Среди слепых....

Валяясь под кустами и догрызая яблоко, я прикидывал, стоит ли мне идти в школу. Выходило что - стоит. Трата времени, но зато подозрений меньше. Значит планы на сегодня - добить родственничков до плинтусного состояния, и сходить в школу. Мистера Третта и мисс Оренфорт пришлось ждать ещё два часа, я даже вздремнуть успел, благо сентябрь был тёплым. Мисс Оренфорт была зла и с синяками под глазами, но полностью в себе, а мистер Третт... Судя по его отрешённо мечтательной морде лица, что-то такое начало происходить. Спрашивать я не стал, но порадовался за человека. Второй раз обошлось без скандала - Вернон был на работе, а Петунью прижали сразу, как мышь веником. Мистер Третт, вернувшись в наш дерьмовый мир из своей страны розовых пони, только заметил, что кроме прочего, в этом доме было нападение на служителей закона, причём совершённое главой семьи, что карается очень строго. После этого моих родственников можно было лепить, как пластилин, поэтому, простые требования - до суда, я живу здесь, на меня не повышают голос, кормят на убой, и никак не контролируют, и траты на меня в неделю должны быть минимум двести фунтов; при любой жалобе с моей стороны Вернон автоматически присаживается на нары, Петунья оказывается на соседних, а Дадли в госприёмнике для сложных подростков. Если семья Дурсль выдержит карантин, это зачтётся на суде. Такие, довольно странные с точки зрения мисс Оренфорт, условия, озвучил я, и ей пришлось их принять, хотя она очень порывалась отправить моих родственничков на нары, а меня отдать на попечение какой-нибудь очень приличной семьи, разумеется, из числа видных деятелей коэна виккан. Но я отказался, никак особо не мотивируя, просто высказал желание, мисс Оренфорт немного пошипела под нос и согласилась - выбора у неё не было. Тёте я пообещал тяжёлый разговор по возвращении из школы, переоделся, взял школьные принадлежности, и меня повезли учиться. Почему-то мне было холодно в животе и хотелось блевануть и с криком убежать подальше. Школа. БЛЯТЬ. ЕБАНЫЙ В РОТ. Опять школа. По своей реакции я понял, что Ад отдыхает, по сравнению со школой, и миру очень повезёт, если школа останется целой, в течение следующего месяца. По приезду, меня отвели к директрисе, и мисс Оренфорт, которую тут хорошо знали и боялись, коротко пояснила, что моей приёмной семье сейчас оказывается особое внимание, так что и ко мне нужно отнестись внимательно. Не знаю, что там решила по себя директриса, но мне сунули чаю с конфетами, и на перемене вызвали мою классную учительницу и шепотом наорав, видимо для профилактики, сдали ей на руки. Здравствуй школа, новый год.... В классе меня встретили настороженно. Изменилась одежда, поведение, выражение лица. Наверное, я был похож на брата близнеца Гарри Поттера, выросшего в другой семье. Учительница вообще никак не комментируя моё появление, отправила меня на моё место, и начала урок. Математика, тем более уровня "арифметика" меня привлекала как сосание молочной смеси из бутылочки, и я, думал о своём, ожидая реакции соучеников. Предсказуемо оживился Дадли, он о чём-то пошептался со своим соседом по парте и перекинул пару записочек ещё двум парням, после чего те начали предвкушающе злобно гымкать и оглядываться на меня. Понятно. Профилактика преступлений дело нудное и очень мало кто им занимается. Карать удобней и приятней. Тем более в школе - вызывай хулигана, и отчитывай, поднимая авторитет и самооценку, и все довольны... Ну, кроме тех, кто пострадал от этого хулигана. Но меня такое положение дел не устраивает. Мстить мне тут особо некому, но вот создать себе комфортные условия необходимо. В конце урока, я подождал, пока мои вероятные мучители начнут выходить, догнал последнего, примерился, и с места, плотно и резко, обеими сжатыми ногами прыгнул на его не до конца поднятую от пола стопу. Он дико завизжал, падая на меня, забился, хватаясь за ногу, и снова завизжал, но уже тоньше. Вывих и разрыв связок это вам не шутки. Меня тут же отправили к директрисе, а пострадавшего к медсестре. У директрисы я, потупив глаза, сказал что этот - вот ведь, даже имени его не знаю - мальчик, хотел подставить мне подножку, когда я выходил из класса, а я в этот момент споткнулся, наступил на развязавшийся шнурок, и чтобы не упасть, прыгнул, и попал как раз на выставленную ногу. Свидетелей нет. То есть - только я. Пострадавший - хулиган. Доказать умысел невозможно. Классический несчастный случай. Один калека и один невольный участник несчастного случая, практически свидетель. Да ещё я на особом контроле. Обвинить меня - добавить себе проблем. Много проблем. Люди так предсказуемы, вспомнил я слова своего учителя, выходя из директорского кабинета. Решив, что заслужил освобождение на сегодня, я отправился на Тисовую. Успею поговорить с тётей до прихода Дадли. Тётя пила чай, когда я пришёл. Бросив сумку и разувшись, я налил себе чаю и уселся напротив, и выжидательно сложил руки на груди. Тётя молчала. Видно было, что она успела поплакать, привести себя в порядок и многое обдумать, да и сейчас вспоминала что-то. Я стал молча пить чай и ждать. Наконец тётя заговорила. Так я узнал о Лили Эванс, её приятеле Северусе Снейпе, школе Хогвартс, и старой зависти, выросшей в злость, и перешедшей на меня. Дела давно минувших дней... Ничего интересного, кроме знакомства Снейпа с семьёй Эванс и возраста принятия в Хогвартс. То есть у меня есть меньше года. Задумавшись я мысленно вывел "Хогвартс", и тут же всплыл контракт, довольно большой и сложный, написанный синим цветом. Интересно. Остановив поток воспоминаний тёти, я предложил такой вариант дальнейшей жизни: они возвращают мои деньги, никто из них не лезет в мои дела, никакого контроля, даже на уровне вопросов куда я направился, я занимаюсь только своими делами и ухаживаю за садом. Через год я уеду и до семнадцатилетия буду появляться тут только на лето, да и то, наездами. Самый сложный вопрос - финансовый, но думаю, что мы его решим, тем более, что выбора у них нет, а мой вариант учитывает и их репутацию и устоявшуюся жизнь. Тётя повздыхала и согласилась, посетовав, что придётся уговаривать Вернона. На это я заметил, что сегодня он вернётся домой, готовый на всё, лишь бы из его жизни исчезли хваткие ребята из налоговой и отдела по борьбе с экономическими преступлениями, под руководством мистера Третта. Тётя посмотрела на меня собираясь с мыслями, и вдруг попросила показать ей что-нибудь волшебное. Палочки у меня были, даже две, но вот в арсенале только стирание памяти... - Тётя, а моя мама не показывала вам ничего?.. - Лили... Она была такая... Вредная. Временами... Один раз мама разбила вазу, и Лили её починила, а потом ей пришло какое-то письмо, и больше она никогда... - Вы хорошо помните то, что тогда делала моя мама? - спросил я, вставая и доставая из носка палочку, ту, что слушалась меня лучше, - Вспомните хорошенько. Тётя задумалась, а я пробормотал "лигименс" и посмотрел это воспоминание. Ничего сложного, простое движение и заклинание "репаро", "починка". Направив палочку на разбитый комод, я повторил жест и произнёс "репаро". Комод начал сползаться и чиниться, а я держал палочку, и контролировал поток магии. Интересно, что волшебники делают как бы выстрел, то есть короткий мощный всплеск, хотя логичнее, направлять тонкий слабый луч, усиливая его, при необходимости. Через минуту, когда кусочки стекла и фаянса приползли с кухни, явно из мусорного ведра, я отменил заклинание, перекрыв поток магии. Комод был совершенно цел. Решив закрепить навык, я починил всё, что было попорчено в доме, ухитрившись привести в порядок даже несколько игрушек Дадли, изуродованных им, до состояния "хлам". Тётя ходила за мной, в благоговеянном трансе, и молчала. Я же думал, что магическое ядро есть у всех, те же сквибы... Есть ли возможность развить его, или пересадить?.. - Тётя, - сказал я, очень серьёзно, вырывая Петунью из страны детских грёз и воспоминаний, - Вы хотели быть колдуньей, как сестра? - Да, - прошептала Петунья, с неописуемым выражением лица. - Я не могу вам обещать это наверняка, и в любом случае это будет опасно, но... - Я согласна!.. - тут тётя подхватила меня на руки и так прижала, что я не мог вдохнуть. - Тётя, - прохрипел я. - Вы меня задушите!... Отпустите!... Она поставила меня на пол, но в её глазах, полных слёз, я увидел нечто, к чему очень не привык - любовь. Сейчас она меня любила, и была готова на всё.... От этой фразы у меня чуть не начался калейдоскоп эротических картинок с участием Петуньи, но я успел остановить эту, хм, порнографию, и просто попросил обедать. Тётя захлопотала, а я задумался, что по сути, волшебника от магла, отличает только знание волшебника, что у него есть магия. Грубо говоря, если волшебнику не сказать, что он обладает магией, он может прожить всю жизнь, не зная об этом. Те же сквибы - они обладают магией, но не могут её использовать. Интересно. В моем мире гораздо сложнее и запутанней, а здесь есть простой ответ на сложные вопросы - "это магия". Пришёл Дадли, косящийся на меня, как конь на овода, и я ушёл в свою каморку, убираться и думать. Решив не терять время, я быстро вымыл свой чулан, забросил всё, что можно было выстирать в стиральную машину, и спросил у тёти свечу и спички, мел или мыло, и не беспокоить меня, чтобы не происходило. Свеча и спички тут же нашлись, как и набор мелков, которыми явно играли ещё Лили и Петунья. Размышляя о романтике и сентиментальности, я быстро начертил круг, вырисовал подходящими цветами охранные знаки, надписал имена на иврите, и отломив кусок воска, принялся лепить фигурку. Получившееся подобие ящерицы я положил в центр Круга Призыва, и, замкнув охранные линии, вписал последние символы, сел, выпрямил спину, и начал призыв. Убрал лишние мысли, избавился от внутреннего монолога до третьего уровня рекурсии, оставив образ крови, чтобы питать себя и огонь, чтобы приманить требуемое. Сила потекла от меня в круг, защитные линии стали ярче, символы налились цветом, а буквы приподнялись над досками пола и стали читать сами себя, снаружи внутрь, круг стал видеться тарелкой, потом ямой, потом воронкой... Наконец от него прошла волна, и он стал тем, чем должен - порталом, в форме норы. Я сидел с прямой спиной и, направляя силу в круг, ждал, удерживая образ первородного огня и мысль о воске, как о еде для жадного горячего пламени. В круге что-то мелькнуло, и фигурка изменилась, стала более отчётливой и непрозрачной. Получилось. Никогда до этого, я не работал с призывом, даже выполняя задание учителя, только чертил круг, направлял силу, но не делал призыв и не создавал портал. Дав время гостю обвыкнуться, я начал медленно, чтобы не испугать, ослаблять связь, убирая силу, и постепенно портал уменьшился, а потом мягко, без схлопывания, закрылся. Учитель бы гордился моим контролем, у него от закрытия, бывало, все стекло в квартире лопалось. Круг останавливался, знаки и линии тускнели. Наконец, я встал, подобрал фигурку, и стёр знаки призыва, и имена, а круг оставил. Техника безопасности прежде всего. За пару часов всё выдохнется, и можно будет стереть круг. Выйдя, я понял, что уже глубокий вечер. Вот ведь, когда ты идёшь на контакт, для тебя там проходят часы, а здесь минуты, а призывая - наоборот, там считанные мгновенья, здесь часы. Это понятно, но всё равно необычно, и будоражит, как любой успешный ритуал или обряд. В приподнятом настроении, я сказал тёте, что вернусь через час, кивнул дяде Вернону, мрачно и без аппетита поедающему свой ужин, и пошёл к пустырю, за школой. На пустыре никого не было. Быстро нарвав охапку сухой травы и целый стожок бурьяна, и отыскав несколько сломанных фанерных ящиков, я быстро сложил костёр, сунул вниз пук смятой газеты и чиркнул спичкой. Пламя быстро поднялось, доски затрещали и через пару минут, костер весело и быстро горел. Подождав ещё, чтобы появились угли, достал восковую фигурку и аккуратно сунул её в самый жар. Это было похоже на взрыв газового баллона - мне повезло, что успел отскочить, подозревая, что нечто подобное случится. Резкое "Вуууффф!", и шар огня огромным сполохом вытягивающийся вверх, в небо. Я припал к земле, глядя на плотный клуб дыма, пронизанного пламенем, медленно уплывающий в серые облака. Но тут, костёр стал мерцать и гаснуть, словно его тушили углекислотой - присмотревшись, я увидел небольшую алую ящерку, бегавшую по углям и головешкам, и там, где она касалась углей, огонь просто исчезал. На голове и по всей спине у неё шёл гребень, шкурка была не чисто алой, а с всеми оттенками желтого и красного, и кажется меняла цвет, как у хамелеона, мордочка была круглой и глуповатой, лапки цепкие, хвост упитанная морковка с подвижным ухватистым кончиком. И саламандра ела огонь. Не придумав ничего лучшего, я схватил изрядную охапку сухого бурьяна, и навалил на костёр сверху. Затрещало, и сквозь стебли полез плотный белый дым, через несколько секунд сменившийся язычками пламени. Тут же сквозь ветки, разваливая их в стороны, пролезла саламандра, и принялась шустро гоняться за огнём, выедая его. Я скрутил жгут из сухой травы, поджёг его, и принялся поджигать костёр там, где только что пробежала эта забавная рептилия. Саламандра бегала кругами, металась, и на её округлой, с большими глазами мордашке, все больше проступало обиженное выражение, типа "Не понял?!" и "Отдайте мне мою еду!". Глядя на суету этой не очень умной рептилии, я расхохотался. Я хохотал и хохотал, выплёскивая всё напряжение последних дней, всё, что было зажато мной в кулак воли, всю злость и все нервы, всё ушло в хохот. Упав а землю и обжегшись о непогасший жгут травы, я валялся, и хохотал до боли, до темноты в глазах, до судорог... Очнулся от резкой боли в груди - что-то жгло меня, прямо у сердца. Саламандра, сожрав весь огонь, преспокойно забралась мне на грудь, и прожгя рубашку и майку, устраивалась на мне поудобней, как кошка. От боли ничего не соображая, попытался стряхнуть её с себя, но чёртова рептилия вдруг сплющилась, пропала под пальцами, а ожог сменился обжигающим холодом на коже. На месте саламандры у меня было серое пятно, напоминающее эмбрион, и от него шёл мертвенный холод, как от замороженного слитка серебра. Обругав себя - вот не помнил же, как следует поступать с вызванной саламандрой, как управлять ей и как её убить, а взялся призывать довольно опасную тварь - я поплёлся домой. Дядя Вернон сидел в кресле и мрачно лакал виски. Решив не откладывать, я только разулся и сев напротив, плеснул себе на полпальца односолодового, много содовой и пять кубиков льда, отхлебнул. В горле стало жарко, а потом огненная горечь ухнула в желудок, шевельнулась саламандра, с хлопком вспыхнула рубашка под лапками рептилии, и я, прихлопнув пламя, взял её за гребень и посадив на стол, налил ей виски на блюдце. Дядя злобно смотрел на меня, то на саламандру, присосавшуюся к вискарику, и молчал. - Итак, дядя, как ваши дела? Вернон промолчал, только побагровел, саламандра шустро нажиралась вискарём, а я, вспомнив второго "Робокопа", сложил пальцы в корзинку, и сделав совершенно гнусное личико, продолжил. - Вы хреновый бизнесмен, дядюшка. Вы не смогли украсть деньги у ребёнка так, чтобы вас не поймали, не смогли скрыть следы, не подумали о том, что ребёнок вырастет и начнёт задавать вопросы. Вы по уши в дерьме, дядя, - я отхлебнул немного из стакана, и пожалел, что рядом нет отпадной тёлки-наркоманки в блестящем чёрном комбинезоне, - Налоговики выпотрошат вас, фирма пойдёт с молотка, вы сядете лет на восемь, а оставшиеся деньги отойдут мне, как пострадавшему сироте. Я отхлебнул, ожидая, когда до дяди дойдут перспективы. Судя по свекольному оттенку лица - дошли. - Меня это не устраивает, дядя. Вы можете просрать свою жизнь, и жизнь Дадли, но моя и жизнь тёти мне дороги. Будет так: вы отпишите мне часть фирмы, рассчитанную аудиторами из сумм, украденных у меня, откажетесь от каких-либо претензий в будущем, займёте место управляющего, и будете принимать любые указания от меня и того, на кого я укажу, что бы это ни было. Я рассчитываю к совершеннолетию быть богатым, дядюшка. А вы будете жить, как и прежде, только молча, никак не касаясь моих дел, ваша репутация не пострадает, тётя на всё согласна, Дадли сами вколотите в его тупую голову пару "нельзя" и "надо". Документы под подпись будут готовы через неделю. Я допил виски, забрал отрубившуюся саламандру, и пожелав тёте и дяде спокойной ночи, отправился спать.