«В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви». (Первое Послание Иоанна. Глава 4, стих 18)
– Прошу вас, замрите! Да, да, вы, молодой человек, застыньте на минуту. Как раз-то вас мне и не хватало! Восхитительно, превосходно! Вы просто созданы для этого пейзажа! Чрезмерно изумлённый, застигнутый врасплох, Сё послушно застыл на месте. Он упустил возможность возразить, ошарашенный неожиданной просьбой. И поэтому стоял, облокотившись о перилла моста, вынужденный смотреть в мутную закатную даль. По мере того, как к нему приходило осознание сложившейся нелепейшей ситуации, Сё злился, чувствуя себя донельзя глупо и неуютно. Мучительно хотелось обернуться, посмотреть на обладателя звонкого голоса, продолжающего звучать в его голове с восторгом и весёлым возбуждением, которому Сё не мог не подчиниться. Угораздило же! И сколько ему теперь здесь стоять? Может, этот умник до вечера вздумал тут рукоблудствовать! Кто он там, художник, бумагомаратель? Он там хоть не скульптуру ваяет? Подувший ветер отбросил волосы Сё назад. Ему пришлось поднять руку, чтобы удержать норовившую унестись прочь шляпу. В этот самый момент над водой пронеслись чайки и взмыли высоко в небо. – Ох! Великолепно! – услышал Сё восхищённый вздох горе-художника. Расценив восклицание как знак того, что ему можно «отмереть», Сё с недовольным видом обернулся, намереваясь высказать человеку, доставившему ему неудобства, всё, что он о нём думает. Но Сё услышал лишь приближающиеся шаги, и не успел ничего сообразить, как вдруг кто-то высокий обнял его, не жалея явно недюжинных сил. – Я тронут до глубины души! Сё вынужден был уткнуться носом в коричневый шерстяной жакет, пахнущий смесью красок, растворителя и чего-то сладкого. Попытавшись вырваться, Сё промычал что-то неразборчивое, упёршись кулаками в грудь напавшего. Но тот, словно совсем не ощущая сопротивления и не слыша мычания придавленного им Сё, продолжал восторженно приговаривать: – Это абсолютно, совершенно потрясающе! Стоило вам появиться, как вы изменили картину, преобразив её до неузнаваемости! Вы изменили мир! Вы можете себе это представить?! Это… Не могу подобрать достойных слов! Я восхищён, право, я восхищён! – Эй! Отпустите вы меня, наконец! – задыхаясь, произнёс Сё. – Ох, дайте мне вас хорошенько рассмотреть! – воскликнул мужчина и, ухватив Сё за плечи, рывком отвёл от себя. Вконец дезориентированный, Сё с трудом сумел сфокусировать взгляд на стоящем перед ним человеке – высоком мужчине со светлыми всклоченными волосами. Яркие зелёные глаза его лихорадочно блестели за стёклами очков, губы были приоткрыты, застывшие в восторженном вдохе. Выражение его лица изумило Сё, он позабыл о том, что хотел сказать. – Вы мой ангел! – убеждённо произнёс мужчина без доли сомнения. И добавил нечто ещё более смущающее: – Я люблю вас! Сё почувствовал, как краска прилила к щекам. Он кашлянул, чтобы скрыть своё смущение, повёл плечами, надеясь отстраниться. Незнакомец, наконец, обратил внимание на все эти детали, явно дающие понять, в каком неудобстве находится объект его восхищения. – Оу, прошу прощения, – произнёс он сбившимся тоном, поспешно убрав руки. – Не сдержался, - обезоруживающе улыбнулся он безо всякого раскаяния. Призвав на помощь всю свою выдержку и армейскую выправку, Сё перевёл дыхание и строго воззрился на художника. – Вы сумасшедший? – серьёзно спросил он, чувствуя раздражение от того, что ему приходится смотреть на незнакомца, что был выше его на целую голову, снизу вверх. – В немалой степени, я полагаю, – просто согласился мужчина, расцветая невинной улыбкой. Сё вздохнул. – Вы бы хоть представились, – невпопад сказал он, удивив самого себя. – Ох, конечно, что это я, совсем из головы вылетело! Простите мне мою растерянность, – человек горячо закивал, поклонился, положив на грудь ладонь. – Шиномия Нацуки, ваш на веки преданный почитатель. Глядя в открытое, лучащееся добротой и искренностью лицо художника, Сё не мог не ответить взаимностью. – Курусу Сё. Ваш сегодняшний источник вдохновения, стало быть. Сё не заметил, как протянул руку для рукопожатия, всё ещё глядя прямо в глаза Нацуки. Тот горячо сжал его ладонь и улыбнулся ещё шире, так, словно был самым счастливым человеком в мире. Сё не сумел сдержать ответной улыбки.* * *
24.09.18ХХ
«Сегодня я повстречал прекрасного человека. Его зовут Курусу Сё. Я был очарован им. Он отслужил в армии и буквально недавно вернулся в город, ищет себе работу. Я уговорил его позировать мне, пообещав заплатить. Он согласился с большой неохотой и выглядел таким смущённым! Он так очаровательно разозлился, когда я назвал его милым! Мне будет непросто бороться с желанием впредь не подразнивать его. Он похож на ангела. Такой светлый и чистый… Мне бы хотелось познакомить тебя с ним. Мне кажется, что он… другой. Мне так хочется в это верить».* * *
Испытанный Сё ужас, при виде переданного Нацуки листка, был совершенно ни на что не похожим. Если бы ему вдруг довелось получить записку с угрозами, написанную подобным почерком, Сё ни секунды не сомневался бы в том, что отправитель – поистине чудовищный кровожадный маньяк. Передав Сё листок со своим домашним адресом, Нацуки проговорил его и вслух. Лишь это помогло Сё узнать отдельные символы и соотнести полученную шифровку с вероятным названием улицы. Но Сё всё ещё испытывал некоторые трудности в ориентировании по городу. В конце концов, то и дело сверяясь с адресом, Курусу забрёл в незнакомый район. Блуждая по старым улочкам, он силился высмотреть на потёртых фасадах домов символы, совпадающие с написанными на листке. Сё уже прошёл стадию раздражения, кое-как умудрился избежать паники, но сейчас он вновь был как никогда близок к желанию плюнуть на всё, уверившись в том, что дуралей-художник над ним просто подшутил. Как назло, никого, кто бы мог Сё помочь, вокруг не наблюдалось. Несмотря на дневное время, улицы были пусты. Отсутствие прохожих Сё, обладая живым воображением, успел связать с проклятием и засильем в районе полчища призраков. Подобная мысль заставила Сё мысленно содрогнуться. Впрочем, он быстро успокоился, не без основания убедив себя в том, что ни одно нормальное приведение не сможет соседствовать с человеком, подобным Нацуки. «Найти бы его только…» По привычке сняв шляпу и сжимая её в руках – всегда так делал, когда нервничал, – Сё остановился на очередном перекрёстке. Смотря по сторонам, он пытался выяснить, был ли здесь раньше или нет. Вдруг впереди он заприметил невысокую девушку, неспешно шагающую вдоль улицы. Прежде чем подумать о целесообразности подобного поступка, Сё бросился к ней, на ходу окликнув: – Прошу прощения, мисс! Девушка обернулась на голос, недоуменно вскинув брови при виде бегущего к ней Сё. Но тут же приветливо улыбнулась, по всей видимости, приняв случайного встречного за неопасного и искренне нуждающегося в помощи. – Да? Сё едва успел затормозить перед девушкой. Рассмотрев её, он вдруг позорно потерял дар речи, мысленно ругая себя за грубость, поспешность, наверняка неопрятный внешний вид и тысячу других вещей. Даже имея основания всю вину сложить на плечи Нацуки, Сё не чувствовал себя легче. Взгляд девушки был удивительно нежным, а улыбка – тёплой и успокаивающей. Не склонный к патетике, Сё был близок к тому, чтобы назвать случайную незнакомку обладательницей ангельской внешности. Она не была похожа ни на одну девушку, с которыми Сё доводилось общаться ранее. Одетая в простую одежду, она выглядела изящно – Сё сложно было описать девушку точнее. Потребовались бы всевозможные эпитеты и метафоры, чтобы в полной мере выразить его чувства. «Нацуки сказал бы вернее», – отстранено подумал Сё, вдруг разом забыв о том, что на Нацуки ему следует злиться, а не вспоминать с благоговением перед его словоохотливостью. – Ам, эм… прошу простить, я… Моё имя Курусу Сё и я… нахожусь в некотором затруднении! – выпалив всё это на одном дыхании, Сё низко склонил голову, кляня себя за косноязычие. Некоторое время девушка изумлённо молчала, но вдруг Сё услышал её звонкий весёлый смех и осмелился поднять голову, желая увидеть её смеющееся лицо. – Ох, прошу простить меня, я вовсе не хотела вас смущать, – девушка смеялась, прикрыв рот рукой. Беспокоясь, вероятно, о том, что могла вдруг обидеть Сё, она боролась со смехом. Но Курусу был вовсе не в обиде. Выступившие на глазах девушки слёзы и ямочки на щеках выглядели очаровательно. – Нет, совсем нет! Я не должен был обращаться к вам так непочтительно! Прошу вас позволить мне принести свои извинения, – справившись с собой, Сё сумел произнести пылкие слова связно. – Нет, нет, что вы?! Моя несдержанность – это же так неприлично! – Нет, я вас умоляю, моё поведение недостойно солдата! Я прошу вас!.. – Нет, это я вас прошу!.. – Не могу позволить девушке, брать мою вину на себя! – Ой, что вы, мне так стыдно! – Я единственный, кто должен испытывать стыд! Вдруг их взгляды встретились и они одновременно прыснули, рассмеявшись в голос. – Боже, каким дураком себя чувствую, подумать только, – вновь сняв с головы шляпу, Сё смущённо потирал затылок, поглядывая на девушку. – Ой, что вы! Правильно меня бабушка «овечкой» называла. Я набросилась на вас со своими извинениями, даже не представившись! – девушка поправила свою причёску, заложив выбившиеся пряди за уши. Раскрасневшаяся и улыбающаяся, она поклонилась, сказав: – Меня зовут Нанами Харука. Приятно познакомиться, Курусу-сан. – Да… Да, я тоже рад, очень, – Сё растерянно протянул Нанами руку и едва её не одёрнул, осознав оплошность, но девушка без стеснения её пожала. – Так, Курусу-сан, у вас что-то стряслось? Вы?.. – Заблудился, да, стыдно это признавать, но я плохо знаю город, недавно переехал и вот… – Сё развёл руками в стороны. Нанами понимающе закивала. – Да, помнится, когда я только приехала, тоже по улицам бродила как умалишённая. А какой адрес вы ищите? Сё протянул девушке помятую бумажку, забыв о том, какой ужас там изображён. Но Нанами вовсе не казалась удивлённой. Лицо её просияло, когда она подняла его, чтобы взглянуть на Сё. – Вы ищите Шиномию-сана, художника? – спросила она. – Д-да. – Так нам с вами по пути, Курусу-сан. Я тоже направляюсь к нему. Пойдёмте, здесь уже близко. – Эм… – Сё затормозил, сорвавшись с места, лишь когда Нанами повернулась к нему спиной и, оглянувшись через плечо, поманила рукой. – А вы откуда его знаете? – спросил он и тут же мысленно обкостерил себя за отсутствие такта. – Ну, м-м, – Нанами вдруг покраснела, украдкой бросив взгляд на Сё, и тут же отвернулась. – Я помогаю мастеру по дому, убираю, хожу за покупками. Вы, должно быть, заметили, что он очень рассеянный. – О да. Нанами кивнула, нежно улыбаясь. – И по работе я тоже ему немного помогаю. Вы знаете, что кроме того, что Шиномия-сан рисует, он ещё и потрясающий скрипач? Я часто обращаюсь к нему за советом. – Вы на чём-то играете? – Да, на фортепиано. Обожаю музыку! А вы? – Ну… – Сё не без причины замялся. Рассмеявшись над своей неловкостью, он сказал: – У меня сложные отношения с музыкой. Родители в детстве заставляли меня заниматься скрипкой. Сейчас я думаю, что мне вполне нравится играть, пусть навыки мои и оставляют желать лучшего. Но тогда, знаете, как бывает, когда всё хочется делать вопреки чужой воле? Родители хотели, чтобы я стал музыкантом, посвятил себя музыке, а мне хотелось чего-то более серьёзного. Я пошёл в армию. Но прослужил недолго. – А что такое? Сё горько улыбнулся. Сказал, избегая смотреть на озабоченное лицо Нанами: – Обнаружили некоторые проблемы со здоровьем и признали непригодным к службе. – О, как жаль… – М-да, ирония судьбы, – усмехнулся Сё. – Я потратил время на то, чего не могу достичь, отказавшись от того, что мог сделать. Не военный и не скрипач, безработный юнец в поисках лучшей доли, приехавший в столицу. – Вы слишком строги к себе! – горячо воскликнула Нанами, немало тем удивив Сё. – Даже если не в армию, вы можете поступить на государственную службу, в полицию. Быть может, ваша болезнь не станет помехой. Всё у вас устроится, я убеждена. Вы не один! Если позволите, я буду вашим другом, – улыбнулась Нанами, заглядывая в глаза Сё. – Ох, Нанами-сан, вы окажите мне честь, – смущённо пробормотал он. – Боже, – Нанами схватилась за щёки. – Ваша манера речи слишком смущающая. – Ох, прошу простить. Нанами рассмеялась. И Сё не сдержался, поневоле улыбнувшись. Новая знакомая напомнила ему Нацуки, что-то у них было общее. По крайней мере, оба так заразительно смеялись… Поддерживая дружелюбную беседу о пустяках, Сё и Харука остановились перед крыльцом одного из домов – старым зданием из красного кирпича с обшарпанной у основания штукатуркой. – Вот мы и пришли. Сё окинул взглядом возвышающийся над ним трёхэтажный дом. Здание казалось ему странно накренившимся в сторону – вот-вот упадёт. Окна на чердаке были разбиты, кучка ворон сидела на деревянной раме. Мурашки пробежали по спине Сё. – Эм, и он здесь живёт? – Да, это многоквартирный дом. Арендная плата здесь достаточно низкая – Шиномию-сана всё устраивает. – Думаю, ему было бы безразлично, живи он хоть в сарае без крыши, – проворчал Сё. Харука рассмеялась, поднявшись на крыльцо и толкнув входную дверь. – Вынуждена не согласиться. Не имея возможности защитить свои рисунки от влаги, Шиномия-сан расстроится. Вы сейчас убедитесь, что у Шиномии-сана талант создавать уют вокруг себя. Аккуратнее на лестнице. Лестница, ведущая на второй этаж, покосилась. Прогнившие деревянные ступени кое-где были продавлены. Но Харука шла уверенно, избегая опасных мест, и Сё старался следовать за ней шаг в шаг. Наконец, Харука остановилась перед дверью, которая была приоткрытой. Девушка постучала, входя внутрь. – Шиномия-сан! Шиномия-сан, я пришла. И привела вашего друга. – Хару-тян, солнышко, как я рад! – раздался восторженный возглас откуда-то из-за предела видимости Сё. Пригибаясь, словно опасаясь вражеской пули, он вошёл в обитель Нацуки, страшась чрезмерно экспрессивного появления хозяина квартиры. И всё равно тот неожиданно вынырнул из подсобки за гостиной и быстро приблизился, не оставив Сё времени для уклоняющего манёвра. – Сё-тян! Ты всё-таки пришёл! Нацуки раскинул руки, точно готовый обнять весь мир, и направился в сторону гостя с самыми недвусмысленными намерениями. Харука со смехом нырнула ему под руку, избегая объятий. Сё застыл на месте с неприязненным выражением, заметив которое Нацуки резко остановился. – Оу, прости, я постараюсь держать себя в руках, – смущённо улыбнувшись, проговорил он. С немалым сожалением опустив руки, Нацуки стоял перед Сё, смотря на него с умилённой улыбкой. И только когда Сё смущённо кашлянул, он точно «отмер» и на манер воодушевлённой ветряной мельницы сорвался с места, и вновь раскинул руки в приветствующем жесте: – Рад приветствовать в своём скромном жилище! У меня тут, правда, бардак, – с этими словами Нацуки резко наклонился, взявшись собирать с пола какой-то мусор. Не поднимая головы, он невнятно окликнул Харуку: – Солнышко, завари, пожалуйста чаю, мне не хочется усугублять негативное впечатление о себе перед моим дорогим… музой? Хару-тян, милая, как мне назвать музу мужского пола? – неожиданно озадачился Нацуки, вскинув всклоченную голову. Сё тяжело вздохнул и закатил глаза, но не нашёл в себе силы сказать хоть что-либо. Он уже сомневался в том, хорошей ли была идея поддаться на уговоры художника. Но Сё не видел путей к отступлению. И, откровенно говоря, чашечке горячего чая после всех испытанных потрясений он был бы несказанно рад. Харука, вероятно, будучи частой гостью в доме Нацуки, споро накрыла стол в гостиной, расставив чайный сервиз и блюдо со сладостями. Скатерть была заляпана кляксами – пятнами краски, но Сё это даже понравилось. Усевшись в кресло, которое Нацуки расчистил для него от всех возложенных на него вещей, Сё с интересом оглядывался, более не смущаясь пристального внимания хозяина квартиры. «Только так и может выглядеть его дом», – отстранённо подумал Сё. Печать хозяина была заметна на всём, каждая деталь обстановки говорила о том, каким человеком был Нацуки. Пусть и знал он его совсем недолго и немного, Сё уже мог отметить то, что было очевидно даже ему. В первую их встречу Сё привлёк свет, льющийся из Нацуки. Он весь был светом – сияющий изнутри, точно маленькое солнце. Весь преисполненный жизнью, раскрашенной только в яркие цвета. И его жилище – светлое, наполненное десятком разнообразных вещей, имеющими свой цвет и запах – свою маленькую жизнь – которую хотелось узнать получше, рассмотреть поближе. Его дом был под завязку наполнен им. Рассматривая детали интерьера, Сё убедился в том, что Нацуки заполняет собой всё, с чем имеет дело. Будь то вещи. Или люди. Сё было трудно в этом себе признаться, но ему было интересно всё, что было связано с Нацуки. Ему был интересен он сам. Слушая трескотню Нацуки лишь краем уха, Сё с удовольствием пил заваренный Харукой чай. Хозяин квартиры не мог спокойно усидеть на месте и пару минут, то и дело вскакивая и принимаясь перебирать многочисленные бумаги – зарисовки, выполненные карандашом или углём, показывая их Харуке и что-то возбуждённо поясняя. – А картина с Курусу-саном, вы её ещё не закончили? – спросила Харука. Услышав своё имя, Сё бросил быстрый взгляд на Нацуки. Увиденное потрясло его, так как тот вдруг застыл на месте, улыбнувшись кротко, но в глазах искрились тёплые огоньки. – Остались сущие штрихи. Но первым картину должен увидеть Сё-тян, – произнёс Нацуки, обращаясь к Харуке. Девушка понимающе – «Слишком понимающе!» – кивнула. Заметив, что Сё напрягся, она мило улыбнулась ему. Сё улыбнулся в ответ, задержав взгляд на лице девушки. И лишь услышав сдавленный стон Нацуки, он понял, какую ошибку совершил. – Боже мой! Это потрясающе! Услышав уже знакомую восхищённую интонацию, Сё едва подавил стон и желание сию же секунду куда-нибудь сбежать, уже догадываясь, что последует за бурным восторгом художника. – Я обязан запечатлеть вас вместе! Двое прекрасных светлых ангелов, ниспосланных мне Богом! Что это, если не божье благословение?! Я прошу вас, умоляю, на колени встану, позвольте нарисовать вас вместе! Сё и Харука замерли, переглянувшись и как по команде переведя взгляд на склонившего голову Нацуки. Первым от шока отошёл Сё, вдруг почувствовав раздражение. – Помнится, в первый раз тебе моё разрешение не потребовалось. Харуку хихикнула в кулачок. Сё был польщён её вниманием, но одновременно его смутило то, что Нацуки его слова нисколько не опечалили, более того – даже умилили. – Я не мог упустить подобный шанс, не смея надеяться на то, что встреча с тобой когда-нибудь повторится, – ответил Нацуки, ни секунды не потратив на раздумье. Искренность, с которой Нацуки произнёс эти слова, выражение его лица и направленный прямо на него взгляд, заставили Сё нервно сглотнуть. С неудовольствием он осознал, что вновь краска прилила к его щекам. – Я совсем не против позировать вместе с Курусу-саном, если он не возражает, – сказала Харука. Сё был ей благодарен, потому как он сам не знал, как развеять эту воцарившуюся атмосферу странной неправильной неловкости. Сё покачал головой. – Мне будет приятно, – ответил он, взглянув поочерёдно на Харуку и Нацуки. Нацуки восторженно хлопнул в ладоши. Впервые Сё почувствовал, как чужая радость наполняет его.* * *
Сё был поражён готовностью Харуки беспрекословно следовать всем указаниям Нацуки. В то время как девушка, собранная, сдержанная, нисколько не смущаясь своей наготы, едва прикрытой лишь тонкой простынёй, лежала у его ног, он сам боролся с волнением. Учащённое сердцебиение, казалось, сотрясало всё его тело. Сё беспокоился о том, что его волнение чрезмерно заметно. Во рту пересохло, то жар, то холод накатывали волнами, словно смывая те крохи спокойствия, которые Сё удавалось собрать. Лишь только молчаливая уверенность Харуки удерживала его на месте. Тепло её тела, которое он ощущал, сидя на полу рядом с ней. Решив отбросить собственные чувства, во что бы то ни стало убедив себя в их малости, Сё стал суматошно искать что угодно, что могло его отвлечь, полностью занять мысли, вытеснив стыд и испытанную неловкость. Только тогда он осознал, что Нацуки, стоящий за холстом, молчит. Сё, успевший уже несколько раз возненавидеть Нацуки за всё, что было с ним связано, вдруг словно увидел его впервые. Видя его за работой, он словно наблюдал за другим не знакомым ему человеком. И это зрелище увлекло его. Движения Нацуки безраздельно овладели вниманием Сё, загипнотизировали. Движения пальцев, притопывание ногой. Мимика. Сё поразило, что Нацуки почти не улыбался, выглядел предельно сконцентрированным. Пугающе серьёзным. Сё сглотнул, осознав мысль, что даже не показалась ему странной. Нацуки был очень красивым. И если бы Сё умел рисовать, он бы очень хотел изобразить его на бумаге. Но таланта к рисованию у Сё никогда не было. И ему не осталось ничего другого, кроме как запечатлеть тронувший душу образ на сердце.* * *
Харука оказалась права. Как только Сё перестал себя жалеть и сетовать на жестокость судьбы и сопутствующей ей жизни, начав рассуждать здраво, он быстро нашёл работу. Его взяли в добровольную патрульную дружину. Оплата была невысокой, но, имея за плечами пусть и не оконченную, но всё же имеющую место быть армейскую службу, Сё имел шанс получить повышение и быть зачисленным в основной состав городской полиции. Для этого нужно было хорошо себя проявить, что Сё считал вполне посильной для себя задачей, ведь упорство и дисциплину он вовсе не зря считал сильными сторонами своего характера. Капитан их отряда и вправду часто хвалил его и, в конце концов, пообещал замолвить за него словечко перед командующим полицейского отдела одного из районов. Сё в тот день был счастлив и потому, как только патрулирование закончилось, не отказал своим коллегам пропустить стаканчик в баре. Среди его товарищей наиболее близко он познакомился с двумя ребятами, его сверстниками. Иттоки Отоя и Аиджима Сесиль были абсолютно разными внешне, но буквально братское сходство бросалось в глаза всем. При этом никто не мог толком сказать, в чём именно оно проявляется. Отоя был приютским парнем с ярко рыжей гривой непослушных волос. Достигнув совершеннолетия, он волен был податься куда угодно, но предпочёл остаться в приюте, помогая заботиться о младших, что души в нём не чаяли. Не упуская ни единой возможности заработать, патрулирование было лишь одной из его многочисленных подработок. Жизнерадостный и яркий, он постоянно лучился позитивом и дружелюбием, не смотря на достаточно тяжёлую жизнь. Он был хорошим парнем и отличным товарищем. Он удивил Сё, когда после его рассказов сказал, что прекрасно знает Харуку, а о Нацуки наслышан с её слов. От Отои Сё узнал о том, что Харука живёт в городе с подругой, но в деревне неподалёку у неё есть бабушка. Отоя познакомился с Харукой ещё в детстве, потому как заведующая приютом хорошо знала бабушку Харуки, которая всячески им помогала, предоставляя овощи и фрукты со своей фермы. Приютских ребят постоянно отправляли к ней помогать по хозяйству. Тогда-то Отоя и познакомился с тихой и робкой внучкой всеми уважаемой женщины. – Как тесен мир всё-таки, подумать только, – рассмеялся Отоя. Из-за того, что он по жизни был очень улыбчивым и весёлым, крайне сложной становилась задача проследить за стадиями его опьянения. Это делало из него крайне опасного собутыльника. Сидящий рядом Сесиль, что не отрывал глаз от сцены, на которой тихонько играл пианист, только вздохнул, не то с присущей ему ничего не значащей меланхолией, не то устав от чужой болтовни. Как только Сё зачислили в отряд, Сесиль был первым, кого он заметил. Уж слишком выделяющаяся у него была внешность. Сё не стал разбираться, посчитав, что есть в нём что-то индусское. Более исчерпывающей была формулировка, по которой Сесиля без всякого зазрения совести можно было назвать не от мира сего, нисколько не погрешив против истины. Обладатель тёмной золотистой кожи и необычных ярко-зелёных глаз, по сравнению с общей массой бледных темноволосых горожан, он был точно ожившая иллюстрация какой-нибудь заморской сказки. Вёл он себя соответствующим образом, и долгое время Сё никак не мог взять в толк, что же этот без пяти минут сказочный принц забыл в добровольной дружине. Не только внешность Сесиля была загадочной, но и манера его себя вести и отвечать на вопросы, только умножая их количество. И поэтому достоверно никто о нём ничего рассказать не мог. Даже Отоя считал его просто чудным парнем. Но, впрочем, он считал таковыми всех, кроме заурядного себя, так что ко всем странностям не только Сесиля, но и других людей относился как к должному. Вероятно, эта его черта Сесиля и привлекло, так что он начал выделять Отою среди всех остальных и держался рядом. Сё же рассудил так, что плохой человек не сумеет по достоинству оценить лучшие качества характера Отои, так что мысленно отнёс Сесиля к группе людей безусловно странных, но безобидных. Впрочем, Нацуки он тоже считал «безобидным». «Ничто не истина», – глубокомысленно заключил Сё, делая глоток из стакана. Проследив за взглядом Сесиля, Сё спросил: – Любишь музыку? – А кто её не любит? – ввинтился в разговор Отоя. – Все любят. Я вот, кстати, на гитаре в свободное время бренчу. Так здорово расслабляет. И детишкам нравится. Словно не обратив на Отою никакого внимания, Сесиль ответил, как только тот замолчал: – Люблю петь. И танцевать. – О, я бы послушал! – восторженно воскликнул Отоя, разливая себе и Сё спиртное, оставшееся на дне бутылки. – И посмотрел бы. – Здорово, – поддержал Сё. Он чувствовал, как тело его расслабилось, языком и губами стало трудно управлять. Рот то и дело растягивался в беспричинной улыбке. Затуманенным взором глядя на сцену, свет над которой был приглушён, он почти что верил в то, что спит и видит сон. Разумеется, спит! Никому ведь и в голову не придёт в здравом уме продолжать пить при уже таком количестве пустых бутылок на столе. В выбранном Отоей баре было в этот час тихо, посетителей было немного, а те, кто был, представляли собой законопослушных постоянных клиентов, приходящих, чтобы насладиться музыкой. Пианист действительно играл хорошо. Правда, в нынешнем своём состоянии Сё не без основания полагал, что его и бренчание посуды за душу тронет. Они сидели чуть в стороне, в углу за сценой, откуда можно было увидеть вход в помещение и барную стойку. В глаза Сё вдруг бросилась светлая всклоченная шевелюра, и он вздрогнул, ошарашенный чувством узнавания. Вскинувшись и словно бы разом протрезвев, он уставился на барную стойку, за которой сидел высокий мужчина в коричневом так хорошо знакомом ему костюме. Шляпу он положил на стойку рядом с собой, держал стакан с янтарным содержимым в руках, но не пил, словно завороженный смотрел на сцену. Он не отрывал глаз от пианиста, и на расстоянии Сё показалось, что взгляд его ярко сияет. Нет, ну что за глупости. Просто свет в очках отражается. И всё-таки. Это действительно был Нацуки. Сё боролся с роем возникших в голове мыслей. Он не знал, что делать. Стоит ли подойти к Нацуки, поздороваться, если тот его не заметил, или всё же притвориться простым обывателем увлечённым посиделками с друзьями. Как бы то ни было, стоило Сё увидеть Нацуки, как он глаз от него оторвать не мог. И вновь ему захотелось рисовать. Запечатлеть то, как Нацуки сидел, подавшись вперёд, держа в тонких белых пальцах стакан, весь обратившись в слух. Изобразить его тонкую полуулыбку и выражение глаз. И чтобы рассмотреть всё это хорошенько, Сё хотелось подойти ближе. И останавливало его лишь то, что взгляд свой Нацуки со сцены так и отвёл. – Красивый человек, – раздался голос Сесиля, обратившего внимание на того, на кого Сё беззастенчиво пялился уже явно не одно мгновение. Сё почувствовал, как к щекам прилил жар, и поспешил встряхнуть головой, разлохматил волосы, запустив в них пальцы. Отоя рядом только хихикнул, наблюдая за ним, ничего не комментируя. Коря себя за глупость, Сё едва не пропустил мимо ушей, как Сесиль добавил: – Две души. – А? – Сё вскинул взгляд на Сесиля, но тот не смотрел ни на него, ни на Нацуки. И покинутое пианистом место на сцене перестало быть ему интересным. Он молча допивал содержимое своего стакана, глотая горький алкоголь безо всякого выражения. Сё растерянно повторил чужое движение, залпом пригубив выпивку, надеясь, что она приведёт его в чувство. Но Сё лишь яснее осознал своё опьянение. Он вновь отыскал глазами Нацуки. Определённо, он был пьян именно им. – Пойду-ка я домой, – сдавленным тоном проговорил Сё, предприняв попытку подняться. Внезапное осознание своей противоречивой влюблённости выбило его из колеи. Благо Отоя оказался способным сохранить трезвую голову даже больше, чем в трезвом состоянии. – Ну-ка, сядь, куда ты такой хорошенький собрался? Посиди чуток, дай хоть чувствам устаканиться. Чайку, может, попросим, м? – Можно, – бесцветным тоном отозвался Сесиль, для которого, по всей видимости, разница между чаем и спиртным была несущественной. Отоя щёлкнул пальцами, обращая на себя внимание девушки официантки. Сё заупрямился, желая настоять на своём. Но вдруг заметил, как какой-то незнакомый ему мужчина подошёл к Нацуки и с приветливой улыбкой с ним заговорил. Лишь спустя мгновение Сё распознал в нём давешнего пианиста. При лучшем освещении он сумел рассмотреть его лицо с чисто японскими чертами, тёмные, гладко уложенные волосы и даже родинку под глазом. Весь окутанный тенями, он производил впечатление, будучи очень красивым человеком. С приятной улыбкой. И, наверняка, с не менее приятным голосом. И чуткими пальцами. И вслед за этой мыслью воображение Сё живо нарисовало, как эти самые пальцы могут лечь на плечо и шею Нацуки, притягивая ближе… «Чёрт бы меня побрал». Сё резко вскочил, не замечая как удивлённых взглядов Отои и Сесиля, так и взгляда Нацуки, обращённого в его сторону. Сё моргнул, пытаясь справиться с наваждением. От пианиста не осталось и следа. Только звякнул колокольчик над входной закрывшейся дверью. Они с Нацуки лишь поздоровались и перебросились парой ничего не значащих фраз, не более того. Сё тяжело вздохнул, проглатывая комок в горле. Отоя понимающе – «Понимающе?!» – ткнул Сё в бок. – Иди уж, – с этими словами он отсалютовал Нацуки стаканом. Тот явно не сразу узнал его, но спустя мгновение с улыбкой кивнул. На губах Сесиля расцвела, под стать ему, загадочная до омерзения улыбка. – Поздно, он тебя заметил. – Извините, ребят, – пробормотал Сё, собирая свои вещи. – Да какие проблемы, – улыбнулся Отоя. Сесиль лишь кивнул. Махнув друзьям напоследок, на подкашивающихся ногах Сё направился в сторону стойки. Как и обещал, Нацуки держал себя в руках в общественных местах. Но даже будучи пьяным и явно не в себе по многим причинам, Сё не мог не заметить, какой искренней радостью осветилось лицо художника при его приближении. И обними он его сейчас, Сё бы даже не возражал. Он досадливо тряхнул головой, криво улыбнувшись в ответ на улыбку Нацуки. – Не ожидал тебя увидеть в таком месте, – неловко пробормотал он. – Хорошее же место, – просто ответил Нацуки, жизнерадостно улыбаясь. Под его взглядом Сё почувствовал себя крайне неудобно. Очень захотелось привести себя в порядок, чтобы перестать выглядеть как пьяный всклоченный птенец – кем Сё себя в данный момент ощущал – а стать достойным звания члена городского патруля. По меньшей мере. – Твои друзья? – спросил Нацуки, едва заметно кивая в сторону оставшихся позади ребят. – Да, новообретённые, вместе работаем. – Хм, интересные такие. Какой бы странной ни была брошенная Нацуки реплика, Сё был рад уже хотя бы тому, что тот наконец перевёл свой взгляд на что-то другое. – Я проводил Харуку до дома. Она задержалась у меня допоздна. Вот и решил зайти на обратном пути. Мне нравится этот бар. Тон, с которым говорил Нацуки, оказывал на Сё странно гипнотическое воздействие, успокаивал. Продолжи он говорить так, Сё был вовсе не прочь слушать его всю ночь напролёт. Так он думал, в то время как на язык полезли совсем другие слова, оттенок ревности в которых Сё ничем не сумел заглушить: – Твой знакомый? – М? – Нацуки вскинул брови, так что лицо его в тот час приобрело самое невинное из всех возможных выражение. Сё едва сдержался от желания хорошенько приложиться головой к стенке. – А! Масато, ты имеешь в виду? Да, я знаю его, не очень хорошо, правда, но достаточно, чтобы быть уверенным в его любви к музыке. У него чутьё и явный талант. Харука брала у него пару уроков по моей рекомендации. – Вот как, – медленно проговорил Сё, продолжая ругать самого себя. Ему вовсе не показалось странным отсутствие ревности в отношении незнакомца к Нанами. «Провалиться… Чтоб мне провалиться». – Я собираюсь домой… – проговорил Нацуки, оставляя на стойке пару монет. – Я провожу тебя! – выпалил Сё, не успев подумать толком. Нацуки выглядел до крайности удивлённым, так что Сё едва не окрысился на него за столь явное пренебрежение его способностью обеспечить защиту. Но в то же мгновение Нацуки расцвёл польщённой улыбкой, по корню обрубив всё то тёмное в душе Сё, растущее бурным цветом. Он не злился. Не ревновал. Он был рад быть рядом с этим человеком. Оказавшись на улице, Сё с недовольством осознал, что, по всей видимости, переоценил свои силы и возможности. Земля под ногами отчаянно качалась из стороны в сторону, перед глазами всё плыло, приобретая футуристические очертания. Только близость Нацуки помогала Сё сохранять вертикальное положение. «Так, стоп, когда он успел так ко мне прижаться?!» Нацуки беззастенчиво схватил Сё за локоть и тесно прижал его к себе. Идти так было не очень удобно, и Сё предпринял отчаянную, обречённую на провал, попытку вырваться. – Отпусти, я могу сам идти! – Не хочу, – Нацуки щедро одарил Сё лучшей своей улыбкой, от которой к щекам Курусу мгновенно прилил жар. – Ты меня волоком тащишь, когда я вызвался тебя проводить! Дай хотя бы сохранить видимость собственного достоинства! – упрямство не позволяло Сё отступить. – Я мог бы тебя и на руки взять. Считай, что, не сделав этого, я проявил уважение к твоему чувству собственного достоинства. – Ты невыносим! – Да, со мной, как ты уже наверняка заметил, это периодически случается. Сё вздохнул. Белое облачко пара вырвалось изо рта. Он и не заметил, как сильно похолодало. – Это нечестно, – сбивчиво проговорил он. «Что нечестно?» – Сё чётко услышал так и не озвученный вслух вопрос. Хорошо, что Нацуки не задал его вслух. Сё всё равно бы промолчал, не зная, что ответить. Что-то невыносимо нежное, очень тёплое и до дрожи в коленках пугающее росло между ними. Сё прислушивался к внутренним ощущениям, страшась их анализировать. Это было нечто ему неподвластное. Неизбежное. Остаток пути до дома Нацуки они прошли, не проронив ни слова. Сё очнулся рано утром от того, что яркий солнечный свет падал ему прямо на глаза сквозь неплотные светлые шторы. Он узнал место по запаху – краски, жжённый сахар, выпечка. Особое домашнее тепло, имеющее свой неописуемых запах. Сё укрывал мягкий шерстяной плед. Он вяло пошевелился, натянув его до середины лица. Втянув носом чужой запах, Сё испытал острое желание увидеть его обладателя. Нацуки полулежал в кресле напротив. Планшет с прикреплённым к нему листком лежал на его коленях. Во сне Нацуки зябко поёжился и листок слетел на пол. Сё не сомневался в том, что именно на нём изображено. – Вот же, – прошептал он со смесью раздражения и восхищения. Нацуки пошевелился снова и медленно открыл глаза. – О, ты уже проснулся? С добрым утром, Сё-тян! Сердце Сё пропустило удар. Ещё один образ был высечен на нём. Так больше продолжаться не может… Определённо, он этого не вынесет. «Я попрошу Иттоки научить меня фотографировать».* * *
– Хару-тян, солнышко. – Да? – На твой взгляд, мои последние картины – очевидны ли на них мои чувства? – Не думаю, что я вправе судить об этом… – Ты меня хорошо знаешь, я доверяю тебе. Скажи, что ты думаешь. – Раз вы просите… Мне кажется, вас переполняют эмоции. Такого давно не было. Картины стали светлее и чище. Вы… нашли то, что искали? – Да, именно так. Нашёл. Спасибо, Хару-тян. Мне бы хотелось, чтобы мои нынешние картины, меня, такого, какой я есть сейчас, увидел… один очень дорогой мне человек. – Я уверена, ему понравится. – Надеюсь. Надеюсь, что он поймёт. И примет мои чувства. – Неловко спрашивать, но… вы говорите о Сё-куне? – Нет. Нет, не о нём.* * *
Ноги буквально сами привели Сё к дому Нацуки. Он застыл у крыльца, стоя за границей света, очерченной подвешенным над дверью фонарём. Невесть зачем оглянувшись по сторонам, точно опасаясь, что кто-то заметит, он с вороватым видом поднял глаза, отыскав знакомые окна. В них горел свет. Сердце Сё вздрогнуло, но в ту же секунду он устыдился своих чувств и в сердцах горячо себя обругал. «Точно зелёный школьник, право слово», – ворчал он, напрасно пытаясь себя образумить. Сё ничего не мог поделать со своими чувствами. Тем более, он чувствовал то, что заставляло непослушное сердце предавать его снова и снова, начиная биться с тем восторгом и сладостным предвкушением, с которыми невозможно было бороться. Его чувства взаимны. Точно. Наверняка. Он был уверен в этом. И даже так, он не мог позволить себе признаться. Не мог позволить до сих пор. Но снедающее его нетерпение и томная горечь неопределённости, наконец, взяли вверх, приведя его сюда. Сё снял шляпу и взлохматил волосы, приведя тем самым мысли в порядок. Нет, глупо просто надеяться на взаимность. Чувства Нацуки могли быть лишь восхищением по отношению к Сё, как к модели для картин. И только. Но даже если он ему откажет, Сё решил во что бы то ни стало признаться. Сейчас или никогда. И будь что будет. Сделав глубокий вздох, Сё широким жестом распахнул дверь и, переступив порог, быстро взбежал по лестнице. Дверь в апартаменты Нацуки, как обычно, была чуть приоткрыта. – Ну что за беспечность, – с привычной интонацией проворчал Сё. И улыбнулся против воли. Он осознал, что всё, связанное с Нацуки, вызывало в нём радость. Все стороны его характера, личности, каждая деталь поведения – последние пару недель Сё как никогда ясно замечал всё то, чему ранее не придавал особого значения. О чём бы ни шла речь – о нелепо завивающихся волосах, живущих своей жизнью, о пятнах краски на лице, об искрящихся глазах или напряжённо прикушенной губе – всё из чего складывался облик Нацуки, всё, чем он был – Сё полюбил. Он полюбил всё в нём. Испытывая столь сильные чувства, Сё впервые за долгое время почувствовал себя по-настоящему живым. Так словно до сих пор вся его жизнь была лишь неудачной попыткой существовать по чьим-то канонам, чужим законам. Вся его тогдашняя жизнь не имела к нему настоящему никакого отношения. Он нашёл настоящего себя, только полюбив. И сейчас больше всего на свете он хотел выразить благодарность за подаренную новую жизнь. Выразить свои чувства. Дверь скрипнула, когда Сё толкнул её, проходя внутрь. На звук его шагов никто не отреагировал. Сё из прихожей заглянул в гостиную, как обычно находящуюся в ужасном беспорядке, но никого в ней не обнаружил. – Нацуки? – позвал он, но ответа не последовало. Сё вздохнул с некоторым облегчением, получив ещё время, которое можно было потратить на бессмысленное обмусоливание осточертевших уже мыслей. – Тьфу, – досадливо высказался Сё в отношении самого себя. – Куда он делся? Сё никогда не сталкивался с соседями Нацуки. Несмотря на то, что, по словам Харуки, они всё же были, Курусу подвергал сомнению их существование или их материальность. Но в данной ситуации он допускал, что Нацуки вышел к кому-то из соседей, намереваясь, по всей видимости, вскоре вернуться, раз не посчитал нужным запереть дверь. Но был и другой вариант, казавшийся более очевидным. Сё вышел из квартиры, аккуратно притворив за собой дверь, и поднялся по лестнице ещё на два этажа выше. Дверь на чердак тихонько поскрипывала на одной ржавой петле от ветра, врывающегося в помещение через распахнутое окно. Под потолком на балках дремали голуби. Некоторые из них всполошились, услышав шаги, и громко закурлыкали, привлекая внимание стоящего у окна человека. Нацуки не обернулся, чему Сё удивился. За несколько секунд он успел заволноваться, придумав десяток причин, по которым Нацуки настолько увлечён своими мыслями. «Вот дурак». – Нацуки, – вновь позвал Сё. Нацуки вздрогнул, обернувшись, и Сё против воли вздрогнул сам. И вдруг растерял всю с таким трудом собранную решимость, когда увидел лицо Нацуки. Прежде чем он успел подумать о том, насколько уместен будет его вопрос, Сё спросил: - Что-то случилось? Нацуки благодарно улыбнулся, и в ту же секунду его губы растянулись ещё шире в привычном Сё выражении неудержимой радости. Не таясь, Нацуки вытер выступившие на глазах слёзы, которые мгновение назад так напугали Сё. – Что ты, нет, вовсе нет, ничего не случилось, – бодро зачастил Нацуки. – Просто иногда хочется поплакать, разве нет? – беззастенчиво спросил он, сделав шаг навстречу Сё. Лишь один шаг. И почему-то Сё не смог не придать этому значения. Без раздражения, но тоном ему соответствующим, Сё возразил: – Вот ещё, – фыркнул он. Нацуки рассмеялся. – Я так и знал, что ты это скажешь. Ты очень сильный, малыш Сё. – Ты это вот сейчас специально, так? – мгновенно взвился Сё в ответ на мягкое обращение Нацуки, которое никто в здравом уме не расценил бы как насмешку. Но когда Сё был в здравом уме рядом с Нацуки? Никогда. Безнадёжный случай. Глаза Нацуки блеснули. Он не ответил, отвернувшись, продолжая мягко улыбаться. Глядя на его профиль, Сё застыл. – Я хочу кое-что тебе сказать, – произнёс Нацуки. – Но мне страшно. Я не такой сильный как ты. Но, тем не менее, я не могу продолжать молчать. Скрывать свои чувства. Сё хотел сказать так много, прервать Нацуки, не дать ему договорить, лишь бы избежать возможной неловкости. Но он силой заставил себя молчать, прикусив губу, не дав себе сделать ни шагу. Даже вперёд. Он застыл, не в силах оторвать глаз от лица Нацуки. И, кажется, перестал дышать. – Я пойму, если ты не захочешь, если оттолкнёшь, я не смею надеяться. Но всё же, всем сердцем желаю раскрыть тебе их, – Нацуки обернулся. Улыбка покинула его губы. В глазах появилось доселе незнакомое Сё выражение, бросившее его в жар. – Вот он я – без прикрас. Глупый, наивный романтик. Отчаянно в тебя влюблённый. Сё не заметил, как Нацуки приблизился. И даже не почувствовал касания, когда тот взял его руку. – Я не стесняюсь своих чувств, – прошептал Нацуки, наклонившись к Сё. – И не стану просить прощения за них. Сё зажмурился, почувствовав губы Нацуки на своих. Их прикосновение было очень тёплым, очень нежным. И… недостаточным. Его губ словно коснулся порыв ветра, сорвавший дыхание и укравший покой. Не смея просить о большем, Нацуки быстро отстранился, бросившись к двери. – Постой, – окликнул его Сё. Не обернувшись, он почувствовал, что Нацуки застыл у двери, не смея обернуться. Как и сам Сё. Сердце в груди замерло. Сё едва ли не с силой разомкнул губы, чтобы сделать вдох. В ногах не было силы, язык словно онемел. И Сё было необходимо если не вернуть себе способность говорить, то хотя бы суметь сделать шаг. Чтобы быть готовым выразить свои чувства действиями, если вдруг ему не хватит слов. Он шагнул к Нацуки и, не отрывая взгляда от его спины, заметил, как та дрогнула. Сё застыл на мгновение, но всё же положил ладонь на спину Нацуки, сжал пальцами ткань пиджака. И произнёс: – Не нужно убегать. Никому из нас. Сё услышал как Нацуки выдохнул. Едва сдерживая себя, он проговорил: – Знаешь ли ты, чего я хочу? – Знаю, – с готовностью ответил Сё. Он нервно коснулся языком дрожащих пересохших губ и добавил: – Я хочу того же. Нацуки резко обернулся, заключив в Сё своих объятиях. И Сё буквально почувствовал, как земля уходит из-под ног. … Он падал, чувствуя себя счастливым безумцем. И даже разверзнись под ним тьма, он принял бы её с восторгом. Он не боялся больше ничего. Он был не один.* * *
Напоминать самому себе о том, какой он беспросветный идиот, стало для Сё чем-то вроде каждодневного ритуала. Проснуться с широкой улыбкой на лице, осознав это, немедленно уличить себя в глупости, а, оценив всю бесперспективность подобного наставления, с чистой совестью махнуть на то рукой. Сё тщетно пытался скрыть свою влюблённость, но для его близких друзей перемены, произошедшие в нём, были очевидны, как очевидны и их причины. «Уймись, – раздражённо бурчал Сесиль, – сияешь». Но в глазах товарища искрились смешинки, и Сё лишь смущённо улыбался в ответ. Он ничего не мог с собой поделать. Он был счастлив. Тем утром, очнувшись в объятьях любимого человека, Сё увидел новый мир в его глазах и с тех пор жил в нём. Новый мир пришёл на смену старому, преобразив его, раскрасив в яркие цвета, наполнил лучащимся теплом. Сё чувствовал, как всё вокруг меняется – как меняется он сам. Незнакомое чувство проросло в его душе и пустило глубокие корни. Это была любовь, что стала для него всем. Его любовь питало тепло Нацуки, его доброта и мягкость, бескорыстность, нежность, бесконечная вера в лучшее. Всё это насыщало Сё, дарило силы и вот – он и глазом моргнуть не успел, как жизнь без Нацуки стала для него немыслима. Ни дня не проходило без встречи, и Сё знал, что для Нацуки это также важно, как и для него. И каждый день он называл себя глупцом. И каждый раз смеялся в лицо этой истине. – Всё из-за тебя, – говорил он Нацуки с фальшивым укором. – Из-за тебя, – не соглашался тот. – Зачем ты такой милый? – Грр, а вот и нет! – Тогда… из-за нас? Сё хмурился и улыбался. – Так будет правильно. – Все виноваты. И никто не виноват. Некого призвать к ответу. – Не говори так. Словно священник. – Я похож на святого? Ты бы изобразил меня ангелом с нимбом и крыльями, и с молитвенно сложенными ладонями? – намёк на иронию проскользнул в голосе Нацуки, ведь в этот самый момент, он провёл ладонями по обнажённой спине Сё, подминая того под себя. – Нет уж, – фыркнул Сё, устраиваясь поудобнее в кольце рук Нацуки. – Скорее, в виде страждущего агнца. – Жертва, значит. – Нет, – Сё не понравилось, куда привёл их случайный разговор. Он протянул руку, проведя открытой ладонью по щеке Нацуки, нежно ему улыбнувшись. – Ты бог. Творец мира, который мне дорог. И который я хочу защитить. Лицо Нацуки дрогнуло и застыло. И осветившая его спустя мгновение улыбка показалась Сё самой прекрасной. – О большем я не мог и мечтать… – прошептал Нацуки. Сё смотрел в его полные нежности глаза и чувствовал, как алеют щёки, полыхая разгорающимся внутри огнём. Если он и был глупцом, то явно самым счастливым на свете. В его мире.* * *
В обед, намереваясь расплатиться в столовой, Сё обнаружил, что кошелька при нём не было. Пришлось одалживать у Отои. – Бессовестный нахлебник, – беззлобно уличил его хитро улыбающийся Отоя. – Где ты уже кошелёк свой посеял, а? – Дома забыл, думаю. Я верну, не сомневайся. «Дома у Нацуки, по всей видимости», – этого вслух, Сё, разумеется, не произнёс. Хотя друзья и так знали, где он проводит большую часть своего времени последние два месяца и самым сложным было терпеть их испытывающие, жаждущие подробностей, взгляды. Сё побежал к Нацуки сразу же после патруля. Несмотря на позднее время, он пробирался через неприветливый слабо освещённый район, что так напугал его в первый раз, абсолютно спокойно. Он думал, что мог бы найти путь к Нацуки и с закрытыми глазами. «Хочу его увидеть», – эта мысль возникала у него в голове то и дело, уже не смущая. Сё легко взбежал по ступенькам и толкнул незапертую дверь без предварительного стука. Нацуки сидел в кресле перед окном со скрипкой в руках, задумчиво перебирая длинными пальцами струны, извлекая из них протяжный неприятный звук. Сё удивлённый замер на пороге. До сих пор он ни разу не видел, чтобы Нацуки доставал скрипку, всё больше занятый рисунками. – Нацуки? – с лёгким беспокойством позвал его Сё. Нацуки медленно поднял голову и посмотрел на него так, словно не узнавая. Но вдруг по его губам скользнула незнакомая Сё улыбка, острая, лишённая знакомой нежности. Жёсткая, как и сверкнувший в темноте взгляд потемневших глаз. – Оу, кто это к нам пожаловал? – насмешливо произнёс он. От интонации Сё прошиб холодный путь. Это был голос Нацуки. Но он был совершенно другим. – Вот мы и встретились, любовь наша. Сё застыл, не в силах пошевелиться. Его разрывало от вопросов, от возмущения – «Что за глупые шутки, прекрати немедленно!» – хотелось ему воскликнуть, но что-то останавливало. Что-то чёрное сдавило грудь, а в горле словно встал горький комок. Сё сковал страх. Он не мог произнести ни слова. Это, должно быть, сон… – Хм, я приятно удивлён, ты не спешишь задавать мне дурацкие вопросы, – с этими словами Нацуки поднялся, неспешно приблизился, манерой движения напоминая большую змею. И в голосе был яд. – У меня его тело, но я не он. Кто же я? Интересует? Давай же, задай мне вопрос, не порти момент. Я прощу тебе эту слабость. Откровенно говоря, я не жду от простого заурядного человечка многого. Сё с трудом раскрыл рот, но не успел ничего сказать. Скрипнувшая дверь заставила его вздрогнуть и резко обернуться. Появившаяся на пороге Харука с перепуганным видом ахнула, заметив его. – Опаздываешь, – зло рявкнул на неё Нацуки. Глаза Сё расширились, когда с губ Харуки сорвалось незнакомое имя: – Сацуки-сан…