Выбор

Жизнь Стефании Андерсен складывалась вполне удачно. За ее спиной всегда стоял надежный, как скала, муж. Пусть особой любви никогда не было, но разве она важна для удачной семейной жизни? Стефания определенно так не считала. Она ценила более практичные вещи. Например, неплохой доход, который позволял пару раз в месяц ужинать в хорошем ресторане или съездить летом куда-нибудь в экзотические страны. Или уважение в обществе… Тоже, если подумать, вещь эфемерная, но толку от него больше. Для ближайшего окружения идеальная семья Стефании много лет являлась примером для подражания. Что и говорить, это льстило. Тем более ей было чем гордиться. Дети, два славных мальчика, давно уже выросли и встали на ноги. Старший сын занимал приличную должность, младший тоже старался… Муж уважал ее, а она иногда ценила его мнение. И вечера у камина были наполнены аристократичной правильностью, столь нечасто встречающейся в наше суетливое время. Но у Стефании все было хорошо. И даже чуть больше. Картину мира слегка портили не вполне удачные невестки. Но тут уж ничего не попишешь. У каждого свой крест, даже у нее. Две девчонки не самого хорошего воспитания были необходимым семейным злом, с которым приходилось мириться. Тем более как ни крути, а от невесток тоже был своеобразный толк: две очаровательные девочки. Правда… Тут Стефания немного поморщилась, отгоняя неприятные воспоминания. Правда, сыновья почему-то всегда становились на сторону своих жен. Это печалило. Все же она мать, и если критикует, то строго по делу. Это совершенно не повод громко хлопать дверью и не звонить по полгода. Грустно улыбнувшись, она поправила выбившуюся из высокой прически идеально подкрашенную прядь. Седина все же не украшает… Потому Стефания тщательно за собой следила и в дорогом шелковом халате позволяла себе ходить только в отсутствии мужа. Грег уехал в командировку и появится лишь через неделю, ждать недолго, на самом деле. Тем более иногда нужно друг от друга отдыхать и заниматься собой. Последнее Стефания особенно любила и редко отказывала себе в маленьких удовольствиях, таких как та же чашка хорошего чая и коробка бельгийского шоколада. За окном уже вечерело, осенью темнеет рано. В кресле было уютно и тепло. И все складывалось удачно… в конце концов, надежда не умирает. И Стефания верила, что когда-нибудь сыновья начнут себя вести как настоящие мужчины. Конечно, пример перед глазами у них был неважный, то ли дело Брюс… Она на мгновение прикрыла глаза. Сколько лет прошло, а она все еще помнит багровое от ярости лицо и злые слова, ударившие наотмашь сильнее пощечины… Брюс это Брюс, даже сейчас, когда они виделись всего пару раз, она не могла не отметить, что он все еще красив настоящей мужской красотой. Не то что ее домашний колобок. Но каждый делает свой выбор. Она сделала. Давным-давно. Не время для сожалений. Тем более все вышло неплохо. Если бы только не эти девчонки с их влиянием на ее таких послушных мальчиков… Начинала болеть голова. Стефания попыталась найти свои таблетки, но, как назло, их под рукой не оказалось. Пустая чашка была со вздохом отставлена в сторону. Как-то незаметно гостиная погрузилась в легкий полумрак. Стефания поднялась с кресла, чтобы включить свет и… цветные пятна перед глазами заставили ее судорожно схватиться за подлокотник, так что побелели костяшки пальцев. Таблетки… ну конечно, как она могла забыть! В двух шагах на каминной полке, рядом с ее коллекцией. Ноги не слушались, каждый вздох давался с трудом. Цепляясь за спинку кресла и за стены, Стефания попыталась добраться до них, пока еще оставались силы… На пол брызнули осколки хрупкого фарфора. По руке быстро стекали красные струйки. Стефания судорожно вцепилась в каминную полку и начала грузно оседать на пол. Черноты становилось все больше, пока… кто-то не начал отключать все звуки. Она неумолимо проваливалась в темное ничто на самое дно, и казалось… Возможно, лишь игра угасающего сознания, не более… Но… Из глубины камина, который никто никогда не разжигал, послышался детский смех, чистый и хрустальный, словно перезвон маленьких колокольчиков. Возможно, это был всего лишь телефон. Где-то вдалеке Майкл Андерсен настойчиво раз за разом набирал знакомый номер У него были отличные новости, ради которых стоило перешагнуть через размолвки, но… Не дозвонившись, он бросил трубку. Если мать не желала разговаривать, он не собирался ей надоедать. Каждый сам делает свой выбор, верно? Как ни странно, плавая в бесконечном непроглядном мареве, Стефания вяло думала о том же. Плыла — и никак не могла выбраться на поверхность. Но в голове назойливым рефреном повторялось что-то про развилки на дороге. Что-то непонятное. И казалось, будто спину раскаленными иглами прожигает тысяча глаз. Будто она была бабочкой, проткнутой тонкой булавкой, на столе любознательного исследователя. Крылья повисли безвольной тряпкой, и никуда не сдвинуться от точных уколов. Никто не отпустит уникальный экземпляр, пока не удовлетворит интерес полностью. Стефания попыталась разорвать вязкую, как кисель, тьму и… …Пробуждение было неприятным. Болела грудь, пульсировало в затылке, и что-то непонятное мешало двигаться. Пахло больницей и такой стерильностью, когда точно понимаешь, где именно ты находишься. А еще рядом что-то пикало, и кто-то шуршал книжными страницами. — Мама, ты очнулась! Ничего не говори, я позову доктора, — приятная светловолосая девушка подняла взгляд от книжки, стоило только Стефании зашевелиться. Мама? Не было у нее дочерей. И ни одна невестка, слава Богу, не позволяла себе подобной фамильярности. Стефания уже открыла рот, чтобы попытаться отчитать нахалку, как вдруг в голове что-то щелкнуло. Она зябко поежилась, а перед глазами менялись картинки, наслаиваясь друг на дружку, образуя новое яркое полотно, как в игрушечном калейдоскопе. … Щелк. Светловолосая голубоглазая девчушка в розовых ползунках со смешным зайчиком, пошатываясь, пытается сделать первые шаги. Откуда-то приходит знание, что она всегда любила зайчиков, и поэтому домашние звали ее «наша зайка». ….Щелк. Старшие сыновья задувают одну большую свечку на торте. А рядом маленькая Эмили заливается счастливым смехом и хлопает в ладоши. Эмили, ее назвали в честь матери Стефании. Она и внешне была на нее похожа. Те же лукавые голубые глаза, та же мягкая улыбка с ямочкой на щеке. Стефания сжала пальцами виски, картинки стремительно сменяли друг друга. Первые ссадины, первые болезни и вызов на дом врача, бессонные ночи, песочница, куклы, домашние праздники, школа, мальчики, выпускной бал… И везде трое, два мальчика и голубоглазая смешливая девчушка. Их зайка. Глаза обожгло горячим. Как она могла забыть? Что с ней произошло? Удар по голове? Она была дома и пила чай, потом звонил телефон, потом… — … когда можно будет забирать ее домой? — Мы провели обследования, мисс, никаких повреждений не выявили. Думаю, ночь ей все же следует провести здесь. — Спасибо, доктор, вы уверены, что все в порядке? — Разумеется, для своего возраста у вашей матушки отличное здоровье. — Мы следим за этим… На маме все держится. Эмили улыбнулась и погладила Стефанию по руке. Стефания медленно моргнула и попыталась ухватиться за ускользающую реальность. Как можно такое забыть? Сон? Бред? Или ей кололи наркотики, и поэтому… Последняя мысль ей понравилась. Звучало хорошо, с ноткой обыденной нормальности, когда все жуткое и странное обретает разумную рациональную форму. Разумеется, все дело в этом. Она расслабленно вздохнула и растянула губы в легкой улыбке. Дочь, уловив ее настроение, снова присела возле кровати на стул. — Мам, не беспокойся, мы все подготовим. И жить будешь с нами, что ты, в самом деле, как будто помочь некому. Мы же рядом, — Эмили доверчиво заглянула Стефании в глаза и солнечно улыбнулась. В палате слишком яркий свет, наверное, все дело в этом, потому что… прямо ответить на светлый взгляд дочери Стефания не может. Слишком тяжело. Потому она лишь комкает простыню, рвано вздыхая. И отчего-то сейчас стало совсем не важно, насколько идеальная у нее прическа. Ей есть на кого положиться? Правда? Но… мальчики ушли из дома один за другим, хлопнув на прощание дверью. Хорошо еще, иногда звонят и приезжают на пару часов. Во всем, конечно, были виноваты… Стефания вздрогнула, отгоняя настойчивый голос, нашептывающий, что дело совсем не в этом. Голос терзал изнутри, нанося точечные удары по хрупкому равновесию. Так, что становилось больно дышать. Бред. В попытке отвлечься Стефания сжала руку дочери. Мертвой хваткой, рискуя переломать той пальцы. Но Эмили даже не дернулась. Только продолжала улыбаться. Что-то определенно было не так. Эмили. Ее девочка. А в гудящей, как колокол, голове новая мешанина из разноцветных статичных, как фотокарточки в альбоме, картинок. Вот она сидит в любимом кресле у окна, а на полу играют внуки. Дети раскидывают по дому игрушки, и все сотрясается от бесконечной беготни. Даже изысканные статуэтки из дорогого фарфора. И Стефания не ругается и не кривит губы. Она смеется вместе с детьми и пытается заманить их на дневной сон обязательной сказкой. Стоп. Внуки. Стефания перебирает в памяти детские лица, не в силах ухватить важное. Она не может толком вспомнить ни одно лицо. Дети играют на полу, смазанные, будто невидимый фотограф забыл навести резкость. Это внуки… два или три? На кого похожи? Почему они не видят ее? Ни один. Стефания напряженно вспоминает свой последний вечер дома и видит на столике у окна пустую чашку с остатками зеленого чая на дне. Лицо Грега она помнит отчетливо, до мельчайших деталей. Он грузно садится рядом на диван и начинает рассказывать о трудностях бизнеса. Сама Стефания, безупречная, как снимок в модном журнале, стоит у окна и почти на него не смотрит Да и не слушает. Лишь умудряется кивать в нужных местах и хмурить брови, когда того требует интонация. В их аккуратном доме никто не смеется. Вообще. Таким был последний раз, когда она видела Грега. Тот вечер не сильно отличался от всех предыдущих совместных вечеров. Яркая вспышка, и снова знакомая палата. Она опять отключалась из-за лекарств? Дело, конечно… Что?! Стефания с силой сжала виски и глухо застонала. Рядом Эмили несколько торопливо гладила ее по руке. — Мамочка, ну что ты, я же рядом. Я с тобой. Голос дочери ласкал и обволакивал, но вопреки доводам разума от ее слов веяло пронзительным могильным холодом. — Эмили? Стефания вгляделась в миловидное лицо и… несколько раз моргнула. Ей показалось, или в стеклянных голубых глазах дочери отражается лишь… пустота? Как у красивой фарфоровой куклы на каминной полке. Она любила собирать кукол. Маленьких леди-совершенство в кружевных пышных платьях, с шелковыми лентами и бантами, с неизменно идеальными улыбками и с яркими пятнами румянца на белоснежных щечках. Куклы всегда были рядом, как… Эмили. Они никогда не уходили неизвестно к кому, хлопнув на прощание дверью. — Твои сыновья заняты, но у тебя же есть я. Я тебя никогда-никогда не оставлю. Помнишь, как в детстве? …В детстве у Стефании была кукла со смешным именем Эл. Эл всегда была рядом. Они вместе влипали в разные истории, делили наказания и разбирали подарки и всякие детские сокровища. Пока Стефания не стала совсем взрослой, а у Эл не оторвалась рука. Руку, конечно, пришили, только теперь это была испорченная вещь. Так сказала мама. Ей Эл никогда не нравилась. Каждый раз, когда Эл и Стефания устраивались в гостиной перед камином, у мамы вдруг начиналась мигрень, и она уходила к себе наверх принимать капли. Но на счет вещей маме стоило доверять. Испорченное Стефания и сама не любила, потому Эл отправилась на помойку, а папа Стефании — в магазин за новой куклой. Из фарфора. Они были слишком красивые, чтобы играть с ними. Но зато не портились, просто стояли на каминной полке, там, где когда-то болтали они с Эл… Вот только ни одна даже самая дорогая кукла так и не смогла стать любимой… Стефания понимала: все должно быть красиво. Если красота уходит, ты остаешься одна в пустом доме с сотней воняющих кошек, как тетя Джесс. Или как мать, которая с годами слишком подурнела, чтобы удержать рядом с собой отца. Стефания всегда знала, что не допустит подобного. Никогда в жизни. И, определенно, никто не сможет оторвать ей руку. Она нежно прикоснулась к щеке дочери и нахмурилась оттого, что та оказалась слишком холодной. Эмили холодно так же, как было холодно Эл на помойке? Мысли путались и сбивались. Эл — кукла, а Эмили — ее дочка, и у нее, Стефании, все получилось. Она не одна. Рядом любящее существо. Родная кровь. Зайка… Внезапно со всей отчетливостью Стефания осознала, что не помнит, как ходила беременной и как рожала. Детство Эмили, ее юность — все сплеталось из ярких лоскутков в красочное полотно. А там, где роды, зияла непроглядная тьма. Только… … день, когда она узнала, что беременна. Одна-единственная черная точка. — Эмили? В горле пересохло, и собственный голос напоминал карканье. Как у старой вороны. Они так кричали, когда тетю Джесс наконец нашли в пустом доме с орущими котами. Мама тогда увела ее. И все, что Стефания запомнила: черные тени в небе и раскатистое кар-р-р над кладбищем. А сейчас… — Мамочка, это я, — Эмили, склонив голову набок, легко улыбнулась. От света дневных ламп ее лицо казалось восковым. Стефания подумала, что дочь слишком долго сидит у ее кровати. Ей определенно следует прогуляться. Слишком бледная, словно… Что-то хрустнуло. Эмили повернула голову и тряхнула слипшимися грязными прядями. — Эмили по прозвищу зайка. Это я. Нравлюсь? Стефания завороженно кивнула. Эмили — хорошая девочка, маленькая зайка. Она знала это. Но… но… Миловидное личико голубоглазой блондинки медленно перетекало в застывшую маску и наоборот. В бесконечном безумном цикле. На висках выступил холодный пот, руки отчаянно тряслись под мягкими участливыми поглаживаниями — Теперь все будет иначе, мамочка. Не бойся. Все кончилось, было и было. Хочешь знать, что случилось на самом деле? От тихого «мамочка» повеяло насмешкой. Стефания поежилась, как от мороза. Хотя было тепло. Или не было? Или… Что это? Эмили неловко взмахнула рукой, и снова послышался хруст. Странный. Будто кто-то невидимый рядом ворошил старые кости. Стефания вздрогнула, как от выстрела, и замерла, захлебнувшись криком. За окном унылый дождливый пейзаж сменился на ее комнату, в которой она сама, Стефания Андерсен, с безупречной высокой прической и в дорогом халате лежала на полу с неестественно вывернутой шеей. Возле камина кружили жирные мухи. Тело уже начало разлагаться. Мухи… как воронье над кладбищем из детства. — Это был сердечный приступ. Ты встала, хотела найти таблетки и упала. Умерла быстро и легко. Ледяные пальцы легли на шею удавкой. — Но… — Стефания попыталась выдавить из себя слова и затихла, глупо тараща глаза. Эмили гладила ее по шее с убийственной нежностью. — Но нашли тебя не сразу, — мягко сказала она, наклонившись и заглядывая ей в глаза. — Твой муж вернулся из командировки только через неделю. А сыновья с тобой не общаются. Ты сама оборвала все связи. И никто не хватился. Помнишь, ты боялась умереть одна, как твоя тетя Джесс? Сюрпри-и-из! Смотри же, тут уже все стало красивым! Только твой муж, слабак, не выдержал. Его увез твой старший сын в больницу. Тоже сердце. Остался младший, но его сейчас больше волнует беременная жена, чем гниющая ты. Забавно, не так ли? — Не мой муж и мои сыновья, а твой отец и твои братья, — поправила Стефания машинально, пытаясь отвести взгляд от сцены в комнате. Все, что от нее осталось, собирали хмурые неприятные типы. Собирали… как мусор. Младший сын звонил кому-то по телефону. Наверное, этой… которая всегда только мешала. Стефания подавилась украденным у Эмили глотком воздуха, когда ее пронзила убийственная в своей ясности мысль. Мешали не глупые девчонки, совсем нет. Все было намного проще. Она закрыла глаза липкими от пота ладонями и завыла в голос, горько и безнадежно. Как раненое животное, выпрашивая остатки… жалости? Кукольные стеклянные глаза Эмили равнодушно взирали на скрючившуюся на больничной кровати фигуру. — Не плачь, — тонкие, как лезвие ножа, пальцы скользнули по ее спине. Стефания благодарно вздохнула и, захлебываясь одиноким отчаянием, прижалась к ледяной руке. — Теперь ты не одна, мы вместе. Только ты и только я. Такие, как ты, понимают ад слишком буквально. Пафосные черти и глупые котлы. Но на самом деле… На самом деле все иначе. Ад — это сожаления. Ты же уже поняла, Стефания? Это твои сожаления. Побудь пока с малюткой Эмили. В другой раз я покажу тебе, что могло произойти, если бы ты не раздвинула ноги перед этим толстяком Грегом. Ты так хотела отомстить своей сестре, но вот незадача — вместо нее нагадила только себе. Не хочешь посмотреть, как могло бы быть? Слова наносили удары, как плеть, разбивая фотокарточки-воспоминания на тысячи мелких обрывков. Склеивать бессмысленно… только Стефания все равно пыталась, лихорадочно цепляясь за каждый вырываемый клочок — Эмили, ты что, я же твоя мама! Твоя, слышишь! Эмили, что ты говоришь?! Я же родила тебя! Или… нет? — Стефания смотрела на… С какой-то отчаянной надеждой, исступленно мечтая, чтобы ее убедили в обратном. Временное безумие. Все дело только в лекарствах, а Эмили слишком много читает? По щекам градом катились слезы. — Нет, увы, — губы Эмили сложились в тонкую линию, и она насмешливо протянула, тщательно копируя интонации другой, прошлой Стефании. — Ты не захотела. — Я была вынуждена, ты не понимаешь, тогда было неудобно… Стефания лепетала, как маленькая девочка перед строгой директрисой, сбиваясь, начиная заново, путаясь. А Эмили улыбалась. Легко и светло. Эмили идет улыбка, даже если вместо глаз — чернильная пустота. — Легко не думать и жить настоящим, но как же больно терять… Ты никогда не любила терять, Стефания? Сюрприз! Здесь только то, что ты не любишь больше всего на свете. Ну как, хочешь еще раз взглянуть на Брюса? Ты же его так любила. И твоя глупая месть сестре так смешно закончилась. Ему не стоило возвращаться домой слишком рано… Хочешь узнать, как все могло бы быть? Не отвечай, я знаю, что хочешь. Тьма заполнила всю палату, проникая щупальцами в глаза и уши, заставляя сотрясаться в беззвучном крике, задыхаться и падать, цепляясь за ледяные тонкие руки, которые тащили и не отпускали. Удерживая надежней любых цепей. Стефания рванулась всем телом, пытаясь уйти от надвигающегося мрака. Мучительно сражаясь за каждый вздох, она старалась зацепиться за происходящее, но оно ускользало, оставляя мертвенный холод там, где когда-то глупо билось почти живое сердце. По каплям, неумолимо и … Последний рывок заканчивается сокрушительным провалом. Буквально. Резкий свет дневных ламп болью резанул по глазам, заставляя снова зажмуриться. Возле ее кровати сидели два одинаковых блондина, но стоило ей зашевелиться, как они одновременно подскочили, и один, в светлой футболке, рванул к двери, призывая врача. А второй быстро заговорил, не отпуская ее руку. — Мам, все хорошо, ты в больнице. Не переживай, тебе нельзя нервничать. Хорошо, что мы, как всегда, зашли к тебе в тот вечер. Доктор сказал, еще полчаса, и… — он судорожно сглотнул, — еще полчаса, и было бы поздно. Она ласково улыбнулась. Это Рик, ее сын. Она вспомнила. А второй — Тим. У нее чудесные дети. И самая лучшая семья в мире. Мальчики — просто копия Брюса. Ее Брюса, даже сейчас самого любимого. Хлопнула дверь в палату, стремительно зашел врач с приклеившимся сзади Тимом. Миловидная женщина с грустными голубыми глазами профессионально улыбнулась и быстро заговорила, то и дело заглядывая в принесенные бумаги. — Добрый день, я ваш лечащий врач Эмили Банни. Пришли результаты ваших анализов. Могу сказать, что все неплохо и скоро мы отпустим вас домой. Домой. Слово жгло какой-то неправильностью. Стефания нахмурилась, пытаясь понять, что не так. Рядом сыновья, а скоро приедет муж, ему уже позвонили. «Эмили зайка». «Нравлюсь?» Она тряхнула головой, отгоняя наваждение. Все же хорошо. Все правильно. Это просто… … дурной сон. Стоит проснуться. Тьма нежно обвилась вокруг ее рук и пустила ростки в грудную клетку Стефания моргнула. Картинка перед глазами не изменилась. И тогда она расслабленно откинулась на подушки. Все нормально. Это был всего лишь сон, обыкновенный кошмар. Наверное, от таблеток. Рик что-то рассказывал, Тим набивал СМС так некстати уехавшему в командировку отцу. И Стефания решила немного отдохнуть. Она надеялась, что на сей раз сны будут только приятные. До очередной смены декораций оставалось чуть больше суток. … Майкл Андерсен курил на крыльце старого особняка. Он не любил этот дом и потому уехал, как только появилась такая возможность. Чтобы больше никогда не возвращаться. И вот теперь… Он вздохнул и взъерошил волосы. Теперь приходится разгребать это дерьмо. Стив сейчас в Америке и от наследства попросту сбежал. Как и отец. Смешно. Этот дом как воплощение их матери в камне и дереве. Холодный, идеальный, аккуратный. Только никто не хочет здесь лишний раз задерживаться. Такая у них семья. Занятная. Если бы не Джейн с ее упрямством, ноги бы его здесь не было. А ей приспичило разобрать вещи и взять что-нибудь для ребенка в память о бабушке. И кто такой был Майкл, чтобы спорить с беременной женщиной? Правильно. Никто. Он курит одну сигарету за другой. Сам он не взял из дома ничего, даже фотографии. Вот так вот. Разочарована, мам? — Смотри, какая прелесть! — Джейн появилась на пороге, нежно прижимая к округлившемуся животу старую потрепанную куклу с оторванной рукой. — Таких уже не делают. Представляешь, за диваном валялась. Наверное… когда, когда… — Джейн судорожно вздохнула, пытаясь справиться со слезами. Майк успокаивающе обнял ее за плечи — Если хочешь, мы ее возьмем для Сьюзан. Хотя фарфоровые красивее, — закончил он, скептически оглядывая находку и не понимая, чего особенного в ней рассмотрела жена. — Ты что, она же как живая! Ее нельзя выбрасывать. Разве ты не видишь? Майкл пожал плечами. В стеклянных голубых глазах куклы отражалось чернеющее небо. — Холодно уже, — он поежился. — Поехали домой, завтра закончишь. Облюбовавшая крышу стая воронья проводила их до машины хриплым карканьем.