Без права на ошибку

— Герр Швеция! Герр Швеция! Бервальд споткнулся об этот призывный вопль, нарочито радостный, до удушливости и четкого ощущения — отступать некуда. Все равно найдут, достанут и порадуются. Вдох-выдох, спокойнее, спокойнее, Эстония не задержится надолго, видя столь невыразительную реакцию на себя. Хотя, с другой стороны, никакая реакция, вплоть до резко отрицательной, не могла отвадить Эстонию полностью. — Здравствуйте, герр Швеция, — он оказался совсем рядом, сияя улыбкой. Бервальд посмотрел с высоты своего роста, посмотрел холодно и нечитаемо, скрестив на груди руки, точно заведомо отказываясь от всего, что могло быть сказано собеседником. — Разрешите занять несколько минут вашего времени, — выпалил на одном выдохе Эдуард, бережно прижимая к груди топорщащуюся белыми и синими листами папку. Швеция машинально отметил принт на папке, повторяющий характерные узоры исландских свитеров, и столь же машинально кивнул, соглашаясь выслушать. Следующие десять минут он успел сильно и многократно пожалеть об этом — Эстония сегодня был особенно многословен и фонтанировал идеями. Задокументированными по всем дизайнерским правилам идеями, что было особенно прискорбно, потому что в очередной раз подтверждало силу и искренность его намерений. — А еще, — продолжал вдохновенно вещать Эдуард, не пытаясь уже никак трактовать отсутствие выражения на лице Швеции, — возможен вот такой шкаф-трансформер. Только представьте, герр Швеция! Буквально три поворота ручек, вписанных, заметьте, как декоративный элемент, разбивающий фасад на смысловые зоны… Бервальд чуть не зарычал. Ему очень хотелось взять Эдуарда за пиджак, встряхнуть и громко, четко и нецензурно пояснить, что он не нуждается ни в каких планах никаких шкафов. Что он не заведует всеми мебелестроительными фабриками в Швеции. Что пресловутую компанию ИКЕА вообще выкупили люди из Нидерландов. Что в рамках хобби он сам способен сконструировать шкаф под настроение и любые заданные функции. Но тут уже приходилось соотносить желания с возможностями и правилами поведения в обществе, потому он только утюжил Эстонию взглядом и чем дальше, тем больше сжимал губы в полоску. — Кроме того, в цветовых решениях данного шкафа я предположил разные варианты, в первую очередь — флаги членов Северной пятерки, — все так же лучился энтузиазмом Эдуард, ловко меняя в папке листы местами, так что сверху теперь оказались распечатки с наглядными примерами оных цветовых решений передних шкафных панелей. Бервальд посмотрел на них несколько секунд и решительно протянул руку ладонью вверх. — Вы хотите рассмотреть их подробнее? — тут же поинтересовался Эстония. — Или предпочтете взять все материалы? — судя по тому, как напряглись его плечи и спина, ответ его очень волновал. — Все, — процедил отстраненно Бервальд, подозревая, что на этом сегодняшний разговор иссякнет. — Я польщен, герр Швеция, таким высочайшим вниманием с вашей стороны, — охнул Эстония, поспешно приводя листы в папке в порядок, застегивая ее и протягивая Бервальду. — Скажите, когда можно будет позвонить вам и узнать результаты вашего… — Я позвоню, — отчеканил Бервальд, перебивая Эдуарда и практически выхватывая папку из его рук. Да, это было уже далеко от норм вежливости, но что поделать, подобная встреча происходила не то, что не в первый, но уже не в десятый раз. — Смею надеяться на ваш звонок в течение недели, — Эстония под конец все-таки поугас, но постарался не подать вида, скрещивая пальцы на животе и с вопросительной надеждой заглядывая Швеции в глаза, но не разбирая там ничего, только угловатый светлый лед. — Угу, — сосредоточенно кивнул Бервальд, накоротко закрыл глаза, выдыхая про себя и сосредотачиваясь. Говорить с Эдуардом не хотелось, но сейчас просто не оставалось вариантов. — На выходных. Но пока — до свидания. Спешу. — Да-да, конечно, — пробормотал Эстония, глядя расширившимися обалделыми глазами. Кажется, что-то в мире кардинально изменилось, раз Швеция с ним так отчетливо заговорил, как почти никогда ранее. Входная дверь захлопнулась привычно аккуратно, но то, с каким остервенением Швеция сначала орудовал ключами в замке, а потом шуршал пакетами и сопел, привлекло внимание всех, находившихся в гостиной. Так что вошедший в нее Бервальд застал достаточно занятное зрелище: Хенрик, лежащий в кресле, закинув ноги на спинку, оторвался от гонок в планшете и вывернул голову под замысловатым углом, Кетиль отвлекся от сметания пыли тончайшими кисточками со своих коллекционных друз, а Эйрик — от попыток подстричь бонсай, закончившиеся пока одной отрезанной веточкой. — Чего случилось? — вместо приветствия озвучил повисший в воздухе вопрос Дания, не спеша принимать нормальную позу. Швеция глубоко вдохнул — и сосредоточенно, старательно и неторопливо выругался. Выругался в таких выражениях, какие не употреблял, наверное, века с тринадцатого. — А, — глубокомысленно заявил Норвегия. — Эстония. — Да, — скорбно выдохнул Бервальд, останавливаясь взглядом на ногах Хенрика. Ноги эти, почти полностью обнаженные, потому что дома их хозяин ходил в коротких шортах, радовали глаз и навевали благостно-расслабленные мысли. — Чем он проел тебе голову в этот раз? Опять просился? — сочувственно произнес Дания, сгруппировался, развернулся и бодро прыгнул на пол, распрямляясь и подходя к Швеции. — Шкафом, — Бервальд с замахом бросил папку на стол, отчего дрогнули листочки на бонсае и как-то по-особому отразился свет от граней кристаллов в друзах. После чего он закрыл глаза, покачнулся и прислонился к Хенрику, был крепко обнят и поглажен по голове. Папкой завладел Кетиль, бегло пролистнул ее содержимое, покосился на Швецию и посчитал за благо все комментарии на мебельные темы оставить при себе. — Кофе поставлю, — сообщил он в пространство, отдавая эстонские бумаги Исландии и плавно дрейфуя в сторону кухни. — И нам! — гаркнул ему вслед Дания, продолжая гладить Бервальда. Потом глубоко-глубоко вздохнул и уткнулся в его волосы. — Ничего, братик, не переживай. Чего-нибудь обязательно придумаем. — Что? — с идущим из глубины души стоном протянул Бервальд, поднимая голову. — Он же всех достал, абсолютно всех! Даже тебя. — Но согласись, что меня гораздо меньше, — неунывающе хмыкнул Хенрик, столкнулся со Швецией лбами и крепко сжал его плечи. Подержал немного, бодро глянул по комнате и цепко сфокусировался на Исландии. — Можно в следующий раз выслать к нему на переговоры Эйрика. — Сами разбирайтесь с этим идиотом, — пробурчал Исландия, делая вид, что крайне увлечен чертежами мебели. — Вы у нас старшие, вы у нас скандинавы — вот и разгребайте чужие хотелки. — Я тебя самого потом так вышлю, — предупреждающе просвистел откуда-то и когда-то возникший в гостиной Норвегия, замер около старших братьев, потом легко тронул Швецию по локтю. — Но у меня есть идея. — Бу-бу-бу, — передразнил их обоих беззлобно Дания. — Ёжики вы мои суровые. Что за идея? — За кофе расскажу, — медленно, с глубинным удовольствием проговорил Кетиль, растягивая губы в нехорошей предвкушающей улыбке. Даже в обычно непроницаемо-сонных глазах далекими зарницами сверкнули искры жажды деятельности. — В первую очередь тем, кто откроет мне банку с кенийскими зернами и смелет их вручную, — закончил он на совершенно бытовой ноте, может быть, нарочно. — Норге! — со страдальческим возмущением протянул Дания. — Давай мы пойдем в ногу с прогрессом и воспользуемся электрической кофемолкой? — Нет, будет совсем не тот помол, а следовательно, глубина запаха. — Нор! — Нет, я сказал! Бервальд с Хенриком переглянулись, один с непониманием, второй с искренним удивлением — таким Кетиля они не видели почти никогда. Упрям он был всегда, но в такое азартно-злое взбудораженное состояние впадал крайне редко. Почти никогда. Что ж, узнай Эстония — мог бы по праву собой гордиться, что выбил из состояния равновесия флегматичного Норвегию. Впрочем, Эстонии, слава всем богам, рядом не наблюдалось, зато наблюдалась необходимость все-таки молоть кофе и обсуждать план дальнейших действий, выращивать его из норвежских идей. Бервальд не сомневался, что идеи на сей раз окажутся очень действенными. — Лит! Лиииит! Райвис! Есть кто дома? — прокричал из прихожей Эдуард, и по тону было понятно, сколь сильные и радужные эмоции его обуревают. Дома точно кто-то был, по крайней мере в комнате негромко шуршали и из-под двери проникала полоска желтого уютного света. Вот только отвечать почему-то не спешили. Эстония коротко вздохнул, радость его несколько поулеглась, к ней примешалась невнятная слабая тревога, что его названные прибалтийские братья опять могут обидеться. Особенно Латвия, в последнее время все болезненней и болезненней реагировавший на все, связанное с северянами вообще и скандинавами в частности. — Ребята? — он приоткрыл дверь, входя почти осторожно. — Дома мы, дома, — спокойно произнес Литва, отложив в сторону книгу и яблоко. Латвия только неприязненно подернул плечами, не поднимая головы и не отрывая взгляда от стола, на котором он сосредоточенно перебирал несколько старых фотоаппаратов, скорее всего, в надежде превратить их в один работающий. — Это хорошо, — заулыбался Эдуард, проходя и аккуратно прикрывая дверь за собой. Вот только остался стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу, как на каком официальном приеме. Тревога стала больше — такое ощущение, что дома его и правда не ждали. — Охренеть как хорошо, — сквозь зубы как выплюнул слова Райвис, нервно поддергивая и неаккуратно закатывая рукава тельняшки. — Только тебе-то какое до нас дело? — Райвис, не надо так, — мягко одернул его Литва и невесело улыбнулся. — Эсти, расскажешь о своих успехах? — Ага, он особо удачно сегодня подлизнул, — Латвия униматься совершенно не собирался, зыркнул исподлобья с негодованием. Эстония предпочел сделать вид, что откровенную грубость не услышал и не воспринял. Взял, проходя, из-за стола еще один стул, сел на него верхом возле кресла Ториса и деловито поправил очки. — Я бы сказал, что успех есть, и он огромен, — начал он, невольно метнувшись взглядом между Торисом и Райвисом, ища если не одобрения, то хотя бы нейтралитета. — Мне удалось поговорить со Швецией. — В своем воображении, — ввернул Латвия. — А так трепался ты, а он кивал и хмыкал. — Нет же, он действительно со мной говорил! — с горячностью возразил Эдуард, легко шлепая ладонью по спинке стула. — Согласился с предложенными мной техническими решениями и взял все разработки с собой! Обещал позвонить на этой неделе и обсудить. — Это действительно прогресс, — Торис чуть наклонился к Эдуарду, мягко пожал ему запястье. — Поздравляю. Надеюсь, ты разовьешь и закрепишь этот успех, Эсти. — Я тоже на это надеюсь, — как мог твердо и уверенно произнес Эстония, но ссутулился, поник несколько. Радость, которую он принес домой, почти испарилась, и даже в поздравлении Литвы виделось что-то не то, чтобы неискреннее, но не сердечное, не проникновенное, что-то дежурно-вежливое скорее. — Позвонит и пошлет нахрен со всем твоим эстонским дерьмом, — не преминул дополнить картину Райвис, остервенело орудуя отверткой в корпусе фотоаппарата. — Латвия, будь добр так не выражаться в нашем доме о нашем брате, — уже строго и непреклонно произнес Литва, вставая. — Всенепременно перестану, когда он перестанет, — Райвис указал отверткой на Эдуарда и цыкнул зубом. — Что же я должен перестать? — с наигранной насмешливостью осведомился Эстония, в свою очередь поднимаясь и вплотную подходя к столу, поворачивая настольную лампу так, чтобы светила в глаза Латвии. — Стелиться перед этими! — сорвался на крик Райвис, ударил рукой по лампе и руке Эдуарда раздраженно, почти наотмашь. — Или свали уже отсюда нахрен! На толстый и длинный скандинавский хрен! — Этот дом в такой же степени мой, какой и твой, какой и Лита, — хрипло отозвался Эстония, невольно сжимая кулаки. — Не тебе, трусливый мальчик, выгонять меня и разбрасываться хренами. — Да пусть трусливый, зато честный, в отличие от! — Латвия снова чуть ли не ткнул отверткой в Эстонию, как-то странно шмыгнул носом и приподнялся, уперевшись свободной рукой в столешницу. — Товарищи, товарищи, прекратите, пожалуйста, — с успокаивающими нотками проворкотал Литва, обнимая Эдуарда за плечо и касаясь макушки Райвиса. — Успокойтесь. Вы сейчас оба ведете себя как дурные мальчишки. — Не ко мне претензии, — весьма холодно уже заметил Эстония. — Не я занимаюсь пустыми провокациями и целенаправленным хамством. — Тебе просто на нас наплевать, — едва слышно пробормотал Латвия подрагивающими губами. Весь его боевой запал прошел, он скукожился на стуле, обнимая себя за плечи. Потом тряхнул недовольно головой, избавляясь от руки Ториса, и опять схватился за отвертку и детали. Эстония расслышал его претензию, но только судорожно вздохнул и невольно подался чуть ближе к Литве, как к единственному островку здравомыслия в этом доме. — Райвис, родной, успокойся, — повторил Торис, все-таки еще раз ласково, по-отечески потрепав его по вихрам и погладив по плечам. Латвия в ответ только пасмурно шмыгнул носом, но все же оттаял, посмотрел снизу вверх затуманившимися глазами. — А сделаешь мне какао с ложечкой? — Конечно, сделаю, — улыбнулся неярко Литва и настойчиво потянул за собой Эстонию, зажав в пальцах край рукава его пиджака. На кухне Эдуард плюхнулся на табурет, какое-то время молча наблюдал, как Торис ставит кофейник с какао, как мешает бальзам и миндальный сироп и плескает одну чайную ложечку в чашку Райвиса, а потом уронил голову на скрещенные на столе руки и с тоской спросил: — Скажи, ты тоже считаешь мою затею пустой тратой сил, времени и денег? — Не пустой, но… — Литва замялся. — Ты все-таки всегда увлекаешься чем-то полезным. Но мне несколько грустно видеть твою одержимость, в которой ты забываешь обо всем. — Это не одержимость, братишка! — тут же начал распаляться Эстония. — Это мечта! Понимаешь, мечта всей моей жизни — и восстановление исторической справедливости, между прочим. — Когда взрослый умный мужчина начинает временами вести себя как восторженная гимназистка — это именно не одержимость, — усмехнулся Литва, не показывая лица. На кухне царил полумрак, в котором Торис казался безголовой тенью, настолько его темные волосы сливались с окружающим пейзажем. — Ты решил последовать по пути Райвиса? — с едкой обидой поинтересовался Эдуард. — Да, — медленно кивнул Торис и все-таки обернулся, посмотрел в глаза прямо, навылет. — Мне тоже досадно и ревностно, что ты так много времени уделяешь северной пятерке. Мне тоже неприятно видеть, на что ты готов пойти, как извратить собственный характер. И мне тоже обидно, что ты, следуя исключительно своему эгоистичному порыву, лишаешь нас своего внимания, а все твои разговоры вертятся вокруг пресловутой пятерки! В этом я пошел с Райвисом по одному пути, Эсти, — припечатал он словами под конец. — Но… — Эстония поднялся, посмотрел откровенно растерянно. — Но почему эгоистичному-то? Если я все же пробьюсь туда, лучше будет нам всем! — И в каком же смысле станет лучше нам? — с усталой иронией поинтересовался Литва. — Не думаешь же ты под шумок протащить и нас в этот клуб элит. — Нет, но серьезно поправить свое экономическое положение вы сможете! Я вам в этом буду помогать всеми силами! — убежденно воскликнул Эдуард. Торис смотрел на него несколько долгих секунд проникновенно и сожалеюще, как на мальчика, который обещает вырасти и изобрести лекарство от всех болезней. Потянулся, прижал ладони к щекам и проговорил с сожалением и теплом. — Эсти, я не верю, что ты не понимаешь, на каких условиях окажешься в Северном союзе, если все-таки туда пробьешься. Ты там будешь нелюбимым приемышем, с которого будут драть шкуру по любой, самой малой, провинности, которая другим легко сошла бы с рук. — Да, по первости будет трудно, но я докажу, всем им докажу, что достоин! И ни в коем случае не брошу вас, — Эстония улыбнулся уже живо, крепко обнимая Литву за плечи. — Веришь? — Верю, — одними губами ответил Торис, взлохматил Эдуарду волосы и наставительно хлопнул по спине. — А теперь иди и обними Райвиса. Он, наверное, даже больше меня заслуживает твоей искренности. Иди-иди! — он практически вытолкал Эстонию с кухни и тяжело вздохнул. Хотелось, очень хотелось верить, что посетившее самого рассудительного из них сумасбродство все же завершится благополучно. Не важно, победой или проигрышем, но возвращением жизни в нормальное русло, не пересеченное и не взбаламученное никакими сумбурными идеями. Звонок раздался в субботу, отвлекая Эстонию от мытья и нарезки слив и яблок на пряный пирог, по праву бывший одним из маленьких кулинарных шедевров Ториса, и вызывая волну негодующего на упреждение ворчания Райвиса. Торопливо извинившись и на ходу вытирая мокрые руки о фартук, он юркнул в ванную и с волнительным предвкушением посмотрел на экран телефона. Звонил герр Швеция. Вот только голос в трубке почему-то раздался совершенно не тот. — Добрый день, — со спокойной монотонностью проговорил Норвегия. — Добрый… — растерянно отозвался Эдуард, лихорадочно соображая, что такое могло произойти, сподвигнувшее Кетиля Сигурдсона на звонок ему лично, да еще со шведского номера. — Мы посовещались и решили назначить тебе встречу, — не меняя ни на каплю интонации и не пытаясь даже казаться приветливым, продолжил Кетиль. — Сегодня в десять часов вечера. Координаты места вышлю через полчаса. Твое решение? — Согласен! Я согласен, герр Норвегия! — поспешно заверил его Эстония, потягивая себя за волосы и не зная, радоваться ему сейчас или пугаться. Все было как-то слишком… необычно. — Принято, — раздалось в трубке, и вызов прервался, оставляя Эдуарда в еще большем замешательстве. Долгожданное событие разворачивалось по совершенно не предусмотренному Эстонией сценарию. — Ну что там? — немедленно поинтересовался Дания после того, как Норвегия вернул выключенный телефон хозяину. — Согласился, конечно же, — ухмыльнулся Кетиль и прищелкнул пальцами. — Как я уже сказал, сегодня в десять приступаем к воплощению плана. — Что за координаты ты ему хочешь дать? — поинтересовался Швеция, пребывавший в состоянии хмурой сосредоточенной мрачности. То, что затеял Кетиль при активной поддержке Хенрика, ему совершенно не нравилось. Точнее, не нравился только один момент — что они будут делать, если Эстония все же пройдет по всей многоходовке, нигде не споткнувшись, и станет победителем. — Я надеюсь, это будет особо мр-р-рачный и зловещий фьорд, где дует с завыванием пронизывающий ветер, — посмеялся Дания, взмахами рук изображая, видать, тот самый ветер, после чего потискал и потормошил Норвегию, не обращая внимания на выражение лица последнего. — Нет, это будет маленький рыбацкий домик на тихом берегу, — ответил Кетиль сразу обоим, с ленцой ткнул пальцами Хенрика пониже солнечного сплетения и поднялся, потерев руки. — Куда нам надо отправляться прямо сейчас, чтобы подготовиться к встрече. Бервальд только тяжело вздохнул, не собираясь спорить, равно, как и менять своего мнения. Эдуард волновался, и чем ближе было к десяти часам, тем отчетливей и неконтролируемей становилось его волнение. Обещанные координаты места Норвегия прислал, и Эстония не поленился свериться со спутниковыми картами. Оказалось совершенно ничем не примечательное местечко на южных норвежских берегах вдали от хоть сколько-то крупных поселений. На мгновение даже шевельнулось невнятное опасение: а не заманивают ли его в ловушку. Волевым усилием Эдуард отогнал эти мысли — какой прок кому-то охотиться на него? В недобросовестность и недобропорядочность скандинавов он не верил. Конечно, в очень давние времена они прославились как лихие морские разбойники, но то давно кануло в пыльные пучины истории, а в настоящее время вся северная пятерка была едва ли не образцовыми европейскими странами. Ждать от них дурное было бы сущей нелепицей, Эстония верил в это истово, но сейчас все равно — волновался. Когда он вышел за пятнадцать минут до десяти в нужном месте, волнение его отозвалось нотками иррационального тоненького страха глубоко внутри. На пологом каменистом берегу стоял одинокий бревенчатый домишко, темный, неказистый, но вместе с тем основательный. В окнах мелькали огоньки свечей, а над крыльцом заунывно поскрипывал на ветру кусок начавшего отрываться кровельного железа. Эдуард переглотнул, машинально теребя новенький дизайнерский галстук слегка повлажневшими ладонями. Мысленно укорил сам себя за излишний дурацкий мистицизм и двинулся вперед, проговаривая про себя проникновенную приветственную речь. Взлетел на крыльцо — четыре кривых ступеньки, чуть не запнулся об верхнюю, не нашел взглядом звонка или молотка на двери и уже занес было кулак — постучать, как она с надсадным скрипом старых петель отворилась сама. Изнутри потянуло теплом, запахом горящих восковых свечей и сосновых дров. — Добрый вечер! — провозгласил он, вытирая ноги о старый коврик и проходя внутрь. Судя по всему, домик состоял из одной большой комнаты, поделенной на зоны хлипкими перегородками. — Добрый, ага, — с несколько искаженной жизнерадостностью в голосе отозвался Дания. Эстония, постаравшийся как можно скорее сориентироваться, остолбенел. Посреди комнаты в старом высоком кресле сидел, ссутулившись, Норвегия, глядел куда-то мимо всего и лениво покручивал в пальцах испещренную рунами заостренную кость. У ярко горящего камина пристроился Дания, сосредоточенно затачивающий — вжик-вжик — нож о большой точильный камень. Швеция восковой статуей маячил позади него, живого в его лице и фигуре не было ничего вообще. Эдуард много чего готов был увидеть. Но не такое, совсем не такое. Когда Хенрик, на миг оторвавшись от своего занятия, приветливо помахал ему рукой с ножом, Эстония только вздрогнул и постарался улыбнуться. Получилось не очень. Пусть рассудочная часть его натуры была уверена, что все происходящее: этот дом на отшибе, свечи и рунные кости — бутафория, нацеленная как раз на создание вау-эффекта, на лишение его душевного равновесия. Пусть он понимал, что не стоит так безоговорочно принимать выданные ему правила игры, но поделать с собой все же ничего не мог. Неправильность, нелогичность ситуации и личностей внутри нее пугала и смущала едва ли не больше мрачных декораций. — Ты так настаивал на обстоятельном личном разговоре, Эстония, что мы решили дать тебе такую возможность, — прожурчал в тишине, нарушаемой только потрескиванием поленьев и монотонным вжиканьем, голос Кетиля. Эдуард дернулся, развернулся к нему всем телом, оторвавшись от созерцания камина и Дании. — Я о... очень польщен оказанной мне честью, герр Норвегия, — начал было он, но был перебит. — Без условностей, пожалуйста, — покачал головой Кетиль. — Мы слишком давно живем и слишком много друг о друге знаем для того, чтобы не называть друг друга просто по именам. Ясно? — Ясно, — покивал Эстония, неловко переминаясь с ноги на ногу. Сесть ему никто не предложил, а сам он проявить инициативу подобного рода не решился. — Прекрасно, — Норвегия, стукнув острым концом кости по столу, наконец сфокусировал взгляд на Эдуарде, и того пробрало до костей от клубящейся синей грозовой бездны, которую он увидел в глазах собеседника. — А теперь повтори основное свое пожелание, с которым ты столько раз явно или неявно обращался к моим братьям. Эдуард оглянулся, точно искал поддержки у остальных скандинавов, но не встретил вообще никакой реакции. Создавалось ощущение, что во всем мире живыми остались только он и Норвегия. С которым раньше он не общался, по крайней мере, по данному конкретному вопросу. Да, точно, он являлся ко всей северной пятерке, а с глазу на глаз получалось перекинуться парой слов с Данией, Швецией и, конечно же, с кузеном Тино. — Так чего ты столь настойчиво добиваешься от нас? — повторил с нажимом свой вопрос Кетиль. — Включения и признания Эстонии полноправным членом Северного союза, — четко проговорил Эдуард, встав по стойке смирно. — Зачем тебе это нужно-то? — хмыкнул Дания, ловя игру пламени на клинке ножа. — Затем, что это справедливо географически, исторически и отчасти этнически, — с большим уже воодушевлением продолжил Эстония, оборачиваясь к нему, но кожей чувствуя взгляд бездны. — То есть, ты хочешь восстановления справедливости? — уточнил Норвегия и прищурился. — Да. И хочу находиться среди равных и… — начал было расписывать Эдуард, но его на середине фразы снова жестко и бесцеремонно оборвал Кетиль. — Значит, своих прибалтийских друзей ты считаешь неравными и недостойными твоего общества? — и ухмыльнулся криво, нацелив кость в грудь Эстонии. — Такого я не говорил! — воскликнул Эдуард, ошеломленный и возмущенный выводами Норвегии. — Но подразумевал, когда распинался, какие мы тут чумовые, прекрасные, восхитительные и чуть ли не богоподобные, — кхекнул Дания, отложил нож и подошел к Эстонии, ногой подтолкнул ему табурет. — Садись уже, не майся. Вина хочешь? — Нет, с-спасибо, — заикнулся Эстония, безропотно сел и сложил ладони на коленях как примерный школьник. Хенрик тоже был не похож на обычного и привычного себя, точно его подменил злокозненный близнец. — Ну сиди насухую, — похлопал он его ладонью по макушке и с заинтересованным видом побрел по домику, точно надеялся найти что-то внезапное и приятное. — Всё понятно, — заключил Кетиль, включившись в разговор немедленно после старшего брата. — Впрочем, твои моральные проблемы — только твои. Просто знай, что у нас не очень ценят лицемеров. — Да может, мальчик просто запутался в поисках своего места в жизни, — посетовал из темноты Дания и что-то деревянное уронил. — Может, так он неплохой. Вон, упорный какой. — Именно, — кивнул Норвегия. — И за его редкостное упорство, серьезность намерений и сочетание ума с изобретательностью мы решили все-таки дать ему шанс. — Какой шанс? — просипел Эстония, чувствуя, как холодеет спина и екает сердце. Неужели после стольких лет он добился своего? Неужели?.. — На становление истинным северянином, конечно, — снисходительно отозвался Норвегия и тут же пояснил: — Только не думай, что это будет легко и просто. Не думай, что это будет похоже на испытательный срок в фирме. — Мы объединились, мы выросли, мы впитали дух Севера в темные и жестокие времена, — низко и хрипло проговорил Швеция, и от звука его голоса, кажется, пошевелился даже Норвегия, а невидимый Дания запнулся обо что-то тяжелое. — Тебе придется испытать на себе все это. Эстония втянул голову в плечи — от Бервальда он сейчас услышал чуть ли не больше слов, чем за все время их знакомства. — А как иначе? — философски продолжил Швеция, двинул плечом и вышел из тени, подобрал заточенный Данией нож, проверил остроту и подбросил его в руке. Поймал и снова подбросил. — А никак! — обрадованно заявил Хенрик и чем-то странно захрустел. — Итак, — подвел голосом черту Норвегия, снова перекрестив взгляд со взглядом Эстонии. — Ты согласен пройти испытания, выполнить все наши задания в погоне за своей мечтой? Только учти, если ты откажешься или провалишь хоть одно — эта дорога будет для тебя закрыта навсегда. — Согласен! — поспешно воскликнул Эдуард, едва удержавшись, чтобы не взмахнуть руками. — На любые условия! Только… — Только что? — с едва заметным ехидством произнес Норвегия. — Только что будет служить гарантией исполнения вами вашего обещания? — отчеканил Эстония, определенную расчетливость в натуре которого не могла перебить никакая мистическая иррациональная жуть. — Заключенный договор, конечно же, — с дьявольской очаровательностью улыбнулся Норвегия и щелкнул пальцами. Откуда-то сверху, печально шурша, спланировал исписанный листок бумаги, который Кетиль вручил Эдуарду. — Читай. Только внимательно. На несколько минут в доме стало очень тихо, разве что иногда постукивали по полу шаги и раздавался все тот же непонятный хруст. Эстония усердно убеждал себя, что это все так же мающийся бездельем Дания, и пытался вникнуть в суть текста. Суть ускользала, пункты и параграфы не хотели умещаться в голове, а рукописные строчки на шведском так и норовили рассыпаться с листа круглыми жучками. — Ты со всем согласен? — в какой-то момент потревожил его Норвегия, и Эстония счел за лучшее просто кивнуть. — Тогда предлагаю поставить печати заинтересованных сторон и разойтись. Эдуард снова кивнул, а Кетиль решительно протянул ему кость. — Проколи палец, намажь печать и поставь оттиск. — Что?! — уже с возмущением выпалил Эстония. Печати кровью отдавали средневековой дичью и дешевой мистерией. — Ставь, — просвистел сквозь зубы Кетиль и по-змеиному гибко подался вперед, глянул искоса и напомнил: — Ты же хочешь быть среди нас? Если да, то должен безропотно принимать наши условия. И не задавать лишних вопросов. Эдуард, сдержавшись, чтобы не отшатнуться, нехотя подчинился и внутренне застыл, чувствуя, как беспричинно нагревается кость, едва только первые капли крови попали на печать. Когда же она соприкоснулась с бумагой, пошел легкий дымок, запахло амброй и можжевельником. Эстония поспешно сунул все обратно в руки Кетилю и машинально замотал проколотый палец чистым носовым платком. Дешевая мистерия вдруг обернулась истинным таинством — невозможностью, но реальностью происходящего. Когда под словами договора была поставлена вторая печать — другой рисунок с каменной плашки, невесть из каких карманов извлеченной Кетилем, — свечи и камин в доме разом погасли. — Все твои задания, — хрустально прозвенел в наступившей глухой тьме голос Норвегии, — написаны на листе, который лежит у тебя в нагрудном кармане. Срок на исполнение — три месяца. Как ты это сделаешь, нас не волнует. Все понятно? — Все, — пролепетал Эстония, окончательно теряя нить реальности и логику всего происходящего. Во что же он вляпался? Хоть бы, хоть бы, хоть бы в дурацкий розыгрыш! Даже неважно, кем организованный уже! Хоть бы! — Тогда иди, — металлически лязгнул голос Швеции, и дверь распахнулась, открывая звездный прямоугольник выхода на фоне тьмы дома. Эдуард, не прощаясь и не помня себя, вылетел наружу, снова почти споткнувшись об верхнюю ступеньку крыльца. Дом какое-то время стоял, погруженный во мрак и глухую тишину, а потом осторожно прокуковал голосом Хенрика. — Ушел, вроде? — Да, совсем ушел, — расслабленно отозвался Кетиль, и Дания щелкнул выключателем, вынуждая всех жмуриться от показавшейся невыносимо яркой в первые мгновенья слабой электрической лампочки без абажура. — Братик, ну ты дал жару! — воодушевленно загалдел Дания, вгрызаясь в недоеденное яблоко и ероша Кетилю волосы. — Мне тоже кажется, что вышло неплохо, — довольно и тонко заулыбался Норвегия, откидываясь в кресле и легко поглаживая Хенрика по запястью. — Не перегнули ли мы палку, — глубокомысленно заметил Швеция, присаживаясь на край стола и нечитаемо рассматривая братьев. — А даже если и перегнули, то что с того? — с долей высокомерия покривил губы Норвегия. — Неужели тебе стало его жалко? — Нет, но я себя почувствовал актером в плохом фильме ужасов, — поморщился Бервальд. — Шве, да будь ты проще. Все замечательно же. Лучше не придумаешь, — Хенрик подобрался к нему сзади, обнял крепко поперек груди, уперся подбородком в плечо и доверительно посмотрел снизу вверх. — Не мнительничай. — Стараюсь, — проворчал Бервальд, закрыл глаза и привалился виском ко лбу Дании. Несколько секунд спустя он почувствовал ледяную ладонь Норвегии на своей щеке, слепо и крепко обнял его свободной рукой, притягивая ближе. С другой стороны зашевелился Хенрик, а Кетиль, когда его заключили в двойные объятья, жестко и удовлетворенно произнес. — Больше никаких Эстоний даже рядом с нашим домом. Больше никаких Эстоний, нарушающих покой моих братьев. Когда Эдуард вернулся домой, было уже около часа ночи. Он искренне надеялся, что остальные давно спят, и у него получится тихонько посидеть на кухне, приводя мысли в порядок, а потом так же тихонько улечься. Не тут-то было: в большой комнате за столом сидели его названые братья, угрюмые и встревоженные. — Эсти! — первым подорвался Литва, подлетел, обхватил с судорожной поспешностью руками, беспокойно заглядывая. — Эсти, что там случилось? — Все в порядке… — неловко соврал он, не пытаясь освободиться. — Угу, оно видно, — буркнул подошедший Латвия, взял Эстонию за пальцы, сжал их крепко и приязненно. — Расскажи нам всё. — Да что там особо… — убито бросил Эдуард, снимая плащ и ботинки и проходя в комнату. Друзья последовали за ним, молчаливые и сосредоточенные. — Особо или не особо, а рассказывай, — потребовал Райвис, и Эдуарду в его интонации на миг почудилось что-то шведское. Насупленный и решительный, он напоминал щенка волкодава. — Всякие тут, будь они хоть трижды скандинавы, не посмеют оскорблять и пугать нашего брата. Литва только серьезно кивнул, встав за спиной Латвии и положив ладони ему на плечи. Эстония застыл и удивленно сморгнул. Несколько дней назад названые братья сами обижались на него, ругались с ним и чуть ли не пытались выгнать из дома, а теперь… — Ребята… — пробормотал он, разводя растерянно руками. Дальше пребывать в непонятный чувствах ему не дали, сняли пиджак с галстуком, усадили за стол, поставили чай и теплое печенье с изюмом. Его, Эстонии, любимое. — Ребята! — повторил он, но теперь в голосе зазвенело надрывное и искреннее чувство. — Вы… Вы! Несмотря на! — Да, — кротко и просто улыбнулся Литва, прекрасно поняв все невысказанное во внезапно обуявшем Эстонию косноязычии. — Дурак ты, — заключил Райвис, присел рядом и обхватил ладонями за предплечье. — Но наш. — Рассказывай уже, — мягко напомнил Торис, присаживаясь с другого бока. Эдуард глубоко вдохнул — и сбивчиво, сглатывая, путаясь в словах и шумно прихлебывая чай, начал говорить. Вроде бы, в заключенном договоре не было пункта про неразглашение. Остальные прибалты молчали, морщился Латвия, ободряюще трогал по локтю Литва. Чем больше он рассказывал, тем проще становилось, спокойнее даже — но вместе с тем поднялась волна удушливого стыда, от которой загорелись щеки. Стало почти невозможно смотреть в глаза друзьям, несмотря ни на что оказавшимся рядом. Под конец он вспомнил и о листе с заданиями, который должен был оказаться в кармане. Самое странное, что он там нашелся, даром, что в том доме никто из скандинавов к Эстонии не приближался на расстояние, достаточное для того, чтобы лист положить. — Мои испытания, — бледно улыбнулся Эдуард, раскладывая бумагу на столе и заботливо разглаживая ладонью. Читали ее все втроем в гробовом молчании. В списке фигурировали раскаленные угли и ледяная вода, похищение австрийской скрипки и британского гербового льва, переводы песен, пара странных ритуалов и чуть ли не постройка драккара из ассортимента мебели от ИКЕА. — Знаешь что, — с подъемом начал Райвис, одним пальцев отодвинув листок подальше от себя, — ты, конечно, сам себе злобный дятел, но так нельзя. Мы бы тебе и так помогли, потому что это ты, но теперь я хочу показать им, насколько они недооценивают силу Прибалтики! — Вот-вот, — кивнул Литва и выпрямил спину, на лице его мелькнула тень благородной рыцарской старины. — Мы с тобой, Эсти. До конца. Эстония судорожно вздохнул и спрятал лицо в ладонях, сбивчиво бормоча благодарности. Он чувствовал, как его похлопали по спине и обняли за плечи, он чувствовал успокаивающее, дающее невиданные силы единение и в какой-то момент очень сильно засомневался, действительно ли так уж нужно ему членство в Северном клубе, если за него, возможно, придется заплатить потерей этого единения. — Интересно, а если попробовать добыть скрипку, то с чего лучше начать? — деловито уже произнес Латвия и захрустел печеньем. — Обратиться к Польше, — пожал плечом Торис. — Думаю, он сможет нам помочь в данном вопросе. Эстония обвел их взглядом круглых глаз. — Погодите! Вы что, хотите участвовать в этом всем?! — Но я же сказал, что мы будем с тобой до конца, — повторил с мягким нажимом Литва. — Это значит, что мы будем действовать. Будем помогать тебе всем, чем сможем. — Сидеть в углу и морально сочувствовать — это не наш метод, когда речь заходит о тебе, — поддакнул Латвия. — А… — Эдуард растерялся больше, окончательно сбитый с толку, не могущий и уже почти не желающий разбираться в том сложном клубке чувств, что собрался в душе. Посмотрел почти несчастно на Литву и спросил невпопад: — А причем тут Польша? Вроде, особых криминальных талантов у него не того… — При чем тут криминальные таланты, — коротко рассмеялся Торис. — У Феликса просто очень большие… залежи в кладовой. Вдруг там найдется старая австрийская скрипка? А может, и еще что полезное… — он на всякий случай сверился с бумагой. — А еще Польша дружит активно с Румынией, а Румыния — завсегдатай разных интернет-аукционов и приятель Венгрии, — как само собой разумеющееся произнес Латвия, продолжая уминать печенье. — Чего я о тебе еще не знаю? — посмотрел с вытянувшимся лицом на него Эстония. — Возможно, многое, — состроил невинные глазки Райвис и легко толкнул Эдуарда плечом. — Но… Если мы ее достанем… — начал было выражать свои сомнения Эстония, но мысль за него закончил Литва: — То ты всегда можешь просто ее положить и с гордостью уйти. Или же воспользоваться плодами своего труда. — Не моего труда. Нашего, — вздохнул Эдуард, притянул к себе друзей ближе и еще яснее почувствовал, что из двух представших путей верным был только один. И скорее всего, не тот, который вел на Север.