Об особенностях вампирской натуры.

      Демонстрируя чудеса грации и изящества, а еще весь свой словарный запас ругательных русских выражений, я медленно двигалась куда-то веред, уже битый час пытаясь никуда не сворачивать, что было весьма безуспешно, ибо все больше мне казалось, что я хожу кругами. Хотя подобному я даже не удивлюсь. Этот лес воистину чертов какой-то. Вот прям совсем весь: от макушек каких-то там елок до травы, которая путалась под ногами так нещадно, затормаживая меня или вообще роняя на мокрющую и холодную землю. А сверху солнце пекло, что аж голова кружиться начала. Нет, ну все вообще прекрасно. Я тут на грани солнечного удара, а для полного счастья еще черт знает, куда меня занесло. Нет, ну вначале было ясно, куда: к бабашке в Мухосранск. Причем в такой далекий и беспробудно потерянный, что ни одна карта не желала его не то, что находить, знать она о нем не желала. Я вот с этим всецело и полностью солидарна. Но нет! Занимательная экскурсия в послевоенные годы мне была обеспечена горячо любимыми родителями, которые по моим нелестным догадкам, сбагрили меня с глаз долой, чтоб не мешала. А от моей суеверной бабушки, которая из моего нехитрого агрегата телефонного пыталась периодически изгнать беса, я сбагрилась сама, да еще куда! В лес! Место выбрала душой и всем сердцем. А потом, что не удивительно, потерялась в нем да еще так виртуозно и талантливо, что мне мог бы позавидовать даже самый конченный топографический кретин. Единственное мое желание сейчас — выбраться из этих чертовых дебрей, ибо до соплей уже страшно было. Я тихо шмыгнула носом и вытерла его грязной ладонью. По мальчишески все это как-то выглядело. Долго ли коротко ли, но я, аки Иван-Царевич, набрела на избушку, только не на курьих ножках. Мне вот только симпатичной бабы-Яги не хватало для полной релаксации. Но судя по наружности сие сомнительного места жительства тут не то, что бабы-Яги, тут вообще никого не было, что в общем-то любого нормального человека должно пугать, но меня, непрошибаемого недалекого кретина, это вовсе не пугало, да и я уже порядочно отчаялась выйти из этого леса, так что я ничего не теряю. К порогу этого деревянного нечто я ломанулась почти со святой надеждой, даже сама не знаю, на что. Половицы под ногами неприятно заскрипели, что, казалось, в этой тишине было кощунственным и неправильным. Увидев все это хитрое убранство, мне как-то слишком живо представилось, что предается мне остаться здесь до самой смерти. И уж безрадостная какая-то картина. — Здесь буду жить я! — надтреснуто улыбаясь, иронично весело оповещаю я несуществующему хозяину сие занимательного архитектурного шедевра, умом понимая, что никого здесь и быть не может, а я лишь воздух сотрясаю. — Ну разумеется, — явил себя хозяин сие прекрасного шедевра русского зодчества прям передо мной, вот нос к носу, и явил себя с потолка. И тут уж я совсем обо всем позабыла с чистой совестью, даже, как бегать, кажется, мои ноги забыли. А я будто к полу приросла, только отпрянула от этого нечто и рот разинула, как будто хотела зычно сматериться, ну или заорать на крайняк, но ни звука не вышло как-то произнести. — Пока не сдохнешь, а похороним мы тебя на заднем дворе, — конечно, такого гостеприимства я как-то не ожидала. Нарочито буднично говорило это нечто неопределенного пола. Будто перехоронило не одного. А меня такая судьба как-то не прельщает совсем, а даже наоборот — пугает, даже очень не на шутку. Только вот нашлась я быстро. — Гробик розовый, пожалуйста, — с моей врожденной язвительностью даже в настолько критических ситуация сделать ничего нельзя было. — И кактус на могилке поливать каждое второе полнолуние, — фыркнула я, вроде бы как уже придя в себя. Родной и любимый сарказм как-то охладел ум, даже заставил рассуждать здраво. В любом случае трезвее, чем пару минут назад. Однако реакция этого нечто была весьма очаровательна. Он воззрился на меня удивленно, скосив зеленные глаза к переносице. И когда у меня перед глазами перестало плыть, я поняла: висит передо мной что-то предположительно мужского пола и зеленоглазое. Только он как-то исчез с моего поля зрения и образовался опять-таки передо мной, только стоя.