"По дороге из треснувшего кирпича..."

      Вскоре холмы расступились, и по обе стороны тракта потянулись заросшие сорняками поля - богатые землевладения, некогда кормившие едва ли не половину Семи людских Королевств теперь пребывали в запустении.       Напряжение немного отпустило конвой: теперь Плеть, случись нападение вновь, обнаружит себя загодя и без усилий караванной разведки. Что, впрочем, не мешало Темным (на сей раз – тройками) рассекать разнотравье по обе стороны от каравана – как пояснил новичкам один из Карателей Ее Величества, именно в таких, высотой по грудь травяных зарослях, почти что у самой дороги может скопиться множество всякой отвратительной клейникайт(174). Должно быть заметив, что и Харману, и Вирр после его слов стали невольно вглядываться в волнуемые ветром луга - местами зеленые, а порой и куда более неожиданных расцветок, воин-Отрекшийся поторопился живых успокоить (как он это понимал):       - Да ничего, тут так и бывает… Или отбиваешься, обычно без потерь – это ежли сил хватает, или… Или караван, там, отряд какой просто пропадает, как его и не было.       Не то чтобы слова живого мертвеца боевых подруг как-то утешили; но высматривать засаду им обеим расхотелось – что орки, что син’дорай очень не любят сомнений в их отваге; просто в силу культурных особенностей отвечают возможным скептикам немного по-разному. Впрочем, как правило, сомневающихся не радует ни один из вариантов; особенно их последствия.       Припомнив уроки землеописания, Вирр сообразила: Захария торопился вовсе не в целях воспитания ее или Харману (ведь говорили же наставники: полагать себя единственной причинностью Мироздания давно признано учением если и не ложным, то уж в любом случае – на практике неполезным!) – он просто хотел засветло довести караван до места, удобного для ночной стоянки. Именно там, впереди, на исходе дня должна была показаться пара одиноких холмов – редких (чтобы не сказать, аномальных) в этой местности и сулящих хоть какое-то преимущество в вероятной обороне; поля хоть и выглядели пустынными, просматриваясь докуда доставал острый эльфийский взгляд, но безопасными (даже без учета всякой «мелочи») отнюдь не были. В Школе рассказывали: по сведениям Лазутчиков Сильваны, некромаги Плети проводят над былой житницей хум’аноре какие-то опыты - не вполне ясного свойства, но ничего хорошего определенно не обещающие. На попытку Вирр разузнать, не приросли ли в последнее время знания народа Отрекшихся в этой области, Жрецы и ближние Каратели мрачно отмолчались, а старший целитель Эльрик лично ему предложенную научную дискуссию отверг (невзирая на совершенно академические провокации и даже на обращение «шан’дор»), но коротко, недвусмысленно и простыми словами – вероятно, у Капитана учился – посоветовал «пока еще живым» с дороги не сходить и заросли не соваться.       Вирр мысленно признала поражение, подумав, что до талантов матери ей все еще как отсюда до земель Запределья – Кориаль легко могла разговорить любого молчуна и притом без каких-либо мрачных изощренностей (коими, как известно, в совершенстве владеют те син’дорай, которые «никогда не спят» и «всегда-начеку») – и стала тоскливо гадать, сколько именно ей предстоит прожить, прежде чем она научится всему желаемому.       Вероятно, эти размышления слишком заметно отразились внешне: одна из Жриц - четвертая при повозке, которая до того всю дорогу особых бесед с попутчиками из нового списка не заводила, а если и общалась с той же Вирр, то лишь односложно и строго по делу (девочка даже не сразу припомнила ее имя) – сочтя строгий наказ главной причиной эльфийских печалей, неожиданно проявила умение составлять длинные предложения, стромгардский выговор и склонность к сочувствию.       - Да вы не печальтесь, Высшая! – широко улыбнулась бывшая молчунья, окончательно убедив Вирр в том, что зубы у Отрекшихся тоже со временем отрастают и как бы не лучше прежних. – Вот даст Ее Величество, отобьем вскорости у Плети эти земли – и погуляете всласть, цветочки пособираете…       К утверждению, что любой эльф не способен пройти мимо любых цветов и соцветий, не кинувшись при этом со всех долгоживущих ног собирать букет или плести венок (мнение подразумевало строгое разделение на основе пола, что намекало на авторство заблуждения лучше любых исторических источников) Вирр попущением Белоре успела приобщиться благодаря все тому же побежденному ею сборнику исторических сплетен. Благодаря чему она могла выслушивать внезапное утешение с ответной вежливой, благодарной улыбкой, не рискуя удивить собеседницу и всех присутствующих несвойственным для Высших, неожиданным разрезом глаз.       - …Я и сама надеюсь ухватить парочку-другую образцов, тут сильно хитрые встречаются, нигде таких не найдешь! – а то вражин повыбьют, да и враз всю поросль искаженную изничтожат! А где ж такую еще найти? Вы увлекаетесь травоведеньем? Нет? А вот у меня это второе ремесло!..       (На мгновенье Вирр показалось, что памятная ей и Харману Лилата - огненный Маг, ниспровергатель научных догм и знаток зандали - тайно преследуя боевых подруг, хитрым колдовством сменила видовую суть, внешность, предмет научной страсти и внедрилась в караванный конвой. Успев при этом умереть и тут же воскреснуть; впрочем, список задач вполне посильный – при ее то живости!)       -…А пока вам туда нельзя, вы ж - живая, а ну как что?! Да и кровопийки вашей там и вовсе нет! Вы ведь ее поискать хотели?       Еще задолго до Катастрофы и указа Регента, снимающего запрет на потенциально небезопасные средства, это растение семейства маносродственных было весьма поминаемо у всех краткоживущих континента, глубоко убежденных, что Высшие ничего не едят и не пьют, той же кровопийкой перед тем основательно не приправив. Впервые услышав о подобном от коллеги отца (того самого атташе-археолога), маленькая Вирр, призвав свой собственный, вполне уже подросший здравый смысл, сочла сказанное шуткой (из тех, какие порой преподносят детям пока еще бездетные взрослые). И, не желая отрывать родителей от дел по пустякам, направилась туда, где уже привыкла находить почти любые ответы с тех пор, как научилась читать.       Самонадеянно отвергнув помощь Смотрителя (на подсказку в котором крыле искать «творчество народов сопредельных» она благосклонно согласилась), Ученица младшей группы самолично облазила все полки, попутно убедившись, что древнющие лесенки-на-колесиках – не насмешка взрослых над очень маленькими существами, а вполне себе полезная вещь! И почти к закату отыскала некий потрепанный источник (термин, который десятилетняя Вирр совсем недавно узнала от Ансвэ, очень им гордилась и называла этим словом очень многое - от любой книжки до друзей и подруг, поделившихся новостями), причем изданный, мягко говоря, более чем скромно - даже по сопредельным меркам лишать издание добротного переплета – дурной тон!       Временам, когда завзятую книжницу волновали бы авторство и год издания, еще только предстояло наступить, и потому Вирр сразу напрыгнула на содержание, как прыголап на белку (правда, перед тем самокритично обложившись словарями - в своем знании языка Младших, тогда-еще-союзников, она не была уверена).       Пока длилось беспощадное побоище с иноземными падежами, приходил почтенный Амарод (пригляделся к названию, удивленно качнул головой и молча удалился), наступил вечер и близилось время, когда стоило подумать о том, чтобы добычу доесть дома. Увы, чтение продвигалось до огорчения неспешно – слишком часто маленькая читательница отрывалась от книжки, пытаясь сообразить: верно ли она поняла смысл написанного или где-то ошиблась с переводом?       Сомнения разрешились на следующий день, в Школе, когда Ученица, дождавшись межурочного Часа Потех, в одной из окраинных беседок отыскала наставника нужного предмета, который младшие Ученики еще не проходили, а Ученики старшие – те, что обладали повышенным ехидством – называли витиевато: «Кто и что у нас списал, которую рифму позаимствовал и куда вставил». Правду сказать, знаток зарубежной словесности отдыхал в беседке не один, а вел со школьной целительницей утонченную беседу, каковую, будь Вирр немного постарше, сочла бы прервать и неприличным, и бессердечным. Но почтенный Лютен проявил себя настоящим наставником, вполне достойным обращения «шан’дор» – тягу подопечных к знаниям он ставил куда выше собственных любовных приключений.       Суть, как оказалось, была не в пока еще несовершенном владении Ученицей языком краткоживущих – просто Вирр не имела ни малейшего представления о таком слабо известном у кель’дорай жанре как злободневный памфлет, где искажение фактов, презрение к законам Мироздания и небрежение чувством меры не просто допускается (во что дочь двух ученых смогла поверить не сразу), но даже одобряется – если служит правильной, с точки зрения автора, цели. Автор же сочинения «Меч Высших над человечеством» был убежден что далекий предок современных ему королей совершил «ужасную и непростительную в веках» ошибку, отвергнув «пути предков» и позволив вместе с «допустим, нужными знаниями» (что, по его мнению было «спорно, ибо мы открыли бы свои собственные и не хуже») проникнуть в «Великий Аратор» чуждой и несвойственной хум’аноре культуре. А вместе с ней и «многочисленным порокам Высших», среди которых упоминалось и «губительное пристрастие к убивающим разум и волю веществам и составам». Персонажи сочинителя перечисляли в беседах невероятное количество «убивающих и затмевающих», начиная с запретной на тот момент кровопийки, переходя к прочим растениям (зачастую к теме совершенно непричастным) и органам всяческих животных (явно не ведающих, какими скрытыми возможностями обладают); продолжая список вполне «мирными» кулинарными приправами и простейшими лекарствами (никогда не являвшихся наркотическими для любого известного народа); и завершая обличение такой дикой смесью минералов, веществ и первоэлементов, что почтенный Лютен в замешательстве повел ушами и предложил Вирр поискать наставника Алхимии. И наставницу Истории Мира – если первый с разъяснениями не справится.       Именно тогда Виеринраэ Солнечный Блик впервые задалась вопросом – отчего хум’аноре сочиняют ложные трактаты, а ее народ – нет? Уделив задаче целых полчаса (до начала второй половины занятий оставалось лишь чуть-чуть с хвостиком, а околошкольным котам были обещаны вдохновительные вкусности!), Вирр пришла, как ей тогда казалось, к единственно возможному выводу: на то Младшие и краткоживущие – живут мало и не боятся, что за всякие глупости им будет стыдно всю долгую-предолгую жизнь…       Девочка не удержалась, и – совершенно невежливо вздохнула. Потом невольно оглянулась: Жрецы старательно сохраняли серьезный вид, улыбаясь лишь уголками губ; некоторые Каратели (насколько позволяли видеть их шлемы) откровенно усмехались и перемигиваясь, что-то негромко говоря друг другу; даже восемь глаз Дороти, как почудилось Вирр, смотрели на нее с сочувствием пополам со смешинкой; только Харману уделяла все внимание Риллю. Да еще Хесса смотрела на Вирр понимающе, а примиряющим жестом и выражением мертвячьих глаз на удивление напоминала портрет великой целительницы душевных недугов Солании - первой в истории кель’дорай Темной Жрицы, чьей любимой, согласно жизнесказанию, присказкой было: «И это пройдет…».       - Простите, - Вирр с трудом протиснулась между двумя очередными предложениями сестры-близнеца Лилаты, - но зачем вам, Отрекшимся, эти поля? Выбить противника – это понятно, но - сельское хозяйство, а тем более злаки… разве вам не логичнее разводить скот?       - Вот вы верно сказали, - тут же затараторила Жрица, - никакой злак или овощ с плотью не сравнить, особенно если плоть эта…       - Сара, - негромко, но внушительно оборвал ее Эльрик, - ты ведь помнишь, что в столице тебя ждет завершающий классовый экзамен.       - Да, Учитель.       - И ты, - прищурился Жрец-натуралист, - судя по всему, к нему готова?       - Э-э-э… да, Учитель.       - То есть мы можем, - задумчиво протянул Старший целитель, - вот прямо сейчас проверить твои знания, а иные и посмотреть на практике?       Барышню-нежить вновь поразило могильное безмолвие, но Эльрик, очевидно, задал последний вопрос вовсе не для того, чтобы услышать на него ответ.       - Вирр, необязательно что-то выращивать именно в пищу, - Вильгельмина явно не одобряла недосказанности. - У вас ведь, я слышала, раньше не было ничего… аграрного?       - У нас и сейчас нет, - Вирр покачала головой. – Как и раньше – только сады и цветники; но они больше для красоты или как чье-то увлечение. А продукты в основном или создаются магией, или закупаются у союзников.       Хотя, подумала она, в свете послевоенного эдикта Регента о повсеместном сбережении Силы, сады - это еще и ценный источник фруктов, ибо магии для ухода много не требуется…       - Так знайте, - продолжала Жрица, - даже живые фермеры до северной напасти большую часть урожая продавали… - она на мгновение запнулась. – Или отдавали в дань своим королям. Так и мы, Отрекшиеся, сможем растить здесь пшеницу и все прочее – если не для себя, то для всей прочей живой Орды. И получать взамен то, что нам больше нужно. Она задумалась. - Те же обитатели равнин Мулгора(175) - хорошие скотоводы и охотники, но почти не занимаются земледелием. Когда все эти бескрайние поля станут нашими, мы и таурены смогли бы помочь друг другу…       Вирр кивнула в знак понимания.       - Ээ-эх! – донеслось с тигриной спины. – Хорошо тому живется, кому маны до хвоста! Вам вот, длинноухим, с вашим Колодцем - ни тебе за кодо хвосты подмывай, ни в земле, как бледнозадые, копайся… Рогато обустроились! Опять же, маги наши - жратву редко творят, почитай и не делают вовсе. Вот не у всех, понимаешь, с дармовым Источником Силы такая пруха…       - Харману, - ровным голосом ответила Вирр на орочьи завидки, - тебя утешит, что когда тринадцать лет назад случилась беда, я – как и все выжившие! – долгие, невыносимо долгие дни голодала? Тебя успокоит, что пока не собралось новое правительство и не заключились новые союзы, мы, син’дорай – даже самые маленькие! – месяцы жили без Источника впроголодь? Чудом сохранившиеся припасы иссякли; Охотники с трудом находили распуганных Плетью зверей; и наша жизнь зависела не только от того, смогут ли выжившие взрослые защитить нас от бродячей нежити, но и от того, как быстро ученые-травники смогут припомнить, что в наших лесах есть хотя бы отчасти съедобного? И, главное – успеют это условно-съедобное найти? Твое чувство справедливости будет довольно, если даже, несмотря на поставки Ордой продовольствия - к слову, - прищурилась девочка, - не безвозмездные! – пока не был восстановлен Колодец, еду всем - даже младшим! - раздавали по строгой норме… чего не было в Королевстве ни в Войнах с Амани, ни даже в ранние дни Основания?       - А че, - неуверенно бормотнула Шаманка, - кто ж вам злобный хорек, шо на демонов день припасов как след не заначили?       - А с тобой когда-нибудь подобное случалось? Наступал такой день и отложенного – всегда хватало?       - Родаки вспоминали… - медленно ответила Харману, - были, еще там, - она неопределенно махнула головой, - долгие зимы. Плохо было. Ну и те орчки, шо в плену у бледнозадых погостить успели – они такое рассказывали…       - А они рассказывали, - тихо спросила Вирр, - что говорят маленькие дети, которые не ели много дней? Они уже не плачут, даже не капризничают. Они просто не понимают – за что?       Топали подбитые сапоги, поскрипывали колеса.       - Лан, извини, - наконец сказала Харману, изучая тигриные полоски.       - А что до Колодца… Вы тут недавно, - уже мягче произнесла Вирр. – найдет и твой народ для себя место Силы. Быть может, ты и найдешь.       - Да мне б свое для начала найти… - скривилась Шаманка.       До вожделенных холмов было еще не близко; и когда на горизонте – впереди, чуть слева - показалось одинокое строение, Вирр, поднаторевшая в людской архитектуре (за без малого неделю неизбежного ее изучения в полевых условиях), пригляделась: если судить по размерам и сохранившемся излишествам – некогда определенно бывшее поместье.       - Вот же… - произнес один Каратель, присовокупив что-то непонятное. - Вот не люблю я его, язви его в кочан… еще с до войны.       - Да оно ж пустое сейчас, - лениво отозвался кто-то из соседних вояк.       - Оно было пустое, - не утаил ненавистник заброшенных хором знакомства с азами формальной логики. - И таки в прошлые разы - было. А вот как оно вот прямо щас и непосредственно… И межу прочим, - добавил он с некоторым вызовом, - у Фелстонов, говорили, призрак молодой хозяйки видели… ну, той, что господину Иеремии сестрой приходится!       - Эт’ хто говорит? – послышался третий голос - с другой стороны каравана.       - Ну, эти… как их… охочие за наградами.       - Ты, земляк, - неторопливо начал потусторонний скептик, - слушай их больше, героев энтих. Их послушать, особливо ежли в таверне, так у них каждый первый в одиночку на Лича ходил.       - И че? – вмешалась Харману. - Да в любой забегаловке такие байки – самый наваристый смак! Че тока не услышишь… Не, ну а c проcто так горло смочить, так оно и дома можно!       Как все-таки печально, вздохнула про себя Вирр, когда народ вовсе лишен письменной литературы…       Отрек-скептик издал некий долгий, не вполне описуемый, но определенно презрительный звук.       - Вот ты нам и залей, - предложил орчице, обернувшись, доверчивый на рассказы нескромных наемников Каратель, - ну, знаешь, какую-никакую байку. А то сей день едешь, вся такая тихая, смурная… Мы уж, - он наскоро оглядел сотоварищей, - с парнями о велик заклад побились: мол, за какое место тебя твой дохлик куснуть успел и скоро ль ты и которой вурдалачиной станешь?       - Да ниче он не куснул! – охотно возмутилась Шаманка, - штоб вы в животине, хотя бы и дохлой, понимали! Тока кромсать и могёте…       Охранники не оборачивались, но Вирр даже сквозь походный шум ясно слышала довольные смешки воинов-нежити.       - Хвост вам – все при мне мои места… А подогнать чё - могу, - сменила Харману гнев на сотрудничество, - хоть и не таверна, и знаю, что ни хвоста не нальете – нечего, сушняком живете… ну, это, шушшествуете, во!       Все шествующие позади орчицы и Рилля с интересом глядели, ожидая очередного сольного выступления. Да и сама, вновь совершенно бескнижная, Вирр, несмотря на свою твердую убежденность в превосходстве печатного творчества над изустным, изготовилась слушать.       - Кароч, - зачла рассказчица, - отдуротарила я… ну, обучилась, значит, сколь обычаем положено. И спослал, понимаешь, меня наставник мой в края всякие, земли гиблые – урок последний исполнять. Ну а я че? Песок сплюнула, пыль отряхнула, портки подтянула, бубён наперевес – и потопала. И дай думаю, поперву в городище наше, орочье, всея Орды столицу, загляну! А ну как вот прям там место моей силы и будет? Не, а че ржете – удобняк же выйдет: тута мое, понимаешь, - она стала показывать руками, - место шаманское, а прям напротив, через улочку - и тебе застолье, и - как это длинноухие говорят? – постелье… И, сам-собой, Гаррош в Зале вождей – ну, эт не напротив, конешно, не, кумекаю я, эт вряд ли. Но так, штоб прям от главной таверны – наискосок, это уж непременно!       - Так я об чем? – переждала смешки и фырканье орчица, - шагаю, значит, я о двух лапах, знаки дорожные обнюхиваю… Да, у нас же Тралл повелел везде доски с надписями воткнуть! Ну, это, штоб союзнички - из тех, что шибко нежные, тока к лесам привычные - в Степях наших не заплутали. Во, а на знаках, понимаешь, буквами по дереву сказано – мол, до Оргриммара стока-то. Чего-то. Хвост его знает, чего, но ежли топать, а не на волке скакать, видать - немало. Ну а я че – зубья стиснула, клыки поджала – орчки ж не сдаются! Но для поднятия духа и чтоб вообще, в хурджин свой заглянула… не, вру! Хурджин свой верный, - орчица важно повела головой в строну повозки, - я уж потом, особым случаем обрела. Но то байка другая. А покамест в котомку смотрела – на дорожку выдали! – и вот ни хвоста там, понимаешь, дорожкой не прибавилось… А нас, ну, орчков, которые Долину покидают, штоб вы знали, шибко не балуют – два сохлых… ну, по-вашему, наверное, яблока. Тока с кактусов… Кароч, два яблока сушеных или воды бурдючок с кулачок. Для тех, - покосилась на Вирр Харману, - кто жисть тока по книжкам знает, разъясню особо: хрюкты аль вода – это не зараз, а тока на выбор. Не, ну я ж не дура – совсем без жрат, оно, конечно, не рогато, но пол-луны всяко перетерпишь, а орки, ну, те что из совсем бывалых, те, говорят, и всю полную оттягивали(176) . В обчем, бурдюк взяла.       - Неужели совсем без еды? – тревожно спросила, не сдержавшись, Вильгельмина.       - Так я че смекнула-то, - тут же отозвалась беспримерно выживавшая героиня, - без воды, оно ж – край! А чего для брюха сгоношить, так то ж Степи, это ж не Долина! Тут тебе и кладки птичьи, и суслики… ну, - торопливо пояснила она, - сонные суслики. Или ленивые. Да и ваще они такие любопытные оказались, суслики эти… Ну, встряхнула я бурдюк, а у самой в котелке мысль и булькнула – ну не станет же взрослый, понимаешь, орк, - Шаманка, гордо расправила плечи, натянув спереди жилетку и все прочее так, что казалось: еще немного, и швы и застежки не выдержат, - и колодезную воду хлебать?! Нам, взрослым оркам, кумыс подавай! Ну, - принялась она мечтательно загибать пальцы, - или эль, покрепче какой; или вино двойной… не, тройной выгонки! Портер – дварфский, тож можно… Э-э-х, - протянула она безнадежно, оборвав мечтания, - да шо я вам говорю! Вы ж в этом ни хвоста не стрижете - все плоть да плоть кругом… Лан, - нарочито поморщилась она, - признаюсь: про такие радости я и сама тогда еще не ведала. Кароч, с кумысом, но исключительно, это, в мыслях и картинках… - Харману с важностью отвесила со спины Рилля поклон в сторону Дороти и Хессы (последняя столь же чопорно кивнула в ответ), - …шла я, шла, и – дошла. Ну, типа до Огри.       Вирр промолчала, но про себя удивилась: если по картам судить, то столь быстро дойти до орочьей столицы - да при этом еще и не опустошив бурдючок с кулачок - Шаманка никак не могла.       - И гляжу я, м-мать моя – ну велика же столица родная! Частокол – во! Вышки – во! – обозначила Харману высоко и широко, насколько могла. - Шо домики, шо бараки – не жилища, понимаешь – хоромы! И народу, народу-у! Тут тебе и торг, и тебе угощенье – мужик какой-то, вот прям при входе у таверны такое, понимаешь, золотистое-золотистое мяско жарит – и ведь не скорпятину какую! – вздохнула орчица. - Кузница стучит, верховые на волчках туда-сюда скочут – в обчем, жисть кипит, шипит и к себе манит…       Взяв для впечатления слушателей паузу – и явно сама пережив минувшее повторно - былая степная провинциалка продолжала, самую чуть понизив голос:       - Врать, правда, не стану – клыками недолго трясла: гоблин прохожий пригляделся, зараза, ко мне и – все восторги под корень сничтожил. Это, говорит, мелкая, не поверишь, но пока тока застава Колючий Холм. До Оргриммара, говорит, чутка подальше.       Аудитория оценила. Каратели и прочие Отрекшиеся, те что шли позади и дальше целительской повозки (и потому подробностей не слышали), стали расспрашивать смеющихся Жрецов и в голос ржущих – куда там живым коням хум’аноре - конвойных. Вирр на всякий случай огляделась, но Захарии, на удивление, поблизости не заметила. Разве что одну из Следопытов Ее Величества – та неторопливо подъехала со стороны уже совсем близкого поместья к голове каравана и кому-то – возможно, тому же Гумберту, - отрицательно покачала головой.       - Не, ну а че, – невозмутимо дождалась относительной тишины орчица, - я ж не то што в Огри-то ни разка не бывала – я ж с рождения до как с испытанки откинулась, окромя родного стойбища да Долины ниче и не видела! А спосля юрт да шалашей из кактусов тебе ж шо застава, шо боброва хатка стольным градом покажется, во.       - Но, - воздела она коготь, - то все ж еще не байка, а тока присказка. Зачин, стало быть – для настрою. Ну и передых мне промеж - как рассказчику. А кто в намек не вник - поясняю в лоб, по-тауренски, - она значительно поглядела на ближайших Карателей, - тута вы мне как бы наливаете.       - Ты, зеленая, - усмехнулся один из топорников, - продолжай, жги – не зажимай. До Подгорода дойдем - враз до харчевни сведем, для ваших, для живых. Там и накормим, и плеснем.       - Уговор, - с достоинством кивнула Харману, а Вирр мысленно признала - ее недоверие к провозглашенной Харману еще в Призрачных «шаманской» практике долгих путешествий (то есть, когда духи утверждают маршрут, а боги посылают снабжение), было не вполне обоснованным. Однако, оставляя в стороне уместность доверия к духам как к проводникам, девочка могла теперь со всей уверенность сказать: в том, что пройдя два континента, орчица (по крайней мере, в населенной местности) вряд ли голодала дольше половины дня – заслуга вовсе не таинственных богов-интендантов.       - Так я это про што, – с явным воодушевлением продолжала жечь глаголами и всем прочим Шаманка, - гоблин, паскудник этот, упросвещать меня неспроста стал. Он же, пока я как байбак нешуганный глазами на Холм лупала, округ бараков терся – все хотел орчков наших на дельце свое подрядить, - Харману шумно и неискренне вздохнула, - да не свезло. Оргнил – ну, командир тамошний, он по всему Колючему заправляет – вот как раз в самый цвет невдалече с каким-то знатным троллиной из нашенских-ордынских силой мерялся, ну, над кувшином бражки. Так старшой, даром что бражка хороша была – я аж с посередки заставы счуяла! – гоблу узрел, зеленоухий евонный, как вы выражаетесь, гешефт… - орчица ненадолго умолкла, позволяя отрекам оценить ее новые лингвистические познания, - … приметил и, не вставая с места, рявкнул ему в том глубоком смысле, шоб мигом и без лишних сомнений все свои медяки заныкал… в обчем, туда, куда и Дедушка Волк нечасто заглядывает. И от двери барачной спехом отвалил.       А гобленыш, сам-собой, себе ж ничуть не вражина! Ушами и своей прочей снастью мигом счуял, что старшой – хоть и лениво тому кувшин сиротить – а все как есть насерьез посулил. И куда подальше мигом схлынул – ну шо ваш Лазутчик. Но дельце, дельце-то – оно ж горит и тлеет! Ну, он и ко мне. И зачал, понимаешь, излагать. Причем – насурьез, но издаля. Мол, вижу, что салага подкильная, тока-тока шо с учебки, мир поглядеть хош, а в карманцах - один грош… Ващще-т, у меня тогда и монетки не слежалось, - понизив голос, поделилась Харману с публикой. – Но не признаваться же! Говорю, так и есть, дядя, вот прям как в воду зришь! Ну а он мне, понимаешь, вкрадчивый – и пожрать-запить, небось, охота? Ну а я, понимаешь, в изумлении, - орчица картинно разведя руками, распахнула глаза, – да ты никак шаман, дядя?! А он мне, эдак доверительно – а сослужи мне службу, мелкая? Не обижу, говорит - будет тебе множество красивых грошиков. И моя, говорит, низкая-низкая благодарность - до кучи. Ну а я ему – да это ж как два клыка показать! Тока, говорю, в дороге истомилась, пыли наглоталась – ты бы угостил чем, дядя? У нас, у орков, ведь че говорят: пустое брюхо, оно ж всей работе поруха… И вот тут, понимаете, братцы, случилось у нас с гоблой непонимание - первый в моей жисти, как сказанули бы заумно длинноухие, мультурный конфлихьт - поговорки, у них, у жлобов ушастых, ну вот совсем иные оказались! И кто б знал… Да я тот еще наивняк была, не всекла, шо таких как я тут через Холмик штук пять за день проходит, ежли не больше. Ну, гоблин так и сказал: всех за так кормить – кошель отощает.       - Не, ващще-т, все не так уж нерогато было, - сделала Харману авторское отступление, - у нас, ну, у орчков, ведь как? Вот сидишь ты у костра, всякий, понимаешь, жрат наяриваешь – а мимо тебя другой орк шкандыбает аль скочет! Так оно ж как еще с прошлых времен завсегда было? Ежли голодный – завсегда к чужому костру присесть может. И всё, че предки спослали, с таким не разделить – всему роду позор, во как! Не, ну, оно, конешно, ежли твой род с его родом не во вражде, а сам тебе он не кровник, и твоему роду не изгой…(177) - принялась добросовестно-занудно перечислять орчица многочисленные поправки к степному законодательству. – В обчем, много там всего, на то вам мимо птицы… Я ж к чему веду – могла, да, могла, к своим прийти да положенье как есть обсказать. И накормили б, не вопрос. Да вот тот же Оргнил б мне и налил с уваженьем– вот клык вам, не вру!       Но я ж че, я ж – гордая! Это, думаю, што ж я за Шаман такой, ежли клянчить да хвостом вилять, как кутенок буду? Сама справлюсь, сама добуду… Ну, и с орчеством окрестным разделю – дык, не без того! – добавила она, ловя ободрительно ворчание военизированной нежити.       - Так он, ну, гоблина эта, че выкатил? Я, грит, сильную, понимаешь, мелкая, и настоятельную надобность испытываю… А я эдак ему – так чего ты меня ждал, дядь? Вона, вишь – у таверны стоит, вроде домика, ток ну совсем небольшого? Так вот оно прям для этого. Ток ты там, это, поосторожней, че – когда сколачивали, не с тебя ж мерку снимали… - развивала, не мешкая, Харману свой успех у основной части конвоя, не угнетенной вкусом и воспитанием ни при жизни, ни после.       У Основателя Машавеля, припомнила Вирр, это называлось «неумелое, неуместное и исполненное дурновкусия заигрывание с публикой»…       - Тут гоблин лапками на меня замахал, - продолжала свою историю орчица, – и все как есть обсказал. И чуете – все ж не так просто оказалось! Есть тут, говорит, не поверишь – побережье! Так, полдня ходу. Или меньше. А на ем, говорит, некоторое количество порушенных аликовских кораблей. Правда, говорит, ну не прям на берегу – я, мол, и сам бы сбегал! – а как бы у берега. На мели. Ну, эт по-морскому «в воде», кароче. А на тех кораблях, говорит, в гем… в гом… в обчем, в хвост-выговоришь-какой гномьей магией зачарованных сундучках, лежит хитрющие гномьи цацки. Струмент называется! – значительно ткнула в небо Шаманка. – Вот за сундучок и получишь, говорит, целых двадцать медных… не, вру! Серебруху, сказал! И три четверти до кучи сверху, во! Не, ну стала бы я за два десятка ноги пылить… А че еще, сказал, найду такого, понимаешь, небросового – насулил по десять медяшек взять. Ну а я че? Вникла, шо вот прям щас жратвы не обломится – и пошла! Ну, как шла, как дорогу себе супротив и сквозь скорпидов и ящерия всякого пробивала – то касыда тож отдельная! - на суху глотку не расскажешь…       Но не соврал пенек ушастый – недалече было местечко; и не свечерело еще, а я уж на месте и при делах. Гляжу, значит – ну вот все прям, как он описал… Море! Песок, крупинка к крупинке! Крабики шастают, на обед али ужин просятся! И – корабли, корабли, понимаешь, в хвост и в гриву растороченные, штуки три, не – пять… Дык, красота, не говори. Не, ну какие корыта, конешн, совсем кусками, а каки… - Харману устремила взор куда-то вдаль, словно присматриваясь, затем кивнула, - ну а каки - ниче так. Вот штоб по морю ходить - уже никак, а как на статуй какой - поглядеть можно. Я и поглядела. А лоханки бледнозадые и правда – на мели сидят. Видать, гружены были, мелководья не остереглись, ну и… а тут им, застрявшим, с берега прям в самый казанок кизяка и накидали!       Во, а как пригляделась, так враз втумкала, с какого милостивец мой, заданья податель, сам-собой не полез свои струменты доставать, мне довериться рискнул и на слово поверил… Не! – резко оборвала себя орчица, - тут он, случаем, буздыган - все правильно сделал. Мы ж, орки, слово держим - хоть режь нас, хоть ешь!... Но хвост-то в чем? Гляжу я, значит, на воду, а та-ам… Там, меж кораблей да мусора всякого – акулы! Белые. Большие! А солнце, я ж говорю, еще как след не склонилось, водичка вся как слеза - до дна видать! И вот усе, шо там видать – ну, промеж кораблей, водрослей, досок да балок – так сплошь акулы! Ну вот - кишат…       - Акулы? – переспросил Эльрик.       - Ну, - подтвердила Харману.       - Белые? – уточнил Жрец-натуралист.       - Дык, - как бы недоумевая, но столь же твердо вздернула клыки Шаманка.       - Белые акулы – большие океанические акулы! – уточнил старший целитель, - на мелководье, на отмели – и… кишат?       - А че? – стояла насмерть орчица. – Ну ты ж сам подумай – они ж тебе ры-ы-бы, а не змеи какие; не в клубок ж им виться? Вот они и… кишат.       - Допустим, - не без усилия ответил Жрец. – Но скажите на милость, уважаемая Харману (та, уже привычно, приосанилась), и как же, по-вашему, они там, пока отважных орчиц дожидаются, живут и чем питаются? Большие акулы, кишащие на мелководье?       - А они, это… - нахмурилась Харману. - Не, ну а я откель знаю?! У них не спрашивала. Да мож гобла уже народу туда спровадила - страсть … ну и че – прикормились рыбки. Вот, кишат и ожидают, понимаешь - с надёжей.       - Признаться, - сказал Эльрик, - даже не знаю, что и сказать…       - Ну дык, я знаю, - порадовала его орчица, - я, конешн - не вопрос! – школиев разных не кончала. Не говоря уж о таком, шо и не выговорить. Но на волчьей лапе говорю – зверики, они, понимаешь, не дурнее нас – враз чуют, где пусто, а где вкусно.       - В своем образовании я определенно что-то упустил, - повинился Эльрик.       - Да ниче, - благодушно отозвалась Харману, - вы ж ну прям как длинноухие живете, до стольки считать – и загибать замаешься! Нагоните, че уж там… - махнула она рукой и продолжила:       - Так про че? В обчем, кишат. Ну, какие – кишат, а какие на меня глазенки лупают…       Натуралист-любитель, уже не говоря ни слова и глядя строго под ноги, скорбно покачал головой.       - ...изголодались, видать, родимые. Однако ж, как верно гобла говорит, всех не накормишь. Да и не хватит меня на всех – не кушалот какой, че. Стала я думать и гадать – как мне и урок справить, и рыбок не жрамши оставить... А задачка-то непростая; а по делу мыслишек-то нет! Как демонье, ну, некрупное, мелкое отженить - знаю; как с волком любым задружиться – не вопрос; с какого бока бледнозадых пытать – учили; а вот как рыбие какое, да чтоб здоровущее, да в силах, понимаешь, тяжких… - орчица требовательно посмотрела на Вирр, и та не стала огорчать подругу – отобразила честное изумление пополам с восхищением; и даже, насколько позволяла повозка, чуть развела руками – как бы признавая уместность оборота, - …а вот это, уже в моем, понимаешь, разовании прочухали. Ну, братцы, думаю – все. Встречай, Дедушка Старый Волк – помирать придется!..       - Отчего же так? – не поддавшись трагизму момента, критически уточнил гилнеасец.       - А хвостом об косяк! – отрезала Харману. – Эт у вас, у городских да тутошних, на божбе – как на кошме: когда присел, когда потопал… У нас, у орчков, оно как: слово дал? Урок какой на себя взял – все; туши костер, и в клочья юрту! Надорвись, на ремешки порвись, казанком накройся, а обещанное сделай… Ну, иль сдохни, но - пытаясь!       - Харману, а у вас-то как вышло? – обеспокоилась Вильгельмина.       - Ха, - огладила холку заскучавшему Риллю орчица, - как дедка мой – чтоб ему на Вечной Охоте удачи без меры! – говаривал: поперед копытня(178) не беги! Все своим ходом узнаете, а покамест – то тайна и, как это?.. ихтрига, во!       Ну, стала я по песочку шнырять и всячески рыскать – мож, багор какой найду; а мож и лодкой разживусь? Но хвост мне – Старый Волк не спящий суслик, на шармака жить не дает. Уж совсем я, понимаешь, волю свое в кулачину жать стала – со всем акульим выводком схлестнуться собралась.. а тут, глядь – мать моя волчица! - панцирь макрурий! А кто из вас, салажат сухопутных, не в понятии – поясняю: макрура - эт такая здоровущая глоде, когда морская, а когда посуху гуляет. Разъяснить ее легко – ну, эт прям как ежли какой буйный крабище омариху огулял! А вот описать ее, ну, тем, кто ни краба, ни омара не видел, - орчица прищелкнула языком, - уже сложнее. Но вам-то че знать надоть? Шо макрура ента и краба, и любого морского рака потолще будет. А панцирь – ну прям, как папка с мамкой ейные, краб с омаром – кажный год сбрасывает. Дык, ей, миляге, обнова, ну а мне – от зубастых оборон! Авось, думаю, сходу таку-то шкуру не прокусят?       В обчем, подтащила я доспех к водице – а акулы уж и на догадки изошли, чей-та, мол? – духов, значит, воздуха как надо призвала… Не водой ж соленой мне дышать-то! И…       - Харману, - прищурилась Вирр, - так ты не только духов молний звать можешь?       - А то! – и гордо, и чуть обиженно сказала Шаманка. – Я, конешно, с неполным, но с каким-никаким посвященьем! Ты уж меня, подружка, ну прям вот совсем за бестатушную держишь…       - А отчего же ты к ним, сколько мы вместе, ни разу не обращалась? – въедливо осведомилась девочка.       - Так духи-то воздуха, милая, - снисходительно разъяснила орчица, - они ж промеж прочих духов капризные - ж-жуть! Призовешь раз, вспотемши – так, ежли не большой ты шаман, почитай, с годину не свидишься. Да! И звать-то их на кой? Дышать, меж прочим, тут есть че – што тута, што в твоих лесочках! Во, клык даю! – она даже пальцами ухватилась за зуб; вероятно, для значимости. – Тонуть станем – враз призову!       Вирр, подражая Баркли, как бы недоверчиво кивнула. «Ну, ладно…»       - Ну, и вовнутрь шкуры-то залезла…       - Это как же ж ты в нее влезла? – вновь наступил на горло песне, но уже Каратель – вроде бы тот, что критиковал охотников за наградами.       - Че, как? – немедленно парировала Шаманка, - макрура панцирь сняла, не? Сняла. С себя сбросила? Ну. Так ежли кто чего с себя снял, другой завсегда нацепить сможет, скажешь, нет?       - Так ты ж от прям щас врала, зеленая, что тварюка та - здоровущая, - не унимался конвойный, - ну сняла панцирь она и сняла, а все одно – таки, не по твоей мерке сшито!       - И ниче не врала! Ну да, просторненько там, вовнутрях, было, не вопрос. Ну так, широко – не тесно! В обчем, - приговорила Харману, - ты, это, слушай - не слушай, а, типа, петь не мешай, да? – судя по негромкому ворчанию сотоварищей топорника, орчицу они поддержали. – Вот доскажу все, - продолжала Шаманка дожимать оппонента, - тогда и самый цвет , как это… вопросы задавать! – Она обернулась, поймав взгляд Эльрика с Джеймсом, и те, сохраняя почти серьезное выражение лиц, единодушным степенным кивком подтвердили – мол, именно так среди достойных оппонентов в приличных кругах и принято.       - Так вот, залезла я в панцирь – макруриной, значит, сказалась. А сама и думаю – а едят ли акулы макрурий? А ну как рыбки мои не в изумлении глазами хлопали, а от несказанного счастья? Мол, не пустой орчатины ломоть, а, понимаешь, сладкий многомясый рулет?! Ну, думки – думками, а струмент гномий добывать надо! В обчем, раздумья отженила, тотемчики на счастье полапала; Дедушке Волку, опять же, извиненья принесла, ежли к нему доберусь в кусках и жеваной, и… - Харману, замолкла, оглядела слушателей: почти все смотрели на нее. – И вползла в водичку. Ползу я, значит, по дну…       - А чего ж не всплыла-то? – услышала Вирр незнакомый голос с той стороны повозки.       - Так панцирь-то – он ж тяжелый, дядя! – немедленно ответила орчица.       - А духи воздуха чего?       - А камней с собой упихала, - парировала, ни на мгновенье не задумавшись, Харману. – Ну, ползу я, в щелку посматриваю… Во, а прямым нароком тебе, дядя недоверчивый, наперед поясняю – знаешь, напрямки, по-тауренски! – когда макрура, краб, иль еще какая рачина с себя шкуру складывает, шкура, понимаешь, по брюху лопается. От прям от морды, до хвоста – ну, даж ежли Старшой Предок хвост ентот себе напрочь зажал. И для хитроумных орчков – ну, с соображением и смекалкой – такая щель большую хозяйственную пользу имеет: хошь в нее лезь, хошь сквозь нее на подводный мир смотри, а хошь… в обчем, много чего с такейной дыркой сделать можно, ежли голову применить - ну, или еще чего в довесок.       И я, значит, таким вот образом на днище морское пялюсь, ну и чутка вперед поглядываю. Я ж себе че наметила? Лоханки ж ядрами траченные – дырища на дырище! Но авось думаю, я т` пролезу, а акулие – ни-ни. Так и разминемся – они снаружи скучают, я ж по трюму шныряю. Ну и держу, понимаешь, курс.       А акулы-то! Акулы! Они ж все – ко мне; они ж, понимаешь, все вокруг! Дуру-дурами, а хитрый план мой счуяли… И – хрюльниками вовсю пихают! Не, ну, чавки-то у них знатные, не вопрос – всем бы нам такую! - а все один хвост: вкусить-то бедолагам не за што, панцирь то весь из себя гладкий да выпуклый! От они и зачли меня ворочать – ишшут мое, по-мудреному говоря, мягкое подбрюшье. Ну, думаю – не доползу! Ща рылами запинают, плавниками затопчут и кверху дыркой развернут…       И тут, робяты, пришла мне подмога! Причем – откель и не ждалось. Да-а, ни тебе Старик-Волчище оборонил, ни духи предков подсобили... Не, вот клык вам – не вру: почитай, длинноухие расстарались!       Вирр удивилась: орочья история делала довольно нежданный поворот.       - Оказалось, - продолжала Харману, - ну, в Огри один из Вирркиных подогнал… не, ну не вот прям мне, конечно, а с другим таким же меж собой заумные пучки тер. Ну а я поодаль сидела. Так оказалось, шо есть у длинноухих шибко хитрющее – не для простого разуменья! – колдунство; Маги ихние давным-давно ввели – еще Дедушка-Волк не родился. Хитрючка та еще, без кумысу не осилить, но ежли не пальцами на столе чертить, а вот так, чтоб вслух – эт’ запросто. Так вот: ежли тебя кто в бочину со всей дури толкнет – усе, край тебе; завалит и имени рода не спросит. А вот ежли умников таких цельный пучок, да еще с разных сторон пихают… Или вот прям со всех – эт' ваще рогато! – то хвост им, да под корень! Стоймя на месте останешься, тока мотать тебя будет, точно лягуху в бочке.       Эльфийка сдержала улыбку, но про себя признала – толкование закона сложения сил и направлений было довольно оригинальным. Хотя, как заметили бы наставники, излишне творческим.       - …И, значит, я по дну бреду, они – пихают – и как мимо пролома не смазала? Или смазала, – изобразила орчица глубокую неуверенность, - а енто друга дырка была? В обчем, доползла я и втиснулась – ну, знамо дело, не без помощи: акулье обчество носами подсобило. Вылезла я, из шкуры, значит, огляделась…       - Слышь, - вмешался отрек-логик, - так уже ж, небось, темнеть начало. Да и под водой, даж на отмели, даже поутру - там пялься не пялься… Да что мы, Фенрис-остров(179) со дна не брали?! Да и, опять же - трюм! Чем ж ты там оглядывалась, родная?       - Так я – на ощупь! – нарочито поскребла воздух пальцами Харману.       - Ну-ну…       - Вот те и ну – корабль, там, знаешь, тож был – не флагман. Так, лохань торгашская…. Да и свезло мне – духи подсобили! – ящик тот, почитай, шо враз нашла.       - А што ящик и впрямь тот, заказанный, - нанес удар с фланга прежний, только сейчас оправившийся оппонент - критик наемничьих баек, - себе тож на обжиманках разъяснила?       - Не-е-е-е, - с довольной ухмылкой покачала головой Шаманка, - он ж запертый был, дядя! Мне ж гоблин так и разъяснил – мол, хвост бы он меня спослал. Но описал все, как есть – размер там, вес – ну, не вот прям чтоб буквами какими, а с примером…       (Вирр – она уже углядела на горизонте вожделенные Захарией холмы - решила лишним спорам повода не давать и рассказ не затягивать; иначе бы непременно уточнила: знает ли Харману - и учел ли это гипотетический гоблин - что под водой и на суше каждый предмет весит по-разному?)       - …и мне б тут себя с коробом на пару в панцирь запихать, да концы не медля отдавать – пока духи воздуха не усвистали. Но я ж упрямая! Да и гобла сверх добытого всякое сулила… Не, ну десяток медяшек, сам-собой, разговор не серьезный! Но раз соблазнял – знать, окромя струмента тут еще чего везли, а?! Во-о, ну и припозднилась я, да, признаю… Как дорожку обратнюю проползла, да с грузом осилила… и че там с акулием некормленым было - уж и не вспомню… - точно через силу выдохнула орчица. И замолчала.       - Так чего нашла-то? – послышалось в пару-тройку голосов.       - Да, не томи!       - Колись, зеленая!..       - Да че там, - как бы нехотя призналась Харману, - баловство одно – провиянт всякий, видать, алики, окромя прочего, везли. Ну, понятно дело – все или рыбки ужрали, или пехота морская приобщила, когда корабли гра… - она мельком глянула на Вирр, - …ну, груз спасала. Но пару-другую бутылок - ну, такие, знаете небось, толстенного стекла; ими еще в таверне, говорят, драться сподручно – да, обрела… но растопырьте уши – че дальше-то было!       Доперла я до Колючего ящик заказной – а выпивку куда придется рассовала – а тут уж, почитай, и ночь! Ну, думаю, судьба, видать – не жрамши с духами тереть. Поутру и гоблина найду, и на честно заработанные отъемся! Ан нет – вот где оставила, там и стоит, словно статуй какой. И – сразу ко мне! Аж пыль столбом. Ну, слово за слово, то мол, се мол – давай, короче! И денежку в кулаке кажет. А я че – уговор; отдала струмент. А вот тошниловку человечью, понимаешь, зажала… Не, ну а че? Ящик – обещала, не вопрос. А че поверху, то уж мне решать – себе сберечь, или кому подарить за медяшки. Так он, пенек ушастый – не, ну как высмотрел, а? И тут такое началось… - схватилась за щеку Харману. – М-мать моя волчица! Не, ну зачал он, конечно с тех же десяти мелких, да… Так я ж зевнуть не успела, а он уж не про медь - про серебро! Ну, я – вот, чес-слово, дуриком ляпнула – «Меньше золотого, дядя, и разговор один не стоит…». Так он мне тут – не поверите – а вот те, говорит, три! Последнее, грит, отдаю да с себя сымаю…       Слушатели-нежить, явно оживившись, стали что-то обсуждать меж собой - строили догадки.       - …Ну, видать, те три блестяшки у него последними тока в одном кармане были, - разбавила Харману шушуканье смешками, - так шо, ходом дела, и до шести цену гобленыш поднял. Меня уж и любопытка за жабры схватила – шо ж я такое, понимаешь, с лоханки-то спасла?! Но сама вникаю: сколько б выжига не сулил, а отдавать ему ну никак нельзя, хоть он дерись - гоблины честной цены не дают.       В обчем - надоело мне, да и брюхо ну совсем уж с голодухи съежилось. Кароч, послала я его. Как это называют длинноухие – присоветовала, понимаешь, удалиться. Ну а сама в таверну, че – при деньгах же!       - Так что за бутылки-то были?! – не утерпел кто-то из Карателей Ее Величества.       - Терпелку подожми, да? Совсем немного осталось, - снизошла до чужой неуёмности орчица, – вот прям шас все тебе и раскроется – шо твоя раковина… Я, значит, в таверну, ну а там наши гуляют. Ну, я, сам-собой – к ним; я ж теперь не канючка какая! Я ж, как у нас говорят – к чужому костру, да со своим кумысом! Здоров, говорю, мужики! – ну и тащу с себя, че где запиханное торчало. И все на стол. Ну, орчество рыкнуло, одобрило, значит, и тут… И вот тут, понимаете, все и разъяснилось! Случился промеж местных один – ба-альшой отваги и непростой судьбины орк! – шо в плену у бледнозадых бывал. Ну и знамо дело – язык-то ихний в неволе не один тока Тралл учил. Вот и растолковал герой Первой заварухи нам всем, особливо таким навроде меня – ну, у кого еще татуха чешется! – шо винишко это людское, да не простое; не для коровопасов ихних сквашено. Наляпку-то верняк водой смыло, но и сами бутылки хитро дуты, с буквами по стеклу– вот по ним бывалый нам и зачитал: Виноградники Норшира…       - Свезло… – послышалось спереди; сказано было сдавленно и с таким чувством, что Вирр даже и не рискнула угадать завидчика – да и на Шаманку оглянулись сразу многие.       - Во-во! – подхватила орчица, - ну, вот прям евойные, ну, Бывалого, слова. Он, грит, про выпивку эту в тех гостях, куда без приглашенья тащат, тока по воле предков и слышал – ну, понятное дело, такенной бражкой хумье пленных не поит – водицы б поднести не забыли! А бутылки енти, ходом дела, еще и старые – мол, Тралл пацаном тогда в рабах ходил… Так што, ну прям растаял вояка старый, не вру! Вот таперича, грит, до основательного конца врага добью – на клык, без подмесу…       - Б-ботву тебе под корень!.. – на сей раз угадывать ценителя вин (хотя бы и в прошлой жизни) было излишне: нестойкий к чужой удачи Отрёкшийся в смятении чувств даже споткнулся, на миг-другой нарушив строй. – Ты што-о, - хрипел он так, что Вирр мельком заволновалась: не отвалились ли у него с большого огорчения дыхательно-говорительные внутренности, - его ВЫПИЛА?! – тут же послышались смешки; в основном со жреческой стороны. Сара же, позабыв про грозящие экзамены, хихикала в голос – на пару с Хессой.       - Дядь, - немного помедлив, удивленно-сдержанно ответила Харману страдальцу по не своим бутылкам, - ну, ты уж прости, да? Не, ну знала б, што ты так переживать будешь – для тебя б чутка оставила, не вопрос. Мы, орчки, ни в жисть не жадные. Но смекни положенье – горлышки отбиты, питье к потреблению готово и, понимаешь, кажный вздох содержание теряет… Где ж тут тебя ждать? Да и не был ты в Колючем никогда, небось… И ваще! Я ж не в одну морду – я с орчеством разделила!       Интересно, задумалась Вирр, а что именно в ее фляжке – той самой, что «про запас»?       - Да чтоб ты понимала, деревенщина! – не унимался, оборачиваясь, отрек. – Ты ж озолотиться могла! Ваши еще в Первую те виноградники пожгли! Все, шванц(180)- той лозы как не было! То ж, может, последнее вино из Норшира оставалось… Да еще КАКОЙ выдержки!.. Ты ж… Оно ж!... Оно золота – больше себя по весу стоит! Стоило… - уже тише добавил он.       - Эх, дядя, - добродушно вздохнула Шаманка, - или жил ты богато, пока живым был… или к кодо под хвост все позабыл напрочь. Ну смекни, глупый – на кой мне, тем боле в Степи, злата мешок? Жрать ты его будешь? Пить? Да и как я таскать его стану – за мной, - она нарочито оглядела конвой, - караван даж без охраны и тогда не ходил, и сейчас не ходит. А так, че – себя порадовала, своих уважила.       - Ой, ду-ура, - почти что простонал живой мертвец.       Харману невольно обернулась к подругам, и Вирр просто не смогла удержаться - придав лицу должное (за Кориаль подглядела!) светское выражение, она церемонным кивком «поздравила» орчицу. «Добро пожаловать в клуб!»