Город тепла

Начать, пожалуй, стоит с того, что в их городе всегда тепло. Даже зимой, когда все люди мира жмутся друг к другу в надежде согреться, в их родном городе ярко светит солнце и повсеместно лишает возможности погреться у кого-нибудь в объятиях, да и самому погреть чьё-либо сердце не позволяет. Скорее всего, именно по этой причине Марк вырос холодным, не привыкшим и не нуждающимся в чужом тепле. По крайней мере, это он так думает. Ван Кайе, но сам себя он зовёт 'Джексон' – сразу видно, что не местный, – когда переезжает с родителями в их город и становится соседом Марка, в самую первую же зиму тянется обнять и сжать покрепче, но его странный сосед только отскакивает в недоумении и пожимает плечами. – Зима же, – капризно тянет Джексон. – Организм требует больше тепла! Марк хлопает стеклянными глазами и прикладывает ладонь ко лбу соседа: – Тебе солнце голову не напекло? Организму тридцати градусной жары не хватает? – Ты не понимаешь! – Тот всплескивает руками и обидчиво отворачивается. – Зимой все должны греться друг о друга, на то она и зима! Марк хмыкает, протягивая Джексону скейтборд: – Катайся, а не языком чеши, если тебе холодно. Сосед с яркой улыбкой забирает свою доску: – Ещё кружочек? Так и проходит первая в жизни Джексона, но девятнадцатая в жизни Марка горячая солнечная зима. Целыми днями они катаются на спортивной площадке близ побережья, возвращаются домой к полуночи, и всё их, собственно говоря, устраивает. Потом начинается учёба, но этим двум она мало мешает: после пар они ходят на эту же площадку, что уже давно стала их, катаются до темени и постоянно просыпают. Так проходит весна, за ней лето, а всю осень Марк смотрит на выкрашенного в платинового блондина Джексона, – ещё один признак того, что он не местный – это привычка всех людей с севера: любыми искусственными способами придавать яркость внешнему виду, одеваясь в цветную одежду, крася волосы, нося на себе непонятные рисунки и слушая энергичную музыку. В родном городе Марка 'цветных' жители делят на два типа: либо приезжие, либо сумасшедшие. У них самих не принято красить волосы: а зачем? У них красок в жизни предостаточно: голубое небо, синее море, зеленые деревья, красное заходящее солнце. Но всю осень Марк смотрит на болтающего рядом с ним, крашеного соседа, а в конце ноября, под напором его же, красит собственные волосы в светло-пепельный. Выходит ничего, Джексон радуется как ребёнок, а Марк готов принять на себя звание 'умалишенного', но ему, честно говоря, нравится. Светлая осень заканчивается, и жаркая зима принимает в свои объятия и родного Марка, и заблудшего Джексона. Они вновь катаются день напролёт, поздно возвращаются и радуются жизни по всем параметрам. В тот день, когда Марк замечает одиноко сидящую девушку на скамейке рядом с их площадкой, особенно жарко и нещадно слепит солнце. Они катаются тут с Джексоном с самого утра и уже изрядно подустали, поэтому собираются уходить и хорошо бы было завалиться в какую-нибудь закусочную. Друг рассказывает что-то упоительно смешное, и Марк, рассмеявшись, оборачивается к скамейкам. На одном из мест сидит молодая девушка и ногой рисует на гравии какие-то фигуры. Марк подбирает свою доску, а Джексон хохочет над собственными шутками и кладёт ему руку на плечо: – Я тут ещё что вспомнил, – зачем-то кричит блондин и улыбается ярче зимнего солнца. – Расскажу, когда сядем. Марк только кивает. Когда они покидают спортивную площадку и проходят мимо сидений, Туан замечает краем глаза бордовый оттенок и инстинктивно поворачивает голову. Волосы у девушки до самых кончиков выкрашены в цвет спелой августовской вишни. Он видит лишь волосы, потому что она опустила голову и лица не распознать. Вдруг из ниоткуда окликает Джексон, и Марк тут же забывает (по крайне мере, это он так думает) о девушке. Тоже, наверное, иностранка. С того дня эта девушка сидит там, на скамейке, на спортивной площадке, каждый день. Марк не может не заметить. Они приходят покататься каждое утро, на улицах ещё пусто, да и в целом это самое лучшее время по обоюдному мнению Вана и Туана. Пока они переводят дух, Марк замечает девушку на скамейке, опустившую голову вниз. Её вишневые волосы трепещут на ветру, укрывая все лицо, и нельзя увидеть, устала ли она или о чем думает. Потом юноши уходят, а она остаётся ждать чего-то. Так проходят несколько дней, пока Джексон не замечает, куда постоянно направлен взгляд его соседа. – О, здесь кто-то был все это время? – Диву даётся Ван. – Может, случилось что? Джексон делает рывок вперёд, но Марк останавливает его вытянутой рукой. – Она каждый день сюда приходит. – Серьезно? – Широко улыбается Джексон. – Мы обзавелись миленькими поклонницами? Пойдём познакомимся. Марк только вздыхает. Северные люди такие общительные. Поначалу девушка пугается, вжимаясь пальцами в дерево скамьи, но под влиянием болтливого и смешного Джексона быстро расслабляется и даже тихо хихикает, прикрываясь ладонью. Её зовут Мина. Марк не знает похожих имён и может лишь молча смаковать его нежное звучание. Мина не выглядит общительной, но внимательно слушает дурные истории Джексона и изредка задаёт вопросы. У неё красивый голос. А потом Ван предлагает ей придти посмотреть, как они с Туаном катаются. Мина соглашается, и они прощаются. За их первую встречу Марк не обмолвился с ней ни словом. Зато Джексон всю дорогу домой твердит, что наконец их талант оценят по достоинству, ведь за первым зрителем кроется путь к успеху! На следующий день Марк встаёт ни свет ни заря и тянет сонного Джексона на площадку. Ему отчего-то хочется поскорее откататься и уйти домой читать комиксы. Мина подходит в конце первой половины дня, когда они уже собираются заканчивать. Джексон светится от счастья, хоть и уставший порядком, а у Марка внезапно открывается второе дыхание, и он катается так, будто только начал или вовсе только добрался до доски после долгого ожидания. Теперь он так катается каждый день, оттачивая мастерство и вытворяя такие вещи, что даже умелый и бойкий Джексон заваливает похвалой. Туан, правда, сам и не в курсе, откуда такая безумная тяга к скейтборду. Он и не знал, что может лучше кататься. Мина также приходит каждый день и смотрит. Марк не знает, но Вану она отвечает, что ей очень интересно. А на одном из следующих катаний Джексон тянет лодыжку, но в больницу наотрез отказывается обращаться (молодая кровь горячее любых невзгод), и они втроём решают посидеть на берегу, попить газировки. Мина садится по правую сторону от Джексона, а Марк – по левую. Поначалу они просто сидят в тишине и пинают гальку мысками обуви; Туан любуется бирюзовой гладью в лучах бежевого солнца. Но разве может громкий и непоседливый северянин Ван сидеть молча более десятка минут? У северных людях врожденная привычка находиться в постоянном движении: как и телом, так и разумом. И он начинает расспрашивать Мину. Спрашивает обо всем на свете: где родилась, что нравится, когда заработала свою первую царапину. И Мина отвечает (что за волшебный язык у этого северного человека!). Про все рассказывает, будто сорвали клапан с водного ключа. Родилась она в зимнем городе, а сюда переехала с родителями в шесть лет, и мало что помнит о зиме. Это очень удивляет обоих ребят, ведь на неместное в Мине тянет только что её имя. Воспитана она полностью в южных традициях: кротка, молчалива, редко широко улыбается. Мина любит балет и мечтает поступить в балетную школу, что находиться рядом со спортивной площадкой, куда приходят кататься Джексон и Марк. Всякий раз после дополнительных тренировок она приходила туда просто посидеть на скамейке и отдохнуть. Первую царапину Мина приобрела на этом пляже, когда острый камень впился ей в пятку. Было невыносимо больно, но она боялась напугать родителей, поэтому притворялась, что ничего не произошло, до самого дома. Джексон слушает уж очень внимательно, поочередно то вздыхая, то цокая языком. Марк смотрит исподлобья и не может понять, как у него получилось заставить говорить такого тихого человека. Все-таки у северных людей есть ментальная связь, какая-то неясная нить, которая тянет их друг к другу. Марк с силой бросает гладкий овальный камень прямиком в морскую пучину и подпрыгивает на ноги. – Нам пора, – и начинает собираться. В сторону дома они идут разными темпами: Марк уходит куда-то вперёд, а Мина и чуть похрамывающий Джексон ступают медленно и не торопясь. Марку отчего-то неприятна эта медлительность и он хочет поскорее добраться до дома – сколько там, оказывается, непрочитанных, нетронутых комиксов! Они подходят к большому перекрестку и останавливаются: дом Мины находится в противоположной стороне. – Жаль, я не смогу тебя проводить, – только говорит Джексон, виновато глядя на свою ногу, а потом шепчет Марку, – давай, проводи её. Не красиво оставлять нашу единственную поклонницу. – И подталкивает того поближе к девушке. Они идут долго, и Марк не знает почему, но он старается идти как можно медленнее, а Мина только подстраивается под него. Она молчит, и Туан теряется. Наконец они подходят к большому дому с ухоженным палисадником. – Большое спасибо за то, что проводил меня, – Мина низко кланяется. Марк неловко кивает головой. – Может, ты хочешь выпить стакан воды? – Мина отчаянно пытается растопить этот лёд, что вылез из Туана, и мешает им хоть чуть сблизиться. – Спасибо, мне пора уже давно, – снова кивает головой, – Пока, – и медленно оборачивается в сторону своего дома. Марк проходит совсем немного, прежде чем понимает, что это единственный шанс. Правда, для чего этот шанс, неизвестно ни ему самому, ни многим южным людям. Он резко поворачивается и подбегает к калитке Мины. Она ещё не зашла, а только присела на корточки рядом с клумбой летних цветов и теперь любуется их нежной красотой. – Знаешь, – вдруг громко, даже для самого себя, говорит Марк. Мина слегка пугается и поворачивает голову. – мне тоже галька в детстве постоянно в ноги впивалась. Было очень больно, но приходилось терпеть. – Внезапно замолкает и опускает взгляд, переводя дыхание. Мина не отвечает. А потом Марк сглатывает и бормочет, но она его хорошо слышит: – И балет.. Это здорово. Спасибо за прочтение.