Иерусалим, много лет до нашей эры.
Как Квизл, во все времена пребывавшая на хорошем счету у хозяев, умудрилась попасть на «перевоспитание» к Хабе Жестокому, оставалось тайной очень долго. Просто в один прекрасный день она появилась на стройке в не очень хорошем расположении духа и с потрепанной сущностью. Помнится, я даже сначала не понял, в чем дело и подумал было, что она просто принесла Хабе какое-нибудь послание, но, увы и ах, выяснилось совсем противоположное. Впрочем, сначала я несильно переживал за нее. Эта джиннша обладала поистине уникальным даром склонять хозяев на свою сторону. Я наблюдал уже несколько раз, как холодные и неприступные хозяева, которых страшились могучие африты, после вызова Квизл становились мягче и как-то даже человечнее. По крайней мере, по отношению к ней самой. В чем тут было дело, не могла объяснить даже сама Квизл: и ложные в своей скромности облики прекрасных дев, которые она принимала, и неизменно вежливая улыбка, и бездонные, как море в шторм, опущенные в раболепии глаза, и мимолетный легкий флирт, и наивный детский взгляд — все это было настолько общеизвестными джиннскими фокусами, что любой уважающий себя хозяин скорее отвесит нерадивому рабу порцию Игл, чем купится на это. [Или чего-нибудь покрепче. Вывороченную Кожу, например. Главным образом это зависело от того, с какой ноги встал хозяин поутру, если, конечно, у него имелось две ноги.] Так, по крайней мере, было на моем опыте и на опыте всех, с кем я когда-либо тащил тяжкое бремя служенья. Но у Квизл получалось. Каким-то непонятным, необъяснимым, чудодейственным способом получалось. Ей надо было лишь покаянно вздохнуть, чтобы ей простили те промахи, за которые бы мне пришлось плясать на Раскаленных Угольях. [Добавьте ко всему этому ее честность и исполнительность, которые я так и не смог искоренить за то время, которое дает мне право считать ее своим протеже.] Поэтому, я надеюсь, читатель поймет своего верного слугу, если я скажу, что, как только Квизл сказала, что она новая рабыня Хабы, в глубине моей сущности родилась надежда на то, что Хаба Жестокий не станет исключением из правил, и его черствая человеческая душонка смилостивится над ни в чем не повинными духами и отпустит их домой… Даже не знаю, что на меня нашло в тот момент. Наверное, полуденное иерусалимское солнце голову напекло. Хаба Жестокий всегда останется Хабой Жестоким, пусть даже у него в услужении будут такие идеальные рабы, какие бывают только в восточных сказках. Он все равно найдет к чему придраться, если захочет придраться. И даже если не захочет, все равно найдет. Какое-то время Квизл действительно пыталась что-то сделать с этим каменным истуканом, но каждый раз натыкалась на непробиваемую стену холодности и равнодушия. — Я бы перешла на более кардинальные меры, но этим я заработаю только лишние Иглы на свою сущность, а это точно последняя вещь, которую я хочу, — пожаловалась она мне как-то на закате, смотря вслед удаляющемуся Хабе. Моя сущность к тому времени ныла от долгого пребывания на Земле и от плети Хабы [угадайте, от чего больше], но я не стал спорить с ней. По крайней мере, я давно привык к такому обращению, а вот Квизл — нет, и, уж поверьте, я ни разу не хотел, чтобы она привыкала. Но, так или иначе, Квизл хотя бы дольше всех продержалась, не испробовав Сущностной Плети нашего хозяина. [Если вы вдруг забыли, нам удалось прогневать его в первый же день.] Она побила рекорды всех личных рабов Хабы, и Факварл уже принимал ставки на то, превзойдет ли она Аммета, но тут случилось страшное. Догадались уже, что именно, а? Соломон случился. И гиппопотам в юбочке. Ну, вы помните, я рассказывал уже. Не самое лучшее из моих воспоминаний, поэтому не буду повторяться. Но вся соль в том, что в это время на стройплощадке не оказалось Квизл. Не знаю уж, какого черта ее носило, где не следует, и у меня не было времени на расспросы. Все бы обошлось, приди она минутой раньше, когда Соломон отчитывал Хабу, или минутой позже, когда раздосадованный хозяин скрылся бы в своей башне. Но она, к своему горю, появилась именно в тот промежуток времени, что находился ровно по середине между этими двумя событиями. Именно в тот момент, когда Хаба Жестокий, бессильный, сжимал и разжимал кулаки в ярости на уходящего Соломона. Именно тогда под недобрым взглядом Хабы Квизл поднялась на холм. — Где ты была? — его, как обычно, равнодушный голос с замогильными нотками не предвещал ничего хорошего. Я закусил губу и оглянулся на своих товарищей. Все они тут же отводили взгляды, пытаясь не смотреть в сторону Квизл. Я тихо чертыхнулся. — Я… Простите меня, хозяин, — Квизл поспешно поклонилась по египетскому обычаю. — Я отлучилась всего на минуту. — Кажется, я недвусмысленно приказал тебе, как и всем другим рабам, в поте лица работать над храмом. И при этом никаких минут оговорено не было. Квизл не нашлась, что ответить. Выждав драматическую паузу, во время которой он медленно распутывал Сущностную Плеть, Хаба продолжил: — Им, — он кивнул в нашу сторону, — ведомо, что я делаю с рабами, которые посмели ослушаться меня единожды. То, что я делаю с теми несчастными, что посмели сделать это дважды, я не желаю знать никому. — Хозяин, я… Хаба щелкнул плетью. С характерным шипением, которое заставило нас всех поежиться, из трех хвостов вышел золотой росчерк и прошел насквозь сущность джиннши. — Я не разрешал тебе говорить, демон, — Квизл вздрогнула от боли и запнулась на полуслове. — Квизл Уругвайская, — Хаба медленно произнес ее истинное имя, будто пробуя его на вкус, — я наблюдал за тобой. Почтительность, скромность, послушность — именно то, что я требую от своих рабов. И тем не менее, убийство хозяина. Видимо, ты хотела провести меня, чтобы отделаться малой кровью и снова уйти в Воющую Бездну, куда вы, демоны, так хотите вернуться. У тебя не получилось. Квизл молчала. А что тут можно добавить, если Квизл и правда хотела это провернуть? Все хотели. Всем хотелось домой, в исцеляющие потоки Иного Места. У всех болели сущности. Никто не хотел умирать. Следующие несколько минут прошли неприятно для всех: джинны молча отводили глаза, я бессильно скалил внезапно выросшие у гиппопотама клыки, у Хабы устала рука, а Квизл… гхм, здесь я, пожалуй, промолчу, сами представите. Только когда молнии перестали шипеть, а Хаба свернул свою плеть тяжелыми черными кольцами, ее растерзанная в клочья сущность, сейчас более походящая на белесое склизкое облачко, упала на землю. Хаба прошел мимо, лишь мимолетно скользнув по ней взглядом, и направился куда-то в сторону города. Я, приняв уже более благочестивый вид [Не то, чтобы в облике гиппопотама мне было неудобно, просто сейчас он был совсем не в тему.], подошел к Квизл, которая уже понемногу собиралась в свой прежний облик. Присев рядом, я окинул ее сочувствующим взглядом, но жалеть не стал. Квизл терпеть не могла, когда ее жалели. — Облики постарайся часто не менять, сущность быстрее к нормальному состоянию вернется, — над нами навис грузный нубиец. Квизл встала на ноги и, посмотрев в глаза Факварлу, с легкой иронией в голосе поблагодарила его за заботу. Нубиец в ответ мило улыбнулся тремя рядами острых клыков. Я тоже поднялся на ноги, нарочно отряхиваясь от невидимой пыли. Я обычно не пытался вникнуть в суть их взаимоотношений после того, как Факварл совершенно случайно однажды оставил Квизл на дне Евфрата, прижатую небольшим камешком весом в несколько тонн. Через пару десятков лет на Факварла, тоже по совершенно парадоксальному стечению обстоятельств, упали ворота, обитые серебром, размером в три человеческих роста. Потом Квизл внезапно стала остерегаться больших групп фолиотов, а Факварл… В общем, список можно было продолжать бесконечно. Я считал это чистой воды ребячеством. [Вот только не надо говорить, что гиппопотам в юбочке — тоже ребячество! Это была тонкая сатира над одной из Соломоновых женушек. Очень удачная, кстати говоря.] Ладно Квизл, у нее всегда была неведомая мне тяга к пари и соревнованиям, но Факварл-то куда?.. — Как ощущения? — спросил я у нее, прерывая их игру в гляделки. Я начинал подозревать, по чьей вине отлучилась Квизл, и использовал все свое самообладание, чтобы не выказать этого. Квизл к тому времени внешне почти полностью оправилась и наблюдала краем глаза за мелкой потасовкой наших коллег, а потому не сразу поняла сути моего вопроса. — Ну, — вымученно улыбнулась она, когда я повторил, — как сказала бы моя ныне мертвая хозяйка, как будто невинность потеряла. Факварл замер на месте, словно в оцепенении, а потом вдруг громко и раскатисто расхохотался. — Так тебя первый раз бичевали? — спросил я у нее. Квизл неопределенно повела плечом, прикрыв глаза. — Этот раунд за ним. Какой бы удивительной не было новостью то, что Квизл не удалось побить рекорд Аммета, ее полностью заглушила весть о том, что вместо того, чтобы тихо-мирно возводить храм, мы должны будем гоняться по пустыне за джиннами. Нет, я вот, например, был даже рад такой перемене, а вот другие считали несколько иначе… — И вот какого черта ты оказался там как раз тогда, когда Соломону приспичило прогуляться? — прошепелявил Бейзер, обращаясь ко мне. Нормально говорить ему мешали непропорционально огромные клыки. Я лишь демонстративно махнул своим длинным шипастым хвостом. Мы все сидели на крыше какой-то высокой постройки в обликах бесов. Город освещали лишь редкие уличные факелы и тонкий серп месяца, так что мы не рисковали быть замеченными в неподобающем виде. — Ты был часовым, — не преминул напомнить я ему. — И, если тебе так хочется винить кого-то в случившемся, вини лучше себя. Бейзер в ответ лишь фыркнул. На его место пришел Тивок: — Бартимеус, только не перекладывай с больной головы на здоровую. Все знают, что Хаба тебя недолюбливает, и никто не хочет оказаться на твоем месте. Промахнулся ты, и здесь весь сказ. — Да тебя там вообще не было, — огрызнулся я, начиная злиться, но моя реплика утонула в шквале гула. Лишь Квизл молчала, думая о чем-то своем, и Факварл кидал сочувствующие взгляды. — С чего вы завелись, как все жены Соломона разом? Это меня Хаба проклинает всеми египетскими богами смерти, не вас же. Ну и успокойтесь. Повисла сухая тишина. Я презрительно фыркнул, смотря на неприязненно глядевших на меня духов. — Не видать нам теперь Иного Места, — внезапно вздохнул Нимшик. — Почему же? — наконец отозвалась Квизл. — Omnibus hominibus moriendum est. [Все люди смертны. Это я так, на всякий случай перевожу. Люди всегда меня удивляли своим безграничным невежеством к языкам своего мира.] — И кто его убьет? — язвительно поинтересовался Бейзер. — Ты, что ли? Квизл развела своими бирюзовыми когтистыми лапами, покрытыми рыбьей чешуей. По ее виду было сложно понять, шутит ли она или говорит всерьез. — Нужен кто-то более опытный, — спокойно ответила Квизл. — Согласен, — авторитетно гаркнул Хосров, кивая на Факварла. — Ну не-е-ет, — протянул в свою очередь Факварл. — Я на такое дело не подписывался. Ко мне вообще Хаба очень лояльно относится. Может, вообще скоро отпустит. Его заявление было встречено недовольным ропотом. Факварл ухмылялся, чуть прищурив глаза, как ленивый кот. — Может, Бартимеус в очередной раз что-то выдаст и Хаба лопнет от злости, — добавил он. — Кто знает? Джинны едко и противно засмеялись. Квизл выжидающе смотрела на меня. Я думал. Раздумья мои продолжались и в пустыне, благо там никто думать не мешал. Одиночество, скудный пейзаж из пустошей и скал как ничто предрасполагает к раздумьям. Впрочем, я тут же бросил это дело, когда лично познакомился с Амметом. [Нет, я и раньше подозрительно косился на неправильную тень Хабы, но лично потрепаться о жизни с его маридом мне как-то не доводилось, чему я был несказанно рад.] Потом еще потрепался о жизни с Ашмирой. Ну, вы помните ее, я же рассказывал уже. Потом с самим Хабой. А потом опять с Ашмирой. Потом… Короче, с кем я только не беседовал, но ни радости, ни какой-либо пользы мне это не приносило. Ах нет, простите, вру, все-таки какую-никакую радость мне это доставило: я был жив. А вот Хаба… В конце концов он лежал поверженный, поскуливая от боли, прижимая к руке левую культю. — Убери отсюда это. Помести его в темницы в подвалах башни. Я вскоре им займусь. Да, Соломон никогда не жаловал заговорщиков. Хаба исчез в вспышке. Я стоял на месте перед великим царем, рядом буквально трепетала Ашмира. [Нет, серьезно, она дрожала как осиновый лист. Может, она просто замерзла?] Где-то в уголочке плотной кучкой жались друг к другу слуги Хабы Жестокого. Соломон что-то выговаривал Ашмире, когда ко мне придвинулась Квизл. — Как тебе… Как ты вообще… — она смотрела на меня и не могла подобрать слов. — Мы думали, ты сгорел в Бедственном Огне. — Как видишь, пока еще нет, — мне предстояла нелегкая беседа с Соломоном и я был угрюм. — Но это же здорово! Ты доказал всем, что не боишься Хабу и освободил всех нас. — Какая разница, Квизл? — я тяжело вздохнул. — Факварл-то этого не увидел. Черта с два он теперь мне поверит. Квизл на секунду опешила. — Вот хитрый же гад, — наконец прошептала она. — И этот раунд за ним. Но следующий я ему точно не отдам. Я едва удержался от того, чтобы приложить ладонь к челу. Конец. Стоп. Не конец.Тысячелетия спустя.
Ради справедливости я могу отдать мальчишке должное. Мы с Натаниэлем сработались гораздо лучше, чем ожидал любой из нас. Я командовал, он выполнял. [В какой-то момент мне даже показалось, что из него может выйти толк.] Нет, я, конечно, мог бы силой взять контроль над его телом, но мне это было попросту не нужно. Он, как законный обитатель своей материальной тушки, которой вы, люди, почему-то очень дорожите, намного лучше меня разбирался во всех этих переплетениях мышц, сухожилий и костей. Я попросту сломал бы ему что-нибудь. Хотя, в некоторых ситуациях, я, конечно, мог взять инициативу в свои руки. Как сейчас, например. — Бартимеус?! Растерянный Факварл. Я постарался как можно лучше запомнить это лицо. Да, не часто такое увидишь. Могу считать себя создателем еще одного чуда света. — Предатель. Меня позабавил его обиженный тон. — Отнюдь. Просто этот раунд за мной. Все-таки ты переборщил тогда с Големом. «Бартимеус, что ты несешь?!» «Тише. Он поймет.» По взгляду Факварла было видно, что он понял. Конец? Нет, дорогие мои читатели, конец не здесь…