~
— Обмудок, блять. Ебанат! Кто тебя, нахуй, просил?! — ругался Микки Милкович, врываясь в собственный дом бурей, цунами, рвано открывая дверь с ноги и недовольно шипя. Он прижимал нижней частью ладони кровоточащую бровь, болезненно мычал и стирал раз за разом появляющиеся бардовые капли об драные джинсы. — Ёбаный кусок ёбаного дерьма! — плевался он, проходя в гостиную и столбенея, как если бы увидел призрака. Впрочем так оно, наверное, и было. Перед собой он увидел призрака собственного пережитого, сидящего на диване в неестественной, скомканной позе и прижимающего двумя руками телефон к подбородку. — Ты ещё хуле тут забыл? — рычал, щурился и стискивал зубы, боясь превратить чужое ебло в мясную кашу. Он чувствовал, будто бы что-то держало его, что-то не давало двинуться с места и пройти ещё хотя бы метр. Что-то, что когда-то отдалённо напоминало сердце, в груди колотилось так, словно готовилось вырваться наружу, заодно по пути кроша кости. — Да пиздец, Микки, — придавая присутствию рыжего ровно ноль внимания и проводя вымазанными пальцами по волосам, огрызнулся Игги, залетая в дом с небольшим опозданием. — Давай, конечно, злись на меня за то, что я опять спас твою обосранную жопу. — А чё, блять, было похоже, что я нуждался в помощи? — тот в своей манере вскинул одну бровь и пихнул в рот фильтр сигареты. — Нахуй ты вообще полез? — Да потому что ты еблан, братец, — а тут и спорить было нечего, у него и правда судьбой предначертано быть отбитым идиотом. — Ну знаешь, ты это, ты прости, что не дал этим чувакам тебя убить. — У меня всё было под контролем, — спокойно так, как будто заучено. Это совершенно неправдивое «под контролем» означало, что Микки то и делал, что скулил как последний в мире пёс, пока пятеро жизнью обиженных уёбка долбили своими армейскими ботинками его рёбра, и прятал опухшую морду за руками, коленями, за всем, чем только мог. Хотя даже тогда он был нерушимо уверен, что будь у него в запасе хотя бы секунда, отвлекись эти имбецилы хотя бы на миг, он бы обязательно встал и напинал бы им в ответ. По крайней мере, в этом он себя убежал, пока алкогольные демоны, поселившиеся в его мозгу не так давно, озорно хохотали, напоминая, почему на самом деле он лежал и особого сопротивления не оказывал. — Ты хуле лупишь?! — на выдохе огрызнулся он, кивком указывая в сторону Галлагера, тут же кутая покрасневшее лицо в плотном клубе дыма. — Я… — Тебя обработать надо. Инфекция и вся хуйня, — встрял второй Милкович, с грохотом ставя на кухонный стол железный чемоданчик, хуёво выкрашенный в красный. — Анус себе, блять, обработай! — сразу в ответку. Брюнет поморщился, тяжело рухнул на шаткий, еле стоящий на своих четырёх стул и запрокинул голову назад, предотвращая очередные реки крови, растекающиеся тонкими струйками с ноздрей. — Иди н… — Я могу помочь, — подал голос рыжий, набравшись сил и мужества встать с дивана и сделать пару шагов. — Выучился на парамедика, — объяснил он, отвечая на немой вопрос недоумённо скорчившегося Игги. — Чё ты щас сказал? — поражённый такой невероятной наглостью, Микки, выпрямившись, стал прожигать взглядом бессмертного ублюдка, который мало того, что в его дом просто так припёрся, так ещё и услуги свои предлагать начал. Забавно, что расценки ещё не назвал. — Микки… — Уёбывай и дверь закрой, — он махнул ладонью на выход и на мгновение задержал её в воздухе, пока не увидел, как Йен стянул с себя куртку, небрежно бросил её на кресло и, присев на ещё один не менее печальный по состоянию стул, принялся рыться в содержимом аптечки. — У вас есть медспирт? — невозмутимо спросил он. — Или хотя бы водка? — Алё, блять, у тебя со слухом как? — тот несколько раз пощёлкал пальцами перед его глазами. — Я говорю уёбывай отсюда. — Ёбаный твой рот, — вымученно выдохнул третий, зарываясь в патлы и крепко сжимая их, будто бы от напряжения готовясь вырвать с корнями. — Ты хоть раз можешь завалить ебальник и дать себе помочь? Микки, охуевши, вскинул обе брови, нахмурился, зажмурился и запыхтел. Сжал ещё ноющие кулаки до белеющих костяшек, и сжал так, что только-только покрывшая ранку целительная плёнка начала трескаться и неприятно печь. Он набрал в лёгкие побольше воздуха, собираясь выдать громогласную речь о том, что ебал он всю эту помощь, и что ему бы только пару дней и оно всё само пройдёт, но по итогу, сдавшись, выдохнул. Снова пихнул в зубы сигарету и, отведя правую руку за ножку стула, обнародовал бутылку дешманской водки. — Неужели, — в качестве реакции выдал старший брат. — Мне идти надо. Без меня управитесь? — Да, да, всё хорошо. Иди, — ласково забормотал рыжий. — Слышь, чудила, завтра мне набери, — в приказном, но с нотками теплоты, тоне заявил он, указательным пальцем тыча на Микки. — Зав… а сегодня тебя схуяли дома не будет? — Ну кто-то же должен дерьмо за тобой убирать. Не найдя в проёбанных извилинах стоящего аргумента или язвительного комментария, тот понимающе фыркнул и, пожав плечами, осторожно кивнул, теперь окончательно убеждаясь в том, что его шее нехило досталось. Когда Игги покинул их обитель, а пространство внутри и снаружи окутала тошнотворная тишина, сдавливающая глотки, Йен взялся за толстый слой ваты, в несколько раз обмотал его бинтом и, предварительно смочив водкой, аккуратно потянулся к лицу напротив, владелец которого успешно сумел уклониться. — Я просто подыгрывал ему. Проваливай. Галлагер дёрнулся, притянул больного за затылок и серьёзным взглядом, что однажды брюнета до трясущихся ног заводил, но не смотря напрямую, без слов намекнул, что у того уже в любом случае не получится слиться. Микки на это лишь раздосадованно прошипел, а после от неожиданности вздрогнул, когда холодная спиртовая тряпка всё же коснулась его лица. Новоявленный парамедик бережно вёл ею по новым ссадинам и старым, уже зажившим шрамам, всеми силами стараясь не заглянуть в потускневшие голубые глаза, потому что знал, что, если сделает это, его понесёт. Разнесёт, разъебёт и выпотрошит. В них смотреть опасно, они пустые, мёртвые, оцепеневшие, и отнюдь не потому, что несколько часов назад их хозяин был на грани того, чтобы попрощаться с жизнью. По этой грани он ходил давно и с этой хренью успел попрощаться задолго до сегодня. — Блять! Полегче! — нервно вскрикнул Микки, когда чужие пальцы надавили на вату слишком сильно, в следствие чего та начала сочиться, и теперь смешавшаяся с кровью водка стекала по избитому лицу, попадая на раны и, к чему особых претензий не возникало, на губы. — Пиздец, больно! — Прости, прости, — оголтело забормотал тот, подхватывая первый попавшийся кусок ткани и прикладывая его к кровоточащим порезам. — Ты… ты не расскажешь, что случилось? — Тебя это как ебать должно? — Ладно, — на выдохе прошептал он, виновато поджав губы. — Бля, да сам напросился, — через время снизошёл парень, говоря совершенно обыденно, дёргая свободной от сигареты ладонью и прищуриваясь. — Был не в настроении, ляпнул одному черножопому, чтобы съебался, а это, видимо, его… ай! — он завертел головой и слегка подавился дымом, но, как только боль прошла, снова вернул лицо в руки Галлагера. — Задело его это, в общем, ну он и накинул на меня своих шестёрок. — Был не в настроении? — переспросил рыжий, создавая впечатление, будто бы именно это привлекло его внимание, а не тот факт, что Микки никогда и никому просто так ничего не говорит. — Ага. Как-то, знаешь, последние полгода не задались, — саркастично парировал тот. Они замолчали вновь. И Йен, чёртов этот Йен, практически не отдавая отчёт своим действиям, посмотрел ему в глаза. Он смотрел в голубое, обрамлённое тонкой чёрной, почти траурной нитью море перед собой, в котором однажды добровольно готов был утонуть, смотрел и не понимал, куда делись присущие ему пенные волны. Море они напоминали теперь совсем отдалённо и, скорее, были похожи на маленький заброшенный водоём. — Ты зачем пришёл-то? — другой понимал, что со всем этим нужно что-то делать. Он отвёл глаза в сторону, потому что чувствовал, что на них пырят дольше положенного, чувствовал, что, если так и продолжится, его выстегнет. Размажет как никогда раньше. — Хотел поговорить, — в кои-то веки честно ответил утопленник, заклеивая порез хирургическим пластырем. — С чего вдруг? — Ты правда хочешь знать? — Ну да. Ну да пиздёж всё это. Ни о чём он знать не хотел, никаких разговоров разговаривать не собирался и слушать очередную чушь, которую ему лапшой будут свешивать на уши, желанием не горел. Он вообще про себя удивлялся, почему ещё держался и не совершил жестокое убийство… — Игги сказал, что вы уезжаете. — Игги? Когда, блять, успел? — он наигранно усмехнулся, пытаясь внутри потушить разбушевавшийся пожар. — Пару дней назад. Он приходил ко мне. — Долбоёб. И чё он? — Сказал, чтобы я отпустил тебя, — говорил размеренно, просто, как два пальца в розетку сунуть. В глаза напротив уже не смотрел, отчаянно избегал, рассматривал лишь многочисленные синяки и подтёки. — Сказал, что я мучаю тебя, что не даю уехать. Тогда же их обоих захлестнуло новой, ранее неизведанной волной, они были похожи на двух брошенных в речку котят, от которых из-за ненадобности хотели избавиться. И всё-таки котёнок, у которого шёрстка поржавее, оказался смелее того, кто потемнее. — Я в порядке, ты можешь идти, — тяжело сглатывая и сжимая край джинсов на бедре, сурово выдал Микки, осознавая, как постепенно стало сокращаться расстояние между ними, осознавая, что добром это нихуя не кончится. — Мик… — Иди. Рыжий, хоть и был сверху, всегда был податливой сучкой и в самых редких случаях мог ослушаться такого глубокого грубого голоса, от которого как-то раз чуть не спустил в штаны, поэтому, полностью принимая свою блядскую натуру, встал, защёлкнул чемоданчик и, подобрав с дивана куртку, пошёл, как ему и было велено, прочь. Он, к своему сожалению, понимал, что в данный момент времени противостоять Микки было всё равно, что против ветра ссать. Что говорить ему он не знал и, по видимому, своим присутствием только сделал хуже. Однако стоило ему только перешагнуть порог и закрыть дверь, как аккурат рядом с отваливающейся вешалкой прилетела та самая бутылка водки, оставляя после себя кучу крошечных осколков и дурно пахнущую лужу — всё как в жизни. Милкович звонко выругался и, надавливая большим и средним пальцами на закрытые веки, сделал быструю затяжку. Он был готов расхуярить этот дом в пыль, готов был сам вздёрнуться на какой-нибудь обвисшей в последствие балке, лишь бы всего этого не было, лишь бы не чувствовать эту пожимающую изнутри боль, что душила и калечила. Он был готов сделать что угодно, когда спустя несколько минут выстраивания дальнейших планов на день, состоящих только из самобичевания, услышал неуверенный стук. — Сигареты забыл, — не поднимая головы, пояснил рыжий, не дождавшийся приглашения войти. Ну и конечно Мика сорвало, тут и удивляться нечему. Полгода для него нихера не срок, он в детской колонии больше провёл, так что перед собой, вопреки своим же словам и принципам, он видел совсем не предателя и ебучего мерзавца, который разбил ему к чертям сердце, он по-прежнему видел перед собой человека, которого любил, и чувства к которому не помогло подавить ничего. Бросившись вперёд, он схватил пацана за грудки, вколотил в ближайшую стену, стянул с него куртку и рубашку и забрался холодными, пропитавшимися никотином пальцами под футболку, на ощупь вспоминая родное тело. Он тяжело дышал, грубо проводил сгрызаными ногтями по рельефному торсу, будто бы пытался выжечь ими рисунок. Дальше он припал к его шее, вдыхая её запах, кусал кожу на ней, оттягивал, всасывал. Помечал и клеймил. В ответ Йен вцепился ему в затылок и насильно притянул к себе, впиваясь в разбитые, шершавые губы. Ему было абсолютно похуй, что тот буквально чудом остался жив и ему бы по-хорошему прописать покой, но тогда было не до этого. Тогда он прокусывал его губы по-новой, между зубов зажимая язык, а после проталкивая в горячий рот свой. Мыча от возбуждения в поцелуй и толкаясь всем телом навстречу, он на память повёл их в их комнату, по привычке пяткой закрывая за собой дверь. Он уронил Милковича на кровать, а тот, болезненно прошипев, потянул следом и его, обвивая талию ногами и щиколотками надавливая на поясницу. Они буквально рвали друг на друге одежду, отшвыривая её в разные стороны, стонали и кряхтели, желая, наконец, почувствовать хотя бы отголосок прошлого. Вдохнуть его поглубже и задержать внутри. Оторвавшись от губ Микки и медленно облизав собственную ладонь, рыжий сунул её ему в трусы, сжимая уже напрягшийся член. Лежавший под ним, стащив с себя маску ублюдка, за которой крылась покорная блядь, прогнувшись в спине, застонал, зажмурил глаза и зажал между костяшек разодранные однажды в порыве злости простыни. Йен дрочил ему рьяно, быстро, с чувством, проводил большим пальцем по головке, размазывая собравшуюся смазку. Доводил его до экстаза и наслаждался этим, а затем, спускаясь, по-шлюшьи ведя языком по коже от ключиц до паха, зная, какой эффект это даст, обхватил ствол уже губами и стал отсасывать ему как в последний раз. — Бля, — на выдохе прошептал Микки, ощущая тепло и то, как ему в лобок уткнулся чужой кончик носа. — Блять, блять, блять. Он снова изогнул спину, снова простонал и стиснул в кулаке рыжие волосы, топорно трахая их владельца в глотку. Тот мычал, сопел, у него с глаз сыпались искры, пока он продолжать доставлять партнёру удовольствие, и лишь иногда он сильно сжимая кожу у него на бедре в попытке притормозить события. Подняв глаза, он чуть прищурился, ухмыльнулся открывшейся его взору картине и, выдохнув, уже сам насадился пастью на член. — Пиздец, я сейчас… — собирался предупредить Мик, оттягивая копну всё выше. — Не так быстро, — рыкнул другой. Поднявшись с колен, он обильно обслюнил ладонь, наскоро смазав болезненно напряжённую эрекцию, перевернул Микки на спину и принялся осторожно входить, в ответ на что слышал его сдавленный скулёж и видел, как он подносил ко рту кулак и, жмурясь, прикусывал его. — Быстрее, — пищал он. Йен ничего не ответил, только гадко усмехнулся и, опираясь на руки с обоих сторон от влажного тела перед собой, стал вколачиваться в него со всей присущей себе силой. Он трахал его так сильно и грубо, что по комнате эхом раздавались громкие хлопки, бессмысленные мольбы и взывания к богу. Он трахал его так, будто бы не мог позволить себе этого несколько десятков лет, будто бы наслаждался не человеком, от которого у него рвало крышу, а запретным плодом, вкусив который лишался слуха и зрения, оставался лишь с необъяснимыми ничем чувствами. — Боже, как же охуенно, — сквозь собственные выкрики произнёс Микки. — Блять, ещё немного… Он рычал, трясся и от блаженства приоткрывал рот. Потом схватился за ноющий член и, сделав всего пару движений, запачкал собственную постель, почти до хруста при этом выгибая спину. И Галлагер, ещё с минуту ошалело вдалбливая его в матрас, заставляя прикусывать подушку и удобно попавшееся на глаза одеяло, кончил за ним следом, до краёв заполняя мелкие ямочки на пояснице. Чуть позже, более-менее придя в себя, он свалился с разгорячённого тела, вжимаясь своим в ощутимо прохладную кровать, и рефлекторно, по привычке потянулся за пачкой, что всегда лежала на прикроватной тумбочке. Он втянулся раз, втянулся второй, но уже поглубже, чтоб пробрало. Ещё несколько жадных затяжек и он, стараясь не улыбнуться, передал сигарету Микки. Тот схватился за неё, прикрыл глаза и задымил, кутая влажное лицо в дыму. И слыша, как чужой телефон, откинутый на пол вместе со штанами, завибрировал, внутри отчего-то стало закипать чувство, больше похожее на ревность или… собственнический гнев. 1:12 «Калеб»: Я скучаю по тебе Микки усмехнулся. Горько, озлобленно. Ему безумно захотелось отпиздить самого себя за то, что в очередной раз поддался, а после отпиздить и рыжего за то, что в очередной раз подчинил. А потом вообще отпиздить всех, кто хоть как-то связан с их историей, и начать, пожалуй, с Мэнди. Надавать ей, не жалея, лещей по мордасам за то, что свела с этим уёбком, за то, что привела его в их жизнь. За то, что вовремя не остановила, не сказала о возможных последствиях. 1:15 «Калеб»: Надеюсь, мы скоро увидимся 1:16 «Калеб»: Приедешь завтра ко мне? 1:16 «Калеб»: Я купил новых игрушек. Попробуем? ;) — Господи боже, блять, выруби ты его нахуй, — несдержанно прошипел брюнет, заебавшийся слушать, как один за другим разрывали телефон сообщения. — Прости, просто Калеб… — И почему мне не должно быть похуй, что там твой Калеб? — он приподнял брови и фыркнул носом, вдавливая сигарету в заполненную пепельницу. — Дверь захлопни, как будешь уходить, — переворачиваясь на бок и подкладывая под голову руку, добавил он. — А мы не… — Всего хорошего, ёпта.~
Следующим утром, когда у Микки адово болела задница, раскалывалась башка и ныли суставы, он закинул последние тряпки, которые величал одеждой, в чёрный мусорный пакет, затянул его потуже и, выйдя на улицу, выбросил в небольших размеров фургон. — Всё взял? — Да, мам, — выдыхая дым через нос, с усмешкой протянул он. Только поднявшись по ступенькам, дабы выволочь ещё один пакет, как мобильный, до этого весь день пролежавший в отключке, разорвался громким уведомлением. 16:37 «Уёбок»: Я на футбольном поле, придёшь? 16:37 «Вы»: Нет. 16:38 «Уёбок»: Пожалуйста. Мы так и не попрощались. — Эй, — не отрываясь от экрана, выкрикнул он, разворачиваясь спиной ко входу, — можем на час отложить? — Ага, без проблем, — чуть помедлив, отозвался Игги, будучи совершенно не дураком, видевший, как брат, переминаясь с ноги на ногу и покусывая губы, лупал в телефон. — Зайду к Кеву, возьму ящик пива в дорогу, — он улыбнулся, прекрасно понимая, зачем вдруг понадобилась отсрочка, и, хлопнув дверями автомобиля, двинулся по своим делам.~
— У меня… у тебя час, а потом я сваливаю, — запыхавшись, пробубнил Микки, упирая руки в колени и опуская голову. — Падай, — протянул рыжий, кивком указывая на место рядом с собой. — Ты трахаться меня позвал или чё? — Мы не договорили вчера, — одновременно со желчью и грустью в голосе произнёс тот, выпуская изо рта густой поток дыма. — А мы начинали? — в своей манере вскидывая одну бровь и сверкая неестественной, лживой улыбкой сказал Милкович. — Ну ладно, — пожав плечами и выдохнув, понимая, что пока торопиться некуда, он осторожно присел на скамейку. — Чё на этот раз? Мой брат просил тебя сделать что-то ещё? — Игги здесь не причём. — Тогда в чём дело? — Я не хочу, чтобы ты уезжал. Лицо Микки застыло в непонятной даже ему гримасе, он медленно отвёл пальцы с последней закруткой от губ и попытался взглянуть смельчаку в глаза. Попытался понять, совсем ли тот тронулся умом или просто колёс своих перепил, потому что, сколько бы он не старался, сколько бы алгоритмов в голове не выстраивал, сколько бы вероятностей не придумывал, никак ему не удавалось отследить логику в поведении Галлагера. То он психованная блядь, орущая на пороге собственного дома о том, что ему никто не нужен, то он невъебаться самец, качающий свои права, то он депрессивная сука, не желающая никого и ничего. Ладно бы так реально болезнь его прогрессировала, так ведь по нему видно было, что он осознанно эту хуйню вытворял. — Я хочу, чтобы ты уехал со мной. Микки испустил сдержанный смешок, мечтая не заржать истерично, чувствуя, что ещё секунда и его снова может накрыть. — Ты что-то принял? — Я серьёзно, — тот поджал губы и прищурился от хрен-пойми-чего, потому что солнце уже как несколько дней устало пряталось за тёмными облаками. — Давай уедем вместе? Не знаю, Портленд, там, Флорида, да куда угодно, но вдвоём. — Очевидно, трахаться мы не будем, так что я пошёл, — втягивая щёки и поднимаясь на ноги. — Блять, да что с тобой такое? — Это со мной что?! — он сорвался, ожидаемо. Резко изменился в лице и уже на инстинкте сжал кулаки. — Со мной, блять? По-твоему, я сбежал и игнорировал твои звонки, когда ты, как последняя в мире падаль, ждал меня? Я наплевал на твою жизнь, когда в тебя из ружья шмаляла моя ебанутая сестра? Я ебался с каким-то левым чуваком? Я тебя, сука… я тебя на куски разломал? — Я предлагаю уехать, — всё ещё спокойным голосом говорил Йен, словно верил, что это может сработать. — Ты и я, больше никого. Начнём заново… — он сделал шаг навстречу и при попытке опустить руки другому на талию, получил по челюсти. — Нахуй тебя и твои предложения, — провыл Микки, делая глубокий вдох, чтобы не дать слезам обжечь кожу на щеках. — Нахуй. Не знаю, что тебе там наговорил мой чокнутый братец, или что ты себе там сам напридумывал, но ты должен понимать своей тупой головой, что не можешь просто так вернуться. Ёбаный в рот, Йен, ты чё думаешь, ёбля и пара поцелуев что-то изменили? Кха, — он лживо усмехнулся, проведя указательным и большим пальцем по уголкам рта, — не со мной. — Ты можешь просто меня выслушать… — Не, спасибо. Наслушался.~
Вечером того же дня братья, как и договаривались, встретились у крыльца собственного дома. В последний раз не без трогательной ухмылки взглянули на ветхое здание, в котором росли, и запрыгнули в фургон. Игги смотрел на Микки с нескрываемой грустью и сожалением. Он искренне надеялся, когда затевал весь этот план, что у рыжего монстра хватит совести и мужества повернуть ситуацию на все триста шестьдесят, надеялся, что сегодня сможет со спокойной душой оставить брата здесь, а сам уехать, надеялся, что тот, наконец, станет счастливым, потому что Микки, как никто другой, этого заслуживал. Игги было больно заводить машину и трогаться с места, но у Игги больше не было вариантов. Спустя несколько минут движения брюнет достал из кармана телефон и, покусывая нижнюю губу, набрал сообщение: 17:41 «Вы»: Не проеби в этот раз. И ещё через небольшой промежуток времени то же самое сделал и второй Милкович. 17:47 «Вы»: Ты даже не представляешь, как много ты проебал.