Красное

Сергей увидел ее сразу. Приметил среди других гостей, наткнувшись взглядом на яркое пятно — алые волосы. Он задержал взгляд на них, потом посмотрел на ее лицо; как оказалось, она тоже смотрела прямо на Разумовского. Пухлые, окрашенные алой матовой помадой, губы изогнулись в улыбке — похоже на приглашение, верно? Сергей не стал подходить сразу. Что ж, он, несомненно, придерживался мнения о том, что мужчина должен заговаривать с женщиной первым, но не сейчас. Быть может, виной тому было то, что он был и без того занят другими гостями, а, может, Разумовский хотел последить за девушкой со стороны. Она подошла сама, но позже. Изящный бокал от шампанского в ее тонкой руке показался ему слишком массивным, и это было первым впечатлением от личного знакомства. — Меня зовут Юля, — мягко сказала девушка. Ее алые губы разомкнулись, кончик языка скользнул по нижней, и в горле Разумовского пересохло. Странно. Или нет? Раньше, когда он был еще студентом, резона заводить девушку не было, да и кому он был тогда нужен? Вечно отвлеченный на собственные дела, проводящий сутки напролет за компьютером, говорящий языком программеров и избегающий нормальные компании? Сеть — тогда еще бывшая в новинку для русского человека — стала для Сергея любовницей и женой. Позже (а ведь на самом деле это было совсем недавно!), когда только-только созданная социальная сеть «ВМесте» пошла в гору, девушки стали появляться сами. Разные: красивые, интересные, харизматичные, они приходили и уходили одна за другой, и Разумовский их не держал. Не было у него такой потребности, что поделать. Теперь же, снова занятый новыми проектами, Сергей снова посвятил себя работе, и на женщин просто перестало хватать времени. У него были деньги, было определенное влияние, была популярность, было даже желание, но, будучи человеком далеко не глупым, он предпочитал лично управлять происходящим в его компании, и это, увы, занимало слишком много времени — в том числе и то, которое могло бы быть личным. А теперь… Теперь, конечно же, ничего не изменилось. Виной тому, скорее всего, была поздняя весна. Та, пришедшая незаметно, ударила в голову. Или, может, виной тому были алые волосы? — Юля Пчелкина, издание «События». Сергей поморщился. О, ну конечно, кто еще мог настолько обворожительно улыбаться ему, когда вокруг столько других людей? Впрочем, и правда, кто? Он был далеко не последним, даже первым человеком в этом месте. Присоединение нового подразделения к холдингу — его холдингу — своеобразный праздник. Несомненно, тут были и другие журналисты, но большинство из них уже разошлось после прошедшей презентации новой поисковой системы «TPlace», успев задать ему нужные вопросы. Хотя… Разумовский нахмурился: эту девушку на презентации он не видел. Опоздала? Решила отработать упущенное так, разговором лично? Впрочем… Была не была. — Рад знакомству, Юлия. Или все-таки полное имя звучит, как Юля? — Спросил он. Отличная тактика: отведи разговор в сторону. Хотя, конечно же, Сергей знал, что журналисты далеко не дураки. Способ узнать нужное найдут. И, если уж так, пусть. Сыграем, красавица? — Юлия. Но я предпочитаю именно Юля. Звучит менее формально, как думаете? — Она снова улыбнулась. Прикусила нижнюю губу и, подняв свободную от бокала руку, завела пряди волос за ухо, словно те мешали ей. Потом чуть наклонила голову, то ли изображая смущение, то ли на самом деле смутившись. — Юля? Пусть будет «Юля», — Сергей кивнул. — Так что же вы, Юля, хотели бы узнать? Спрашивайте прямо, я не любитель окольных путей. И тут Разумовскому показалось, что его собеседница смутилась еще сильнее. Она засмеялась — тихо и звонко — и покачала головой. — Вы, верно, не так меня поняли, Сергей, — она, конечно же, знала, кто он. Да и могла ли она ошибиться? Разумовский был человеком колоритным: яркая одежда, яркие волосы, яркие поступки. Хотя… А, ну да, презентация, на которой этой Пчелкиной не было: он ведь представлялся там. Хотя и без представлений можно было догадаться — если тот, кто видел его, конечно, не дурак. — Издание изданием — я представилась так, чтобы вы не подумали позже, что я тянула из вас лишнюю информацию окольными путями — но вы так смотрели на меня, что мне стало интересно — почему? О, и прямо в лоб. Разумовский нахмурился. Потом тряхнул головой и тут же попытался сдуть с лица длинную рыжую челку. Пожалуй, достаточно близки ему люди легко могли бы догадаться, что он нервничает. Насколько бы значимым и большим человеком он стал сейчас, сколько бы нулей не было в его нынешнем банковском счете, но, увы, он все еще оставался тем же Сергеем Разумовским, который имел достаточно сложные отношения с женщинами. — Вы меня заинтересовали? Достаточно логичный вывод, — усмехнулся Сергей. Он пожал плечами и тихо хмыкнул: — Ты меня заинтересовала. Формальности — такая глупость, разве нет? — О, — она округлила алые губы. Потом снова облизала их, и Разумовский подумал, что он немного ошибся: может, ей нужен не материал для новой статьи, а нечто другое? Или, быть может, и то, и то одновременно. Первый вариант, пожалуй, его устраивал. Второй — с некоторыми поправкам. Свои секреты — и некоторые планы — Сергей все-таки предпочел бы держать при себе до того времени, как их можно быть, наконец, озвучить. — А мне это нравится! То есть, перейти на «ты». Хотя и то, что заинтересовало — тоже. Юля улыбнулась. Она, словно пытаясь доказать искренность своих слов, приложила руку к груди, и ее пальцы оказались в ложбинке, уходящей под горловину платья. Разумовский невольно опустил взгляд вниз, следя за жестом, и прищурился: грудь Пчелкиной была… Выдающейся. Сергей, если быть честным, не слишком любил женщин с большой грудью. Бывали моменты, когда он, находясь в компании своих нынешних приятелей — молодежи из высшего света, так их можно было бы назвать — вместе с ними заказывал шлюх. И неизменно его пожеланием было, чтобы девушка имела почти мальчишескую фигуру. Странный фетиш, отклонение, блажь? Черт с ним — он мог себе это позволить. Юлина же грудь была большой. Разумовский нахмурился, на мгновение представляя себе, как мог бы сжать ее пальцами, ощущая тепло чужой кожи, как набухший светло-розовый — или, может, темный? — сосок оказался бы под его губами… Представил — и мысленно оценил. И, несмотря на личные предпочтения, мысль ему понравилась. Он тряхнул головой. Взгляд снова оказался напротив лица Пчелкиной, и та, кажется, понимающе улыбнулась. Потом повернулась, — острые каблучки-шпильки щелкнули о пол — парой мелких глотков осушила бокал, поставила его на ближайший столик и коснулась освободившейся рукой локтя Сергея. — Тут слишком шумно, а я не люблю шум, — заметила она. Темные — подкрашенные, конечно — брови почти сошлись на переносице, между ними пролегла небольшая морщинка, и Разумовскому захотелось податься вперед и разгладить ее пальцами — и губами. Ведь красивые женщины не должны хмуриться, верно? — Мы можем выйти? Я уверена, что и без тебя тут отлично справятся. Она была права. Оставшиеся на банкет гости были заняты друг другом. Они болтали, ели, пили, наслаждаясь прелестями жизни. С того момента, как Сергею подошла Пчелкина, возможные собеседники, кажется, сторонились его, занятые своими делами. Или просто не хотели мешать разговору? В таком случае в этом была определенного рода солидарность: не мешай другим, если не хочешь, чтобы мешали тебе. Сергей согласно кивнул. На улице было значительно тише. Они вышли в небольшой Питерский двор — тут располагался тот клуб, который был выбран для проведения презентации и последующего банкета — и тот встретил их потемневшим вечерним небом. Юля вскинула голову, уставилась на него, словно надеясь найти там звезды, которых в городе отродясь не было видно, потом повернулась вокруг себя, цокая каблуками, и хмыкнула. — Так и правда гораздо лучше, — улыбнулась она. Зябко поежилась, словно от холода. Или, может, ей и правда стало холодно? Несомненно, вечер был теплым: май располагал к тому. И даже легкий ветер — во дворе ощутимый совсем слабо — казался ласковым и нежным. Юля обхватила себя руками за плечи, и Разумовскому пришлось снять с плеч пиджак. Яркий и попугайский — зеленый. Дорогая ткань легла на плечи Пчелкиной, и та, подняв руку, на мгновение задела руку Сергея. Случайно? Специально? Скорее — специально. После — Юля хотела сказать что-то еще. Она приоткрыла рот, но не успела: из той же двери, откуда они вышли только что, вывалились какие-то люди. Уже откровенно поддатые и, судя по разговорам, веселые. Один из них вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой — дорогой, фирменно, других тут и не могло быть — и закрыл. Едкий запах сигарет тут же окутал и Сергея, и его спутницу, и та поморщилась. Потом опять перехватила Разумовского за плечо и потянула за собой — из двора. — Терпеть не могу запах сигарет, — пояснила она. Цепкие пальцы Юли отпустили плечо Сергея на какое-то мгновение, чтобы уже через секунду их обладательница могла взять его под руку. — От него у меня начинает кружиться голова и глаза слезятся. Представляешь? В клубе не пахло, — спасибо этому новому антитабачному закону — а вот курить рядом с общественными местами никто не запрещал. А если и запрещали, то следить за этим некому. — А ты хотела бы, чтобы следили? — Спросил Сергей. Теперь они шли по улице. Вокруг было достаточно людей, несмотря на то, что время было вечерним, но те не мешали. Просто проходили мимо, оставаясь незамеченными. — Пожалуй, хотела бы. В любом случае, для такого у нас просто нет ресурсов. Да и для много — тоже нет, — отозвалась она. Юля качнула головой и пожала плечами. — Вот как ты думаешь, чего заслуживает, допустим, продажный полицейский? Как минимум — ареста. Но даже за такими крупными вещами следить некому. — Или за ними попросту не хотят следить. Государству и органам это просто невыгодно, — поправил девушку Разумовский. О, эта была зыбкая почва! Он не был против разговоров про политику, про ситуацию в стране, про проблемы, касающиеся коррупции и государственных вопросов, но говорить о таком с журналистом… Пусть даже обворожительным — не самоубийство ли? Отличная фантазия услужливо воссоздала ему возможный заголовок на странице следующего номера ее издания: «Известный создатель социальной сети „ВМесте“, а теперь и поисковой системы „TPlace“, Сергей Разумовский, считает, что России не хватает героя, способного устроить самосуд». — И в итоге выходит, что змея ест свой собственный хвост, — отозвалась Юля. Взмахнула руками, хмыкнула, и покачала головой. — И, если судить по мифологии, змея, которая ела свой хвост — признак конца света. Что вполне логично, м? — Сергей, конечно же, откровенно шутил. Этот миф он отлично помнил — слишком любил читать в свое время. Давно, еще в детском доме, до учебы в университете. Читал все, что попадется под руку — в том числе и мифологию. — Глупость какая! — Воскликнула Юля. Ее пальцы сжали руку Разумовского, и она подняла на него недоверчивый и скептичный взгляд. — Слишком поэтично. — В таком случае то же самое можно сравнить с чумой. Гниль и смрад — ничего хорошего, — заметил Сергей. Юля поморщился повторно и качнула головой: — Еще лучше. Сравнение, конечно, имеет место быть, но кажется слишком отвратительным. Или же у меня отличная фантазия. — Безбожный пир, безбожные безумцы! Вы пиршеством и песнями разврата Ругаетесь над мрачной тишиной, Повсюду смертию распространенной! Средь ужаса плачевных похорон, Средь бледных лиц молюсь я на кладбище, А ваши ненавистные восторги Смущают тишину гробов — и землю Над мертвыми телами потрясают! — Нараспев процитировал Сергей. Стихи он тоже любил и знал их достаточно. — Пушкин, — отозвалась Пчелкина, кивая. Она не спрашивала, но утверждала. — «Пир во время чумы». Красивый выбор, и все же мне не хочется проводить такие параллели. Чуму трудно вылечить, почти невозможно, если ее запустить. Мне хочется думать, что сделать что-то с происходящим в этой стране еще можно. Что ж, подумал Разумовский, его спутница была далеко не глупа, и это радовало. Возможно, этого ему не хватало в тех женщинах, с которыми он уже имел счастье иметь дело? Не только в постельном смысле, но и в смысле бизнеса. Или тех же интервью. Потом прикинул и мысленно добавил: можно, конечно, почему же нельзя? Можно сжечь все то, что заражено, всю грязь, а то, что останется — пусть живет дальше. Под страхом нового сожжения, конечно. Об этом говорить Юле Сергей, конечно, не стал. Начать говорить такое — выставить себя безумцем. Начать говорить подобное журналисту — подставить себя и свои проекты. — Я тоже хотел бы так думать, — вместо этого согласился Разумовский. Мысленно тяжело вздохнул — хорошего собеседника ему не хватало. Раньше был Волк, раньше с ним можно было делиться мыслями, но потом тот пропал. Ни ответа, ни привета — выключенный телефонный номер и пустая квартира. Делиться с нынешними дружками… Да, он рассказывал об этом: тому же Гречкину, например. Тот, кивая, затягивался самокруткой с травкой и отвечал, что все ништяк, он согласен, люди — шлак, а от лишнего шлака нужно избавляться. В суть проблемы вникать он и не пытался, увы. — Но факты… Ах, к черту эти факты! Странно, что, гуляя с девушкой, я говорю о чем-то таком. — Верно, — согласилась Юля. Но, судя по ее лицу, по которому пробежала тень, та огорчилась. Хотелось вытянуть больше информации? Или же ей просто нравился заведенный разговор? — Слишком холодно. Мы можем куда-нибудь пойти? Только не так, как в том клубе, чтобы не было лишнего шума. — Ко мне домой? — Спросил он. Потом осекся, внимательно смотря на реакцию Пчелкиной. С места и в карьер, о, отличный план! Впрочем, Юля проявляла недвусмысленные знаки внимания раньше — если Сергей, конечно, не ошибался — и такой вопрос стал бы вполне логичным. Девушка приподняла брови, кажется, задумавшись, потом снова обворожительно улыбнулась. И как, как, черт подери, у нее получалось улыбаться так, внимание Разумовского оказывалось сфокусированным на ее губы? Пухлые, яркие, эти губы… Чуть позже, нет? — Отлично. А если у тебя найдется вино — будет еще лучше. Единственное, что было приятным в том клубе — шампанское. — Найдется. И, к тому же, тебе повезло: нам даже ехать не придется. Квартира рядом, — Сергей улыбнулся. Вино? Отличный выбор. Вино он любил и сам, гораздо больше, чем виски или тот же абсент, в котором души не чаял его приятель Гречкин. — То есть, ты специально снял этот клуб поближе к дому? — Юля рассмеялась, и Разумовский пожал плечами: — Ты раскусила меня. Как оказалось, до нужного дома и правда было идти всего ничего — пара кварталов. Дворы в этой части города по большей части были сквозными, похожими на лабиринты. Нет, обойти, идя по улице, было можно, но Сергей еще с детдомовского детства любил именно дворы — плутать по ним, гуляя. Тем более, что идти так было даже проще. Юля мягко, но настойчиво потянула Разумовского за руку, прося остановиться, и тот замер. Уже достаточно стемнело, и двор освещался тусклым светом одного фонаря, висящего над подъездной дверью, и несколькими окнами, в которых горел свет. В полутьме волосы Пчелкиной показались Сергею кровавыми, и он чуть нахмурился, размышляя над этим. Не успел — девушка подошла ближе, положила ладонь на затылок Сергея, дернула его на себя, вынуждая наклониться вперед — между ними была определенная разница в росте. Острые ногти впились ему в кожу, но не сильно, не давая отстраниться, и мягкие губы прижались к собственным. У губ был привкус помады — что-то сладковатое, кремовое, и Разумовский, не раздумывая о том, что делает, провел по ним кончиком языка, слизывая цвет и вкус. Рука Сергея легла на поясницу Юли, не позволяя той отстраниться, а язык прошелся по кромке зубов. Пчелкина тут же отозвалась: приоткрыла рот, прижимаясь ближе, всем телом, так, что ее грудь прижалась тесно и близко к груди Разумовского, и прихватила кончик его языка губами, а после — губами. Он отстранился первым. Вдруг нестерпимо захотелось опустить ладонь ниже, провести по ее бедрам до кромки чересчур короткого платья, забраться под него и огладить тонкую кожу между ног. Захотелось проверить надето ли на Юле белье. Мысль была странной, но логичной: Сергею уже встречались девушки, которые, знакомясь с ним, изначально знали, к чему это приведет. Знали — и не утруждались такой мелочью, как лишние тряпки. Он все-таки не стал это делать. Разумовский, если честно, понятия не имел, как на такое отреагировала бы эта конкретная девушка, а проверять не хотелось. Могли он ее смутить этим? Наверное, нет. А вот тем, что они находились посреди жилого двора и в любой момент из одного из окон мог кто-то выглянуть, увидев происходящее, — да. Почти бегом они с Юлей взбежали по лестнице. Сергей зарылся в карманы брюк, нашел там ключи (кошелек, телефон, презервативы, конфеты), и, торопясь, открыл дверь квартиры. Та, несомненно, была большой. Пчелкина, зашла первой и попыталась нащупать на стене сбоку от себя выключатель. Во всяком случае, логика подсказывала ей, что тот был где-то там. Разумовский хмыкнул и просто хлопнул в ладоши — свет загорелся сам. — О, — улыбнулась она. Не удивилась, конечно, но явно оценила. — Мне нравится. То есть… Наверное, очень удобно? Теперь, в электрическом ярком свете, Сергей отчетливо видел, что алая помада на губах Юли смазалась. Он поднял руку, провел по собственным губам, потом посмотрел на подушечки пальцев — те были красноватыми. Пчелкина, заметив это, улыбнулась шире. Она скинула туфли, которые, кажется, успели ее порядком вымотать, подошла ближе, привстала на цыпочки, и заглянула Разумовскому в глаза. — А тебе идет. Не так, как мне, конечно, — она весело фыркнула. — Но тоже неплохо. Тебе никогда не предлагали фотосессию с… Подобным? — А если предлагали? — Зря отказался. Тонкие пальцы коснулись его лица. Обвели контур лица, подбородок, спустились по шее к кадыку, потом к ключицам. Осторожная и мягкая ласка, похожая на касание пера… На мгновение Сергей вспомнил о Марго, чей вольер стоял в соседней комнате, прислушался, и, не услышав никаких лишних звуков, мысленно удовлетворенно кивнул — птица спала. Вспомнил — и тут же забыл. Юля расстегнула первую пуговицу на его рубашке, — тоже яркой, оранжевой, как и волосы — потянулась ко второй, но не успела. Разумовский оттеснил ее к стене, заставляя вжаться в ту спиной, прижался спереди сам и, наконец, сделал то, что так хотел сделать еще на улице: задрал край Юлиного платья. Белье под ним все-таки оказалось: ажурное и полупрозрачное. И это, пожалуй, было гораздо более соблазнительным, чей возможное его отсутствие. Сергей поднял взгляд на лицо Пчелкиной, и на нем не было и тени смущения: легкая улыбка, прикушенная губа, предвкушение во взгляде… О, прекрасно! Они снова целовались. На этот раз он подался к ней первым. Сначала прикусил нижнюю губу, тут же зализывая место заалевшую еще сильнее тонкую кожу, потом прижался губами к губам, проникая в рот Юли языком. Разумовский целовался быстро и напористо, и в поцелуе вел только он. И, если бы кто-то брался бы определять по поцелуям характер и темперамент, — хотя, возможно, таковые и были, просто Сергея об этом никогда не задумывался — то его собственный угадывался бы легко. Пальцы Сергея снова огладили внутреннюю сторону бедра Пчелкиной, мягкими подушечками лаская горячую кожу, прошлись выше, до края белья, по нему, и Разумовский довольно вздохнул: Юля была откровенно влажной. Через мгновение Пчелкина вздрогнула; она качнула бедрами, стараясь вжаться в руку Сергея, потереться о нее. Он отстранился, прерывая поцелуй, и девушка приоткрыла рот: задышала чаще, словно ей не хватало воздуха. Ее щеки окрасил легкий румянец — не стыда, конечно, но возбуждения. Вспомнилось мысль, которая посетила Сергея какое-то время назад: приласкать грудь Юли, коснуться ее сосков, попробовать их на вкус. Ее платье мешало, и с ним нужно было что-то сделать. Но, черт подери, не тут, не в коридоре! Пчелкина была восхитительно теплой. На мгновение Разумовскому показалось, что это кощунство: дергать ее сейчас, вести в спальню, чтобы удовлетворить свое желание изучить ее тело. Можно сделать то позже, верно? Позже — можно все. На этот раз Сергей не целовал ее в губы. Напротив, провел губами по открытой шее, от участка за ухом и до плеча, и Юля зажмурилась, вскидывая голову. Она пальцами вцепилась в плечи Разумовского, окрашенные алым ногти впились в кожу через ткань, причиняя легкую боль, и эта боль показалась Сергею слишком прекрасной. Его пальцы, все еще лежащие между ее ног, скользнули вдоль половых губ, надавливая легко и осторожно, и с губ Пчелкиной сорвался легкий стон — ей было приятно. Хотелось больше? Пожалуй, даже слишком. Он мог дать Юле больше — и хотел. Руку пришлось убрать. — Куда? — Спросила Пчелкина, голос ее звучал низко и хрипло. Глаза потемнели, из карих став почти черными. Сергей только цокнул языком. Он поднес пальцы к губам, вдохнул Юлин запах на них, а потом втянул их в рот, облизывая. Девушка замерла. Она чуть наклонила голову, к плечу, алые волосы рассыпались по нему, ногти еще сильнее впились в плечи Разумовского. Да, Юля была достаточно влажной, чтобы он мог взять ее так, но ему хотелось по-другому. Быть может, он просто искал предлог, чтобы попробовать ее на вкус? Тот был терпким и приятным. Описать его полностью Сергей и не смог бы, а, может, просто не хотел: его мысли занимало совсем другое. Хорошо облизав пальцы, смочив их слюной, он снова опустил руку. Безымянным отвел в сторону край белья, снова провел теперь уже влажными пальцами между половых губ без мешающейся ткани, коснулся клитора, и заглянул Пчелкиной в лицо, замерев на мгновение. Та зашипела. — Продолжай! — Показываешь характер? — Спросил Разумовский. Пальцем надавил сильнее, потом безымянным и указательным развел губы в стороны, позволяя себе теперь уже свободно ласкать набухший от возбуждения клитор. — Показываю… Что хочу, — последние слова прозвучали совсем тихо. Она встрепенулась, подалась ближе, уже сама двигая бедрами. Этого было явно мало. Он коснулся ее еще раз, еще, а потом проскользнул пальцем внутрь. Юля была горячей, очень горячей. Разумовский двинул кистью, потом добавил к первому пальцу второй, затем — третий. Девушка снова застонала, и Сергей не смог отказать себе в удовольствии, беря ее так, пока еще только рукой, поймать этот стон губами. Она кончила быстро. Распаленная желанием и ласками, видимо, будучи достаточно отзывчивой, хватило всего пары минут. Юля обмякла в руках Сергея. Прижалась к нему всем телом, до боли в его запястье сжала бедрами его руку, и тихо всхлипнула. Он замер, кажется, почти перестав дышать, и прислушался к происходящему: ее внутренние мышцы ритмично сжимались, обхватывая его пальцы, все еще находящиеся внутри Юлиного тела. Разумовский осторожно убрал пальцы, и Пчелкина улыбнулась ему. Несмотря на только что накрывший ее оргазм, она потянулась за Сергеем, опустила руку с его плеча, и сжала ее на его члене через ткань белья и брюк. До этого момента собственное возбуждение было фоновым. Словно ребенок, дорвавшийся до лупы и сжигающий муравьев, Разумовский сгорал больше от интереса, чем от желания. Он хотел увидеть, как Юля кончит, и он это увидел. Теперь же Сергея охватило и собственное возбуждение. Он хмыкнул. Положил ладони на бедра Пчелкиной, дернул их вверх, заставляя ту обхватить себя за талию ногами, и, легко подняв, унес в спальню. И, опустив ее на постель, оказавшись между раздвинутых ног, Сергей ожидал чего угодно, но не того, что еще секунду назад совершенно разомлевшая Юля, улыбнувшись, заведет руки за спину, расстегивая платье, быстро скинет его и, наконец, опрокинув Разумовского спиной, сядет на него верхом. Он, конечно же, не был против. Положив ладони на ее бедра, он сжал их, потом потянул девушку к себе, заставляя наклониться. — Подожди, — сказала она и расстегнула лифчик, скидывая и его. Теперь на ней оставались только трусики, и Сергей поймал себя на том, что так, не будучи полностью обнаженной, Пчелкина смотрится чертовски сексуальной. Хотел ли он видеть ее полностью голой? Да, но не сейчас. Сейчас он наслаждался тем, как Юля предстала перед ним: и было в ней что-то от героинь его любимых картин кисти Ботичелли: округлые бедра, большая грудь, тонкая шея? Он хотел сказать об этом, но осекся — возможно, потом, сейчас совсем не время. — У тебя же есть презервативы? Разумовский кивнул. Он очень кстати вспомнил, что упаковка была в кармане его брюк. Он вытащил ее и ухмыльнулся, открывая. Пчелкина же расстегнула пуговицу и собачку на брюках — пижонских, тоже зеленых, как и пиджак — и потянула те вниз вместе с бельем, до середины бедра. Юля замерла на мгновение, рассматривая его член: Сергей почти физически ощутил, как она ощупывает взглядом порозовевшую налитую головку, набухший ствол, поджавшиеся и потяжелевшие яички, и его дыхание сперло. Наконец, Пчелкина улыбнулась — Разумовский был готов поспорить, что улыбка эта удовлетворенная и сытая — протянула руку, чтобы забрать у него уже открытый презерватив, а второй обхватила ствол члена, проводя пальцами по всей длине вверх, до головки, лаская и ее. Острым кончиком ногтя Юля, словно случайно задела отверстие уретры, и Сергей задохнулся в тихом вздохе. Она подмигнула и пожала плечами: — Ты же не думал, что я неумеха какая-то? — Фраза прозвучала внезапно неуместно, но язык Пчелкиной, его кончик, скользнувший по ее губам, сгладил впечатление, не позволяя мыслям Разумовского уходить в ненужное русло. Он фыркнул. Пчелкина, кажется, не заметила это или же просто проигнорировала — какая разница? Одна ее рука все еще лежала на его члене, второй же она раскатала презерватив по стволу. Посмотрела, облизнулась снова, видимо, полностью удовлетворенная тем, что сделала, а потом, не медля, приподнялась, чтобы тут же опуститься, насаживаясь. Было хорошо. Чертовски хорошо. Юля сжала его бедра коленями, опустилась до предела, а потом качнулась, словно пробуя. Качнулась — и тут же стала двигаться, беря достаточно быстрый ритм. Ее рука, ища опору, уперлась в грудь Сергея. Грудь Пчелкиной двигалась с каждым ее движением, и Разумовский вспомнил, как нестерпимо хотелось коснуться ее губами. Его руки на бедрах Юли сжались, удерживая ее от нового движения, и та протестующе замычала. Сергей качнул головой. Потом приподнялся, садясь на постели, и Пчелкина громко и довольно всхлипнула: видимо, смена положения вызвала отдалась внутри нее каким-то особым разрядом удовольствия. Теперь было лучше. Разумовский смог наклонить голову, поднять руку, кладя ее на грудь Юли, и сжать ее сосок между губами. Он вскинул бровь и поднял взгляд, смотря на реакцию, но Пчелкина, видимо, была сконцентрирована не на этой ласке, но на самом процессе соития. Что ж… Так было даже лучше. Сергей, отпустив грудь девушки, двинул бедрами вверх, а после, подхватил заданный девушкой ритм, помогая ей. С каждым ее движением думать становилось все тяжелее. Тепло скапливалось в низу живота, толчки бедрами становились более хаотичными. Она кончила первой; острые ногти прошлись по груди Сергея, по его так и не снятой рубашке, и Юля застонала, тесно сжимая в себе его член. Кажется, именно этого и не хватало и ему: Разумовский кончил следом, в последний раз резко вскинув бедра вверх. Позже она лежала рядом с Сергеем, расслабленная и разморенная. Теперь его грудь была обнажена, и ее пальцы легко могли ласкать ее, лениво и неспешно. — А ты знаешь, что на самом деле у меня было задание написать о тебе статью? — Спросила Юля. Ее губы изогнулись в улыбке, и Разумовкий вскинул брови. — Помнишь, твой друг, Гречкин, полгода назад сбил ребенка? Его еще родители отмазали. Нашему редактору пришло в голову, что было забавно обличить то, что ты, любитель спонсировать детские дома, водишься с таким человеком. — Догадываюсь, — отозвался Сергей. Он поджал губы, но ничего больше не добавил. — Так вот… — Протянула Юля, наклоняясь к нему и шепча на ухо так, что почти коснулась губами раковины, обдавая горячим дыханием его кожу. — Я не буду. Но ты, милый, должен мне свидание. Договорились? Он выдохнул и кивнул. В конце концов, почему бы и нет?