Этой ночью я стою на крыше. В этот день я в десятый раз попрощался с тобой. В это мгновение я исчезну, пропаду и вернусь.
В руках сжимаю сделанный специально для меня браслет, переливающийся в огнях ночного мегаполиса, пытаюсь прочувствовать всю интимность момента. Я будто бы обнимаю его крепкую спину и широкие плечи, ерошу те мягкие волосы — ощущаю аромат мяты шампуня. Память о твоих жгучих прикосновениях будоражит сознание, а единственная мысль о теплоте твоих губ гонит мурашки по коже. Я зависим тобой. Прерывая мои ментальные блуждания, телефон оповещает о входящем сообщении. Чёрт, сколько ещё можно? Я же уже стою над пропастью, неужели не терпится освободиться от моего нездорового воображения?21:31 «Неизвестный»
Проснись!
Просыпаюсь. Опять из моего рая изгоняешь. Так же, как и всегда: в этот самый день, когда он вкусил мой запретный плод, когда, наконец-то, я услышан самые тёплые слова. Для него я бесценен. Эх, если бы ты знал, какую цену мне пришлось отдать за тебя… Делаю шутливый шаг прямо в бесконечную высоту многоэтажки. Расправляю выдуманные крылья, будто бы птица, будто бы лечу. Перестаю ощущать бьющий в лицо ветер, игнорирую дрожь в коленках, размывается картинка приближающегося дна, устеленного местными помоями. Я уже не чувствую вольного падения и не слышу гул города. Сознание то проявляется, то опять канет в небытие. Зажмуриваю глаза. Жёсткие простыни сковали застывшее тело. По мышцам проходят дикие импульсы, оповещающие о желании владельца двигаться. Он проснулся. Закрытое наглухо окно не проливает свет на затхлую комнатушку одинокого хозяина. Темень лишь украшала иссушенное тело и стоячие на прикроватной тумбочке флакончики и пузырьки, наполненные разной опасной жидкостью и травами. Если бы кто-либо нашёл эту «сокровищницу», то, однозначно, пленённый стоячий окончил бы свой стоячий путь. Многочасовое бездействие не прошло бесследно: ноги ослабли, глаза не в силах открыться, ибо затекшие веки всё ещё находятся в состоянии дремоты, засохшие слёзы иссушили области каменного лица, волосы заметно отросли за время мысленных путешествий. А руки… а руки дрожат, а руки падают, поднимаются и падают. Пытаются ухватиться за что-нибудь. Кисти вытягиваются, выгибаются — сухой воздух проскальзывает сквозь пальцы. Но попытка заведомо неудачна — всё-таки проснулся. Игнорируя пробежавший холодок, человек тянется до тумбочки, лишь бы поймать последнюю надежду, пузырёк с самодельным наркотиком. Только он заставляет жить, но, в то же время, — стоять. Без единого шага по дороге. Переломанными ногтями откупоривает крышку, она падает к остальным, запуская залп плача. В голове уже просто-напросто отсутствуют мысли, они выветрились вместе с желанием движения. Бегучие дорожки слёз беспрерывно увлажняют холодную подушку. Даже спустя столько времени мысли о нём сводят с ума. В ту минуту мир идущих резко переменился: они застыли на месте. Один — из-за внезапной смерти, другой — из-за утраченной любви. Ни одним криком было не заполнить дыру в слуху, ощущениях, мыслях, глазах. Всё потеряло свои краски, звук, качества, обрело лишь сухую бледноту и черный градиент. Даже мысль о суициде не проскальзывала, ведь был и есть другой выход, есть возможность видеть его, чувствовать и ощущать: забыться и предаться действию наркотика. Так и окончил свой путь пленённый стоячий. В мгновенье ока, словно получив прилив запредельных сил, кисть молниеносно подносит впритык горлышко дурнопахнущего пузырька к носу, который побелел и потерял общий окрас с синеватой кожей. Тяжелый глубокий вдох — чертовски сильная боль, ком застывший в горлянке, зрачок, начал проделывать безумные пируэты со стороны в сторону, пока не исчез вовсе, спрятавшись за веку. Вены на лбу застыли в изувеченном виде. Слёзы опять начинают иссыхать, а рот застыл в немом крике — и слова уже не выговоришь. Рука по инерции отстранилась, и история, в который раз, началась с самого начала. Пленённый стоячий просто хочет навсегда застыть вдвоем с мёртвым стоячим, ведь без него он не сдвинется с места. Ведь дорога давно исчезла.