J'ai peur

Мы всегда ждем от жизни какого-то подвоха. Подлости, удара в спину, предательской подножки. Все лучшее, что мы имеем, кажется нам иллюзией, обманом, миражем, сном, который растворится в сизой дымке, стоит только лишь открыть заспанные глаза. Мы не умеем любить жизнь и уж тем более доверять ей. Каждый из нас опасливо шагает по заросшей полынью страхов дорожке прямиком к своему концу, не отрывая глаз от носков своих ботинок, не замечая вокруг ни цветущих садов радости, ни великолепных дворцов любви, ни лазурных морей счастья. От слишком большого внимания к заросшей дороге и своим туфлям мы быстро устаем и перестаем замечать камни под ногами, спотыкаясь с каждым годом все чаще, убеждая себя в скудности нашего существования, в том, что за спинами нашими волочатся беды и специально раскидывают по заросшим тропам камни. Но как бы много сейчас не сказал я о глупости человеческой натуры, я все равно буду одним из тех, кто очень часто склоняет голову, чтобы проверить сохранность своих давно разбившихся туфель. Увы, такова природа каждого из тех, кто живет на этой земле...

Дождь идет уже несколько мучительно долгих дней. Мостовые сделались грязными, теперь их покрывают лужи и вязкая слякоть, которая летит из-под колес повозок и копыт фыркающих от нескончаемого дождя лошадей. Выходы на улицу становятся для горожан настоящей пыткой, но какое дело мне сейчас до грязи и людей, когда в своей постели я сегодня не один. Такое странное чувство посещает меня именно сейчас, ночью, когда кроме шума дождя нет никаких источников звука, и мне кажется, что все сейчас лишь хрупкое видение, которое со звоном разобьется, стоит только взмахнуть ресницами. Я поворачиваю голову и почти прижимаюсь носом к широкой спине. Ты редко обнимаешь меня ночью, даже если сильно замерзнешь. Тебе неприятно? Ты не хочешь обнимать нелюбимого человека? В моей голове сейчас звучат именно эти вопросы, и я тут же нарекаю себя дураком. Ты бы не был так нежен, так заботлив и так мягок, если бы не любил меня. Ты бы не поправлял мои волосы перед выходом из дома, не кричал бы на меня за ужасно глупые и откровенно идиотские поступки, и ты бы никогда не позволил мне, если бы не любил, сидеть на твоих коленях и вплетать в твои волосы цветы. Я знаю, что тебя это раздражает, но ты терпишь. Терпишь ради меня. А сейчас ночью, я, дурак, лежу и думаю о том, что неприятен тебе, что нелюбим тобою. Ты что-то тихо бурчишь в подушку и натягиваешь одеяло выше, почти по самый нос, и кутаешься в него, словно в кокон. Я даже и не думаю удерживать теплую материю рядом с собой, зная, что Вена - совершенно не твой город. Ты мерзнешь здесь даже летом, и в такие дни мечтаешь о родной Италии, в которой ты теперь лишь гость. Порою мне становится так страшно от того, что ты уедешь туда и не вернешься. Твое состояние, твоя слава и талант не оставят тебя пропадать на улице, ты везде сможешь найти себе применение, тебя ничего не держит здесь, ты почти вольная птица, ты можешь взлететь в любой момент и больше не возвращаться в город дождя и холода. И ни одна любовь не сможет спасти от тоски по родине, от того-то я и не смогу удержать тебя рядом с собой. До того, как ты появился в моей жизни, я ничего не знал о страхе, а теперь мне кажется, что это темное чувство известно мне столь же хорошо, как и ноты, которые я освоил еще в самом раннем детстве. Мой мир, мое существование теперь сузились настолько, что я вижу лишь тебя и больше ничего. Моя музыка, мои идеи, моя жизнь сосредоточились в тебе, и если ты исчезнешь, то исчезну и я. Эта фобия становится первобытной и я даже боюсь представить, что однажды проснусь в постели один, без единой вести о тебе. Я с опаской закрываю глаза, желая убежать от удушающих мыслей, которые вихрем носятся в голове. Попытки убедить самого себя расслабиться не сразу увенчались успехом. Как только мне начинает казаться, что страх отступает и прячется где-то в темном углу комнаты, я теряю бдительность,и он тут же накатывает на меня с новой силой, цепкими лапами хватая за горло и прижимая к постели, пытаясь убить. И я ему больше не хозяин. Мне приходится приложить немало усилий, чтобы вздохнуть полной грудью. Я гулко выдыхаю в твою широкую спину и пытаюсь подняться с постели, чтобы открыть окно, освежиться и, возможно, выпить стакан воды, но ужас все еще прижимает меня своими холодными лапами к подушке, принуждая смирно лежать. Он как будто бы живой и вот-вот зашепчет скрипучим голосом на самое ухо: “Веди себя тише, а не то я позабочусь об этом.” Мое сердце снова трепыхается и бьется об узкие прутья клетки раненной птицей, моля свободы и пощады у коварного разума. Не знаю, как долго еще я видел эти пугающие тени вокруг нашей постели, но мое тело поддалось усталости, которая унесла меня в беспокойное царство Морфея, укачивая на волнах бесцветных снов. Новый день негромко постучался в окно и поспешил будить других жителей города, которых всю ночь баюкал гулкий дождь, барабаня в мутные стекла. В моей сонной и уставшей за ночь голове роились всё те же истязающие мысли и вопросы, ответа на которых не было найдено снова. Возможно, они так и останутся пылиться на самых дальних полках моего сознания. Сегодняшнее утро не обещало чего-то нового. Я был уверен, что дождь так и продолжить увлажнять землю, рыдая холодными слезами. Но на мое удивление за неплотно задвинутыми шторами показалась полоска яркого света. Сначала один лучик робко скользнул по полу, затем второй, а вскоре этих сорванцов стало четверо. Они гонялись друг за другом по всей комнате и перепрыгивали с одной полки на другую, то, прячась меж книг, то вновь выскакивая из-за тех и продолжая свое путешествие по стенам. Самый бесстрашный солнечный зайчик сел к тебе на нос, нагло хихикая и щекоча своим теплом чувствительную кожу. Я немного приподнялся на локтях, с легкой улыбкой наблюдая за тем, как ты морщишься, а потом, что-то тихо пробурчав, натягиваешь на голову одеяло, которое снова соскальзывает с меня, позволяя остывшему за ночь воздуху бесстыдно касаться тела. Ты так устал за неделю, что изменяешь своей привычке просыпаться с первыми петухами. Внутри меня что-то ёкает, и я пододвигаюсь к тебе ближе, робко и с замешательством обнимая тебя за пояс, но не прижимаясь, боясь разбудить и прервать хрупкий сон, витавший вокруг тебя легким облаком. Рука скользит по твоей груди, комкая легкую ткань ночной сорочки, переходя на бедро и чуть ниже. Мне бы касаться твоего тела нескончаемо долго, запоминать каждый изгиб и каждую клеточку. Я бы никогда не устал тобой любоваться. - Я люблю тебя,- шепчу тихо-тихо. Мы никогда об этом не говорили. За нас признавались поцелуи, наши тела, наша музыка. И этого было достаточно, но сейчас мне хочется сказать это, пусть тихо, пусть ты этого не слышишь, но я все равно шепчу это снова, не замечая, как дрогнули твои ресницы. И вот ты лежишь, глядя своими темными бездонными глазами в стену, а я продолжаю шептать заветные слова, смелее прижимаясь грудью к твоей спине. - Я тоже люблю тебя. По телу пробегаются испуганные мурашки, сердце замирает, а потом снова начинает биться с новой силой от хриплого спросонья голоса. Я замираю, словно не веря своим ушам. Твое все еще мягкое немецкое произношение делает эти слова еще нежнее, ласковее и теплее, они вплетаются в слух, достигая сердце, и превращают его в трепещущую под весенним ветерком розу. - Ну что же ты молчишь, Амадей? - я чувствую, что ты сейчас улыбаешься. Поворачиваешься ко мне и тут же прижимаешься губами к моим губам, целуя теперь как-то особенно чувственно, словно до этого никогда не касался меня. Я жмусь крепче и уже не боюсь. Не боюсь того, что ты не обнимаешь меня ночью, что ссаживаешь со своих колен, когда я мешаю тебе работать. Я не боюсь, когда ты хмуришь брови и кидаешь мне плед, чтобы я, светловолосый демон, прикрыл свое нагое тело и не дразнил уставшего тебя. Зачем и чего мне бояться, если ты так солнечно улыбаешься только мне, если сейчас признаешься мне в любви и целуешь меня. Все мои страхи с поверженным воем растворяются, не оставляя от себя и следа. Они бегут толстыми крысами с тонущего корабля, грозясь вернуться. Но я знаю, что больше никогда не испугаюсь их костлявых лап, ведь мне больше не в чем сомневаться. - Поцелуй еще,- прошу я, тяжко дыша, уложив голову к тебе на грудь. Ты ухмыляешься и оставляешь на губах моих короткий, но горячий поцелуй. Солнце заливает промерзшие улицы, пробираясь сквозь неплотно задвинутые шторы в нашу спальню, со стыдом и удивлением глядя на наши обнаженные тела. Я тихо смеюсь и спихиваю скомканное одеяло ногой на пол. Мне больше не холодно. Никогда не будет холодно.