Рай для Это Йошимуры

      Говоря начистоту, Это никогда не ненавидела своего отца. Просто не могла. Она бесчисленное множество раз убеждала себя в том, что он виновен в смерти мамы, что он трусливый предатель и слабак, отдавший собственного ребёнка в чужие руки, но каждый раз, когда Кузен мелькал на горизонте, у неё возникало желание подойти. Лёгкое, почти незаметное, настолько призрачное, что подавлять его не составляло особого труда, но оно раздражало так сильно, что у Это возникало жгучее желание убивать. Чаще всего в такие моменты рядом оказывался Татара, одним своим присутствием напоминая о том, что интересы Аогири превыше всего, но, если он по какой-то причине не спешил появляться, страдало множество невинных людей. Разумеется, только людей.       Прочитав дневник Укины, Это поклялась, что никогда не сбежит. Не повторит глупой ошибки отца, разрушившей их жизни. Ни за что! Мысли о смелости мамы придавали ей сил, когда она пыталась выжить среди других, будучи маленьким ребёнком, и в те жуткие моменты, когда сама Смерть неслышно подкрадывалась сзади, готовясь в любой момент распахнуть ледяные объятия. В противовес этому воспоминания о бегстве отца вызывали лишь ненависть и злость. Да, Это ненавидела поступки своего родителя. Ненавидела всеми фибрами души его «благородные порывы», сил которых оказалось недостаточно, чтобы защитить маму. Но не могла заставить себя ненавидеть самого Кузена.       Став писателем, она вновь почувствовала эти ненавязчивые, но безумно неприятные порывы: прийти к отцу и хотя бы отдать своё произведение, показать, что одноглазый гуль, рождённый им, имеет и другие таланты, помимо жестоких убийств. В конце концов всё это обернулось тем, что однажды утром Йошимура обнаружил под дверью «Антейку» помятую книгу авторства Такацки Сен. Догадался ли? Понял ли её чувства, умело завуалированные психологическими приёмами и человеческими историями? Это уже не имело особого значения.       Когда отец оказался в лаборатории Кано в качестве подопытного, она на самом деле не знала, как ей поступить. Лишь своевременное вмешательство Татары остановило её от необдуманных поступков. Верно, «интересы Аогири превыше всего».       — Не забывай об этом, Это.       Использование его какухо выгодно для организации. Значит, Это не станет ничего предпринимать. Да и стоит ли? Очевидно, что Кузен давно смирился со своей судьбой, и мешать его саморазрушению она не собиралась.

***

      Это Йошимура всегда знала, что умрёт последней. Все её слуги, рабы, подчинённые, помощники, наставники и даже товарищи, — никто из них не мог сравниться с ней в бою. Аналогичная ситуация была и с врагами. Одноглазая Сова — гуль небывало высокого ранга, способности которого не были раскрыты в полной мере никем. Чем не повод для гордости?       Однако она никогда не думала, что местом её послесмертия окажется кафе отца. И представить себе не могла, что разрушенное «Антейку» вновь предстанет перед ней тихим и спокойным, а ещё на удивление уютным местом. Возможно, сейчас на то были особые причины.       — Мама, — почти неслышно прошептала Это, увидев красивую женщину с короткими светлыми волосами и прекрасными серыми глазами, лучащимися теплом. Укина сразу же обернулась на голос и мягко улыбнулась, отпивая из чашки с чётким и изящным рисунком ароматный кофе. Рядом с ней сидел статный молодой мужчина, мало чем напоминавший старика с извечно усталым выражением лица, и с любовью смотрел на дочь. — Па… па, — неуверенно продолжила Это, впервые смакуя это странное слово на языке.       Теперь, когда все они покинули неприветливый мир живых, можно было всё. Она могла больше не сдерживать те проклятые желания, могла простить отца и рассказать родителям, чего достигла в жизни, будучи сиротой. Но полностью отбросить многолетние привычки, задавить ненависть и жестокость, которые Это растила в себе на протяжении нескольких десятков лет, было невозможно.       Сделав короткий шаг вперёд, она неожиданно осознала, что выглядит маленькой девочкой, какой была в детстве. Невинная внешность, за которой скрывается смертельно опасный зверь — осталась ли эта сущность при ней?       — Это, — ласково позвала Укина, и она поняла, что образа Одноглазой Совы и садиста больше нет. Есть лишь ребёнок и его родители — настоящий образец счастливой семьи. Как жаль, что это произошло лишь после смерти. — Я скучала по тебе, малышка.       — Прости меня, — услышала она низкий баритон Кузена, — я не смог защитить тебя, дочка.       — Замолчи! — вдруг закричала Это, позволяя пролиться непрошенным слезам. И с каких пор истерика берёт контроль над холодным рассудком? С тех пор, как всё исчезло? С тех пор, как исчезла сама Это? Она подошла ближе и оказалась в нежных материнских объятиях, чувствуя до боли знакомый и родной запах, исчезнувший из её жизни много лет назад. Но накопившаяся злость и горечь требовали высказать отцу всё, что она думала о его поступках и о нём в целом. Спокойно отстранившись от мамы, Это повернулась к Кузену: — Ты отдал меня на воспитание гулю, который знал лишь жестокость и гнев. Впоследствии Норо стал моим преданным слугой, но лишь после многочисленных пыток, которыми я наградила его в благодарность за «счастливое» детство. Ты знал, что я росла среди других гулей? Знал, что меня презирали из-за моего происхождения и ненавидели все ровесники? Знал, что, когда мне было три года, я была вынуждена начать охотиться и убивать, чтобы не умереть от голода и избиений? Ты знал! — она сжала кулаки и на секунду прикрыла глаза, лишь бы не видеть жалости и вины в глазах родителей. — Так почему? Почему ничего не сделал? Почему не помог своему ребёнку?! Тебя волновала лишь твоя жизнь. А открыв кафе, ты помогал слабым гулям, вроде того же Канеки. Ты хотя бы думал о том, чем занимаюсь в это время я? Неужели слухи о том, что Одноглазая Сова стала сильнейшим гулем, успокоила тебя? И ты решил, что пресловутая сила защитит меня лучше, чем родной отец?!       Это обессиленно упала на пустой стул и спрятала детское личико в хрупких ладошках, поражаясь тому, как сильно изменила её смерть. Разве при жизни она позволила бы себе заплакать или накричать на Кузена? Лидер Аогири всегда славилась непробиваемым хладнокровием, саркастичностью и язвительностью. Что же заставило её изменить своим принципам?       — Прости нас, солнышко.       Тёплые руки мамы осторожно прижали девочку к себе, а большая ладонь отца опустилась на её голову, начиная ласково перебирать растрёпанные прядки.       — Твоя книга была настоящим шедевром, — улыбнулся он, продолжая успокаивающе гладить дочь. — Спасибо, что позволила мне прочесть её тогда.       — Ненавижу… — пробормотала Это, обнимая родителей в ответ и едва заметно улыбаясь. Не об этом ли она мечтала холодными вечерами, истекая кровью в маленькой комнате, когда Норо исчезал на долгое время и некому было залечить её раны, нанесённые озлобленными сверстниками? Но сказать это прямо пока не получалось. Пока. Она не привыкла говорить эти слова, но теперь обязательно научится: — Люб…лю вас.       — И мы тебя любим, Это.