Тонкости паукоприручения

Вся эта паукохренотень определённо странно на меня влияет! Я стал реже деградировать дома и чаще – выходить на охоту за злодеями, в основном ради того, чтоб потусоваться с Питти. А что такого-то? Оторвут мне что-нибудь в его обществе, так он опять проникнется, станет еду таскать, жалеть. Это я, может, с виду такой суровый, а на деле – аки ласковый котёнок! Сообщил об этом Паучку, тот так ржал, что чуть было с паутины не свалился, на которой с потолка свисал. «Скоро только на ней и будет по дому передвигаться: ноги к полу липнут», – брюзжал чистоплюй Жёлтый. «Да ладно, пусть хоть гнездо в углу вьёт», – великодушничал Белый. *** Во время одной из вылазок в разрушенную лабораторию Паучок малость допрыгался: какой-то мешок дерьма с осьминожьими щупальцами его сцапал. Решил, что сильно крутой, видимо. Ага, как же, так я ему и позволил мою собственность щупать! «Ва-а-а-ай, "собственность"! – немедленно изошёл на сарказм Жёлтый. – Хороша же самозванная собственность, которая даже погладить не даётся, френдзонит нас и посылает в пень…» «Да не зевай ты!!! Опозоримся!» – верещал Белый. В общем, снёс я этому муданту полбашки, ну и заодно по случайности зацепил ушко малыша Питера. Кровищи было много, я аж сам приуныл, но оказалось – порез не порез. Зато какой теперь замечательный повод заглаживать вину! Я принялся регулярно наведываться в спальню своей Рапунцель через окно с боезапасом для ночного дожора – соответственно, только ночью, ну и один раз Паучок забыл мне открыть. В результате долго нудил и ругался, сгребая осколки оконного стекла в совок. Его старая тётушка не совалась – видно, сочла нас парочкой. Милые, мол, бранятся, только тешатся… «Жди-жди, тётушка Мэй, – "напевал" волнообразной строкой Жёлтый, – скоро ты станешь права-а-а~» «Паук сейчас всадит совок нам в глаз», – беспокоился не по делу Белый. Да ну, малыш совершенно безобиден! Такой милый, когда злится. Ай, ой!.. За что?! Ну конечно, приду сегодня днём, милаха! Окей, с новым стеклом. Только надо бы пораньше с утра управиться: я по своим каналам прознал, что днём планируется захват здания мэрии, а за такие заварушки платят неплохие бабки… *** - Ну что, Паучок? Ты справа, я слева? Питти был уж слишком серьёзен, напряжён. Я хлопнул его по плечу, желая успокоить. Одна-а-ако… Было от чего в штаны наложить! Два «Хаммера», набитых под завязку крутыми парнями с пушками – ого, даже с гранатомётом в комплекте! – да ещё плюс маленький, но вместительный автобус – и там тоже явно не школьники. Вашу ж мать, нам что, надо всех уложить?! «Главное – сорвать захват! – умничал Белый. – Обратить врагов, так сказать, в бегство. Вполне сгодился бы неожиданный душ из ссанины, к примеру…» «Главное – покрасоваться перед Паучком, – чётко расставил приоритеты Жёлтый. – Естественно, в процессе неплохо бы получить несколько ран…» - Не очкуй, чувак, с нами твоя паутина и мои катаны! Самый стрёмный – гранатомёт. Его возьму на себя: без рук особо не постреляешь. А ты займись вон теми чувачками с пушками, чтобы нас не пришили. Ну, в меня-то пострелять можно, а в тебя – совсем-совсем нельзя! Выпалил всё это шёпотом, приблизив физиономию к свежезажившему ушку – обдышал и обнюхал сквозь маску: йод и какой-то подростковый одеколон. Паучок только покивал, не отодвинулся – весь в струнку. Закончили инструктаж – и разбежались по разным углам. И в следующую же секунду стало весело: грохот автоматных очередей, истеричное тявканье пистолетов – только успевай отрубать лапы со стреляющими стволами. Аж уши заложило! Голоса заткнулись, не отвлекали: понятно же, что получать повреждения и почивать на паучьих лаврах ещё рано… Когда я подобрался сзади к говнюку с гранатомётом и сказал ему «куку!», а потом избавил от лишнего уха, тот от неожиданности такой рокетджамп исполнил, что его мозги тонким слоем размазались по потолку. Хорошо, что я отпрыгнуть успел. Накрыло бы – пиши пропало, неделю из амёбы сползаться. «Как будто все такие задроты и знают, что такое рокетджамп», – немедленно разбрюзжался Жёлтый. «Это когда стреляешь из ракетницы себе под ноги и подлетаешь на взрывной волне», – внёс ясность Белый. Краем глаза следя за Паучком – как бы не замочили ненароком – я продолжал крутить катанами кровавую вертушку, бойко скача среди орущих стреляющих мальцов; прекращают тут же и орать, и стрелять – будто звук им выключаю… И движок заодно. Ещё раз глянуть, как там Питти, – нормально! Связанные говнюки штабелями лежат. Умница какой!.. И мы ведь почти закончили. Крутые плохие парни носились по паркингу, как стайка перепуганных цыплят, спотыкаясь о трупы коллег; брызги крови повсюду, даже на потолке… Неплохо повеселились – я уже решил, что, как закончим, предложу малышке-Паучишке выпить… Стакан-другой «огненной воды» – и Питти обязательно станет на всё согласным. И тогда действительно повеселимся! Вот так всё и должно было случиться! Но тут один плохиш, молокосос ещё, вытащил ручную гранату. Ну, он-то в штаны наложил, вот решил и нас напугать… - Эй… эй, парень, полегче! – замахал я руками и начал аккуратно приближаться к нему, всей маской излучая обаяние; как бы так изловчиться и выдернуть гранату из потных ручонок? «Да-да, от греха подальше – нас же тут всех покрошит, если рванёт!» – забеспокоился Белый. «На плохишей-то плевать, нам же меньше работы, но вдруг Паучка заденет?! Ручки-ножки обратно не прирастут, это же не мы…» – разразился причитаниями Жёлтый. Но этот суициднутый обсосок так пересрал, что, только я к нему двинул, – он возьми да и выдерни чеку! Чёрт!.. Спокойно, Дэдпул! Пока никто не дёргается, есть шанс. Выхватить, закинуть подальше – и Паучка на пол, сам сверху… - Беги, дебил! – Питеру. Он от рожденья тупой или башкой в стену доприлетался?! Чем удирать со всех ног – рванул ко мне, паутиной в угол стрельнув: видно, выхватить из-под взрыва собрался… Я регенератор! Ты чего?! Но ни подумать толком, ни оттолкнуть его я не успел. Только пнуть на подлёте брошенную под ноги гранату. И бабахнуло… *** Вы думаете, регенераторам не больно? Мои грёбаные нервные окончания восстанавливаются вместе с разодранным мясом. Медленно, по нейрону, прочувствуя каждую прорастающую рядом косточку. Мог бы – не отращивал, нахрен. К тому же, когда тебя чуть ли не жопой на гранату сажают, не думаешь, что можешь собраться из лужи обратно в прямоходящее. В такие моменты – когда понимаешь уже, в какой фарш превратишься через секунду, – даже мне страшно. А сейчас вдруг похер стало. Одно в голове – Паучишка. А он, так его растак, никакой не регенератор. *** …Не знаю, сколько прошло с того мига, как по мне катком прокатилась взрывная волна с раскрошенным металлом, – секунда или час. Лица, а значит, и глаз у меня не было, но я знал, куда мне нужно ползти. Почему – забыл, даже кто я – забыл, но что мне туда надо – помнил. Моя рука, если это можно так назвать, нашарила хлюпнувшие ошметки, потом дёргающуюся горку плоти. Кое-как подтянув себя, я завалился на неё сверху с мерзким шлепком, который даже не услышал, а почувствовал. Я знал, что это надо сделать. Просто знал. Подо мной человек. Важный. И он сейчас умрёт. А я уже вечером смогу уползти отсюда. И всё потому, что я грёбаный регенератор. И я не смогу тут сдохнуть, как бы мало от меня ни осталось… Сознание появлялось вспышками. Я вскидывался от ощущения мерной пульсации подо мной. Потом снова забывался. Тошнотворно стучало в мозгу чувство потери. Паучок… Да, я называл его Паучком. Малыш… Ледяная жуть напополам с нежностью и безнадёгой – от такого проще тут же в отключку уйти. Но ощущение пульсации под моей ободранной тушей снова и снова выталкивало меня из забытья. Бесконечность потребовалась на то, чтобы понять: это стук сердца. Кажется, не моего… Паучок?! Жив? И тут меня наконец вырубило как следует.