Рождение Терминатора

Мобильник зажужжал неожиданно - Арамис услышал его из кухни и облился горячим кофе. Дело в том, что полчаса тому назад он недрогнувшей рукой обрубил себе все связи с внешним миром, намереваясь со вкусом посидеть за диссертацией по богословию, которую, вообще-то, мог защитить уже год назад. Но аббат-недоучка так увлекся мирской жизнью, что даже монсеньер кардинал начал делать намеки - а не пора ли вам, господин Арамис, совесть поиметь, до каких же пор один из лучших сотрудников изволит оттягивать свой конец... - Алло! - с удивлением отметив, что мобильник все-таки выключен, ответил он на вызов с незнакомого номера. - Привет, хуйло! - жизнерадостно откликнулся в трубке голос Рошфора. - Че, думал, раз вырубил мобилу, тебя никто не достанет? У нас длинные красные руки! - От хуйла слышу! - привычно отреагировал Рене. - Ну ты, Бонд для социально незащищенных, Анри снова какую-то перделку тебе придумал? - Ага! Самая последняя разработка, на любой выключенный телефон дозвониться можно. Это тебе не хуем асфальт мешать! - Ты же знаешь, я никогда не разделял твои экзотические увлечения, - съязвил Арамис. - Чего хотел? - Тебя хотел. Минут через сорок на Трокадеро, возле выхода ближе к Шайо, - бесцеремонно заявил кардинальский телохранитель. - Сам не справишься? - поинтересовался Рене. - Ладно-ладно, буду. Что-то срочное? - У меня, блядь, все срочное. Как поссать после режиссерской версии всех серий «Санта-Барбары», - сообщил граф. - Давай, жду. Ровно через сорок минут Арамис вынырнул из чрева Парижа под ласковое, как кузнечный молот, летнее солнце, и, проклиная Рошфора с его срочными нуждами и гениального Анри с его перделками, уселся, по старой привычке, прямо на брусчатку. Задницу тут же припекло, но Рене решил терпеть - вон, отец Жозеф себя плеткой со стальными шариками лупит, а мы что, хуже? Через несколько минут он понял, что окружающая реальность каким-то неуловимым образом меняется. Вскоре изменения обозначились четче - откуда-то из-под земли звучала, приближаясь к нему, музыка, точнее - нестройный, но очень громкий хор голосов. Еще через пару мгновений стало ясно, что голоса поют цыганскую песню "Джелем, джелем". Джелем, джелем, лунгонэ дромэнса, Маладилэм бахталэ ромэнса. Ай, ромалэ, ай, чявалэ... - Че за херня, - пробормотал Арамис, и тут из подземки на площадь высыпала пестрая компания из десятка смуглых мужчин и женщин в ярких рубахах и юбках, которые размахивали руками и с энтузиазмом голосили: Ай, ромалэ, катар тумэн авэн Лэ церенса бахталэ дромэнса! Прохожие, поглядывая на странный оркестр, живо разбегались, а, оказавшись на безопасном расстоянии, принимались ржать и тыкать пальцами в поющих и в их предводителя - мужчину во всем черном, который шел спиной вперед, вдохновенно дирижируя. - Ебанарот, - с удивлением сказал Арамис, узнав в дирижере Рошфора. - Он совсем крышей потек, что ли? - Ренеее! - радостно заорал граф, оборачиваясь. - Люблю за точность! Эй, соловьи, спойте серенаду для моего друга! А ну! - и «ромалэ-чявалэ» грянуло с удвоенной силой. - Блядь, уебок, ты что творишь? - ужасаясь и хохоча, ответил ему Рене. - Где ты эту пиздобратию насобирал? - В метро! - все так же радостно заявил граф. - Скажи, красавцы? Ладно, блядь, надоели вы мне! Нате вам на опохмел, шестижелудочные! - купюра перекочевала из его руки в руку одного из мужчин. Цыгане удалились столь же поспешно, как и зрители, живо что-то обсуждая - очевидно, наглухо упоротого «работодателя». - Ты ебанулся совсем? - спросил Арамис, оттаскивая графа в сторону. - Тебя монсеньер кверху ногами зароет! - Ага, и в дырку от жопы сморкаться будет, - каким-то потухшим голосом произнес Рошфор. - На самом деле не будет. Выставил он меня, Рене, понял? Гуляю я... на радостях. - Как выставил? - шепотом воскликнул Рене. - Совсем? Не шутя? - Без пизды, друже, так и сказал - уебывай, мол, отсюда, птеродактиль двужопый, нахуй - это вон туда... - Прямо так и сказал? - усомнился Рене. - Ну ясен хрен, что не прямо, - мрачно ответил граф. - Ай, да что там говорить... Херня полная. Поехали напьемся. - Поехали, - согласился Арамис, который пить вообще-то не любил (за что его сильно не уважали сослуживцы и очень ценил кардинал), но случай, который привел к нему Рошфора, был и впрямь особым. За пять лет, что Рошфор работал в ведомстве министра иностранных дел, между властным начальником и строптивым подчиненным конфликты вспыхивали часто, но быстро и гасли, и хотя Ришелье в сердцах высказывался в том смысле, что, мол, некоторые сотрудники много себе позволяют, но об увольнении речи не шло никогда. Через час они закатились в небольшой уютный кабачок на окраине города, где была дешевая выпивка и отгороженные закутки для тех, кто хотел накидаться без свидетелей. - Ну рассказывай, как ты докатился до социального дна, - потребовал Арамис. – С чего монсеньер так психанул? - Ты ж помнишь, у меня крестный есть, - мрачно произнес граф. - Марийяк. - Точно. Херов генерал и сраный затейник. Он мутит сейчас против монсеньера… мутил, точнее. Его, наверное, уже арестовали. - Ну и? - Ну и монсеньер хотел, чтобы арестовать его поехал я. - Зачем? – поразился Рене. - А хер его знает. Проверка на вшивость, наверное. - С чего это вдруг? - А вот такой поворот хуем в рот. Видимо, кто-то под меня копает, или я хер там пойму, что в этом гадюшнике происходит. - В каком гадюшнике? – поинтересовался Арамис. - В мироздании, - мрачно ответил Рошфор, рассматривая на свет стакан с коньяком. – Твое здоровье! - И тебе не чихать, - ответил Рене, делая глоток. – Ну так, я понимаю, ты отказался Марийяка арестовывать? - В точечку, - сказал граф. – Ну, а монсеньер, сам понимаешь… - Наорал? - Да пиздец. Аж голос сорвал и с сутаной цветом слился. А потом сказал проваливать с глаз и больше никогда вообще не показываться. - Неслабо под тебя копают, друже, - покачал головой Рене. – Подозреваешь кого? - Всех и сразу, кроме отца Жозефа и короля, - сообщил Рошфор. – Королю похуй, а отец Жозеф так не действует. - Ну и королеве похуй же, наверное? - А вот не скажи. Твоя любимая женщина с ней же какие-то дела проворачивает. - А ты им куда впился? Хотя, в принципе, могли и тактику сменить. Давай я щас наберу одного человечка… - Так, ты, ебанько подай патроны! – рявкнул граф. – Я тебя позвал, чтобы ты со мной пил и праздновал день освобождения, а не распутывал дела! Еще одно слово про короля, королеву и сам-знаешь-кого – скукожу и в унитазе выкупаю, понял? *** Двое суток прошли в полном угаре, а на третье бессовестно раннее утро на мобильник Рошфора позвонили. Граф открыл один налитый кровью глаз и тут же со стоном закрыл. Рене, который тоже чувствовал себя как вывернутый наизнанку карась на суше, посочувствовал другу – еще бы, после пьяного сна в таком неудобном кресле даже йог сразу не развязался бы. Он добрался до стола на четвереньках, цапнул телефон графа и принял вызов. - Рошфор! – заорал в трубке Жюссак. – Ты где? - Ша, Анри, не кричи так, - Рене поморщился. – Мы с ним тут празднуем увольнение, и, скажу тебе… что?! - Шефа похитили, - повторил Жюссак. Рошфор, почувствовав по изменению тона Рене, что случилось что-то серьезное, все-таки открыл глаз. Рене передал ему телефон. Через мгновение граф открыл оба глаза и сел. - Угу… угу… мобильник пеленгуется? Угу… Так, держи меня в курсе, я поехал. План? Смеешься, что ли? План операции ему, блядь. С чертежами и с печатью, прямо щас подвезу. По месту сориентируюсь! А жандармы? Ага… Ладно, давай. Журналисты не знают еще? Не сообщали, молодца… Давай, держи меня в курсе. - Рошфор! – заорал Рене из ванной, перекрикивая шум воды. – Я с тобой! - На хрена ты там мне нужен, - буркнул граф, спотыкаясь о бутылку из-под коньяка. – Пасту зубную дашь? Ненавижу перегрызать глотки нечищеными зубами. Через пятнадцать минут друзья уже отъезжали от дома Арамиса на мощном вишневом Харлей-Брэйкауте, а за ними бежал и орал проклятия огромный волосатый байкер, которого тощий граф неожиданно легко выбросил из-за руля. Арамис, вцепившись в пропахшую потом и коньяком куртку Рошфора, мысленно прокручивал все, что рассказал ему граф, пока они лихорадочно приводили себя в порядок. Итак, каждый четверг Ришелье задерживался допоздна у короля, а оттуда чаще всего ехал к племяннице, которая жила в Марэ. У нее он встречался с людьми, визиты которых в его официальную резиденцию могли быть нежелательными, или сотрудничество с которыми он не хотел «светить». Затем, примерно около двух или трех ночи, он возвращался к себе – во временный флигель во дворе строящегося Пале-Кардиналь. Жюссак в такие дни дожидался его, а затем ложился спать. Когда шеф не вернулся к четырем часам утра, Анри набрал госпожу де Комбале, и та сообщила, что дядя покинул ее дом как обычно, в начале третьего. Жюссак бросился к мониторам, и через несколько минут уже знал, что если не машина, то по крайней мере мобильник министра удаляется от Парижа в сторону Лангедока на скорости сто восемьдесят километров в час. В мобильник был вмонтирован «жучок», который продолжал работать даже в том случае, если батарею из телефона вынимали. Тогда Анри поднял по тревоге отца Жозефа, жандармерию, короля и, наконец, Рошфора. Раннее утро после дождя было прохладным, а Рене не сообразил, что нужно накинуть хотя бы легкую ветровку, поэтому старался сжаться так, чтобы целиком спрятаться за спиной графа, и только жалел, что Рошфор по комплекции ничуть не напоминал Портоса. Время от времени граф говорил с Анри, но из-за свистящего в ушах ветра Рене удавалось уловить только отдельные слова. Впрочем, он сумел понять, что кардинала привезли в небольшой курортный поселок Пероль, который несколько десятков лет стал модным местом для отдыха парижской и не только хипстоты. «Около шестисот километров, - прикинул Арамис, - и рядом аэропорт, удобно». Пару лет тому назад он ездил в Пероль с кузиной к ее друзьям – милое местечко, с одной стороны горы, с другой виноградники, побережье менее чем в часе езды. У Матье, друга Мари, был коттедж с бассейном – по тамошним меркам он считался невообразимо крутым. - Шарль! – заорал он, чтобы перекричать свист ветра. - Чего тебе? - Останови на заправке, кофе выпьем, скажу чего! Я в Пероле был! Через полчаса они, обжигаясь, глотали безвкусный кофе, сидя на обочине, и Рене торопливо описывал другу поселок. - Значит, маленький, и сегодня, в понедельник, народу там немного, - довольно кивнул Шарль. – Это гут. Просили как можно меньше шума создавать. - Не увезут они его в аэропорт? - Там ребята из полиции уже в засаде сидят, говорят, движения нет. Дом на отшибе стоит, коттеджик двухэтажный, с двух сторон лес, все как доктор прописал… - Знаю я этот коттеджик, - сказал Рене. – Это через центр проехать и на выезде направо, и он почти сразу за углом. Так что не гони по поселку, я тебе подскажу, куда свернуть. Они врачей вызвали? - Вызвали, ждут уже, на глаза не показываются. Там отец Жозеф по телефону всем люлей раздает, все схвачено. Коттедж действительно смотрелся очень мило – белый, под красной черепичной крышей, с двумя верандами и низким забором из битого камня. С той точки, где засели жандармы, действительно прекрасно просматривался его двор – совершенно пустой, если не считать двух черных внедорожников. - Ну что тут у нас? – поинтересовался граф. Крепко сбитый загорелый капитан пожал плечами: - Сидят как мыши в норе. Думаю, их там десяток, не больше. Разговоры слушали, ведут переговоры про окно на границе, с Испанией. Вроде как решено у них там было, а теперь отказывают. - С Испанией? – удивленно произнес граф. – Нежданчик. Не думал, что Оливаррес на такое решится, на него не похоже. - Это вполне может быть самодеятельность, - подал голос молчавший до сих пор Арамис. – А Оливаррес, может, и не против, но очень осторожен. Телефон Рошфора завибрировал. - Да, Анри, - сказал он в трубку. – Суассон, точно? Где нашли? А кто вел? Пошерсти его, стопудов подосланный, ждал своего времени, сукин кот. Ну так что, мне импровизировать? Отец Жозеф что-то хочет добавить? Ну пусть молится. Машину монсеньера нашли во дворе на Морер, - сказал он, обращаясь к Рене. – Ты тоже молись, я пошел. - Погоди, - сказал Арамис, мысленно проклиная собственную задницу, которая отрастила в себе слишком толстое шило. – А если их отвлечь? - Так сказано же было – без шума. - Ну так я и без шума. Один появлюсь. Ну… вроде как приеду. - С какого хуя вдруг? - От отца Жозефа, - вдохновенно ляпнул Арамис. – Типа на переговоры. Граф, прищурившись, оглядел друга и неожиданно сказал: - А что. Идея круглого идиота, но нам чем дебильнее, тем лучше. Смотри мне, не сильно усердствуй и не подставляйся. Услышишь выстрелы, падай и лежи, понял? Бери байк, подъедешь с той стороны, откуда мы приехали. Погоди, сейчас, с парнями договорюсь, - он отвернулся к капитану и вполголоса принялся обсуждать детали операции. Рене, стоя на противно обмякших ногах, изо всех сил старался удержаться от соблазна плюхнуться на землю, как куль с дерьмом. В животе весело плескался дрянной кофе, и весь мир противно вонял палеными кофейными зернами, а веселое пение птиц вызывало почти животную ненависть. - Так, ну все, ты давай выбирайся, я как услышу байк, потихоньку буду просачиваться, - вернул его к действительности граф. – Не передумал еще? Арамис помотал головой – язык отказался ему служить. Рошфор сочувственно поглядел на друга и похлопал по плечу: - Ну, солдат, соберись. Родина тебя не забудет, хоть оно тебе, конечно, сейчас и в хуй не вперлось. Ты вот что запомни, - он наклонился к уху Рене и тихо проговорил: - Все политики мудаки, и если бы речь шла не об данном конкретном дяде, я и сам бы жопу не поднял, не то что тебя на переговоры с уебанами посылать. Но Ришелье – мудак дельный, он какой надо мудак, и без такого полезного мудака короля просто сожрут, а часть страны подарят испанцам. Так что держись и не провоцируй тех пидорасов неудобных, которые в доме засели. А я не подведу. Договорились? Рене кивнул и слабо улыбнулся: - Договорились. *** Звук мотора слишком громко раздавался в окружающей коттедж тишине. Рене затормозил за пару десятков метров от ворот, медленно слез с байка и положил его набок. Не делая резких движений, он крикнул: - Я один и по делу! – и тут же отругал себя за идиотскую фразу. Впрочем, находящиеся в доме отреагировали именно так, как он и ожидал: - Подними вверх руки! Рене послушался и крикнул: - Меня прислал мессир дю Трамбле! После минутной паузы тот же голос ответил: - Чего он хочет? - Впустите во двор, я не буду так разговаривать! – начал «нажимать» Рене. – Мы не хотим огласки! В окне на первом этаже приоткрылась штора, мелькнула фигура с лицом, закрытым маской, и после паузы, которая показалась аббату-недоучке вечной, ему ответили: - Подходи медленно, руки не опускать, сразу стреляем! Понял? - Понял! – ответил Арамис. – Да ты, чувак, прирожденный учитель младших классов, доходчиво излагаешь, - бурчал он себе под нос, медленно приближаясь к воротам и оступаясь на каждом шагу. – Наверное, когда учился ходить, и то легче было, блядские камушки, прости Господи, прими душу мою, идиота грешного, и прости, что я не дописал диссертацию… Эй, калитка! – заорал он, подняв голову кверху. – Сами откроете или… - калитка дернулась и медленно поплыла в сторону. Рене судорожно вздохнул, еще раз поручил себя воле Божьей и вошел во двор. Дверь коттеджа открылась, с крыльца сбежали двое здоровых детин в камуфляже и, подхватив Арамиса под руки, втащили его в дом. В небольшом холле с зашторенными окнами и распахнутыми межкомнатными дверями царил организованный бардак – мебель была сдвинута в дальний угол, на диване лежали два автомата, третий висел на шее у мужчины, который стоял у окна, выходящего на задний двор. «Провожатые» быстро обыскали Рене – аббат-мушкетер едва удержался, чтобы не врезать коленом в нос тому, который подчеркнуто тщательно огладил его по внутренней стороне бедра. - Чисто, - негромко сообщил один из обыскивавших кому-то, кто находился в соседней комнате. – Вести? - Давай, - скомандовали оттуда, и Арамис, подталкиваемый дулом автомата в спину, предстал перед таким же замаскированным мужчиной, который, судя по всему, был у головорезов главным. Мужчина сидел в кресле и насмешливо рассматривал «переговорщика». - Ну, что петь будем? – поинтересовался он. - Я имею право говорить только с господином графом, - наобум выдал Рене. – У меня предложение от отца Жозефа. Передайте ему… - наверху раздались выстрелы и крики, и «провожатые» бросились к лестнице. - Ах ты блядь, - почти нежно проговорил командир, поднимаясь с кресла, и Рене, инстинктивно отстранившись, ощутил, как на мгновение нагрелся воздух у его щеки. Затем его "догнал" звук от выстрела - первого, второго. Медленно, как в кино – по крайней мере, так ему показалось – Рене упал и откатился в сторону, а головорез закачался на подломившихся ногах и рухнул. Арамис на мгновение зажмурился, а затем открыл глаза и увидел в дверной проем ногу одного из «соратников» Суассона в кровавой луже. Двери были выбиты, около них стоял вооруженный жандарм, по лестнице грохотали шаги, наверху орали и стреляли. - Не ранен? – крикнул ему жандарм от двери. Рене, пошатываясь, поднялся на ноги и направился к окну. - Куда прешь?! Увидят, что ты уходишь, шмальнут не разбираясь, свой или чужой! – остановил его жандарм. – Сиди в той комнате! После этих слов стрельба как-то враз прекратилась, и с улицы послышалась сирена «скорой помощи». - Врача и носилки, быстро! – скомандовал кто-то сверху. - Врача и носилки! – крикнул жандарм от двери на улицу. Две пары мужчин в белых халатах с носилками вбежали в дверь и понеслись наверх, за ними – еще несколько человек. Ведомый каким-то болезненным любопытством, Арамис вышел из комнаты – теперь жандарм его не останавливал – и сел на диван. Только что пережитый стресс и напряжение дали о себе знать - картина перед глазами смазалась, и Рене прикрыл глаза. Когда накатившая слабость отпустила, он увидел, как по лестнице уже спускались четверо санитаров, неся кого-то на носилках. - Осторожно! Отойдите с дороги! - командовали они, хотя на их пути никто не стоял. Рене вскочил и успел увидеть, что на носилках лежал Рошфор – рука безвольно свисает, джинсы на колене разодраны, полголовы замотано бинтами, на которых проступают пятна крови. Он дернулся было вслед, но графа быстро поместили в первую машину, и та, не включая сирены, рванула с места. - Не создавать шума, - пробормотал молодой человек и отступил в сторону, давая дорогу вторым носилкам, на которых лежал кардинал, белый как стена коттеджа, но, судя по всему, не раненый. За ними по лестнице стали спускаться жандармы и четверо пленных, среди которых был и Суассон, шагавший с таким видом, как будто он наделал в штаны, но очень этим гордится. - Что с моим другом? – увидев знакомого капитана, бросился к нему Рене. - Бывает и хуже, но реже, - сказал тот, утирая лоб. – Пол-лица разнесло, и похоже, глаз выбило. Но живой, доктор сказал, - он хлопнул Рене по плечу. – Поехали с нами, герой. Показания давать. *** Секрет похищения кардинала-министра оказался прост, как печеное яблоко. Граф Суассон, троюродный брат короля, сделал неверный выбор, связавшись со партией королевы-матери, мечтавшей устранить непослушного министра иностранных дел. Как известно, Ришелье аккуратно обвел вокруг пальца всех, кто рассчитывал на то, что он будет поддерживать происпанскую политику, чем сильно обидел обеих королев и их сторонников. Все попытки развенчать наглого выскочку в глазах короля не возымели желаемых последствий. Ришелье доказал свою нужность государству и полезность королю, который вечно нуждался в деньгах, а волшебник-кардинал, казалось, умел создавать деньги даже из воздуха. Поэтому граф Суассон, желая отличиться перед королевами, решил организовать похищение Ришелье. Приняв во внимание, что все предшествующие заговоры проваливались по той причине, что их участники пробалтывались о планах заговорщиков женам, знакомым или даже прислуге, он затеял и провернул операцию сам, при помощи своих телохранителей. Он устроил все довольно ловко - умело возбудив в кардинале, вообще склонном к паранойе, недоверие к Рошфору, который не сопровождал шефа разве что в туалет, и мог помешать операции захвата, Суассон устранил последнее препятствие. Тут настал черед шофера - давнего должника королевского кузена. Шофер поступил на службу к кардиналу несколько месяцев назад, и все это время ждал отмашки "сверху". Остановив машину в условленном месте, якобы по причине поломки, он открыл дверь телохранителям своего кредитора. Те перетащили Ришелье в свое авто, и свободный от обязательств шофер постарался покинуть Францию, но был задержан в аэропорту при помощи бдительного Анри и его хитрых перделок. Тем временем для похитителей все должно было пойти как по маслу. Поначалу испанская сторона согласилась дать воздушный коридор для частного самолета, но в последний момент по какой-то причине министр Оливаррес изменил свои планы. Возможно, он просто не захотел рисковать и здраво рассудил, что проще и дешевле будет достигнуть договоренностей с министром, который входил в силу чем дальше, тем больше, а не нарываться на политический скандал с похищениями. Это задержало Суассона и его пленника в том самом коттедже, который изначально не планировался им для передержки. Такая непредусмотрительность и привела к провалу. Дело решено было расследовать максимально секретно, насколько это возможно. Суассон пока был оставлен под домашним арестом, оставшиеся в живых телохранители получили вполне уютные камеры в Бастилии. Для Ришелье же этот инцидент стал счастливым поворотом – он возглавил Кабинет министров, и к тому же король выделил ему охрану из числа собственных телохранителей. Сугубо номинально в их число попал и Арамис, но, естественно, занимался он совершенно другими проектами. Спустя неделю после того, как его шеф стал премьером, Рошфор пришел в себя в ведомственной клинике МВД – Арамису сообщил об этом Жюссак. Оба уже знали, что несчастье случилось с их другом в тот момент, когда он закрыл собой Ришелье от пули, которую хотел выпустить в него Суассон. Глаз, увы, был безвозвратно потерян, верхняя челюсть нуждалась в восстановлении, щека и висок – в пластической операции, но за то, что раненый будет жить, врачи ручались. Граф, впрочем, переносил все невзгоды с бодрым матерком, и даже выклянчил у друзей резиновую флягу с коньяком, которую они незаметно протащили в палату и спрятали в тумбочке. - Слушай, у меня тут кузина в частной клинике пластику делает, девочка толковая, я видел, какие она рожи в картинку превращала, - предложил Рене после очередного визита в больницу. – Давай ее Шарлю подсуетим. Она в него заочно влюблена, между прочим, я про нашего героя понарассказывал, так что позаботится как о родном. - Ах ты сваха хитроносая, - нежно сказал ему Анри. – А кузина хоть красивая? - Ну почему сразу сваха? – деланно возмутился Рене. – Я, между прочим, рассчитываю, что монсеньер девочке в карьере поможет! Это во-первых. А во-вторых, красивая, сам бы влюбился, так диссертация не дописана. - Ладно, давай с Шарлем поговорим при выписке. Кстати, ты знаешь, что он сказал, когда пришел в себя? Где, говорит, байк! Видал ебическую силу? Арамис заржал: - Ну и что там с этим мотоциклом? - Да все норм. Монсеньер расчувствовался, и мало того что взял Рошфора на работу заново и зарплату повысил, так еще и байк этот у хозяина выкупил и на Шарля записал. Так что еще погоняет наш сокол одноглазый на мотоцикле… - Жалко, что еще не придумали такую штуку, чтобы в глаз вставлять вместо настоящего, - задумчиво сказал Рене. – Электронную какую-нибудь. Зубы уже выращиваем, протезы бионические делаем, а глаз разве менее важен? Анри странно посмотрел на него: - Думаешь, он согласится? - А ты сам подумай, - оживился Рене, знающий, что Жюссак не говорил бы в таком тоне, если бы не имел каких-то идей. – Лучше жить с двумя глазами или с одним? - Да есть у меня одна задумка… - пробормотал министерский гений, - что-то вроде микрокомпьютера… Но ты ему не говори пока! – предупредил он друга. – Я это дело обмозговать должен, наждачкой довести, всякое такое… Бля! А ведь это быстро надо делать, пока у него там не позарастало все! Рене – я пошел просить у монсеньера отпуск. После этого Рене не видел Анри больше трех недель. После работы он обычно навещал Рошфора в клинике, но эти визиты всегда были короткими – врачи считали, что графу не стоит слишком напрягаться. Хотя, судя по реакции, кардинальский охранник как раз был бы и не против немного напрячься… - Дорогой Рене, - с чувством говорил Рошфор в моменты кратких встреч, - ты понимаешь, дело ж не в том, что по пизде кнутом, а в том, что больно! Ладно глаз, ладно еблет как после атаки зомби… Но челюсть! Я жру только гребаную пюрешку, похожую на говно младенца, причем без разницы, из чего она сделана – из яблок или мяса! Мне больно смеяться и неудобно материться! И вообще тут тоска уже смертная – врачи в карты играть не умеют, а проигрывать не любят, в шахматы я сам дуб дерево, по телеку показывают такую херню, что мне руки во избежание фейспалма к кровати привязывают, а из окна я вижу огромный мир, и мне хочется с воплем «эгегей, еб вашу мать!» прыгнуть на ветку дуба и удрать в этот мир в одних трусах! Рене, забери меня отсюда. Скажи, что я твоя кормящая мать и что ты без меня пропадешь. А? - Ты ушлепок, - смеялся Арамис, - расскажи мне, каким местом ты у меня кормящая мать? Хотя не рассказывай, я тебе уже говорил, что не разделяю твоих экзотических пристрастий… Ну Шарль, золотце мое, потерпи еще немножко. Как только тебе челюсть подрихтуют, я тебя заберу и переведу в клинику к моей кузине. - К кузине? – оживился Рошфор. – А что за клиника? - Пластической хирургии. - Гы! – обрадовался граф. – То есть она у тебя того? - Что того? – насторожился Рене. – Она хорошая и красивая, нефиг тут… - Да не, дурень, - ласково перебил его Шарль. – Я ничего плохого не хотел сказать. Просто… она у тебя, значит, еблошвейка? Жюссак, по старой доброй традиции, достал Арамиса через выключенный телефон, когда тот только улегся спать, вернувшись домой после особенно паршивого дня. - Срочно выдвигайся ко мне, - заявил он. – Я все сделал. - Что – все, барсик ты сукомордый? – раздраженно спросил сонный Рене. - Для Рошфора. Ты увидишь – охуеешь по самые мягкие свои пяточки, - многообещающе заявил Анри. – Через час чтоб был в «Де Берси» на Сент-Эмильон. Да, кстати, зови кузину. - Нахера? - На минуточку, у Рошфора день рождения! – возмутился Анри. – Монсеньер лично попросил, чтобы этого виновника отпустили с нами на один вечер погулять! Короче, дело к ночи, жду. Когда Рене и Мари Мишон прибыли на место встречи, они застали там уже сделавших заказ Жюссака и Рошфора. Рошфор аккуратно жевал рубленый бифштекс, и его свободная от повязок половина лица сияла таким блаженством, какого Рене никогда не видел даже у великих грешников после причастия. Однако при виде смущенно алеющей Мари граф моментально забыл о еде и выдал на-гора сразу все куртуазные приемы, которым только мог научиться за пять лет на гражданке бывший солдат Иностранного легиона. Поток любезностей нетерпеливо прервал Жюссак, который заявил, что пришла пора дарить подарки. Он постучал вилкой по бокалу и вынул из бархатного футляра, который лежал рядом с ним на столе, странное устройство, похожее на миниатюрную Звезду Смерти. - Смотри сюда, счастливчик! – пафосно заявил он, обращаясь к имениннику. – Это чудо техники, которого мир еще не видел, а мы ему покажем! Это глаз-камера, сделанная по новой технологии. Ты видишь не кучку пикселей, а вполне приличное изображение. Пока что можно только черно-белое, но через полгода-год, думаю, будет вся картина маслом. Сигнал из камеры обрабатывает микропроцессор, шифрует в электрические сигналы и отправляет по твои нервам в мозг. Самое приятное – в камеру можно будет вставить еще много дополнительной фигни вроде того же лазерного целеуказателя. И все это счастье мы начнем монтировать тебе в глазницу уже на будущей неделе, - он дал графу подержаться за это чудо техники, а потом убрал в футляр. – Только сейчас, понятное дело, ты его не получишь, а то еще в карты проиграешь. - Вот это номер, чтоб я жил, - радостно заявил граф. – Теперь мой правый глаз познакомился с моим левым глазом! – он обнял Анри. – Спасибо, друзья! Монсеньеру – за байк, тебе за глаз, а тебе за кузину!.. - Э, нет, - возразил Рене. – Кузина сама по себе подарок, я тут ни при чем, папу с мамой поблагодаришь, как жениться будете. А я вот чего взял! – он достал из кармана четыре билета и помахал ими перед носом Рошфора. – Через два часа в «Син Сити Берси» премьера «Терминатор-три, Судный день»! - Это с намеком, да? – весело поинтересовался Рошфор. – Не, ты не думай, я не против. Мне даже приятно. Я это… постараюсь оправдать высокое звание живучей развалины! Ладно, не будем вспоминать невеселые моменты, а то у меня от таких воспоминаний кровь в бифштексе стынет. Лучше я тост скажу… Парни! Ну то есть теперь и девушки, - он наклонил голову, повернувшись к Мари. – Я вас люблю! В хорошем смысле, не подумайте чего. Давайте выпьем за дружбу, которая… О! – заорал радостно он, тыча пальцем во что-то, увиденное за окном. – Смотри, мои цыгане! Рене, душечка, зови их сюда, живую музыку хочу! Сегодня мой день – гуляем!