Басня о двух козлах

Сидели как-то в таверне два козла, один работал таксистом, а другой в адвокатской конторе. Они заказали себе два ирландских эля и лишь одну чашку пудинга (козлы привыкли экономить). Друзья ли они? Наверное, нет. Пришли ли они вместе? Да, ведь они вошли одновременно, одновременно сняли шляпы и повесили пальто на спинки стульев. Наверное, это один из тех вечеров, когда два козла совершенно случайно встречаются и решают немного выпить и прочистить кости своих знакомых, естественно не общих. В этом и прелесть таких диалогов, ты никому ничего не обязан потом, просто говоришь и говоришь, наивно веря, что твой собеседник тебя слушает, и ему жутко интересно то, о чём ты распинаешься уже минут двадцать. «Вот они, бараны, берут и плюют тебе в ноги! А мне что, чисть потом?»- проблеял таксист, предварительно смачно харкнув официанту на галстук. А тот баран даже ухом не повёл, даже глазом своим ромбовидным не моргнул, профессия такая. «Да»,- вякнул другой козёл – «А ты потом им дела разжёвывай! Защищай скотов!», а когда оплёванный баран принёс им эль, добавил: «А они тебя ещё и отпуска лишат…». В таверне заиграла скрипка, так неровно и со скрипом, что спокойно становилось на душе, словно скрип этот удачно резонировал с тем, что творится внутри каждого из посетителей. Что мне нравится в местных музыкантах, так это то, что они не умеют играть на инструменте, но умеют играть на струнах человеческой души. Той, опьянённой дешёвыми напитками, что некоторые принесли с собой в гитарных чехлах, души. Расстроенная гитара без двух басовых струн издаёт чёрт знает, какой отвратительный звук, но этот звук знаком всем. Кто-то слышит в нём Вивальди, кто-то слышит Цоя, а кто-то вообще немецкий марш. Ты музыкант, когда ты играешь на трёх струнах мелодию, которой нет, а слушатели восхищаются, как точно ты передаёшь эмоциональность Шуберта. «А потом и жена, коза, тебя бросит ради этого барана»- пробубнил под нос таксист, со злостью поглощая отвратный пудинг. «Но ведь не я же виноват в том, что эта крыса убила свою дочь, почему это я должен защищать эту суку?»- поинтересовался адвокат, расстёгивая свой замшевый пиджак. «Действительно! Как бы дал один раз тому барану, да эх… не успел» - отмахнулся козёл-собеседник и выпил ещё эля, «А чего, сбежал?»- вдруг спросил второй козёл, «Да нет, плюнул» - таксист харкнул в собственный пудинг. «Прекратите харкать, любезный!»- вскрикнул внезапно возникший баран-официант – «Иначе я буду вынужден позвать охрану», «Да что ты ещё можешь, баран плешивый?»- оба козла звонко заржали, перекрикивая звуки жуткой скрипки, после чего официант, чуть взвизгнув, убежал. Такие таверны примечательны тем, что дают шанс уличным актёрам показать, на что те способны. Вот выходит на сцену тощий человек в глупом, заплатанном комбинезоне, с головой барана, в разноцветной шапке с бубенцами. Ещё минуты две он просто стоял у микрофона, дожидаясь, пока козлы и милые козочки будут смотреть на него и только на него. «Сидели как-то в таверне два козла!»- внезапно вскрикнула баранья голова – «Один работал таксистом, а другой в адвокатской конторе. Они заказали себе два ирландских эля и лишь одну чашку пудинга! Козлы ведь такие экономные, хочу вам сказать». Козлы отложили стаканы с элем и стали слушать внимательнее. «От одного ушла на днях жена! И знаете к кому? К плешивому барану, ха-ха-ха!»- Голова схватился за живот, изображая, что ему так смешно, что скоро лопнет. Козёл – таксист сжал кулаки свои от злости. «Он знаете, что сделал? Ничего! Харкнул им в след и укатил в закат на жёлтеньком, раздолбанном такси. Другой козёл был чуточку гуманней, он защищал невинные душонки. Но вдруг ему досталась жуткая особа, убила та свою малышку-дочь. И как тут защищать такую крысу?! Он бросил ту в тюрьму на долгий срок, что жутко не понравилось начальству. И вот, сидит он в той таверне, потягивая эль из грязной кружки, и думает: «Вот же бараны! Лишили отпуска из-за какой-то суки!». Мораль сего рассказа такова – не стоит вам во всём винить барана, коль сами вы, прошу простить, козлы». Баранья голова склонилась, а посетители стали понемногу засучивать рукава. И тут я перестал играть на скрипке. А шут-то дело говорил.