***
Когда Сатана Асмодей заснул, прекрасная бабочка выпорхнула из его постели. Переодевшись в один из костюмов графа, найденных в шкафу, Шляпник покинул полуразрушенный особняк. Этот отправился в неизвестность, верный Его Величеству до конца своих дней. Он ушёл во тьму, ибо жаждал, чтобы его крылья проткнул булавками именно Люцифер. Этот готов был стать частью его коллекции. О большем он и мечтать не мог.Часть 1
28 мая 2019 г. в 20:02
По-прежнему… Покрытая ли грязью, испачканная ли кровью… Для меня ты по-прежнему самая святая и самая красивая женщина в мире. И не меньше.
Эти странные слова, услышанные от Асмодея всё ещё звучали в голове Велиаль, когда этот устало брёл рядом с ним в направлении особняка графа. Шляпник никогда бы не пошёл туда, если бы сейчас резиденция не была единственным уцелевшим местом в Шеоле. А кроме того, Асмодей крепко держал этого за руку, не давая и шанса сбежать. И как бы Шляпнику не было мерзко от того, что горячие пальцы графа обхватили тонкое запястье, этот стерпел. Ведь идти этому некуда — всё погибло…
Асмодей что-то говорил. Шляпник не вслушивался. Даже когда граф произносил имя Велиаль, этот не противоречил. А ведь когда-то этот был горд и пресекал любые попытки кого-либо произнести это имя. Только господин Люцифер имел право называть шута по имени. Но теперь, если Его Высочества нет, то это совершенно не важно.
Как оказалось, особняк Сатаны Асмодея уцелел только наполовину. Больше всего досталось прекрасному саду и роскошным фонтанам. Создавалось впечатление, что здесь прошёл метеоритный дождь. Золотые статуи были измяты, некоторые лишились конечностей и сверзлись со своих пьедесталов. Мозаичная облицовка фонтанов растрескалась. Вода растекалась сквозь пробитые стенки, скапливаясь в уродливые лужи и превращая дорожки и клумбы в грязное месиво.
Левая часть особняка и примыкающая к ней оранжерея не пострадали, что несказанно обрадовало графа. Он даже вздохнул с облегчением. А вот правое крыло рухнуло и три этажа превратились в бесполезную кучу камней и сломанного хлама. Обстановка выглядела жалко, но Шляпник ничего не сказал.
Граф Асмодей осторожно провёл Велиаль по полуразрушенным мраморным ступеням, покрытым каменным крошевом, в уцелевшее крыло. Как и положено гостеприимному хозяину, Асмодей был вежлив и галантен. Только это совершенно не нравилось Шляпнику, ибо он не мог припомнить, когда граф вёл себя подобным образом с кем-либо ещё.
Света, проникшего через входную дверь внутрь особняка, было достаточно, чтобы выхватить из темноты уцелевшую лестницу, ведущую наверх. Из-за летающей в воздухе пыли казалось, будто лестница зависла где-то между потолком и полом. Асмодей потянул за собой Шляпника на второй этаж. Сперва по широкой лестнице из гранита, затем по коридору мимо множества закрытых дверей с золотыми ручками и резными украшениями. И скоро они оказались в зале с большими окнами, который служил графу гостиной.
Асмодей оставил своего гостя в одном из мягких кресел, что стояли у потухшего очага. Шляпник сидел молча, ничего не говоря, и одним взглядом следил, как хозяин дома расшторивает окна, на которых полопались стёкла, зажигает свечи и разводит огонь в камине. Когда всюду заплясали языки пламени, в комнате сразу стало светло и тепло.
Граф Асмодей разлил что-то в два бокала и предложил гостю напиток. Молча этот принял бокал. Пригубив напиток, этот поморщился. Не известно, что было в стакане, но жидкость была одновременно и приторно сладкой и островато-терпкой. Шляпник посмотрел на Сатану Асмодея, что сидел в кресле напротив. Он пил медленными глотками из своего бокала и ему, похоже, нравилось.
— Мы хотим прогуляться, — вдруг произнёс Шляпник, отставив почти полный бокал на треснувший стеклянный столик.
— Провести тебе экскурсию? — с холодной улыбкой спросил хозяин дома.
— Обойдусь, — бросил Велиаль, вставая.
— Тогда не уходи далеко, — сказал Асмодей. Это была не просьба, а предупреждение. — Тебе нужен отдых после всего, что произошло.
— А если ослушаемся, ты найдёшь нас и накажешь? — дерзко спросил Шляпник.
— Может быть — отозвался граф.
Велиаль хмыкнул себе под нос и вышел из комнаты. Возвращаясь обратно на первый этаж, Шляпник думал о причинах, по которым Сатана Асмодей спас его. О реальных причинах. Любовь звучит как фальшивая нота. Ревность — как расстроенная струна. Не может быть, чтобы у создания антидемонического альянса была такая глупая причина. Любовь — это то, с чем играют дети. Архидемону она не к лицу.
Спустившись на первый этаж, Велиаль прошёл сквозь покосившиеся двери в оранжерею. Он был наслышан об этом месте. Многие считали, что это святилище графа Асмодея, если в аду вообще может быть что-то святое.
Оранжерея была действительно занятным местом. Множество цветов, которых не найдёшь на земле, росли здесь повсюду в изобилии. Одни были высокие и мощные, другие — крохотные и хрупкие, третьи поражали своим окрасом, на четвёртых росли странные плоды. Велиаль с интересом склонился над необычным растением, чьи бутоны были украшены кровавой крапиной. Судя зубцам на внутренней стороне чашечки, это был хищный цветок.
В центре оранжереи находилась круглая белоснежная беседка, окружённая ореолом воды. Велиаль прошёл в неё и присел на скамью. Этому становилось всё любопытнее. Зачем Сатана Асмодей собирал и выращивал эти цветы? Зачем ему была нужна эта беседка? Неужели именно этой красотой он привлекал многих и многих женщин в свою обитель?
А потом этот увидел стену из белого мрамора в дальнем конце оранжереи. Под определённым углом её можно было разглядеть из беседки. Вся стена была увешана квадратными и прямугольными рамами, но в них были отнюдь не картины. Это были бабочки разных размеров, цветов и форм. Пришпилены за крылья, высушены и спрятаны под стекло. Громадная коллекция. И в центре этой коллекции золотая табличка. Велиаль вышел из беседки и приблизился к экспозиции, чтобы прочесть слова выгравированные на ней.
«Необыкновенно жестокая. Безумно гордая. Совершенно развратная. Самая святая бабочка в мире. Я желаю лишь тебя».
Рот Велиаль сам собой раскрылся от удивления, хотя этот считал, что уже не способен удивляться. Воспоминания, подобные рою этих самых бабочек, окружили Шляпника.
Этот вспомнил те времена, когда был ещё ангелом. Хотя, честно говоря, ангелом никудышным. Велиаль изначально противился воле Господа. Он не стал женщиной, как ему предназначалось, он отринул смирение и обрёл желание, он отринул любовь и получил вожделение.
Этот соблазнял ангелов и до, и после того, как стал слугой Люцифера. И одной из его жертв был Архангел. Имя его давно стёрлось из памяти этого. Зато Шляпник хорошо помнил его светлое лицо, обрамлённое тёмными густыми волосами, сияющие глаза и вечную улыбку, легко трогающую губы. Даже после своего грехопадения он оставался таким же какое-то время, а затем всё переменилось. Он стал одним из эрцгерцогов ада. На его лице появилось выражение перманентной печали. Теперь Шляпник знал тайну Сатаны Асмодея.
Этот улыбнулся. Алтарь графа пробудил его воспоминания. И эти воспоминания отразились там, внизу, в самом сокровенном месте этого ненавистного грязного тела. Того, кто сейчас зовётся Асмодей, не легко было склонить к греху. Понадобилась ни одна встреча, чтобы яд с крыл этой прекрасной бабочки отравил его душу.
Ведомая лёгкой грустью от воспоминаний, которая смогла вытеснить отчаяние от потери лорда Люцифера, Велиаль вернулась на второй этаж в гостиную графа. Асмодей стоял у камина и смотрел на пламя. Пустая бутылка и стакан стояли на стеклянном столике.
Услышав шаги Велиаль у себя за спиной, граф не повернувшись произнёс:
— Можешь отдыхать. Я тебя не побеспокою. Спальня там.
Асмодей указал на дверь, смежную с гостиной. Очевидно гостеприимство графа было на высоте, и многие его гостьи или даже гости, отправлялись к нему в постель сразу после угощения.
Но Велиаль не собиралась никуда уходить.
— Обернись, Сатана Асмодей! — повелительным тоном сказала гостья.
Граф обернулся и обомлел. На Велиаль больше не было одежды. Почти не было, если не считать кружевных подвязок и чулок. На правом бедре, чуть скрытая лентой подвязки виднелась чёрная бабочка. И сама гостья напоминала ночную бабочку, привлечённую светом пламени.
Велиаль не в первый раз приходилось раздеваться перед нелюбимым. Но до того момента, как Люцифер с ненавистью взглянул на неё, бабочка даже гордилась властью своего грязного тела.
Асмодей медленно подошёл к своей гостье. Его лицо было непроницаемо. Он всегда равно спокойно говорил и о сексе и об убийствах. Велиаль приподнялась на мысках, обхватила руками шею графа и приникла к этим тонким губам с вечно опущенными уголками. Обнажённая кожа коснулась рубашки графа.
Асмодей действительно изменился с момента их первой встречи. Он уже не падал на колени у её ног, не молил о благосклонности, не плакал от счастья, получая поцелуи. Теперь он был холоден и сдержан, хотя внутри него бушевал пожар страстей. Это было видно в его тёмных глазах. Таким он больше нравился Велиаль.
Граф ответил на поцелуй медленно, размеренно, словно боялся, что губы любимой ускользнут от него, и потому старался насладиться каждым мгновением. Его сильные ладони скользнули по хрупкой обнажённой спине, соединившись на пояснице Велиаль. Асмодей сильнее прижал к себе трепещущую от возбуждения бабочку.
— Зачем ты дразнишь меня?! — руки Асмодея, ещё секунду назад блуждающие по спине женщины, оказались на её плечах и оттолкнули. Поцелуй разорвался.
— Я? Дразню? — бабочка рассмеялась звонко и невинно. — И разве не ты указал мне на спальню и предложил отдохнуть? И разве под словами «я тебя не побеспокою» не спряталось неудержимое желание, жажда этого прекрасного тела?
Граф молчал. Его лицо было мрачнее тучи. Он знал, что Велиаль насмехается над ним, но разве не такой он встретил её много лет назад? Разве не такую бабочку он полюбил?
Асмодей сдался не сразу. Сперва его рука осторожно легла на щёку Велиаль. Одними пальцами он провёл по её скуле, легко касаясь губ, подбородка, шеи и, наконец, остановившись в ложбинке между ключицами. Граф словно проверял, не вздрогнет ли она от отвращения, не отстранится ли. Но Велиаль не отстранилась.
Бабочка перехватила руку Сатаны Асмодея и прижала к своим раскрасневшимся от поцелуев губам. Тонкий язычок шаловливо пробежался по его тёплым пальцам и между ними. Казалось, что лицо графа всё ещё остаётся беспристрастным, но Велиаль уловила мимолётные знаки вожделения, которые умела распознавать как никто иной. Слегка приподнятая бровь, блеск в глазах, похотливая улыбка, которая появилась и исчезла почти мгновенно. Асмодей был весь в её власти.
Бабочка переплела свои пальцы с его и повела графа в спальню. Мужчина не сопротивлялся, но и не был расслаблен. Асмодей не мог поверить в то, что Велиаль вдруг преобразилась из шута Люцифера в нежную любовницу, о которой он всегда мечтал. Он был прав в своём сомнении, но тем был ещё привлекательнее для Велиаль.
В спальне царил сумрак. Карниз над треснувшим панорамным окном покосился, штора съехала на одну сторону. Пока Велиаль гуляла по особняку, хозяин дома зажёг тут камин и расстелил широкую постель, чтобы гостье было удобно спать.
Асмодей остановил бабочку до того, как она успела подойти к кровати. Он придвинулся к ней сзади и обнял. Велиаль приникла своей спиной к его груди. Асмодей резким движением отвёл в сторону рыжие кудри и впился в её шею поцелуем, покусывая и посасывая нежную кожу, оставляя на ней красные следы. Его свободная рука гладила несформировавшиеся груди, пока соски Велиаль не набухли от его прикосновений. Затем, словно играя, Асмодей начал целовать другую сторону её шеи, а рукой проник под пояс подвязок. Его рука скользнула ниже, и с губ Велиаль невольно сорвался стон. Очень давно никто не касался её там, где сейчас хозяйничала рука графа.
Велиаль открыла глаза и только сейчас заметила, что они стоят напротив зеркала. Асмодей казался чёрной тенью у неё за спиной. Рыжие волосы бабочки были в беспорядке, шутовской грим на лице потёк и свалялся, но зато голубые глаза сияли, как два сапфира. Сияли, как и раньше, ибо сейчас Велиаль делала то, чего действительно хотела — получала наслаждение от того, кто был готов его дать.
Асмодей отступил в сторону и подал ей руку, чтобы бабочка могла вспорхнуть на постель, заправленную чёрным шёлком. Сперва он просто смотрел, как она стоит на кровати, как скользит по шёлковым простыням в своих бесстыдных тонких чулках, как поправляет волосы, словно демонстрируя графу результат его стараний — красные пятна и полосы на нежной шее.
Насладившись зрелищем, Асмодей начал стягивать с себя одежду. Перчатки, сюртук, шейный платок, блуза, пояс, ботинки, брюки. Вещи одна за другой слетали на пол, обнажая крепкое тело графа, и во время этого процесса Асмодей ни на секунду не отрывал взгляда от глаз Велиаль, даже когда она присела на колени, чтобы было удобнее наблюдать.
Когда Асмодей присоединился к ней, бабочка легла на него сверху и принялась целовать сильно и напористо, размазывая остатки красной помады по его губам, пачкая его шею своими белилами.
— Ты любишь меня, Сатана Асмодей? — с коварной улыбкой на губах спросила Велиаль, извиваясь всем телом и целуя грудь мужчины.
— До боли, — простонал граф. — Это моё проклятье…
— Хорошо, — усмехнулась бабочка, спускаясь всё ниже по телу графа и покрывая холодными поцелуями его кожу.
Асмодей вздрогнул, когда губы Велиаль коснулись его чресел. Тонкими пальчиками бабочка обхватила его напрягшийся член и кокетливо облизнула. Граф смял шёлковые простыни руками и шумно выдохнул. Велиаль взяла его орган в свой рот и начала скользить губами вверх и вниз, ритмично, помогая себе языком. Она делала это не без удовольствия — наконец-то бабочке удалось сбить это бесстрастное выражение с лица Сатаны Асмодея. Он стонал и шумно дышал, грудь его вздымалась в одном ритме с движениями Велиаль. На лице графа в равных долях отражались и похоть, и мука.
Вдоволь поизмывавшись над Асмодеем, который полностью был в её власти, бабочка оседлала его. Велиаль давно никого не пропускала в себя, но сейчас она сама хотела этого. Между стройных ног, обтянутых в чулки, было скользко и влажно. Член графа вошёл в неё, и Велиаль задрожала от восторга. Держать его орган во рту было приятно, но в своём лоне ещё приятнее.
Асмодей обхватил руками бёдра своей бабочки, слегка приподнял их и начал ритмично двигаться внутри неё, а Велиаль стонала от удовольствия и двигалась ему на встречу. Их бёдра соприкасались с влажными шлепками всё быстрее и быстрее, пока стоны двух демонов не наполнили комнату. Велиаль почти кричала. Сейчас она была готова восхвалять умения Асмодея, ибо давно не испытывала ничего подобного. Но Велиаль не была бы Сатаной Гордыни, если бы похвалила его хоть раз.
Асмодей остановился и перевернулся. Теперь бабочка оказалась снизу, полностью прижатая к кровати телом графа. Несколько минут он, словно переводя дыхание, смотрел на женщину, лежащую под ним. Велиаль улыбнулась ему самой искренней из тех улыбок, на которые она была способна. Приняв это за знак расположения, Асмодей в исступлении стал покрывать её тело поцелуями. Он целовал руки своей бабочки, целовал её шею, уже и так истерзанную им. Граф целовал её маленькие груди, покусывая и облизывая розовые соски. Асмодей целовал её ноги и то, что между ног. Велиаль вцепилась рукой в чёрные волосы графа, когда тот начал водить языком по щели, в которой ещё недавно был его член.
Мысли о том, что нельзя любить это грязное тело, снова вернулись. Асмодею должно было быть противно касаться своим ртом этого бесполезного места, которое никогда не вытолкнет на свет дитя, а способно только удовлетворять низменные потребности. Но графу противно не было — он сам наслаждался тем, что делает. Разумеется, Сатана Асмодей был покровителем Похоти. Они бы составили отличную пару — бесполезный кусок мяса и тот, кто слепо готов любить его всю вечность. Или пока не надоест.
Словно прочитав мысли бабочки, Асмодей встал на колени перед ней.
— Ты восхитительна, Велиаль, — произнёс граф, смотря ей прямо в лицо и облизывая губы, влажные от её соков.
Она хотела возразить, но все слова превратились в новый стон. Асмодей раздвинул её ноги, закинув их на свои бёдра, и вошёл снова, резко и напористо. Он прижал её к кровати, раз за разом вдавливая в матрас. Велиаль вонзила длинные коготки в спину графа, царапая его до крови. Мужчина стонал сквозь зубы, но не останавливался. Бабочка чувствовала себя такой хрупкой по сравнению с Асмодеем. Её возбуждала мысль о том, что в любой момент он мог бы причинить ей боль, но не делал этого.
В этот раз граф кончил быстро. Велиаль замерла, почувствовав, как горячее семя изливается в её лоно. Внутри неё всё пульсировало, кровь стучала в ушах, а по телу пробегала приятная дрожь. Ей стало весело и легко, словно не было всех этих лет в обличии Безумного Шляпника.
Асмодей лёг рядом с Велиаль. Он смотрел в треснувший потолок над собой, на котором мерцали блики от огня в камине. Дыхание его постепенно выравнивалось.
Бабочка провела рукой по лицу, стирая остатки белил, помады и теней. Грим шута смешался в серое месиво и явно не украшал её. Велиаль посмотрела в сторону и увидела прислонённую к прикроватному столику трость. Это была трость Асмодея — скрытое оружие, чей клинок был пропитан смертельным ядом.
В один момент Велиаль схватила трость, обнажила шпагу и вместе со смертоносным оружием в руках оказалась сверху на графе. Остриё клинка оказалось в сантиметре от шеи владельца. Рука с зажатой между пальцев сигарой, которую Асмодей хотел поднести ко рту, замерла на половине пути.
— А что, если сейчас я убью тебя? — лукаво спросила бабочка, крепче сжимая рукоять шпаги.
— Если прямо сейчас ты убьёшь меня, я никогда ни о чём не пожалею, — со спокойным выражением лица ответил Сатана Асмодей, смотря прямо в голубые глаза любимой. — Я умру счастливым.
Губы Велиаль дрогнули. Она узнала собственные слова, когда-то сказанные одной принцессе. Тоже самое бабочка думала и о своём возлюблённом. С ненавистью Велиаль кинула шпагу в сторону, и она зазвенела по мраморному полу.
— Ты дурак, — рассмеялась она. — Настоящий дурак.
Асмодей прижал к себе свою возлюбленную бабочку. Он догадывался о том, что отогревшись в его объятиях, она расправит крылья и улетит. Такова была судьба Велиаль. Подобно большинству бабочек, она жила одним днём. Однажды ей было суждено умереть в лучах того, кто много лет назад был Утренней Звездой…