просто спрашиваю об имени, — хохотнул он. Его рука все еще лежала на моей спине.       — Я не думала об этом.       — Конечно же думала, — Джастин покачал головой. — Все девушки об этом думали.       — Ладно, — сдалась я. — Мальчик будет Кайлом, а девочка — Элизабет.       — Мило, но мне не нравится имя Кайл, — нахмурился он, замедляя шаг. Мы медленно кружились. Барбара больше не пела. — Я знаю, что за вопрос мучает тебя.       — Неужели?       — Обо мне и Триш.       — Я же сказала, мне всё равно.       — Тогда я просто скажу тебе, что между нами ничего нет.       — Мне всё равно, — сказала я по слогам, а внутри меня в это время взрывались фейерверки.       — Нет, не всё равно, — выдохнул он, прижимаясь ко мне всем телом, а потом исчез.       Он начал выключать свет во всем доме. И я осталась одна. В темноте. Но я точно знала, что на полу нет осколков. Я уже не боялась.       — Тебе не холодно?       Мы шли по темному Бродвею. Джастин купил банку пива в каком-то затхлом магазинчике. Продавец так обрадовался нам, что даже предлагал бесплатно взять хот-дог, но я почему-то была уверена, что лежал он там не меньше месяца, и мы не стали рисковать.       На улице все еще было темно и очень холодно, и я в который раз пожалела, что не оделась потеплее. А Джастин взял джинсы у Ника. Тот даже не возражал. Точнее, мы его и не спрашивали. Перед тем, как выйти из дома, я спросила у Джастина, точно ли спит Ник. Он быстро побежал наверх, проверил его дыхание и пульс, и мы побрели на Бродвей. Это приключение я могу добавить в свой лист: «Лучшие ночные приключения». И вставлю его между «мороженым с Зои» и «Скучнейшим Аквапарком на свете».       — Мне нужно тебе кое-что сказать, — произнес он вдруг.       — Что?       Было так тихо, что я слышала только наши шаги и тяжелое дыхание Джастина. Он сделал последний глоток и выкинул банку, пока я просматривала сообщения. Аноним не писал.       — Ждешь от кого-то смс?       — Да, — протянула я. — От друга. Так что ты хотел сказать?       Он остановился посреди дороги, немного помедлив с ответом, а потом вдруг улыбнулся.       — Имя Кайл действительно ужасное. Не называй так сына.       — Нормальное имя, — засмеялась я. Конечно же, это было не тем, что он хотел сказать, но я не стала давить на него.       И мы просто шли по главной улице пустого, сонного города, смеялись на всю улицу и подталкивали друг друга, будто в этом был смысл нашей жизни.       Мы сидели на мостовой, облокотившись о перила и вытянув ноги вперед. Мои коленки дрожали от холода. А он был ужасно счастливый и немного пьяный, поэтому все время улыбался и, кажется, очень странно флиртовал со мной. Но мне это нравилось. Нравилось, как он смотрит то в мои глаза, то на мои губы и улыбается. Нравилось, как наши пальцы соприкасались, будто мы боялись сплести их. Нравилось, как он клал мне голову на плечо и позволял мне толкать и щекотать его. Мы смеялись. А в это время над городом поднималось солнце. И мы еще не были счастливее.       — Однажды мы были с Мелани на концерте какой-то малоизвестной группы, но очень крутой. Я не помню названия, но они были крутыми, — закивала я, откусывая кусочек от сэндвича с ветчиной. Это был вкуснейший сэндвич, который я когда-либо ела в пять утра. — Мы скакали, как ненормальные. И перед нами стоял какой-то очень высокий парень, поэтому нам не видно было солиста. Мы попросили его подвинуться, а когда он обернулся, то мы увидели слезы на его глазах, и он просто прокричал: «это моя любимая группа!» Мы не стали ему мешать, просто ушли в другую часть зала. Это история о том, как мы встретили настоящего фаната этой малоизвестной группы, и эти ребята должны гордиться тем, что у них есть такие фанаты.       Джастин поперхнулся колой, и ему пришлось выплюнуть ее на дорогу.       — Зак, кстати, такой же впечатлительный, — начал он. — Ты же знаешь, какой он высокий и огромный, и если ты не знаешь Зака, то подумаешь, что он настоящий головорез. Но, на самом деле, он просто ребенок в теле какого-то большого парня. Как-то мы очень напились и Зак начал на спор резать себе вены. Зрелище было ужасным. Мы всю ночь пытались остановить кровь, даже зашить пытались, а потом нам влетело от врачей скорой, но я не забуду его слез.       — Ты скучаешь по ним?       — Да, — он смотрел куда-то впереди себя. — Это нельзя назвать «скучанием», потому что я безумно злюсь на них и на Грейсона. Я ненавижу его. Но иногда мне не хватает наших тупых шуток и разговоров. Что бы было, если бы ты поссорилась с Мелани и Зои?       — Я уже ссорилась с ними…       — Да, но это было не навсегда, — пожал он плечами. — Тогда…что ты чувствуешь, когда ты ссоришься с ними?       — Я чувствую себя беззащитной, будто я совсем одна в этом мире. Потому что когда со мной нет моих друзей все кажется бессмысленным.       — А теперь представь, что твой друг переспал с твоей девушкой. А ты считал этих двоих людей самыми близкими в мире, — он улыбнулся, щурясь от солнца. — На самом деле, все это такая фигня. Иногда я стою где-нибудь на улице, на каком-нибудь перекрестке и обязательно дышу очень глубоко, потому что воздух прохладный и какой-то чистый. Потому что пришла весна или скоро придет весна или вообще январь — это не важно. И я очень громко слушаю музыку и понимаю, что все проблемы — фигня, что учеба — фигня, оценки, учителя, гнилые люди — фигня. И вообще, чувствую себя сразу каким-то живым. И все проблемы исчезают. Как в ту ночь, когда мы с тобой катались по городу. Я редко езжу на мотоцикле, но что-то заставило меня прийти в тот вечер на парковку, — снова заулыбался он.       — Никогда не думала, что ты можешь быть таким милым и чересчур сентиментальным.       — Ну не все же мне всем рожи бить и хмуриться. А вообще…это ты на меня так влияешь. Или пиво.       — Ну так что, — начала я, смеясь. — Мы друзья?       — Конечно, — он протянул мне ладонь, и я пожала ее.       Мы пошагали по мосту к автобусной остановке, еще болтая о школе и старых друзьях, а потом я уснула на его плече.       Мне снилось море и яркое солнце и шепот моего анонима, хотя я уже и забыла, что он мне нашептывал. Джастин сказал, что я очень глупо улыбалась во сне, но ему понравилось.       Когда я стояла у окна своей комнаты, смотря, как Джастин заходит в дом, я вспомнила, что говорил мне мой аноним в моем сне. Мне почему-то казалось, что это именно был мой аноним. К э с с и, я люблю тебя. Бесконечно. Медленно. И с улыбкой на лице.