Никита

Ты заразительно смеешься, когда тебе не удается флоу Тупака и смотришь на меня, ища поддержку. А я, как старший товарищ, хлопаю тебя по спине, подбадривая, и читаю за двоих. Для тебя этот жест, естественно, почти ничего не значит, он даже никак не отмечается в твоем замутненном алкоголем разуме, я уверен. Но для меня это, пожалуй, длящийся секунды рай на земле - прикасаться к тебе, пускай и через футболку. Она не помогает, не спасает мои пальцы от легких разрядов тока, бьющих по ним. Я схожу с ума, Ник, это точно. Трек заканчивается, и ты, пьяно улыбаясь, лезешь ко мне обниматься, прижимаясь своим, кажущимся мне обжигающим, торсом к моему. Твои мягкие, теплые волосы совсем рядом с моим носом, и я просто задыхаюсь от этого сладкого запаха, исходящего от них и забивающего мои ноздри. Твои руки все еще на моих плечах, ты раскачиваешься из стороны в сторону. Или это я качаюсь от переизбытка чувств? Черт знает. Мунстар, стоящий рядом, тупо смеется, обнажая хищные острые зубы и снимает все это на айфон. Айфон. Нужно отобрать его у парня и стереть все, что он там наснимал, но меня будто пригвоздило к полу, и я охотно теряю голову в твоих чересчур крепких объятиях. - Голубки, завязывайте, вы не одни в караоке, - его обкуренный, с истеричными нотками, голос доносится как сквозь пелену, и ты меня отпускаешь, неожиданно, так же, как и обнял. Становится холодно и неуютно, сердце заходится как бешеное, пальцы едва ощутимо трясутся, каждое лицо в этом баре кажется лишним. Кроме твоего, естественно. Мы возвращаемся к своей компании за столик, ты садишься рядом, прикасаясь ко мне и плечом, и рукой, и бедром, и о Боже, я точно умираю от этого, мне не хватает этого блядского воздуха, не хва-та-ет. Хорошенькая официантка приносит пиво, расставляет перед нами высокие запотевшие кружки. Она тянется к дальнему углу стола, выставляя на показ весь свой немалый бюст, а ты пялишься ей прямо в вырез и толкаешь меня локтем в бок, привлекая внимание и шепчешь прямо в ухо своим чертовым жарким, влажным и тяжелым дыханием: "Глянь, какие". А меня распирает два желания одновременно - разбить голову этой шлюхи об угол стола и, абсурдное, отрастить себе такие же бидоны, чтоб ты мог смотреть на них, на меня, сколько тебе захочется. Она уходит, все о чем-то болтают, гогочут, а я ничего не понимаю, я словно в вакууме, в пузыре, и единственный мостик отсюда с окружающим миром - тепло твоего тела рядом. В какой-то момент ты поворачиваешь ко мне, роняя тяжелую руку на плечо. Твои губы шевелятся, что-то говоря мне, но я не слышу, я смотрю на них, как утопающий на спасательный круг, и еле-еле сдерживаю себя, чтобы не податься вперед и не накрыть их своими. Нет, я держусь, я смогу. Ты на долю секунды отворачиваешься, реагируя на шутку кого-то из парней, а затем возвращаешься в исходное положение и смеешься, вкладывая ледяную кружку в мою руку, и я едва не дергаюсь, отстраняясь, когда кончики твоих пальцев касаются моих. - Мирон, ты в порядке? - долетают до меня слова Тимарцева, сидящего напротив и кажущегося мне каким-то мутно-размытым. - Ты перебрал, кажется. Перебрал. Да я вообще практически не пью, пока ты находишься совсем рядом, это чревато проблемами, признанием в любви и моим языком в твоем рту, в твоем, о Боже, горячем рту. Отрицательно мотаю вмиг ставшей тяжелой головой, показушно отхлебывая пиво, кажущееся мне просто тошнотворным и мерзким. Ты неожиданно откидываешься назад, на спинку дивана и утягиваешь меня за собой. Я давлюсь, кашляю, а ты хлопаешь меня сильной ладонью между лопаток, другой рукой удерживая на месте за футболку. Кашель прекращается, но ты не отпускаешь меня, твой большой палец успокаивающе скользит по моему плечу, а я мелко дрожу, и мне на мгновение кажется, что ты обо всем догадался, что все в этом чертовом баре догадались, что я люблю и хочу угрозу, джедая, Obe1Kanob'a, и просто тебя, Никита. Остаток вечера проходит, как в тумане: все много-много-много пьют, курят кальян, пытаются склеить ту самую официантку-шалаву, медленно, но верно расходятся по домам. Мы тоже уходим, спускаемся вместе с Мунстаром в паркинг, ты делаешь с ним селфи, а я стою, прислонившись к стене и потирая горящее в том месте, где ты касался меня, плечо. Чувак прощается с нами и уезжает, а я судорожно размышляю, как выбраться из этой блядски-опасной ситуации, когда мы наедине, ты пьян от алкоголя, а я от тебя. Где-то на периферии разума я понимаю, что слишком поздно озадачился этим вопросом, когда ты вдруг придавливаешь меня к стене всем своим весом, заставляешь запрокинуть назад голову и, блядь-блядь-блядь, целуешь. Я задыхаюсь и обмякаю в твоих руках, лихорадочно шарящих по моему телу, подставляю в беззащитном жесте шею, которую ты тут же клеймишь собственическим, наливающимся засосом, хватаюсь за твою расстегнутую куртку, чтобы хоть как-то оставаться в реальности, не потерять голову полностью и совершенно по-шлюшьи трусь об тебя стояком. Отстраняешься, и я жадно хватаю губами воздух, практически сползаю на пол, но ты подхватываешь под локоть и тащишь к выходу, шепча что-то про такси и "не попасться пацанам". А я по-идиотски улыбаюсь, чувствуя, как сердце раз за разом глухо ударяется о ребра. В такси снова не хватает воздуха, водитель жалуется на страшные питерские пробки, а ты до хруста сжимаешь мою руку, не отпуская ее ни на секунду. Ухо горит от твоего тяжелого хмельного дыхания, плечо уже не болит, саднит, а я, как пазл, ежесекундно рассыпаюсь на кусочки и собираю себя заново. Ты распахиваешь дверь и вталкиваешь меня в квартиру, на ходу скидывая куртку и кроссовки. Я вновь оказываюсь прижат к стене, жадно, грубо целуешь меня, избавляешь от такой лишней сейчас одежды, раздвигаешь коленом ноги, заставляя тихо, по-щенячьи скулить. Вновь все, как в тумане. Я едва не рву простыню ногтями, пока ты торопливо, неумело расстягиваешь меня, прижимаясь своим раскаленным голым телом к моему, насаживаюсь на пальцы, которых мало-мало, которых катастрофически не хватает. Так же, как и блядского кислорода. Я оказываюсь перевернутым на спину, и твое лицо вновь совсем рядом с моим, ты наклоняешься ближе, нежно целуешь, отвлекая меня, и совершенно неожиданно входишь сразу, судя по ощущениям, на половину. Твой обжигающий язык снимает, забирает с моих губ болезненный стон, ты, в прямом смысле этого слова, зализываешь свою вину. Первые осторожные движения, настолько медленные, настолько томные, что у меня закатываются глаза и поджимаются пальцы на ногах от внезапно нахлынувшего удовольствия. Твои руки исследуют мое тело, не оставляя ни одного незамеченного участка кожи, пальцы скользят по татуировкам, прожигая, искореняя их с меня. В голове калейдоскоп из картинок, скриншотов, словно кто-то постоянно ставит на паузу наш сегодняшний день, в ушах звенит от осознания того, что происходит, что это действительно я с тобой, Ник, в одной постели, что это ты вбиваешься в мое податливое распростертое тело, что это все вообще реально и я абсолютно точно не сплю. Ты надо мной утробно рычишь, приближаясь к финалу, а я шепчу, не узнавая собственный дрожащий голос, твое имя и кучу глупостей про любовь. Твои пересохшие губы смыкаются на моей тонкой шее, прямо на бьющейся жилке, и ты изливаешься в меня, заставляя тихо сходить с ума от восхитительного чувства наполненности и идеальности момента. Сильная рука обхватывает меня, в пару неторопливых движений доводя до разрядки, и ты, совсем близко, шепчешь прямо в губы: - И я тебя, Мирон.