Демоны Сицилии всегда рядом

Николь Чон хотела бы назвать себя настоящим человеком искусства, готовым бросить всё ради мимолётного импульса, за которым, как нам всегда кажется, прячется великий, ещё несозданный шедевр, но девушка лишь поджимает губы и отводит взгляд в сторону подобно провинившейся ученице. Стыдно. Стыдно, что годы напролёт Чон бьётся в закрытые двери, пытается забраться вверх на стену Haute couture*, но вместо этого постоянно падает, оставляя за собой некрасивые отпечатки пальцев на блестящей поверхности. Николь бросает наполовину выкуренную сигарету в чашку кофе и откидывается на спинку старенького бежевого кресла, прикрывая глаза. Жарко. Сара Марино, миниатюрная приветливая рантье**, очень извинялась за сломанный кондиционер, явно опасаясь, что азиатская гостья откажется от ночлега в столь непримечательном месте, да ещё и без возможности насладиться прохладой. Но Николь, ни слова не сказав, лишь отдала деньги за три дня проживания, и на этом Сара поспешила удалиться, пока Чон не изменила своего решения и не забрала оплату. Если бы только суетливая сицилийка знала, что будь этот несчастный кондиционер единственной заботой её гостьи, Николь была бы самым счастливым человеком на земле. Если бы. В тридцать лет жизнь, может, не начинается с чистого листа, но и не грозит скорым концом. Это возраст, в котором ещё простительны ошибки и можно наверстать упущенное, ещё можно сослаться на неопытность и сомнения. Кажется, что ещё не всё так плохо, но не для Николь, которая в свои тридцать чувствует себя на грани. Если не сейчас, то больше никогда не удастся. Мечта стать модельером, постучавшаяся однажды в сердечко пятилетней Николь, вела Чон по жизни лабиринтами, частенько заводя в тупик. У девушки не было выдающихся способностей в рисовании, Николь чудом поступила и закончила университет Конкук, проработала два месяца в ателье, но из-за разногласий с клиентами, а позднее и с начальством, уволилась, так и не успев раскрыть себя в качестве дизайнера одежды. Разбитая и не реализовавшаяся, Николь улетела в Америку, тая надежду, что уж в Нью-Йорке люди примут и оценят её взгляд на фэшн-индустрию, вот только и там девушка не сыскала счастья. Вместо невероятной истории о стремительном взлёте, Чон безуспешно оббивала пороги модных домов, сжимая в руках портфолио и чуть ли не до крови закусывая губу, лишь бы не расплакаться после очередного отказа. Три месяца — срок, за который Николь мечтала найти своё место под солнцем, превратился в полгода, потом в год, полтора. Восемнадцать месяцев унижения, обмана, ложных надежд и ожиданий — вспоминая это время сейчас, Николь не может объяснить, что заставляло её снова и снова покидать маленькую съёмную комнатушку на севере Бронкса и стучаться в двери модных домов, до последнего надеясь, что кто-нибудь обязательно оценит упорство молодой леди. И хоть Николь не хотела признавать своё поражение, но сдастся всё-таки пришлось. Строптивая Америка так и не покорилась целеустремлённой Чон, пинком отправив девушку обратно на родину к родителям, которые никогда не одобряли увлечение дочери, и к друзьям, которые уже нашли своё место в этой жизни. Точнее, к бывшим друзьям. Воспоминания о старых подругах заставляют Николь хмуриться. Нет, дело не в том, что за время пребывания в Америке о ней забыли. Дело в самой Чон, не сумевшей вынести вязкого чувства несправедливости и зависти. Николь помнит, как Хара хвасталась тем, что устроилась редактором в корейский офис журнала «ELLE». Этой маленькой дуре всегда всё давалось легко. Она никогда не прикладывала больших усилий для достижения цели. Ей просто везло. Непростительно часто. Невыносимо. Своими успехами раздразнила и Сынён, которой посчастливилось стать правой рукой Джей Ким, чья марка одежды Fleamadonna постепенно начала распространяться за пределами Южной Кореи. Первые три месяца после возвращения в Сеул слились в бесформенную серую массу тупого существования. Чон устроилась работать в маленький книжный магазинчик, коротала вечера перед телевизором, не радовалась выходным и не жаловалась на понедельники, забывала заряжать телефон и даже не прикасалась к модным журналам, боясь в очередной раз попасться на удочку обманчивой надежды. Правда, выгнать детскую мечту из сердца Николь так и не удалось, потому что в один из дней, пресловутый «Ceci» буквально упал к ногам Чон. С глянцевого разворота журнала на Николь смотрел мужчина в красном клетчатом пальто и бордовом вязаном свитере. Тёмный макияж придавал глазам странную смесь из отрешённости и жёсткости, пробравшей девушку до самых кончиков пальцев. Можно совершенно не разбираться в моде, не следить за сезонными новинками, но о безумце У Чихо, создателя бренда ZICO, чья страсть к работе была подобна взрывной волне, разрушительной и мощной, в Корее невозможно было не знать. Гений. Псих. Монстр. В свои тридцать У Чихо сумел не только взобраться на вершину корейского Олимпа моды, но и натворить столько шума, что даже спустя годы журналы готовы выпускать о нём статьи в колонках «горячих» новостей. Сказать, что У Чихо отличался от остальных — ничего не сказать. Этот парень в буквальном смысле рвал стандарты модной индустрии, заражая своим страстным безумием, зачастую граничащим с жестокостью. Чихо насиловал своих манекенщиц, подлавливая их в тёмных переулках, только ради того, чтобы у тех было подходящее под концепцию шоу состояние души. Он заставлял моделей фотографироваться обнажёнными в тридцатиградусный мороз, пока промёрзшие до самых костей девушки не становилась белее снега. Он пришивал ткань к коже, создавая наряд прямо на человеке в прямом эфире. У Чихо не раз пытались упрятать за решётку или в психиатрическую больницу, но у власти не было таковых полномочий всё из-за детальных контрактов, которые модели лично подписывали, соглашаясь на любые условия работы. А всё ради несметных гонораров и мгновенной славы. Девушки знали, если они проведут хотя бы одну фотосессию для бренда ZICO или примут участие в показе, они расплатятся с кредитами, помогут родителям и обретут всеобщее признание (пускай и не в самом лучшем свете). Маниакальная страсть к моде живьём похоронила У Чихо в день его тридцати пятилетия, когда перекаченный наркотиками модельер отправился в Катакомбы Капуцинов, чтобы найти вдохновение на «выставке мертвецов». О смерти дизайнера до сих пор ходят различные слухи. Кто-то говорит, что У Чихо сам хотел похоронить себя на пике карьеры, кто-то говорит, что его убили, кто-то и подавно считает, что У Чихо до сих пор жив, а его смерть не больше, чем очередное шоу больного гения. Сердце Николь пропустило удар, как только её пальцы коснулись журнала. Она никогда не была поклонницей У Чихо, но восхищалась той свободой, которой не было ни у одного из дизайнеров в мире, какими бы независимыми они себя ни позиционировали. У Чихо ненавидели и боготворили, его осуждали, упрекали, им восхищались, его с трудом понимали, а самому модельеру была безразлична толпа. Он боготворил то, чем занимался, всё остальное было заботой людей, жаждущих шоу, интриг и скандалов. Если есть название чувству, которое привело Николь в Палермо, так это отчаяние с предвкушением великих перемен. Она прилетела на Сицилию, чтобы найти страсть похороненного заживо модельера У Чихо.

***

Ночная жизнь в Палермо танцует и пьёт алкоголь, веселится до утра и гудит на набережной, зовёт молодёжь и туристов на улицы после знойного дня. Николь тоже выходит на улицу, но не для того, чтобы присоединиться к всеобщему веселью. Чон без раздумий направляется к своей главной и единственной цели поездки — к Катакомбам Капуцинов. Быстрыми шагами девушка минует несколько узких улочек с такой уверенностью, будто бы уже гуляла по ним не один десяток раз, и выходит на площадь Пьяцца Каппучини, где находится монастырь Капуцинов. Николь замедляет шаг, вспоминая многочисленные фотографии мумий, и изо всех сил пытается затолкнуть пресловутый страх куда подальше. Чон не может отступить. Она слишком много времени потратила впустую, и если она на самом деле хочет чего-то добиться, то, в первую очередь, должна заглянуть в глаза страсти, которой жил У Чихо. У ворот часовни под фонарём Николь замечает рослого охранника, который, увидев приближающуюся иностранку, опускает газету. Без лишних слов Чон достаёт из кармана кожанки двадцать евро и протягивает их мужчине, показывая рукой на дверь. Охранник недоверчиво смотрит на деньги, потом переводит взгляд на Николь, явно ожидая от иностранки объяснений. — Один час, — на английском говорит Чон и показывает один палец, а потом указывает им на наручные часы. — Нужен материал для книги. Атмосфера. Пару секунд поразмыслив, охранник оглядывается по сторонам и забирает деньги. На лице Николь появляется лёгкая ухмылка. Кажется, она не единственная, кто приходит сюда после полуночи для «вдохновения». Мужчина поднимается с пластмассового стула и, достав ключи из кармана, открывает дверь. Он поворачивается к Николь и показывает один палец, как напоминание, что у Чон есть не больше часа, и девушка понятливо кивает. Она благодарит мужчину и, торопливо доставая из кармана маленький фонарик, переступает порог часовни. Вздох. Каждый шаг Николь отдаётся эхом. Чон не тратит время на осмотр часовни и прямиком направляется к каменной лестнице, ведущей в сами катакомбы. Девушке становится не по себе стоит ей только увидеть перед собой эту галерею смерти и она невольно делает шаг назад. «Только У Чихо могло вдохновить такое жуткое зрелище», — думает про себя Николь и едва подавляет в себе рвотный рефлекс, когда свет фонаря падает на строй мертвецов вдоль стен от пола до самого потолка. Чон неуверенно проходит вперёд, вся сжавшись от страха. Ей кажется, будто мумии вот-вот оживут и потянутся к ней своими костлявыми пальцами, раскроют свои челюсти и издадут душераздирающий стон то ли проклиная незваную гостью, то ли прося о помощи. Николь пытается собраться с духом и думать о катакомбах, как о месте, способном вдохновить на шедевр, но Чон не может совладать с собой. Она содрогается от каждого шороха, то и дело оглядываясь по сторонам. Николь никогда не была суеверной, не верила в глупые истории про призраков, которыми так любили пугать старшие, но сейчас, оказавшись в компании мумий, девушка уже ни в чём не могла быть уверена, и никакой здравый рассудок не мог утихомирить разбушевавшееся от страха воображение. — Это всего лишь трупы… Это всего лишь трупы, — бормочет Николь, чтобы хоть немного успокоиться, но вместо этого в какой-то момент Чон останавливается посреди коридора, не в силах пошевелиться. — Демоны Сицилии всегда рядом, — над ухом девушки доносится шёпот. Николь испуганно оглядывается по сторонам, лихорадочно скользит взглядом от мумии к мумии, словно среди этих ветхих скелетов мог затеряться живой человек. В голову лезут безумные мысли, и Чон не успевает их прогнать, а стоит только хоть на долю секунду успокоиться, как некто снова шепчет: «Демоны Сицилии всегда рядом», а потом смеётся… Смеётся… И чем больше страха в глазах Николь, тем громче смех, тем злораднее дьявольский хохот. — Хватит, — одними губами шепчет Чон, хватаясь за голову дрожащими руками, опускается на корточки и закрывает глаза. — Хватит… Хватит… Пожалуйста… Кто-нибудь… Карманный фонарик падает на каменный пол, и вместе со стуком хохот затихает, но Николь всё ещё не открывает глаза, отказываясь верить, что всё могло закончиться так быстро. Чон больше ничего не хочет. Никакая мечта и страсть не может заставить Николь остаться в этом месте хоть на минутку. К чёрту все те мысли, с которыми Чон прилетела на Сицилию! К чёрту тупую самоуверенность! К чёрту все эти «знаки судьбы»! К чёрту этого психа У Чихо! Николь резко открывает глаза, хватает фонарик, понимается на ноги, поворачивается и вздрагивает, когда встречается взглядом с парой пустых глаз. Чон сжимает зубы и делает глубокий вздох, чтобы не рухнуть в обморок, но ноги предательски подкашиваются. — Без гостей так тоскливо в этом вечно спящем царстве, не думаешь? — обращается к Николь обладатель пустых глаз, чей рассеянный образ становится постепенно ярче и отчётливей, пока перед Чон не появляется статная мужская фигура в причудливом красном бархатном костюме и с двумя белыми рогаликами на голове. У Чихо невозможно перепутать ни с кем, а его безумие — бессмертно. Николь не пытается бежать, хоть и не может унять дрожь в теле. Она старается не думать о том, что будет. Она старается… Но… — …но надежда вернуться живой кажется всё более недосягаемой, — У Чихо абсолютно точно озвучивает мысли Николь и на его полупрозрачном лице вырисовывается ухмылка. Чон поджимает губы. Конечно, он прав, а о чём ещё можно думать, когда ты находишься в катакомбах в окружении мертвецов и призрака безумного модельера? — На твоём месте я бы не отвлекался от своей цели, — убрав руки за спину, важно говорит призрак и медленно обходит Николь, — хотя не очень похоже, что ты готова пойти на всё. — Разве то, что я пришла сюда, не означает, что я готова на всё? — набравшись смелости, спрашивает Чон, но вместо ответа слышит только раскатистый смех. — Вы слышали? Она пришла сюда! Какая молодец! Давайте похлопаем ей, друзья мои! Давайте поддержим нашу отчаянную неудачницу! Давайте! Едкий сарказм задевает Николь, и девушка сильнее сжимает ладони в кулаки. Да что этот ненормальный может знать о ней? Он понятия не имеет, как тяжело даётся каждый шаг, когда все так и норовят раскритиковать и сравнять тебя с землёй. Он не знает, что такое закрытые двери модных домов. Он не знает, что такое идти к своей мечте без поддержки. — Давай, малышка, — голос Чихо пропитан желчью, — пожалуйся, как тебе было сложно! Расскажи мне, какого это подняться с самых низов! Давай! Ну же! Кажется, ты совершенно не пользуешься языком, может, к чёрту его, а? Быстренько отрежу тебе этот ненужный орган. Я сделаю это красиво. Как умею! Правая ладонь призрака в мгновение ока превращается в лезвие ножа, и У Чихо шаг за шагом приближается к Николь. Чон отступает назад, когда понимает, что этот псих на полном серьёзе собирается отрезать ей язык. Девушка делает ещё несколько шагов назад и, резко развернувшись, бежит к концу коридора, но не успевает миновать и пару метров, как с грохотом падает на холодный пол, а неведомая сила тянет Николь к Чихо. — Не надо, пожалуйста! — слёзно просит Чон, отчаянно пытаясь зацепиться за пол, но только раздирает пальцы в кровь, оставляя за собой красные следы. — Ой, смотрите, защебетали, — умиляется У Чихо и садится на корточки напротив Николь. — Но какой толк от твоей мольбы? Ты так ничего дельного мне не сказала. Николь чувствует, как нечто заставляет её открыть рот и высунуть наружу язык. Чон лихорадочно пытается отвернутся и, зажмурив глаза, закрывает лицо ладонями, пока У Чихо не огрызается и силой не укладывает Николь на лопатки. — Я даю тебе последний шанс использовать свой язык по назначению, — шипит призрак, направив на Чон остриё ножа, — зачем ты сюда пришла? — Чтобы узнать, что вдохновило Вас! — вырывается из уст Николь против её воли. — Почему тебе надо знать, что вдохновило меня? — Потому что я хочу создавать одежду! — Что ты должна для этого делать? — Любить своё дело. — БОГОТВОРИТЬ, ТВАРЬ! — У Чихо срывается на крик, и Николь резко прогибается от пронзающей всё тело боли. — БОГОТВОРИТЬ МОДУ! Вот, что ты должна делать! В тебе нет страсти, поэтому у тебя ни черта не получается, второсортная ты шваль! Николь чувствует, будто в её теле разом ломаются все кости и прорезают кожу. Чон в беспамятстве повторяет слова У Чихо: «Боготворить моду!» словно единственную молитву, способную спасти её жизнь. — Или ты отдаёшь всё, или ничего! — шепчет призрак над самым ухом Николь. — И нет никакого секрета вдохновения в катакомбах. Слышишь? Всё это чушь собачья! Люди придумывают себе неизвестно что, лишь бы создать сенсацию! — Я буду боготворить моду, я буду боготворить… — Если для создания нужно убивать — убивай! Если нужно пролить кровь — проливай! У тебя не должно быть никаких запретов! — Боготворить, боготворить, боготворить. — Только страстью ты создашь шедевр! Модели — безмозглые куклы, которые не умеют позировать! Они должны испытать всё на себе, чтобы правильно показать твоё творение! На висках Николь вздуваются вены, и голова трещит от оглушительного гула. Миллионы голосов как один вторят: «Боготворить!», тысяча игл вонзаются в тело Чон и запускают в вены жгучую страсть. Девушке кажется, будто мумии склонились над ней, стучат своими дряхлыми челюстями, пока те не отваливаются и не рассыпаются, падая прямо на лицо Николь. Призрак расплывается в самодовольной улыбке, упиваясь страданиями своей незваной гостьи. — Человек прекрасен в агонии, — с наслаждением говорит У Чихо, — но твоё счастье, что мне нужен приемник, малышка. Призрак наклоняется к Николь и касается губами лба Николь, заставляя Чон забыться глубоким сном.

***

«Это шоу мир запомнит навсегда! Вчера, на неделе моды в Париже, модель получила огнестрельное ранение в плечо. В зале началась паника, но, как оказалось, „нападение“ было частью показа. Николь Чон — дизайнер одежды, заявившая о себе смелым шагом начать демонстрировать свои коллекции в самых разных местах будь то парк, магазин, стадион или школа, на этот раз выстрелила в собственную модель, Монику Райс, для ONE Military collection. Пугающее своей задумкой шоу по праву можно считать негуманным и противозаконным, но сама „жертва“ отказывается заявлять на Николь в полицию. „Я сама пошла на это. Всё ради моды! Ради Николь!“ — комментирует Моника свою позицию, вызывая бурю недоумений, осуждений и… Восхищения! Да, именно, существуют не мало сторонников Николь, считающие её творчество…» Чон выключает телевизор с чувством полного удовлетворения. Она услышала от СМИ всё, что хотела, и больше их мнение её не интересует. Сегодня был последний раз, когда Николь слушала новости о себе. Она исполнила желание пятилетней девочки, мечтавшей стать великим дизайнером и услышать о себе по телевизору. Больше Николь не может тратить своё бесценное время на выслушивание критики или похвалы в свой адрес. Николь надо заниматься делом, а служба госпоже Моде не терпит халатности. Девушка поднимается из кожаного кресла и подходит к туалетному столику, открывает шкатулку с украшениями и достаёт оттуда золотую печатку с инициалами «SZ». Николь надевает это кольцо только в особенные дни, и сегодня как раз один из них. Пришло время создавать новую коллекцию. Настало время отдать долг демону Сицилии.