I'll use you as a warning sign Ты послужишь мне предупредительным знаком:
Я схожу с ума. Окончательно и бесповоротно. Я понял это еще в тот благополучный, вернее сказать, злосчастный момент своей жизни, когда впервые повстречал тебя на большой сцене. Однажды мне уже приходилось сталкиваться с подобным, и я решил, что запереться от собственных мыслей это почти то же, что сбежать от самого себя, поэтому во второй раз должно быть намного легче. Я врал самому себе, говоря, что так будет лучше для нас обоих. Теперь я понял: я всего лишь влюбленный идиот, который боится порезаться о скалы собственной нелепости, как это уже не раз бывало в детстве. С тех пор мало что изменилось, но я не ребенок и мамочка больше не держит меня за руку.That if you talk enough sense then you'll lose your mind Когда ты наговоришься по делу, у тебя начинает ехать крыша.
Мне страшно видеть тебя таким: черствым, равнодушным, сметающим все на своем пути. С выступающими испаринами на лбу, когда ты хмуришься от злости, которая обволакивает тебя до самых кончиков пальцев на ногах. Зато теперь я знаю: ты тоже умеешь срываться. И это хорошо, ведь иногда нам нужно давать волю тому, что терпким комом засело в нашей груди, расползлось ядом по венам и охватило не сломленный ранее дух. Ты такой же, как и я. Так дай же мне показать тебе это. Не опирайся, молю...I'll use you as focal point Ты послужишь мне фокусной точкой, So I don't lose sight of what I want Чтобы я не сбился с цели.
И все-таки спасибо, что не даешь мне сорваться вниз и рухнуть в тебя с головой, словно ты мой бездонный океан, поэтому я медленно захожу в ледяную прозрачную воду, покуда волны не сомкнутся над моей головой и прохладный ветер не унесет мою утерянную душу, загребая ее своими незримыми, тощими пальцами. Ты нужен мне, как воздух. Ты единственный, кто помогает мне оставаться собой, пребывая на пике между реальностью и граничащем за зрачками безумием. Господи, как же я рад, что именно ты служишь моей поддержкой и опорой. Мне кажется, невольно я успел привязаться к тебе и в этом всем лишь моя вина. Потому что временами я попросту забываю и о том, на чьи худые плечи взваливаю свою непосильную ношу. Ты ведь совсем еще дитя. В тебе укоренился мужчина с твердым стержнем, но проблески детства так и мечутся пред восторженными глазами, которым доселе не удавалось лицезреть настоящих реалий жестокого мира. Я могу показать тебе их, но боюсь, что твое маленькое сердечко не выдержит подобной боли, а мне совсем не хочется видеть, как стекают горячие слезы по твоим щекам.I've moved further than I thought I could Я достиг большего, чем мог бы предположить, But I miss you more than I thought I would Но скучаю по тебе сильней, чем предполагал.
Яркий свет огней на сцене, сотни потрясенных улыбок и тысячи радостных хлопков буквально отрывают от земли, делая ноги ватными, а голос более напряженным. Над этим нужно работать. Долго и мучительно, чтобы добиться нужного результата. И мне почти удается не выглядеть взволнованным, а руки не дрожать, когда я готовлюсь в очередной раз выйти к публике, и вновь заставить ее кричать, и с внутренним наслаждением заливаться собственным смехом. Никогда не думал, что дарить счастье людям, пусть и в пару часов, окажется настолько приятным. Почему же тогда за последние полгода твоя улыбка выглядит такой натянутой, что я невольно боюсь подумать, насколько лживыми могут оказаться твои слова?***
В гримерке снова адски жарко и это почти заглушает боль в левой стороне моей груди, что ни на минуту не замолкает, целясь разорвать грудную клетку к чертям. Я даже невольно ловлю себя на мысли, что прыгнув в кипящий котел, я наконец обрету долгожданное спокойствие, но эта мысль, как и предыдущая, обрывается чьим-то рыком. — Антон? Что ты делаешь в моей гримерке? — вмиг облизывая пересохшие губы, я не медля добавляю: — У тебя все в порядке? Его длинные (искусные и невероятно чувствительные) пальцы шныряют по столу, подобно напроказившим хорькам и все никак не могут остановиться. Он окидывает меня секундным взглядом, достаточным для того, чтобы дать мне понять, как сильно на меня влияет длительная разлука с ним, и снова возвращается к своему занятию. — Может ты, наконец, перестанешь рыться в моих вещах и ответишь, что здесь забыл? Это уже походит на глупую, комедийную шутку. Я жажду объяснений. Прямо сейчас. — Ты слышишь меня?! Когда его поиски увенчиваются успехом, он выуживает несколько листов, скрепленных степлером и тут же принимается читать их. По-моему, теперь я знаю, зачем он здесь. — Так это правда, да? — грустно спрашивает он, вздымая проломленную грудь при первом напряженном вдохе. — М? — Не делай вид, что не понял, о чем я. Ты собираешься покинуть наше шоу. Почувствовал себя звездой, да? Великой шишкой шоу-биза? Я даже не удивлен, если честно. — Что ты несешь, Шаст? Я такой, как и был раньше. Каким был всегда. Просто мне предложили месячную работу на другом канале. Там у меня и шансов стать успешным больше, и зарплатой не обделяют. А это именно то, к чему я стремился идти всю жизнь, ты же знаешь, какие у меня грандиозные цели на этот счет. Он снова обреченно вздыхает. И вот диагноз проявляется на лицо: физически Антон абсолютно здоров, но морально — еле дышит. — Прости, прости, я такой идиот. Снова думал только о себе и своей выгоде. — А какая бы тебе была с того выгода, оставшись я в «Импровизации»? — Уже никакой, видимо. Но мне нравилось выступать с тобой, было весело. — Это все? — Я буду скучать. — И? Антон удивленно вскидывает брови вверх, окидывая меня подозрительным взглядом. Его голова перебирает различные помыслы, а тело и вовсе застывает на месте, подобно каменному изваянию. — Ты... знаешь? Но о-откуда? Шастун боится моей реакции до дрожи в коленях, до побеления пальцев, а в моих глазах черти пляшут и насмехаются над тем, как долго я мучал себя, и каким напыщенным глупцом был. — Проблема не в том, откуда я знаю, а в том, что чувствую то же самое. — Тогда оставайся.***
I found love where it wasn't supposed to be Я нашёл любовь там, где её не должно было быть: Right in front of me Прямо перед собой,
В тот момент мне так сильно хотелось избавиться от этого клубка нежных мыслей и эмоций, что поцелуй показался мне самым лучшим из возможным выходов. Моим самым сладким лечением. Моей самой приятной болью. Эти смешанные чувства успокаивали лучше морфия, но при этом и стимулировали краше любого кокаина. Когда я подался вперед, я не думал о том, оттолкнет ли меня Антон, я думал только о том, какой поток успокоения хлынет на меня новой волной или наоборот, заставит сердце колотиться в разы сильнее в самовоссозданной кутюрьме. Недоумение, страх, ощущения возможного сна, затем радость и сомнения. Наверное, стабильность не наступит никогда. Я не верил, боялся, сомневался, но с лихвой поддавался этим ощущениям. Потому что я не мог не хотеть. Не чувствовать. Не касаться. Не мог, когда он был так пленительно близок и так открыт мне.Talk some sense to me Образумь меня немного...
Я не выпускаю его; руки опираются на стол за его спиной, а бедра прижимаются к нему так тесно, что он чувствует. Не может не чувствовать... И кончиком языка скольжу по пересохшим губам Антона, заставляя кровь в жилах закипать, а глаза устилаться черной пеленой. Я больше не думаю о том, что будет дальше, лишь чувствую, как его губы покрывают каждый дюйм моего тела; как сильные руки сжимают мои запястья; как размеренно и глубоко он толкается в меня, — по всему этому я понимаю, — он любит меня и всегда будет любить.