Свободные

Папка, которую принёс Джонсон, уже несколько часов не давала мне покоя. Я так и не решилась её открыть. Было понимание, ничего хорошего для себя я там не увижу. Наверное, я трусиха, но мне было страшно. Хочу ли я знать, что там? Этот вопрос набатом пульсировал в голове. Может, лучше избавиться от папки и сделать вид, будто и не было её никогда? Не даром же бытует поговорка: счастье в неведении. И вместе с тем, такой поступок будет обыкновенным малодушием, шансом для врагов нанести очередной удар в спину. Так что, нет, побег от проблем ещё никому не помог от них избавиться. Была уже глубокая ночь, когда я решилась открыть этот «Ящик Пандоры». Быстро перебирая листы, а их было совсем немного, я нашла тот, где была фотография Лии. В графе рядом с фотографией напечатанным шрифтом было написано имя «Стефани Брукс». Рядом стоял год рождения. С мрачным удовлетворением я заметила, что про него она солгала. Внизу шли общие данные, такие как рост, вес, цвет волос, глаз, место рождения и так далее. Я быстро пробежала по сухой статистике глазами и наткнулась на строчку о профессии. «Наёмница». После в графе шло перечисление её профессиональных качеств, среди которых было владение различным холодным оружием, список винтовок и других стреляющих устройств (и как Адриан смог такое достать? Хотя, чему я удивляюсь: это же Адриан Джонсон!), несколько десятков стилей борьбы, многие названия которых я даже произнести не смогу; Лия-Стефани также была сильна в психологии, медицине и химии. Что-то защемило, когда я увидела пунктик «легко втирается в доверие». Да уж, кому как не мне про это знать. Дальше шло перечисление сильных и слабых сторон и прочая дребедень. Интерес вызвал текст в самом низу листа, написанный от руки, почерком Адриана. Главным её заданием, на данный момент, было внедриться к тебе в доверие и докладывать обо всех действиях, передвижениях и мыслях нанимателю, коим была моя жена, Оливия Джонсон. Вся личность Лии Купер — не более, чем тщательно продуманная легенда. Ты не задумывалась, почему почти за год, что вы знакомы, Лия, которая так часто ездила к родителям, ни разу не позвала тебя с собой? Эти поездки тоже не более, чем прикрытие для выполнение быстрых, разовых заказов: добыть сведения или убрать неугодного человека. Мне жаль рушить твои иллюзии, но эта женщина с самого начала не ставила тебя ни во что, эпизод со мной лишь маленькое показательное представление. Ты и сама знаешь, как любит она мужчин и не брезгует почти никем, например, твоим парнем. Фото подтверждающие написанное прилагаются… И в самом деле, я нашла несколько снимков: Лия с пистолетом; Лия, которую и узнать почти невозможно; Лия в постели с Эндрю у него дома… Захлопнув папку, я старалась делать глубокие и равномерные вдохи. Это ведь не новость, что Лия не та, кем кажется? Или новость? И вообще, её зовут Стефани. Такого я уж точно не ожидала. Это слишком. Не хотят подобные факты укладываться у меня в голове. В душе и вовсе буря, я даже не могу разобрать, что чувствую. Наверное, это шок. Эндрю… казалось бы, достаточно того, что я узнала из написанного о ли… Стефани, но всё же надо понять, кем является тот, кого я называла своим бойфрендом и всерьёз подумывала подпустить к себе ближе. Рядом с фотографией, прямо как и у Стефани, были написаны примитивные данные об имени и дате рождения. И опять и снова сухие данные, в которых нет особого секрета. Интерес же представляла приписка снизу: Пожалуй, единственный, кто не имеет никакого отношения к моей жене, но я бы не сказал, что из-за этого он лучше остальных. Как адвокат, он ничего из себя не представляет, полная посредственность, услуги его на данном поприще спросом не пользуются. Однако, он нашёл хороший способ заработка. Я бы назвал его альфонсом, хотя, наверное, элитная проститутка будет ближе. Знакомится с богатыми женщинами, которые страдают от одиночества и нехватки секса. Втирается к ним в доверие и исполняет любой каприз за их деньги. Единственное, что можно зачесть как плюс ему: не скрывает, что отношения носят больше коммерческий характер, нежели любовный. При этом умеет так себя преподнести, что женщины забывают, что всё куплено и не настоящее. Пользуется спросом в определённых кругах. Какой интерес преследует, поддерживая отношения с тобой, выяснить не удалось. Касательно того, что связывает его со Стефани, тоже узнать ничего не удалось, скорее всего просто похоть. Фото в подтверждение вышесказанного прилагаются, как информация о месте и времени, когда состоится следующая встреча. Можешь сама проверить. Ниже шли цветные снимки, на которых Эндрю в обществе различных женщин: гуляет с ними, обедает, занимается сексом. Стало больно. Горло сжало спазмом, появилось неприятное пощипывание в глазах. Нет, это не та оглушающая боль, которую я испытывала из-за Адриана, но всё равно. Ведь я ему верила, искренне надеялась, что когда-нибудь он поможет мне начать снова жить. Была к этому близка. Оказалось, мой парень и не мужчина вовсе, а так шлюха, проститутка. И я всего лишь идиотка, которая опять выбрала не того человека. Даже не особо хочется знать, что ему от меня нужно. Нет, вру, хочется. Но к чему выяснять отношения? Оно того не стоит. Была так же информация на Троя, из которой следовало, что он любовник жены Джонсона, который за её… кхм… сексуальные услуги, подрядился устроить меня на мою работу и докладывать ей обо всём, что я там делаю. И опять фото и место и время их встречи. Да и сама работа… Меня наняли под давлением со стороны, но, если верить словам письма, я многократно превысила самые смелые ожидания Флетчера, и он меня действительно ценит, как сотрудника. Но сам факт трудоустройства… Даже консьержи в моем доме были куплены и докладывали Оливии Джонсон: когда, как и кто. Внутри стало как-то холодно. Не было ни истерики, ни слёз. Просто пустота и холод, отрешённость. Будто и не со мной всё. Наверное, это защитная реакция психики на потрясения. Я так гордилась, что оставила прошлое в прошлом, окружила себя людьми, которые ни коим образом не касаются событий минувших лет. Оказалось же, вся моя жизнь хорошо распланированная и поставленная сцена, где я послушно играю отведённую роль. Спектакль для «избранных», не более того. Я не знаю, как ты поступишь, узнав эту информацию. Но хочу сказать, твоя вина в сложившейся ситуации лишь в том, что ты закрылась от мира, и лишь действуя целенаправленно, можно проникнуть под твою броню и привлечь твоё внимание. Потому и не оказалось в твоём окружении случайных людей. Хотя есть у меня опасения, что без Оливии тут не обошлось. Ты хороший человек, Криста. Просто живи и радуйся жизни. Не прячься от неё. Я же постараюсь, чтобы моя жена больше не лезла к тебе. Адриан Джонсон.

***

Очередная бессонная ночь не лучшим образом сказалась на моём характере, потому на работе меня старались особо не донимать. Я же смотрела на окружающих и думала: кто ещё куплен? Вчера ночью, после изучения папки, первым порывом было позвонить продажным тварям, которые меня окружают, и высказать всё, что о них думаю. Силой воли я подавила неразумное стремление. Нужно успокоиться. Убедится для начала. И как назло, что у Эндрю, что у Троя, встречи были назначены на сегодняшний вечер, с разницей в полтора часа. Мне отчаянно не хотелось верить, что написанное правда, но при этом я просто не могла смотреть на Троя. Мне мерещилось, что на его лбу неоновыми буквами сияет слово: «предатель». Пытаясь уверить себя, что прочитанное и увиденное на фотографиях — бред, я позвонила Эндрю, с целью пригласить его провести вечер со мной. Когда он ответил, и я озвучила своё предложение, то повторяла про себя, как молитву: «Пожалуйста, согласись! Пусть всё окажется ложью!» — Детка, сегодня я не могу. Очередной вечерний вызов. Дело сложное, клиент — человек занятой. Я, конечно, постараюсь освободиться пораньше и, если что, позвоню тебе. Но ты же понимаешь, работа, есть работа, — ответил он, как мне показалось, расстроенно. Он расстроен? Тогда что говорить обо мне? — Понимаю, — произнесла я, стараясь, чтобы голос не выдал слёз, скапливающихся на глазах. Невообразимо тяжело, делать вид, что всё хорошо, когда внутри всё вопит от отчаяния и непонимания. — Ну не расстраивайся, — заискивающе протянул мужчина на том конце. — Зато завтра я целиком и полностью в твоём распоряжении. Обещаю. Мне хотелось крикнуть — «Не будет никакого завтра». Но взяв себя в руки, я закончила разговор, будто верю и согласна. Холодно, как холодно внутри! Как бы то ни было, работа мне моя всегда нравилась, и мне удалось отвлечься, и я сама не заметила, как наступил конец дня. На меня напало странное оцепенение. Дома я по-быстрому переоделась и направилась проверять первую наводку. Минут десять я просидела на лавке в нелепом камуфляже из очков и парика, прежде чем появился сначала Трой, а потом и Оливия. Парень сходу кинулся страстно целовать эту змею, она же была более, чем сдержана. На лице даже проступила брезгливость, когда он чуть отвернулся. Парочка направилась прочь из парка. Я же осталась сидеть, примороженная к месту. Следить за ними не имело смысла, и так всё ясно. Подтвердилось. Почти полтора часа оставалось до следующего разоблачения, и я продолжала сидеть все на той же скамейке не в силах пошевелиться. Не было слёз, боли или чего-то в этом роде. Только страх немного поднимал сонную голову при мысли ехать и смотреть на досуг Эндрю. Мне не хотелось этого делать, но я заставила себя встать и пойти спустя минут сорок. Всё должно закончится сегодня, чтобы войти в завтрашний день оставив сомнения и окружающих меня тварей в сегодняшнем. Окраина города, не самый благополучный квартал. Сегодняшняя пассия Эндрю замужем. Муж о развлечениях благоверной знает и ему откровенно плевать. Условие одно: дети или общественность не должны знать о её связях на стороне. Дети. У них ведь полноценная семья и им этого мало. Нужны новые ощущения. Отвратительно. Мерзко. Грязно. Третий этаж, вот она дверь, за которой должен быть Эндрю со своей старухой. На миг застываю, раздумывая, что делать. Позвонить? Решаю сначала проверить, заперта ли дверь. О, чудо! Дверь без особого сопротивления открывается. Ну и безалаберность! Заходи, кто хочешь; делай, что знаешь. Из одной из комнат слышится музыка. Плавная, медленная, эротичная. Как механический робот я подхожу всё ближе, хотя так и хочется развернуться и бежать. Не видеть, что находится буквально в трёх шагах от меня… Там спальня. Небольшой столик сервирован фруктами и шампанским, а на огромной кровати жадно совокупляются двое. Женщина, лет пятидесяти, ухоженная, но природу не обманешь, и Эндрю. Парочка так поглощена действом, что просто не замечает присутствия постороннего. И внезапно я понимаю, не хочу устраивать разборок и сцен. Нужно просто выкинуть всех уродов из жизни, оборвать или свести к минимуму общение. Конечно, я понимаю, не миновать объяснений с тем же Эндрю, но эпичные сцены мне не нужны. Потому я просто ухожу. Наверное, я родилась под несчастливой звездой, потому как, почти достигнув выхода, я задеваю какую-то дрянь, напоминающую статуэтку и она с грохотом падает на пол. Немая сцена: любовники смотрят на меня, я на них. Пожав плечами, я разворачиваюсь и продолжаю свой путь. — Криста! — раздаётся окрик Эндрю сзади, продолжаю идти. Не бежать, именно идти. — Стой, — говорит мужчина, догнав меня. — Я понимаю, как это выглядит, но это… — Не то, что я думаю? — спокойно заканчиваю за него фразу я, всматриваясь в лицо, которое недавно было таким дорогим. — Откуда ты знаешь, что я думаю? Эх, не хотела разбора полётов, да, видимо, не миновать. — Ну как же, я… Она… — запинаясь подбирает мужчина слова. А мне становится смешно. Его любовница наверняка мечет молнии, мы стоим посреди подъезда, выясняя отношения, которых больше нет. Причём на Эндрю лишь простыня, которая так и норовит сползти на пол. Пытаюсь взять себя в руки, но несколько смешков всё равно срываются с губ. — Не трудись, — наконец произношу я, глядя мужчине прямо в глаза. — Я всё знаю. Знаю о богатых старушках, за деньги которых ты исполняешь все их желания, — лицо Эндрю побледнело. — И о простых похождениях знаю, например, о вашем досуге с Лией. И, думаю, не стоит объяснять, что с этой минуты нас ничего не связывает. — Чёрта с два! — рычит мужчина и хватает меня за локоть, когда я разворачиваюсь, чтобы уйти. Брезгливо выдернув конечность, я выжидательно и дерзко смотрю на него. — Единственное, за что мне стыдно, это связь с Лией. Я говорил ей, что это безумие и вообще мне не нужно, только она нимфоманка чёртова, отступать не хотела, а я… Я всего лишь мужчина со здоровыми сексуальными наклонностями. А это — только работа. Не более того. Единственная женщина, которая мне по-настоящему нужна, которая бередит душу и сердце, это ты. Какая искренность в глазах, а пыла сколько! Он так восхитительно играет или в самом деле не понимает, как отвратителен? — Ты альфонс и проститутка, — к чертям мягкость и обходительность. — Ах, вот оно в чём дело, — прищуривается Эндрю. — Осуждаешь. Ты ведь правильная у нас. Только вот ответь на вопрос, чем эта работа хуже другой? — У всех своя мораль, как по мне, так это грязно и омерзительно. Я себя грязной ощущаю из-за того, что имела с тобой что-то. — Это хорошие деньги. — Деньги не стоят того, чтобы ради них продавать честь и совесть. — Можно подумать, окажись я портовым грузчиком, которому нужно неделю копить деньги на букет цветов, ты бы со мной связалась. — Именно! Потому что грузчик, честная, хоть и низкооплачиваемая работа! — Да брось, Криста. Кому ты лжёшь? Ты сама сколько зарабатываешь? К какой жизни привыкла? И тут я поняла, что зря тут время теряю. У Эндрю свои понятия, причём очень распространённые в наши дни, а именно: деньги не пахнут. Кому-то данная философия хорошо знакома и весьма близка, но не мне. Не понять мне, как можно продавать себя за бумажки в убеждении, что только они что-то значат в нашем мире. А как же честь, совесть, собственное достоинство? Их можно списать, выбросить за ненадобностью? Может, я слишком правильна, наивна и даже глупа по меркам нашего жестокого мира, но мне этого не понять. Как и Эндрю никогда не понять, почему в моих глазах лучше быть портовым грузчиком, чем элитной проституткой. У нас разное понятие морали и ценностей. Странно, что мы вообще когда-то сошлись. Не понимаю, как не увидела этого раньше. Может, просто не хотела видеть? Одно ясно, дальнейший диалог не имеет смысла. — Прощай, Эндрю. — произнесла я тихо, без злости или раздражения. Не было их. Была лишь жалость к человеку, который так себя не ценит и так стремится к деньгам, что готов ради них на лечь в постель с кем угодно. Развернувшись, я продолжила свой путь к выходу. Мужчина ещё что-то кричал мне. Звал. Просил о разговоре. Я не повернулась. Зачем? Оказавшись на улице, я всей грудью вдыхая прохладный воздух. Странно, но я не ощущаю боли или ненависти. Брезгливость, да. Мне кажется, будто Эндрю осквернил моё собственное тело, прикатывая свои шары ко мне после этих пенсионерок. Невольно меня передёргивает, и я стараюсь не акцентировать на этом внимание. Выбросить из головы, как ненужный хлам. Сквозь морок тоски на меня снисходит чувство лёгкости. Словно огромный груз сбросила с плеч. Вроде бы должна выть от боли, реветь крокодильими слезами, проклиная судьбу-злодейку, а мне наоборот становится удивительно спокойно. Мысли плавные и чёткие. А ведь прав, наверное, Джонсон. Приехав в город более года назад, я была совершенно разбита и озлоблена на весь мир. Мне нужны были жильё и работа, но никак не люди. Любого, кто смел проявить ко мне больше интереса, чем к фонарному столбу, я встречала потоком резкостей и негатива. Немудрено, что у меня столь узкое окружение, состоящее сплошь из отборных уродов. Нормальные люди не стали бы связываться со злобной, неадекватной девицей. Возможно, мне бы стоило уехать. Начать всё с чистого листа. Так было бы проще, только вот где гарантии, что на новом месте история не повторится? Нет, никуда я не поеду. Нью-Йорк — огромный город, где живут миллионы. Уверена, при желании и здесь можно устроить свою жизнь. Работу бросать жалко и потому её менять я не буду, а вот окружение мне нужно кардинально новое. Эта шайка мразей в прошлом. А верно же говорят, трудности закаляют. После боли и потрясений, которые я пережила за последние дни из-за Адриана, произошедшее сейчас уже не особо ранит. Скорее вызывает грусть, злость, непонимание. Бог им судья. Впервые за очень долгое время, я шла по улицам, смотрела на мир широко распахнутыми глазами и совершенно искренне, пусть и с оттенком грусти, улыбалась.