Хлопушка

Вот снова кто-то, сломя голову, пробежал по коридору. И чего это всем так бегать сталось? Многие новенькие ученые, привезенные из Города, отличались своей активностью в плане познаний и изучения разных сфер Института, коих здесь было хоть отбавляй, и отчасти эта активность влияла и на скорость их физического передвижения. Недавно привезли новую «партию» - тут же забегали. Еще бы, попасть в то место, о котором они могли только мечтать – в самый, что ни на есть, Институт! Обучение здесь было не только полностью бесплатным, но и свободным – посему это был просто рай для начинающих талантов и любителей свободы воли, однако для «протирателей штанов» такое место совершенно не годилось. Обучение происходило на уровне «сам узнал, сам изучил, доволен», и что характерно – все действительно были довольны. Здесь не было таких понятий как пары, уроки, перемены, весь научный комплекс был эдакой большой «столовой», в которой преобладал шведский стол из множества сфер наук, и в которую можно прийти в любое время суток, выбирая, чего бы ты хотел узнать на этот раз. Однако, простой факт заключался в том, что приходить сюда и не требовалось - все ученые жили прямо здесь. Хорошо, может не прям все – некоторые до сих пор имеют свои дома в Городе, другие же, наиболее приоритетные личности, имеют отдельные жилища где-то в… где-то… а вот шиш его знает где. Вроде как вне Института, но и не в Городе. Может на старых землях? Вряд ли. А говорят, что там все удобства, какие только можно вообразить... Да что же они там носятся?! Томно выдохнув и пробурчав себе в бороду пару каких-то слов, Константин Игнатьич встал из-за стола и вышел в коридор. В дальнем конце оного он успел различить сверкающие пятки молодого активиста, прежде чем тот скрылся за поворотом. Доктор Лоскутов еще некоторое время глядел в его сторону сквозь прямоугольные очки, непонимающе приподняв левую часть верхней губы, после чего покачал головой и вернулся в лабораторию. Осудить носящегося по помещению активиста он не мог по двум причинам. Во-первых, бегать никоим образом не запрещалось – следовало лишь надеть специальные антишумовые ботинки и валяй, хоть по потолку носись. Видимо, пробежавший мимо лаборатории дилетант, ввиду своей новизны присутствия в Институте, немного подзабыл о них, а то поди и вовсе не знает. Как, наверняка, и о наличии многофункционального Лифта, гонявшего почти по всему Институту... хотя с последним он может просто поссорился. Да-да, именно с Лифтом. Здесь можно поссориться с Лифтом, представляете? Может вы, как человек не местный, сразу же удивитесь – ну как это у Лифта может быть чувство обиды? А дело было в том, что Лифт собрали при непосредственной поддержке Внутреннего Комитета Магии, вместе со всей отраслью данной науки в целом. Он являлся одним из первых Совместных Изобретений Института, одобренным самим Доктором Э. Грегори (или Григорием, коль изволите), и только из-за этого и остался на должности лифта. Все же такая «громкая» вещь имеет свои изъяны – например какой-то шутник привинтил ему вышеописанное чувство обиды. И юмора. По этой причине многие ученые Института, возвращаясь вечером с довольно утомительного рабочего дня (который они сами себе и составили), и встречаясь со створками универсального Лифта, тут же отдают себе отчет в том, что не так уж они и утомлены, и могут позволить себе прогуляться пешочком. Конечно, многие все же решались пользоваться этим видом транспортного средства. В основном потому что хорошо ладили с ним. К примеру, Константин Игнатьич всегда мог спокойно войти во многообещающую кабину, не боясь при этом выйти в каком-нибудь невиданным ему за все десятилетия работы месте. Все-таки, в сфере Колдовства и Магии ученые до сих пор не смогли совладать со всеми аспектами, за все время ее изучения… которое было немножко больше, чем колоссальным. А все потому, как всем ученым, и даже новеньким дилетантам было известно, что Магия – вещь непостоянная и сингулярная, и стоит адептам разобраться в ее структуре, провести какие-либо параллели и составить наиболее четкую логическую цепочку алгоритмов вероятности, как все вышеперечисленное внезапно меняло свою форму до полной неузнаваемости. Еще вчера, как казалось, колдовское сотворение пучка света производилось за счет аннулирования суб-материальной оболочки магиактивных атомов и с последовательным выбросом света, то сегодня это уже открытие мини-портала в особое измерение, где все бытие составляет один лишь свет. Сей фактор, однако, крайне затруднял понимание волшебства в целом, и поэтому ученые, за все время, смогли лишь назвать эти меняющиеся состояния «Оборотами», а также сократить время изучения следующего Оборота. Но ненамного. Во-вторых, (если вы помните, о чем было во-первых) наверняка даже этот молодой активист, в данный момент, занимался более полезным делом, чем сам Доктор Лоскутов. К слову, Константин Игнатьич Лоскутов был генеральным заведующим Отделений Юникодирования и Вселеннологии, а также большим энтузиастом в плане разработки бесполезных вещей. На последнее он тратил уйму своего свободного времени, однако далеко не все. В юникодировке он был не самопровозглашенным Мастером, и очень любил свое дело. Зачастую то и другое смешивалось у него в одно целое – тогда немолодой, бородатый ученый становился богом очередного, сотворенного левой рукой мирка, который по своей сути тоже являлся бесполезной вещью. То, что здесь звалось мирком – на самом деле очередная программная среда для вышеописанного Юникодирования, смысл которого разъяснять придется немного дольше, чем может показаться, посему обо всем по порядку. В данный момент Константин Игнатьич собирал вовсе не «мирок», и не левой рукою. Сей предмет пусть и был, казалось бы, вершиной бесполезности, тем не менее его сборка заставляла немолодого ученого задумчиво поглаживать бороду, рассматривая чертежи поверх очков. Собрать такую вещь было труднее, чем кажется. Вот скажите, чего трудного может быть в Вечной Хлопушке? Вечной в том смысле, что хлопушки ведь обычно одноразовые, да? Вот. В этой «Вечности» и была вся проблема. Конечно, было бы вернее сказать Многоразовая, но «Вечная», по мнению Доктора Лоскутова, в названии звучало куда лучше. Сложность заключалась в том, что для создания так называемого «эффекта Вечности» (на самом деле после использования Хлопушка просто бы «отматывала» процесс взрыва конфетти назад, причем незаметно от глаз) – для него требовалась редакция на уровне структурной составляющей набора измерений, а для того, чтобы такую заумную дребедень провернул бы такой простой человек как Доктор Лоскутов – требовалось обратиться за помощью к Магии. Нет, колдовать он вовсе не собирался – за него все сделает специальный прибор, который он сейчас пойдет и одолжит у одного товарища, а заодно навестит склад. Не став задерживаться на этой мысли, Доктор Лоскутов вновь поднялся из-за стола и направился прочь из лаборатории. Путешествие к кабинету его коллеги – Доктору Лурсу – закончилось тем, что на пол пути к Лифту Константин Игнатьич встретил настырного Разольда. Буквально завернув за поворот, готовясь войти в кабинку, ему тут же повстречалось крайне возбужденное и встревоженное лицо, которое, завидев Лоскутова, немедленно протараторило — Док… Доктор Лоскутов?.. Константин Игнат-тьич, слава богу. Там такое, там такое твориться, просто мама не горюй, там… — Я занят. — Но, но Доктор, мистер Лоскутов, вы… там… — Разольд, мне сейчас не до того. — чуть громче повторил Константин Игнатьич, и Разольд умолк. Конечно, быть может дело по созданию бесполезной вещи и не стоило того, чтобы «отшивать» сотрудника с наверняка какой-нибудь важной новостью, однако сегодня у Доктора Лоскутова был как раз-таки выходной, а все знали, что, когда у него выходной, по важным делам к нему лучше не соваться. Эта мысль породила в голове бородатого ученого еще одну – ведь Разольд, не смотря на его приставучесть, порой чаще всех соблюдает данное условие. Что если то, что он хочет сообщить Лоскутову – действительно что-то наиболее важное? — Хорошо, говори, чего там. — пробубнил Константин Игнатьич, останавливаясь перед створками Лифта, однако ответа не последовало. Лоскутов обернулся – Разольда уже и след простыл. Ох уж эти антишумовые ботинки.

* * *

Лурса в кабинете не оказалось. Искать нужный предмет здесь было бессмысленно – у него такие вещи никогда не лежат абы где, да и брать без спроса Лоскутов никогда не любил. Сам кабинет представлял из себя эдакий живой уголок с кучей растений и дизайном из далекого прошлого. Константин Игнатьич не особо любил стиль далекого прошлого, и посему поспешил покинуть помещение. В коридоре царило какое-то подозрительное спокойствие. Обычно в этом секторе постоянно кто-то бегает, таскает туда-сюда аппаратуру, или хотя-бы просто присутствует. Сейчас из всего вышеперечисленного было только последнее. Доктор Лоскутов не поленился подойти к паре о чем-то шепчущихся ученых, спросив у них местоположение Доктора Лурса. — Он тоже вас искал, Константин Игнатьич. — ответил один из них, рыжеволосый, — Вроде-как и посылал за вами. — Он ведь послал Доктора Разольда, не? — обратился к рыжему ученому второй. — Да нет, не его… а стоп, да-да, его. Вы его не встречали? Бородатый ученый ответил лишь томным выдохом, после чего молча развернулся и направился в стоявший неподалеку Лифт (стоит отметить, что порой Лифт мог появляться и просто в стене, а не только в заранее отмеченных для него местах. Но делал он это далеко не для всех). Найти Разольда было не так просто. Он, как казалось, не находился одновременно нигде, ни в каком отделении. При помощи Лифта, Лоскутов проверил чуть ли не каждый коридор, пока, в конце концов, вместо Разольда, не нашел самого Лурса. Заведующий отделением Вселеннологии, мечтательный тип с загадочной улыбкой – Доктор Уилсон Лурс – молча стоял перед большой железной дверью в «Специальную испытательную Лабораторию универсальной штампованной Комитетом Аппаратуры» (глупое название, как считал Константин Игнатьич). Звук раскрывающихся створок заставил его обернуться и взору Лоскутова предстало растянувшееся в вышеописанной улыбке лицо. — Ааа, добрый вечер, Константин Игнатьич. Это хорошо, что вы пришли. Я уж думал вы как всегда не откликнитесь Доктору Разольду в сей день, и хотел уже было сходить за вами сам. — Ну-ну. — пробубнил Лоскутов, отвечая на предложенное рукопожатие, — И тебе не хворать. Я, знаешь ли, сам тебя искал, по одному не очень важному делу. Но сначала лучше поинтересуюсь, чего такого случилось тут у тебя. — Ну… как тебе сказать. Во-первых, случилось оное у тебя, а не у меня, так как Резонаторные Юни-Расщепители материи – аппаратура Отделения Юникодирования. Услышав слово «Расщепитель» и скомбинировав его с ранее упомянутым «случилось», в голове у Константина Игнатьича уже стали вырисовываться не самые приятные варианты произошедшего. — Ну а во-вторых я попросил бы тебя быть спокойным и рассудительным. — раскрывая железную дверь путем прикладывания карточки, продолжил Доктор Уилсон, после чего оба ученых вошли в достаточно просторное помещение. Расщепителем материи здесь являлась огромная, ввинченная одновременно в пол, потолок и стену полу-кабина с платформой, в сторону которой торчало несколько игловидных антенн. В данный момент платформу почему-то украшало собой ведро уборщика. Помимо этого, в помещении также находились разнообразные электронные шкафы, всюду свисали резиновые провода, а где-то сбоку стояли два местных ученых, каждый из которых был Константину Игнатьичу хорошо известен. Брек Буньдыг, ученый в отраслях вычисления, чуть ли не стереотип строгого учителя. Однако это не помогло ему доучиться до Доктора (в иерархии Института такие звания как Ученый или Доктор достигаются по накоплении определенного уровня знаний. Такая схема называется Линейной иерархией. Нелинейная заключается в том, что «звания» причисляются не по уровню знаний, а по направлению сфер Наук). Вторым ученым здесь была Лариса Степановна. Ее имя ярко говорило о гномьей крови, затерявшейся где-то в корнях ее родословной, причем характер этой расы в ней сохранился на удивление хорошо. С виду она была не младше самого Доктора Лоскутова, но это только с виду. И раз уж эти двое здесь, то уже следовало полагать, что в произошедшем кто-то занимал роль виноватого. Определить его оказалось несложно – достаточно было взглянуть на сконфуженного лаборанта (звание Линейной иерархии на ступень ниже Ученика, и на две Ученого), который стоял, подпирая стенку, пронизывая взором пустоту и скрестив руки. Внезапно откуда-то возник Разольд. — Он не виноват, Константин Игнатьич! — уверенно заявил он, тыча в лаборанта какой-то папкой. — Не виноват в чем? — задал Лоскутов вопрос ребром, чем едва заметно усмирил Разольда, но заставил активизироваться присутствующих ученых. — Так вы сами гляньте, Константин Игнатьич! — взвизгнула Лариса Степановна, — Оставил технику включенной, окаянный, а тут уборщик! Вот и как думаете, что случилось? — Это же, это же и выходит! Выходит это! Аг-га! — Колеблющимся тоном прокряхтел Брек, — Расщепило бедолагу уборщика, такие дела, ага! — Наказать надо этого, этого… — Беспризорника! Лоскутов сверкнул в сторону ученых своими прямоугольными очками, после чего те тут же притихли. — Значит-с… Расщепило? — протянул он, заведя руки за спину и пройдясь мимо платформы с ведром, которое просто дико не вписывалось в дизайн. — Как знать. Доказательств мало. — выступил Разольд. — Но насколько я знаю, — продолжил Лоскутов, — Юни-расщепитель с прошлой недели является новой сборки, с замененным абсорбирующим аккумулятором. Эта штука как минимум имела не более сотых процента шансов сработать, и уж тем более что-то, или кого-то расщепить. Ровным счетом потому, что была ни разу не испытана, и не содержала в себе все аспекты работы полноценного абсорбирующего двигателя. Лица ученых изменились, а лаборант с блеском надежды глянул на Лоскутова исподлобья. — Руперт, не так ли? Лаборант дернулся, когда услышал свое имя, и тут же разнял руки. — Д-да, с… сэр. — Через двадцать минут жду у себя в кабинете. Надеюсь ты знаешь, где он находится? Руперт кивнул. — Вот и славно. Вам двоим я советую заняться своими делами, уважаемые. Разольд, тебе тоже. А вас я попрошу остаться, Доктор Лурс. Все, кроме Лурса и Лоскутова покинули помещение, и разошлись по делам. Было совершенно неудивительно, что никто даже не попытался воспользоваться Лифтом, но тем не менее это заставило Уилсона едва слышно, буквально молча рассмеяться. — Ну так, зачем же я вам был нужен? — переведя взгляд на Лоскутова, спросил Доктор Лурс. — Все дело в одной вещице. — ответил Константин Игнатьич, осматривая ведро, — Отматыватель. Я знаю он есть у тебя, и в данный момент он понадобился мне для одного интересного дела. Не одолжишь? — И все? — усмехнулся Уилсон, — В прочем, у вас же сегодня выходной, так что ничего удивительного. Конечно, берите. Могу отправить его вам через Четыре-Дэ принтер. — Очень смешно. — буркнул Лоскутов, выслушивая молчаливый смех и неопрятно взяв ведро в руки. Как оказалось, оно было не пустым. — Ах ты… зараза. — прокомментировал бородатый Доктор небольшое мокрое пятно на белом халате, — Кстати, что сам об этом всем думаешь? — Хм? Оу, о расщеплении… Честно говоря, я даже не знаю, что и думать, после вашего заявления о… как его там… — О замене аккумулятора. Нужно же было как-нибудь выгородить пацана перед этими… ну, ты же знаешь Ларису с Бреком. Это хорошо, что еще Джонатан не приперся, тут бы и я не помог. — Да, может быть. Хотя я уверен, вы бы и перед ним хорошо выступили, у вас хороший авторитет. — Дык дело-то и не в авторитете, а в фактах. Вот и чего прикажешь с расщепленным уборщиком делать? — Ну… — Да и вообще – жаль его, если расщепился. А коль не расщепился – найдем. — Но ведь это по сути не убийство? Лоскутов, отправив ведро под столик, так и замер, стоя возле него. За прямоугольными стеклышками не было видно, куда сейчас направлен его взгляд, что придавало ему немного мрачный вид. — Это всего лишь теория, Лурс. Поверь, лучше бы он был мертв. — наконец «отвис» бородатый ученый (обычно слово ученый применялось не только как звание). — Тем не менее, он не мертв, так? Лоскутов вновь промолчал. — Это ведь не просто какая-нибудь лазерная пушка, которая стирает в порошок все, чему не повезло появиться на платформе. — В этом-то и дело. — парировал Лоскутов, — Лучше умереть, чем кануть в неизвестность из-за этой штуковины. Никто не знает, где теперь уборщик, и вряд ли это выяснится в ближайшее время. А теперь давай-ка пройдемся до твоего кабинета.

* * *

Лаборант Руперт молча сидел, понурив взгляд, перед обширным столом Доктора Константина Лоскутова, генерального заведующего Отделениями Вселеннологии и Юникодирования. Сам Доктор Лоскутов молча протирал очки. Без них он выглядел не так грозно, так как взгляд без прямоугольных стекол, казалось, просто излучал спокойствие, безропотность и даже доброту. Матовую лысину на голове опоясывал ободок кучерявых седых волос, которые эдаким водопадом огибали виски и с неслышимым шумом спадали в бороду, соединяясь с двумя потоками из усов. Руперт поступил в Институт недавно – буквально на позапрошлом потоке. В обучении он не то чтобы подавал отличительные успехи (хотя, если подумать, то обучение каждого здесь чем-то отличалось от остальных), однако, тем не менее, являлся весьма усердным обучающемся. — Такие люди как Лариса Степановна обычно не самые уважаемые личности в наших кругах. — не отрываясь от белой тряпочки и прямоугольных стекол, произнес Лоскутов, — Но тем не менее, они очень часто считают себя таковыми. — Это неважно… — хриплым, дерганным и молодым голосом ответил лаборант Руперт, — Его расщепило… Уборщика расщепило, по моей вине. На доселе казавшемся скудным до эмоций лице лаборанта проступили нотки ужаса. В глазах Лоскутова эти нотки прозвучали как громоподобный оркестр, причем уже не впервой. — Скажи, ты знаешь, что делает Юни-расщепитель? — Еще бы… само название уже говорит все за себя. — Уверен? Поясни-ка. — очки отправились висеть на воротнике, а их обладатель задумчиво подпер левой рукой бороду, направив взор на лаборанта. — Ну… — замялся лаборант, — Он… Расщепляет. То есть… стирает в порошок. Так ведь? Лоскутов сделал короткую паузу, затем ответил — Не совсем, друг мой. Глаза Руперта дернулись в сторону Доктора Лоскутова. — Видишь ли, приставка «Юни» в названии Юни-расщепителя стоит не просто так. Этот агрегат как таковой появился в нашей Лаборатории незадолго до того, как появился у нас ты. Буквально, за пару недель. «Оркестр ужаса» в глазах паренька стал сверкать эдакой заинтересованностью. — То, что я тебе сейчас скажу – не каждый день услышишь. Грубо говоря эта информация засекречена, но я абсолютно Уверен, что ты никому не скажешь. — Константин Игнатьич нагнулся вперед, — Официально этот агрегат предназначается для расщепления энергетических узлов. На самом же деле – это часть Эксперимента Сто Тридцать Два. — Сто тридцать два?.. Но я не видел такого в списке… — Именно. Это засекреченный Эксперимент по Юни-преобразованию органических материй. Заинтересованности в глазах Руперта стало больше. — Но… это значит… зачем вы мне это говорите? — Ох, всего лишь успокоить тебя, не более. — Лоскутов вновь откинулся на своем кресле. — Успокоить? Вы… то есть… что? — Руперт не понял, — Вы готовы рассекретить чуть ли не важнейшую информацию Института чтобы успокоить какого-то там Лаборанта? — Но ведь это уже не делает тебя «Каким-то». Руперт промолчал. — Лариса Степановна такого в жизни не узнает. Твои коллеги или друзья – тоже. Знаешь, что по-настоящему делает тебя отличающимся от остальных в Этом Институте? Не форма обучения, которую ты себе сделал, не список наук и не расписание. Да, они все разные, но одинаково разные. Константин Игнатьич вынул очки и с серьезным видом напялил их на нос. — А вот то, что знаешь ты, и не знает кто-либо другой – это и есть подлинное отличие. По крайней мере здесь. Руперт понял. — Но разве вы не боитесь, что я расскажу кому-нибудь? Константин Игнатьич улыбнулся. — А ты собираешься? Видимо, диалог действительно подействовал на Руперта успокаивающе. По крайней мере у него расправились и перестали дергаться плечи. Константин Игнатьич встал с кресла и, обогнув стол, сказал. — Знаешь. У меня кое-что для тебя есть. Руперт пронаблюдал, как из внутреннего кармана халата Доктора Лоскутова вынырнул странный предмет. — …это хлопушка? — Ооо, это не просто хлопушка. — с энтузиазмом ответил Лоскутов, — Это Вечная хлопушка! Руперт снова не понял. — Я собрал ее только сегодня. — Константин Игнатьич поддел небольшой рычажок внутри трубки (если кто не знает – хлопушка обычно и выглядит как толстая, не очень длинная трубка), после чего она взорвалась, раскидав ленточки, конфетти и блестки. Однако уже через пару секунд после этого, все содержимое каким-то образом стало исчезать. Затем хлопушка была взорвана еще раз. — Забавная вещица, не правда ли? — похвалил Лоскутов свое творение. — Да, но… зачем она мне? — Я уверен, ты найдешь ей применение. А быть может даже смысл. И в такой простой вещице может быть сокрыто мно-о-ого интересного смысла. Я ведь не просто так принялся собирать безделушки – я в поисках. И знаешь, это интересно. Руперт принял продолговатую картонную трубку, покрытую каким-то блестящим сиреневым материалом. — Что-ж… спасибо. — робко промямлил он, но тут же решил переменить тему, — Но так что случилось с уборщиком? — Эх… а кто его знает. Но будь уверен – он вовсе не мертв. — сказал Лоскутов, а затем добавил, — Мир, он интересней, чем может показаться. Особенно в Институте. А теперь, я думаю, тебе пора идти и изучать этот мир. Главное – не заморачивайся, а делай то, что считаешь нужным. Всего тебе успешного. Руперт немного нехотя ответил на рукопожатие Константина Игнатьча, после чего вышел из кабинета, направившись к Лифту. Доктор Лоскутов, опершись на косяк двери, пронаблюдал, как лаборант входит в кабинку, и как Лифт с небольшим гулом уезжает куда-то в глубины Института. — Один из немногих молодых активистов, умудряющийся ладить с этой штуковиной. — пробубнил бородатый Доктор, — Ну чем уже не отличие? С Лифтом это конечно здорово придумано. — Благодарю. — произнес некто, стоящий рядом, — Итак… я полагаю, пункт удался, правда? Мы можем смело приступать к следующему? — Несомненно, Мистер Грегори.