Поскользнулся, упал, очнулся - гипс!

Сизый сумрак впивается жадно, Как в последний, прощальный раз, Он расстает мгновенно, отважно, Выполняя чужой приказ.

“Мой дорогой муж, я хочу тебе сказать, что я знаю… ” - она не знала как еще можно начать письмо, прикусив кончик пера, женщина бросила взгляд в окно, качнула головой и белокурые локоны россыпью улеглись на плечах. Она встала из-за стола, прошлась по комнате вдоль окна, и решив, что всегда успеет дописать, вышла вон. Колокола звонили в деревне в честь какого-то очередного праздника, но праздничное настроение почему-то не создавали от слова совсем. Леди Малфой накинула легкую мантию, несмотря на то, что за окном стоял холод, мороз ударил до трех градусов, хотя скоро должна была наступить осень. Осень. Женщина легко улыбнулась, она любила осень. Любила, когда желтые листья изысканным узором оплетают дорожки в саду, любила, когда холодный ветер колючими иглами залезает под воротник. Они и свадьбу играли осенью. Торжественную, необыкновенно яркую для осени свадьбу. Она помнила, многое помнила и ничего не хотела забывать, даже то, что следовало забыть, и это ее погубило. Лилиана* Малфой всегда была одной из тех, кто помнит многое, если не сказать всё, и именно её хорошая память стала ей самый опасным врагом. Женщина улыбнулась и радостно подставила лицо ветру, она вспоминала, как еще маленький сын играл с всегда строгим мужем в снежки, как они делали и рисовали на снегу ангелов, хотя этот обычай был принят и среди жителей деревни, одна старушка, помниться, рассказала ей, что это должно приносить удачу и теперь это было любимое занятие Люциуса на прогулке. Она помнила детскую, наивную, добрую, бесконечно обаятельную улыбку сына. Она шла и почему-то начала вспоминать свою жизнь с самого начала, она помнила себя и в раннем детстве, как она, летя с горы на снежных санях, заколдованных дедом летит вниз, и ухает ветер в ушах. Лилиана Малфой помнила, как они познакомились с Рахи, она помнит всё до мельчайших подробностей, каждую деталь. Воспоминание: В баре как всегда было много народу, шумно и неуютно, опрокидывая стопку за стопкой, Абрахас Малфой явно не был доволен жизнью, как должен быть доволен человек в его положении, да и положение дел и всего остального у него было прескверное, ему аккомпанировало отвратительное настроение, и все были одинакового несчастливы. Монеты за угощение, звякнули об стол, и золотистой горкой раскатились по барной стойке. Хлопнув дверью, хотя это было и вовсе лишним, он выкатился на улицу и вдохнул морозный воздух, что ледяным порывом ветра обдал его с ног до головы. — Молодой человек, вы курите? — девушка в черном пальто подошла быстро и незаметно. — Нет, а вы? — пьяно поинтересовался в ответ Малфой, и хмуро уставился в темные зеленые глаза. — Я тоже не курю, к сожалению, — она замолчала и облако белого пара всплыло в ночное хмурое небо. — Действительно, что ж вы тогда спрашиваете? — Уже не спрашиваю, — резко ответила девушка, кутаясь в стойку черного воротника, при этом первые две пуговицы которого были настежь. — Какая вы, — недовольно поморщился Малфой. — Какая же? Ну, что ж вы так резко замолчали, мистер, к счастью, не знаю, как вас там, что, а? — незнакомка говорила отрывисто и как-то по-особенному зло. — Несчастная, — проговорил Малфой тихо, боясь задеть и разозлить ее, ни того, ни другого он делать не собирался. — Сочувствовать мне не надо, — уже чуть спокойней отреагировала она, — нет у вас сигарет, ну и катитесь, — сама она почему-то никуда уходить не собиралась. — Куда же мне катится? — усмехнулся он. — На ваш выбор, на все четыре стороны, и вообще, что вы тут стоите, вам заняться нечем? — Если бы было чем, я бы тут не стоял, — философски заметил он, глядя на ее вздрагивающие, от порывов ветра, плечи. Она только хмыкнула в ответ. — Вам холодно наверное, — протянул он неуверенно. — А вы из жалости хотите согреть? — тонкая бровь вздернулась, и омут темных глаз посмотрел насмешливо и даже с каким-то разочарованием. — Нет, я благотворительностью не занимаюсь, и уж тем более я не похож на обогреватель, мне просто нужен повод, более приличный повод, и компания, вы подходите под второй пункт. — А повод меня согреть чаем? — Поинтересовалась она с явной издевкой, — я не откажусь от кофе и за ваш счет, если приглашаете, — незнакомка кивнула головой в такт последним словам. — От чего ж, приглашаю вас, мисс, не знаю как вас там, со мной на кофий, — последнее слово Малфой растянул еще длиннее, чем все предыдущие. — Лилиана меня зовут, для вас просто Лиа, не люблю полное имя, уж слишком пафосно вышло. — Рахи, — отвешивает он поклон, немного спотыкаясь, и берет ее под руку, — есть у вас предложения, где можно попить кофе? — Есть, но вам там не по статусу, — ядовитая усмешка вновь пробегает по устам незнакомки. — Думайте, что не потяну? — Малфой спрашивает серьезно. — Думаю, что оно вас не потянет, — хмыкает девушка, встряхивая белокурыми волосами, на которых уже лежат и плавятся от горячего дыхания снежинки. Конец воспоминания. Лилиана счастливо улыбнулась, с тех пор прошло много лет, недостаточно много, чтобы не помнить, и достаточно много чтобы забывать детали, она всегда удивлялась этому забавному свойству времени: иногда секунда тянется вечность, а вечность тянется секунды, что за магия? Она не знала ответа и наверное поэтому жила счастливо. Теперь Лилиана чувствовала и какое-то умиротворчение, словно всё будет хорошо, и по-другому быть уже не может. Сквозь толщу ледяной, холодной до ужаса и прозрачной до безумия осенней воды она успела словить последний луч заходящего солнца, и даже успела улыбнутся, когда тьма навсегда поглотила ее. *** Рудольфус Лестрейндж был снова назначен патрульным для обхода школьных коридоров. Не то, чтобы он был слишком против, но всё же, хотелось некоторого покоя, и сна, хотя последний все реже навещал его. Желтоватый, темно-синий полумрак красиво лился по коридору, вырисовывая непонятные узорчатые сети, вдруг что-то черным пятном мелькнуло перед ним, и он, схватив за одежду это что-то, резко сжал запястья человека, послышались шаги, и Рудольфус совсем не понимая зачем, вместе с добычей, юркнул в первую попавшуюся нишу. — Пусти, — тихо прошептали ему на ухо, и голос показался очень знаком, — пусти, больно же, — тише, заслышав приближающиеся шаги прошептала Белла, да голос точно принадлежал ей. Он ослабил хватку и сильнее вжал ее в стену. Шаги стали удаляться, но вдруг на какое-то время замерли, словно не решая, стоит ли идти дальше. Рудольфус в темноте разглядывал испуганные глаза Беллатрикс, которая хоть и хотела отвести взгляд, но отводить его явно было некуда. Шаги вновь пошли по направлению к выходу из коридора, а вскоре и совсем затихли. — Ну и что ты тут делаешь? — прошипел на ухо Лестрейндж, обжигая своим дыханием лицо девушки, она ловко скинула черный капюшон и теперь твердо смотрела ему в глаза, в которых смешались сразу несколько чувств, страх, раздражение и благодарность. — Может быть, мы для начала выйдем? — шепотом предложила она, стоять вот в таком положении, прижатой к холодной стене, и пытаясь спрятать от него взгляд, явно было не самым лучшим продолжением сегодняшнего вечера. — Нет, сначала ты мне всё расскажешь, — темные глаза парня казались еще темнее и от того опасней. — Ну хотя бы руки ты можешь отпустить, — попросила она, морщась, несмотря на то, что он до этого и ослабил хватку, запястья начинали ныть, Рудольфус удивленно посмотрел на свои руки, потом на руки девушки и мгновенно разжав хватку, отшатнулся. — Эй, ты чего, — Блэк аккуратно дотронулась до его плеча и вздрогнула, в его темных глазах плескался страх, огромной волной плескался и вряд ли это было связано с реальностью, словно воспоминания вдруг затопили его с головой, не давая вынырнуть вверх, на поверхность. Она снова попыталась его позвать: — Рудольфус, — никакого ответа, и она рискнула назвать, как обычно звал его младший брат, она слышала пару раз, — Руди, Руди, да очнись ты пожалуйста, — взмолилась девушка наконец, дергая его за плечи, он зашатался и, моргнув, смотрел на ее, испуганное и взволнованное за него лицо мутным, непонимающим взглядом. — Всё хорошо, всё хорошо, — резко обняв его, шептала как прокаженная Белла, вдыхая запах маггловских сигарет и парфюма. Он несмело притянул ее в ответ, легко обнимая, зарываясь лицом в шелковистые черные волосы. Было тепло и уютно, а этот кошмар - всего лишь воспоминание, тягостное, противное, вязкое воспоминание, так тепло, в ее объятиях, а еще пахнет лавандой, стоп. Он аккуратно освободился от ее рук и вышел в свет коридора, сумрак ослепил его и Руди поморщился. Белла вышла за ним следом, щуря свои невозможные фиалковые глаза. — Прости, я не должен был, — он спотыкается, не зная, что и сказать ей, совершенно забыв, что сейчас ночь и что она нарушительница. — Ты в порядке? — Фиалковые глаза жадно впиваются в поиске ответа. — Нет, но я не должен был, совсем, — он снова запнулся и теперь хмуро рассматривал ее лицо, освещенное лунным светом. Белла решила рискнуть, просто подошла и обняла его, легко, словно всю жизнь так делала, а потом уже хотела отстранится, но ей не дали, притянули чужие руки к себе за плечи. Тепло было, уютно, словно она вдруг оказалась дома, в самом родном месте, в самом уютном. — Рудольфус, я, — теперь она понимала, что именно она натворила. — Ты, — передразнил он девушку, она даже скорее почувствовала, чем увидела, что он улыбается. Рудольфус не выпускал ее из объятий, не собираясь уступать ее никому. Только, если она согласится, не в праве он за двоих решать. — Больше, больше не пугай так меня, ладно, и вообще, я, ты, — запуталась она в местоимениях. — Тихо, не говори ничего, не говори, — прошептал он ей в затылок, а она только крепче обняла его в ответ, пряча счастливую улыбку у него на груди, вдыхая, теперь ставший родным, запах маггловских сигарет и парфюма. Разрушать тишину не хотелось, Белле казалось, что она может стоять так вечность, стоять, вдыхать его запах, и чувствовать его теплые горячие ладони, которые согревали ее даже через мантию и блузку. За окном пробивался рассвет, первая заря тонкой паутинкой оплетало предрасветное, хмурое небо и Рудольфус нехотя выпустил ее, аккуратно убирая выбившуюся черную волнистую прядь за ухо. Смотрел ей в глаза и улыбался. — До чего же ты красивая, до безумия красивая, — она улыбалась, смущенно отводя взгляд и взмахивая черными пушистыми ресницами, — мне пора совершать обход, должен передать бразды правления профессору. Он проводил ее до самого последнего поворота в гостиную, и уже хотел уходить, как она вдруг подошла к нему слишком близко, поднялась на цыпочки и коснулась губами щеки, оставляя легкий, почти воздушный поцелуй на прощание, улыбнулась, глядя в его ошарашенное лицо, и скрылась молча за поворотом. Счастливая улыбка Рудольфуса казалась осветила на мгновение коридор и он дотронулся рукой до места поцелуя, потом нахмурился, что он - мальчишка какой-то, но в отличии от других поцелуев, этот пожалуй, был самым лучшим в его жизни, и он снова улыбнулся.