Senza di lui

Антонио открыл дверь и снова упёрся взглядом в непонятную кучу малу из предметов собственной мебели. Посреди всего этого в кресле спал старший Варгас, довольно посапывая во сне. Карниз, вместе с занавесями, еле держался на своём месте, и то на одном только гвоздике. Казалось, что вся эта конструкция вот-вот рухнет, но спящему было всё равно, ибо эти самые занавеси удачно прикрывали его от ярких лучей солнца. А изначально это называлось «уборка». Карьедо недовольно хмыкнул, и решил-таки разбудить спящую доселе бестию. Зря он это сделал, ой зря… — Романо, ну ты опять не убрался, сколько раз я тебе говорил… — Твоя дурацкая мебель мне мешает! Как я по-твоему должен… И вообще, знаешь что, я тебе не прислуга! — Ишь ты, раскомандовался! Вот оставлю тебя тут одного, и посмотрим, как ты будешь жить. — Ну и катись! Да-да, убирайся, — вошёл во вкус Ловино, — корзиночку только оставь, — с этими словами он указал на корзину с томатами, которую Испания всё это время держал в руках. — Вот и отлично, — нахмурился Антонио: он явно не ожидал такого ответа, — а если я уйду навсегда? — Да пожалуйста! Мне будет не хватать твоих нравоучений! – огрызнулся Италия, и Карьедо, поставив корзину у порога, скрылся за захлопнувшейся дверью. Гвоздик, на котором висел вышеупомянутый карниз, не выдержал напряжения, и конструкция рухнула прямо в кресло, где и сидел Романо. Последний промычал что-то нечленораздельное и явно нецензурное. Выбравшись наконец из-под тяжёлых штор и не менее тяжёлого карниза, угодившего Варгасу прямо по макушке, Ловино недовольно потёр голову и, пнув рядом стоящее кресло, направился в кухню. Благо, там «убраться» он ещё не успел. Усевшись за стол, он достал из прихваченной с собой корзины, которая, кстати, оказалась не очень-то и лёгкой, пару томатов. Время шло, солнце продолжало нещадно палить, а стрелки часов неумолимо двигались вперёд. Италия заскучал. Слоняясь по дому, он старался найти себе хоть какое-то занятие, которое могло бы занять его на добрую половину дня, но таковых не было. Разве что, стол в гостиной накренился на бок под тяжестью книжного шкафа, из которого на пол вывалились все книги, пресловутый карниз лежал на кресле, часы свалились на пол, и их стекло треснуло в нескольких местах. Хотя, они всё ещё продолжали тикать. И это единственное, что радовало во всём этом беспорядке. Но Варгас не спешил исправлять положение, ведь теперь ему бы никто не помешает наслаждаться свободой. Он усмехнулся, вспомнив об Антонио, и, нахмурившись, вышел в сад. Там, под тенью многочисленных фруктовых деревьев, можно было расслабиться и посидеть на уютных белых скамеечках. А ещё, отсюда лучше видно дорогу. Но, назло сам себе (как, впрочем, он и поступал всегда), Романо сел лицом к дому, разглядывая весьма интересные камешки на земле. Вскоре, ему это дело надоело, и он, достав последний томат из кармана, решил его доесть. Как и предполагалось, голод не тётка, и одним томатом Ловино не наелся, а желудок всё требовал добавки. А вот если бы Испания был дома, он бы приготовил сейчас… «Тьфу, мерзость какая!» — подумал Италия, глотая слюни, — «Пойду, посмотрю на кухне… Он-то точно своими невкусными томатами не наелся бы!» Открыв внушительных размеров шкаф, на содержимое которого возлагались большие надежды, Варгас заглянул внутрь. Всё было заставлено различными ингредиентами и продуктами, так что поначалу глаза разбегались. Но вскоре Романо с сожалением понял, что, для чтобы что-то поесть, надо это приготовить, а готовить он не умел… Вдруг, взгляд южанина наткнулся на весьма подозрительную кастрюлю. Он взял её и, открыв крышку, обнаружил нечто очень и очень занятное. — Паста?.. – с удивлением проговорил старший Варгас и, не мешкая, уселся есть. Ночь не заставила себя ждать, усыпая уже тёмное небо сотнями ярких огоньков. Прохладный ветерок подул в открытое окно: жара стала потихоньку спадать. Старые напольные часы в большой и светлой спальне Антонио пробили одиннадцать. «Он даже пасту для тебя приготовил, а ты его выгнал» — крутилось в голове, не давая Ловино нормально готовиться ко сну. «Да заткнись ты!» — мысленно крикнул он сам себе, уткнувшись в мягкую подушку, на которой обычно спал Испания, — «по-крайней мере, никто не будет стягивать с меня одеяло». Успокоив себя таким, безусловно, веским аргументом, Италия отмахнулся от ненужных мыслей. А ведь это он всегда скидывал с себя одеяло, и Карьедо оставалось лишь заботливо его укрывать… — Проклятые часы! – выругался Романо, когда те очередным боем ознаменовали час ночи. Он всё ещё не сомкнул глаз, то уставившись в потолок, то зарывшись лицом в одеяло. Его не клонило ко сну, и какое-то странное предчувствие вперемешку с волнением терзало сердце. Самые разные и, порой, неприятные мысли лезли в голову. Ловино снова повернулся на бок, сгорбился, сгребая одеяло и используя его вместо подушки. Но как бы он не старался, даже считал про себя, но заснуть всё не удавалось. — Идиот! – наконец, сорвался он и ударил кулаком по импровизированной подушке, — вот где тебя носит! «… а если я уйду навсегда?» — вдруг отчётливо всплыло в памяти. Тем же голосом, той же интонацией, с тем же выражением лица… «Навсегда?» — ещё раз спросил себя Италия, к которому, казалось, вдруг пришло озарение. Неужели он всерьёз… Варгас поймал себя на мысли. На той самой страшной мысли, которая весь сегодняшний день крутилась в подсознании, не желая проявить себя в должной мере. На той самой мысли о том, что Антонио мог действительно покинуть его. Навсегда. Навечно. «Вот оставлю тебя тут одного, и посмотрим, как ты будешь жить» А никак. Жевать помидоры, да клянчить пасту у младшего брата. А ещё скучать, скучать, скучать… Беспрерывно слоняться по дому, как сегодня, и взирать на горы ненужной мебели, обтянутой уже паутиной, запыленной, грязной. А может, он просто насовсем переберётся к Феличиано, оставив всю эту грязь и серость в наследство старому пустующему дому. И не будет больше смеха, шуточных драк и далеко не шуточных обид. Не будет больше самых вкусных в мире помидоров и его собственных недовольств по поводу их «отвратительного» вкуса. Не будет больше Испании… Романо сел на край кровати. Что-то запершило в горле, будто царапая его и, одновременно, смахивая на лёгкое удушье. Защипало в глазах. Да что за чертовщина, в конце концов!? Не мог он его оставить, не должен, не имеет права!.. Но тут, среди ночной тишины, тихого шелеста листьев за окном, своих собственных почти уже всхлипов, пока никто не видит, он услышал скрип. Так явственно, что он не мог, просто не мог перепутать. Резко встав с кровати, не смотря под ноги, ударившись о косяк двери, ведущей в эту самую спальню, сметая все препятствия на своём пути, Ловино таки вышел в холл. Не раздумывая, он бросился в объятья к вошедшему, который явно не ожидал застать своего, в очередной раз взбунтовавшего друга, в таком состоянии… — Где ты шлялся, чёртов придурок… — пробубнил Италия, пытаясь говорить в своей обычной манере, уткнувшись носом в грудь Карьедо. Но его голос всё-таки предательски дрожал. — Это неважно, — заботливо ответил Антонио, гладя Варгаса по мягким волосам, — совсем уже не важно…