Одержимая Инкубом

Живот сладко сводит, голова кружится от частого, прерывистого дыхания и весь разум окутала пелена возбуждения. Невыносимо сладко, что хочется поскорее избавиться от напряжения. Невесомые прикосновения сквозь одежду сводят с ума, заставляют выгибаться в спине и до крови кусать губу. Это не было похоже на грубые прикосновения человеческой руки и в сравнение не идет. Это что-то обволакивающее все тело, что-то до одури нежное, невесомое, словно миллионы мыльных пузырьков. Идиотское сравнение, но так и есть. Чувство такое, что сейчас сердце остановится от такого бешеного пульса.  — Нравится? — раздался томный голос в сознании, заставляя вздрогнуть и покрыться мурашками. Голова совсем пустая, тело все напряженно и покрылось испариной, внизу живота уже невыносимо ныло. Мать твою, во что я опять вляпалась? Довольный смешок донесся до уха, обжигая горячим дыханием. Если бы я могла скривиться и заорать что-то до невозможности оскорбительное источнику этого баса, то давно это сделала. Поскорее бы это закончилось. Эти невесомые прикосновения не могут унять все напряжение, они только еще больше разгоняют жар. Бывало, что уже на пике, на самой крайней точке, но тут же весь жар немного убывал, не давая никак закончить, наконец, эту пытку.  — Хочешь кончить? — лукавый голос все нашептывал на ухо, издеваясь, дразня, — Экая распутная девица, — тело пробило крупной дрожью, когда на шее почувствовался поцелуй. С губ сорвался отчаянный вскрик. Тва-арь, какая же тварь это делает? Тело совсем не слушается, а все мысли проклинают бархатный голос. От такой пошлости уши вянут, а щеки пылают еще пуще прежнего.  — Хм-м? От одного поцелуя уже течешь? А если я сделаю так? — острые зубы сомкнулись, цепляя белую кожу. Перед глазами мгновенно появились красочные разводы, а тело пробила сладкая, долгожданная судорога. Будь ты проклят! До крови прикусив язык, чтобы подавить стон, который почти вырвался наружу, я с трудом открываю глаза.  — Спасибо за завтрак. …  — Шо? — охрипшим голосом издаю я, задыхаясь от частого дыхания, — Шошошошо? Шо это было? В голове все мутно, словно пелена затуманила разум, застилая полушария мозга. Все тело ломило, а в ушах гудело так, что терялось ощущение реальности, материальности происходящего. Всё вокруг плыло, тело покрылось испариной, а внизу живота сладко сводило, заставляя неуклюже ежиться в кровати. Тут что-то не так. Явно что-то не так. Несомненно, определённо. Одергиваю одеяло, чувствуя долгожданную прохладу, и краем глаза замечаю одно позорное, неимоверно вздорное пятно на своих смешливых пижамных штанах. Чувство такое, будто вся кровь с лица отлилась. Наверное, жуткое выражение было со стороны.  — Эротический сон? — мысли вслух всегда были моим грешком, но сейчас кое-что другое встало на их место по статистике, — Серьёзно чтоли? Эротический сон? Вау, — а больше и сказать-то нечего, кроме этого неопределенного «Вау», слетающего с губ, смотря на всю эту нелепую ситуацию. Впервые в жизни у шестнадцатилетней девчушки приснилась подобного рода ересь, хотя самый пик подросткового возраста, казалось бы, уже прошёл. Именно тот период, когда всё воспринимаешь как конец света и принимаешь все слова близко к сердцу. Хотя это и сейчас всплывает иногда, но уже явно меньше.  — М-да, теперь еще штаны стирать… Закрывшись намертво в туалете, мне пришлось драять последствия недавнего сна, содержимое которого вплывали только обрывками. Совсем не вспоминались действия или, так называемый «сюжет» сна, зато отчетливо запомнились ощущения. До сих пор иногда бросало в жар, а внизу живота тепло всё не хотело уходить. Что за бурная реакция? Боже, как проблематично. Но зато какой-никакой опыт в жизни, самое ужасное позади, именно так мне это воспринималось, а зацикливаться на такой ерунде не больно-то хотелось, особенно когда у тебя целый день с самостоятельными впереди. Опс. Самостоятельные. Вот черт. Я немножко идиот. Благополучно забыла про самостоятельные вчера, а сегодня, видите ли, благодаря некоторому аффекту, вспомнилось нежданненько. В голове стал назревать план действий: быстро прийти в школу, прочитать хоть что-то перед уроками и написать гребанный тест по биологии, авось что запомнится. В подтверждение своим мыслям, я пару раз кивнула головой и, бросив штаны на сушилку, выбежала переодеваться. Все мысли были заняты биологией и последствиями несдачи, а про одну оплошность совсем позабылось. А ведь с этого всё и началось. Вся эта до одури смешная и нелогичная история, которая практически полностью сломала мне психику. И главный зачинщик этого недоразумения — Он. Черт. В прямом и переносном смысле. ***  — Твою ж дивизию, — плаксиво бормочу себе под нос, горестно смотря на листок с огромной, жирной двойкой посередине, — Завалила-а. С громким звуком роняю свою голову на парту, больше не желая лицезреть плод собственных трудов и метода волшебного тыка. Теперь пересдавать придется, да и многоуважаемая маман будет сниспускать до меня свои яростные очи. Как не охото, жуть-то какая.  — Эй, лиса дранная, — шепнул кто-то со стороны. Мне даже в голову не пришло на это как-то реагировать, вообще не хотелось ни с кем сейчас взаимодействовать и этот наглый человечик не помешает мне сливаться с партой, — Я с тобой говорю, отродье мелкое. На этот раз грубый тон раздался еще ближе и всем нутром я почувствовала приближающуюся опасность. Быстро поднимаю голову и как раз вовремя: на парту с грохотом свалился толстый зеленоватый учебник общей биологии. Вся жизнь перед глазами пронеслась…  — Чавой надо? Кому нужная я в столь трагичный момент? — и только сейчас замечаю, как прямо рядышком со мной как ни в чём не бывало сидит мой страшненький одноклассник. Димок Трубин, обычный парень, который косит из себя крутого, но на самом деле ничего из себя не представляет. Мое лицо сразу сделалось до невозможности отрешенным и скучающим, — А, это ты Димок. То-то я чувствую опасность, ведь только ты у нас учебниками бросаешься в невинных, унывающих людей.  — Остри получше. Я по делу пришел, — высокомерно заявил Трубин, скрещивая руки на груди. Так-так-так. Этот знак внутренней защиты. Даже по-интересней стало. Размянув косточки рук и прогнув немного спину назад, выхожу из-за своего места и встаю рядом с одноклассником, сидящим на противоположной парте. Вот ведь идиот, своей задницей чужую парту пачкает. Мерзость какая.  — Что за дело? Вся во внимании, — мне приходится тоже скрестить руки, в знак защиты от людей, которые мне категорически не нравятся. Хотя он явно до этого недопетрит, даже внимание не обратит. Скорее на такие мелочи обращаю внимание только я.  — Тут такое дело, милочка, — Трубин с прищуром посмотрел на меня, заговорщицки понизив тон. Предусмотрительно огляделся по сторонам, ища глазами нарушителя спокойствия и никого не найдя, он начал свой разговор. Было явно видно, что ему не хотелось лишних ушей, — Видишь ли, тут такие слухи ходят, будто ты со всеми проводишь благотворительные акты. Ну добрячка эдакая и всё такое. Ну так вот. Мне помощь нужна. По мере того, как он посвящал меня в курс дела, мои глаза расширялись от удивления. Сам, Трубин Димок, великий воображала и глупый гордец попросил у меня помощи? Это шутка такая? И что за глупость про местного «добрячка»? Сколько себя помню за времяпровождением в школе моя персона всегда воспринималась, как чудаковатая, «себе на уме» личность, которая вечно что-то вытворяет фееричное и совсем уж не поддающееся правилам «нормальных людей». Некоторые не прочь со мной поговорить, да обсудить нетипичные темы, называя такое поведение эксцентричным и интересным, а некоторые явно недолюбливали то, как я выражаю свои эмоции, да и общее мировоззрение. Им явно не нравилось мое самовыражение, так называемая, индивидуальность. А то, что сильно отличается, в обществе принято подавлять. Таковы уж правила и ничего с ними не попишешь. Конечно, и нейтральные стороны присутствовали, а скорее сказать, что как раз их-то было большинство: практически девяносто процентов от всей численности нашего скромненького образовательного учреждения. Как раз этот процент и в ус не дуют, что там у меня, почему я так делаю, для чего. Им это попросту не интересно, и терять время на какую-то чудаковатую девчушку совсем не комильфо. И правильно. Если меня не замечать и не пытаться докучать — я обычная школьница, хоть и со своими заморашками. Так что подобная чушь Трубина до боли резало слух. Особенно с «добрячком». И когда это я доброй-то сделалась?  — Димок, подь сюды, — театрально сощурив глаза, маню пальцем Димка, с удовольствием отмечая его недоумение в глазах, — Открою тебе тайну, дружок. Я не добрая, увы, — с приторно-огорченным вздохом выпаляю ему на ухо, отчего он немного краснеет, и со смачным звуком учебник общей биологии врезается в его физиономию. Яху-у, страйк. Мне пришлось с громогласным наигранным хохотом убежать в другой конец класса, чтобы меня ненароком саму не прибили.  — Ну ты и паскуда, Рыжикова, — прошипел Трубин, яростно глядя на меня. Такое чувство, что он вот-вот набросится, да глотку перегрызёт. Какая прелесть, мм-м, — Я ж тебя нормально попросил.  — А я тебе нормально ответила. Эх, Димок-Димок, а как же волшебное слово? Если уж что-то просишь, уж соизволь просить со всеми привилегиями, не используя при этом командный тон, — медленно, но смело подходя к разъяренной персоне, я смотрела ему прямо в глаза, мысленно напевая себе эпичную музыку из фильмов про супергероев, — Ну так шо? Нужна еще моя помощь?  — Ты ебнутая, знаешь? — процедил он, когда я в упор встала перед ним, — Будь моя воля, никогда бы к тебе не обратился. Но мне нужна твоя помощь.  — Ой, спасибушки, знаем-проходили, — саркастично усмехаюсь, — Для начала что нужно сказать?  — Пожалуйста.  — Не правильный ответ. Волшебное слово — абракадабра, а от твоих «пожалуйста» толку мало, — ловко отпрыгнув от его удара, правда со слабеньким замахом, становлюсь теперь на два метра от него, специально выдавливая из себя кривую улыбку. Как же это утомительно иногда играть роль эдакой «плохой девочки», но реакция этого идиота меня до одури веселит. Даже о том прискорбном сне и непозволительной двойке забывается. Правда на чуть-чуть. Ну вот. Опять вспомнила, ну что ж такое, настроение играть с Димком сразу куда-то отпало. Гадкий-гадкий сон, ну что ж ты так не вовремя-то?  — Так что ты хотел, монстр с планеты глупцов? — Трубин еще несколько минут постоял, решая, нагрубить мне в ответ или всё же попросить нормально помощи и, наконец, выдал:  — Ты же общаешься с этой твоей помешанной на драконах девкой? — заметив мой проницательный взгляд, он осёкся, — Точнее… Катькой Новиковой? Вы ж друзья там и со своими мирами, — в голосе чудился большой слой сарказма, но мне уже надоело на него тратить свои силы. Биология была последним уроком, все уже дома отсиживаются, а я тут с этим придурком сценки разыгрываю. Домой хочу. Кушать хочу. Пошли все в одно место.  — Да-да-да, — отвлеченно проговариваю, собирая свои учебники в сумку и намыливаясь уже слинять из класса, но путь преградил Трубин. Я злобно посмотрела на него, догадываясь, что он так просто не отпустит меня, — Пошли хоть на улицу, тут душно. Все уже давно ушли, пока мы тут разглагольствовали, посторонних ушей не будет.  — Ну как хочешь, Рыжикова, — пожал плечами Трубин с немного обидчивым выражением лица. Невооруженным глазом видно, что он из последних сил держится, чтобы не сорваться на меня. О как, значит. Что-то важное, раз уж он так настоятельно просит от меня помощи? Но мне это не интересно совсем, мысли кружили только возле одного, и это еда. Живот уже давно урчал от голода. Мы вышли из школы, предварительно взяв верхнюю одежду из гардероба. На улице дул холодноватый весенний ветерок, приятно ласкавший кожу, солнце светило и уже немного пекло макушку. Был именно тот сезон, когда можно ходить без курток и нежиться в лучах, не боясь свалиться потом с простудой. Совсем небольшое образовательное учреждение с потертыми стенами красовалось на практически безлюдной улочке, оно было окружено невысоким каменным забором с местом для спортивной площадки, где мы, собственно, и остановились. Трубин с нескрываемым раздражением сверлим меня взглядом, ожидая моего согласия на последующий разговор. Специально медля время, то доставая из сумки наушники и телефон, то считая мелочь на проезд, наконец, многозначительно киваю, невербально намекая начинать монолог.  — Меня тут кое-кто к тебе послал с просьбой рассказать о Кате, твоей подружки, всё, что ты о ней знаешь. А теперь я слушаю, — он уставился на меня, ожидая своеобразного отчёта, а я опешила от такого заявления. Что за? Какого черта я должна рассказывать о ней какому-то недокурьеру?  — Что, прости? — надменно усмехаюсь, — А с чего ты решил, что я должна тебе что-то рассказывать? Я еще не давала свое согласия на «помощь». И почему этот «кое-кто» сам не подойдет и не спросит у неё самой же? Оо-о, да вы же с ним явные трусы, я и забыла, — у меня с таким темпом скоро во рту горчить будет от такого слоя сарказма, но что поделать? Вот такие люди как раз и вынуждают использовать его.  — Рыжикова, давай я тебе заплачу за информацию и без лишних вопросов?  — Заплатишь? — недоуменно поднимаю бровь, — Хм-м, а ты можешь заплатить бесконечностью? Катька бесценна и не продается. И она моя и только моя, понял? Хер вы её получите, — зло процедила я, исподлобья смотря на его глупое выражение лица. Мы еще долго сверлили друг-друга взглядом ровно до того момента, пока я не увидела некое движение неподалеку от нас. Краем глаза замечаю красную кожаную куртку и забавный конский хвост. Оп-пачки, помяни черта.  — В общем, Трубин, подойдешь к моей девушке хоть на два метра, я тебя убью, — наигранно ласковым голоском пропела я и побежала к воротам школы, где хотела скрыться вышеупомянутая личность в красном. И только когда я догнала её, чуть не сбивая с ног, лишь тогда повернулась и с довольной ухмылкой продемонстрировала свою собственность глупому Трубину, который хотел уже догнать нас с пустыми угрозами. Она недоуменно на меня уставилась, на что мне пришлось подмигнуть ей, намекая на контроль ситуации. С его стороны издался возмущенный вопль:  — Рыжикова, ты совсем уже в край? Лесбиянка что-ли? Она не может быть твоей девушкой!  — А зря ты так думаешь, Димок. У нас такой бурный роман, который тебе явно ни с кем не светит, — и в подтверждении своих слов, быстро взяв возмущенно-брыкающуюся Катю, я закрыла ей рукой рот, так чтобы Трубин не заметил, и наклонилась, прикрывая наши лица волосами. Ох, всегда хотела попробовать разыграть эту сцену. Одной мечтой стало меньше. Отстранившись и многозначительно посмотрев на побледневшего Димка, быстро беру Катьку за руку и бегу прочь из школы, напоследок показав средний палец глупому однокласснику. Боже, незабываемое чувство, такой ка-айф, что невольно подумалось, что ради таких моментов нужно жить. Когда мы скрылись из поле зрения Трубина, Катька тут же остановила меня и, не долго думая, с размаху попала в нос. Я согнулась и многострадальчески взвыла, зажимая пострадавшую переносицу рукой.  — Ну Ка-ать, ну весело же было. У нас еще ребёнок скоро будет, а ты тут кулаками размахиваешься, — увидев как она готовит еще один удар, я быстро осеклась, — Ладно-ладно, пардон. Мои аморальные шуточки немного вышли из-под контроля.  — Убить тебя мало за такое, — иронично выдохнула она, — Я уже привыкла к твоим замашкам, но уж изволь себя сдерживать иногда.  — Ну прастити, йа ни магу сдерживать сибя в чём-та, — с дурацким акцентом произношу я, ухмыляясь и веселясь ситуацией. Давненько мне так весело не было, надо отдать Трубину должное. Хоть Катька была и недовольна, но всё равно в душе веселилась так же, как и я. Мы дружим с ней год, но за этот недолгий период успели узнать всё о друг друге и сойтись в интересах. Это единственный человек, кто мог терпеть мои заносы и в нужное время останавливать, при этом еще и поучать уму разуму. Внешне мы были очень похожи, словно сёстры: такие же каре-зеленные глаза, спортивное телосложение, рост под сто шестьдесят с кепкой, длинные непослушные волосы, которые чуть-чуть не доставали до копчика. Только у нее был натуральный каштановый цвет, а у меня крашенный рыжий. Даже и не припомню свой настоящий оттенок, с класса шестого уже с рыжей шевелюрой ходила, неосознанно привлекая внимание. Но вот характерами мы были не похожи: она более спокойна и рассудительна, но умеет по-настоящему веселится в нужное время, расчётлива, пунктуальна и умна, я же, наоборот, безбашена, совершенно не пунктуальна и ленивая до безобразия, но зато со мной никогда не помрешь со скуки. Скорее первее помереть можно от моих шуточек. Еще не могу не упомянуть о том, что если Катьке вечно везёт, она часто находит деньги на улице, если чего захочет, то это в скором времени получит, да еще и постоянно выкручивается на уроках, то я состою из того процента людей, кто ломает зуб от булочки с яйцом в школьном буфете. В общем, если говорить в целом, мы идеально подходим друг другу в роли плюса и минуса. Катька покачала головой, глубоко вздыхая, но смиряясь с подобным поведением. Она серьезно обвила меня взглядом, отчего я невольно дергаюсь.  — Я слышала ваш разговор с Трубиным, тихо проговаривает она, — Меня задержала классная руководительница и, когда меня отпустили, я увидела вас на улице. Не расскажешь подробности?  — Катюх, не боись. Я явно дала понять ему и его трусливому заказчику кому ты принадлежишь, — у неё нервно задергался глаз, из-за чего я быстро сменяю тему, — Он встретил меня после биологии и начал упрашивать рассказать информацию о тебе. Сказал, что это просьба, но не сказал кого. Вот только одна заминочка, конем не убе зачем им это, — театрально склоняю голову в бок и смотрю на её задумчивое лицо. Постояв с минуту, что-то прикидывая в уме, она с осторожностью произнесла:  — Мы с Трубиным с класса эдак пятого не общаемся, не думаю, что он больно заинтересован во мне. Тут скорее дело в заказчике. Не знаю, заставил ли он или просто убедительно попросил, но факт остается фактом. Хотя речь сейчас пойдет не о них, тут у нас более серьезные проблемы, чем эти идиоты. Как думаешь у кого уже колонка двоек по биологии? У меня сразу отпало желание хоть как-то изощренно подшутить над этим. Сколько я уже забывала про самостоятельные по биологии? Раз пять-шесть? Ну точно. Мне конец. Если выйдет неуд за полугодие меня точно выпрут, бьюсь об заклад. И останусь я с неполным средним образованием. Ну уж нет. Нет-нет-нет, ни за что, уж лучше посидеть над учебниками и на троечку вытянуть. Не видать мне больше выходных…  — Умеешь ты спускать с небес на землю, Катюх, — непроизвольно вою, сутуля плечи. Настроение спустилось на планку «среднее», хотя обычно оно занимает почетное место на «Похуй». Ох, суровая реальность, не ломай меня, пожалуйста, — Но вернемся к нашим баранам рогатым для начала. Оставлять их без должного внимания, все равно, что дать сбежать идиотам с дурными мыслишками, которые могут сделать потом всё что угодно. Так что ты сразу говори мне, если что подозрительное заметишь. Хотя я знаю, что ты душечка не промах, — вновь прикладываю руку к переносице, — но все же без меня действия не предпринимай никаких, хорошо? Катька усмехнулась в ответ, не видя смысла что-то говорить. Легкой походкой, поправив сползающую сумку на плече, она направилась в сторону дома. Как всегда, когда у меня нет репетитора, я провожаю её и сегодня не исключение. По дороге мы разговорились на такие отвеченные темы, как рисование, учеба и новый онгоинг, вышедший буквально на днях. Она пообещала, что будет заранее звонить за день до самостоятельной по проблемному предмету, чтобы я так благоразумно его не забывала, а также посоветовала уже взяться за ум. «Скучно тут будет, если вылетишь» — в обычной манере шутит Катька. Приятно вот так проводить время после учебы вместе с подругой. Она единственная, кто по-настоящему занимает неотъемлимую часть моей жизни, по сравнению с моей прошлой школой и обстоятельствами, сейчас жизнь казалась яркой и насыщенной. Как будто всё встало на свои места, как будто так и должно быть.  — Ну давай, до завтра, любовь моя, — с широкой улыбкой от уха до уха проговариваю, придерживая дверь в подъезд, чтобы она зашла.  — Пока, «рыжевое» чудовище, — и, проскользнув внутрь многоэтажного дома, добавляет, — Завтра у тебя по химии, кстати, контрошка. Не забудь подготовиться. Как хорошо, что я биомат, а не химбио, — с издевательским блеском в глазах произносит она и скрывается из поле зрения. Вот же ж. Мелкая. Мне даже ответить ничем не нашлось, биомат и правда не такой муторный, как химбио, с которым приходится мучаться в два раза больше. Тихо вздохнув, я прохожу по знакомой улочке, обходя дом Кати, и иду дальше. Мы жили близко: нас разделяла лишь одна остановка, но я предпочитала ходить своим пешим, чем задыхаться в душном общественном транспорте. Особенно, когда солнце из окна начинает печь, а какой-то рядом стоящий индивидуум всё прижимается и прижимается к тебе. Думаю, это пытка пошла из самых глубин Ада. Но сегодня была отличная погода, и не жарко, и не холодно: солнце то скрывалось под облаками, то снова появлялось, согревая. Контраст теплого и прохладного отрезвляла рассудок, тем самым нормализуя продуктивность идей и мыслей. Аж до самого дома в голове всплывали картинки того, что я напишу сегодня в своем рассказе. Это можно назвать своеобразным культом, традицией, совершающейся с пятого или шестого класса: после школы, вставляя в наушники в уши, идти домой и выдумывать новые истории, а потом писать их на листке бумаги, хоть пол страницы в день. В этом и состояла моя каждодневная отдушина, помимо рисования и банального времяпровождения с компьютерными играми. Когда в поле зрения вырезался собственный подъезд, с жуткими трещинами на стенах и надписями разного содержимого, я сняла наушники и стала рыться в карманах в поисках вечно скрывающегося, злополучного ключа. В итоге он оказался в недрах сумки, и, открыв дверь от подъезда и поднявшись на нужный этаж, я, наконец, прохожу домой. В нос сразу ударил привычный запах корицы и пряностей, отчего у меня вновь скручивает от голода желудок. Сбросив поднадоевшую, тяжелую сумку на пол и предусмотрительно сняв пальто с обувью, я сразу прохожу на кухню с трепетом ожидая увидеть там что-нибудь вкусненькое. Но на столе стояла лишь корзинка фруктов, а в холодильнике мышь повесилась. Оставались только булочки в хлебнице, да эти злополучные фрукты, которыми я никогда не наедалась. А потом меня спрашивают, почему я вечно голодная в школе хожу и выпрашиваю чего-нибудь съестного. Просто дома ничего никогда нет. Родителей нет — еды тоже нет, денег еще похлеще нет и жизни без еды тоже нет. У-у-у, как же злит это. Из-за тяжкой работы, родители приходят лишь к девяти вечера, уже заранее поев на работе, и сразу ложатся спать, чтобы потом к шести утра уже уматывать на работу. Я их даже практически не вижу, кроме как по выходным или праздникам. Меня бы это вполне устраивало, если бы не отсутствие еды и денег на неё. Вот так и живём, питаясь лишь чаем, булочками и фруктами. Время подходило к семи, а мне никак не удавалось настроится на учебу, особенно на химию с её вечными трудно запоминающимися именными и качественными реакциями, хотя и Катька предупреждала меня о самостоятельной, но мне так лень готовиться, что хоть об стенку бейся. Вместо того, я взяла большую тетрадь с яркой синей обложкой и начала писать свой очередной маленький рассказ на полстраницы. Сегодня будет тема леса, да-да, точно. Давненько я про него не писала. Про девушку в берёзовом лесу на ярко-зеленой поляне с умиротворяющей атмосферой и неожиданной концовкой, вполне в моем духе. Взяв шариковую ручку, я начала рассказ: «Лес шумел от дуновения ветра, кроны гордо стоявших берез склонялись под его напором и снова возвращались в свое обычное положение, лишь тихо шурша листьями. Лучи палящего солнца чуть проникали сквозь них, попадая прямо на спокойное лицо девушки, лежавшей на мягкой траве возле одной из многочисленных берёз. Но она как-будто не замечала и сильного ветра, трепавшего её длинные златокудрые волосы, и озорных лучей, светивших в глаза, и громогласно поющих над ней птиц. Девушка словно застыла в красивой живописной картине какого-нибудь средневекового художника с умиротворенным выражением лица, утонченными чертами, длинными ресницами и белоснежной кожей, с теми эталонами красоты в то далекое время. Она прекрасна. Лишь злополучное темное пятно на шелковом платье, треплющееся с потоками воздуха, выдавал единственный изъян на молодой девушке. Тихие берёзы наблюдали и за изящной алой лужицей, покрывающей белые одежды красавицы, и за удаляющимся темным силуэтом с такими же алыми разводами. Только в этом волшебном лесу будет хранится еще одна сладкая тайна.» Прочитав еще пару раз свое получившееся творение и, закатив глаза, вырываю его из тетради и комкаю в комок. Н-да, что-то писанина сегодня не идёт, очередная кровища получается. Сколько уже пишу, а от казусной привычки кого-нибудь обязательно убивать в конце всё никак не избавлюсь. Мне нравилось то ощущение власти над героями, нравилось управлять миром, который я сама создаю и это доходило чуть ли не до фанатизма, пока вместо рассказов благополучно не разместились учебники по математике, биологии, химии и прочее, прочее. Если бы все персонажи появились в реальности, они бы точно мне такие пытки устроили с убийствами, похлеще моего. Даже не сомневаюсь. Слава Ктулху, что реальность не позволяет себе места для сказок.  — Та-ак, теперь точно за химию, — рассуждаю вслух, подтягиваясь и разминая затекшие ноги, — Только попью сначала, а то в горле жутко пересохло. Во рту и правда до невозможности пересохло, так что я, убрав тетрадку для рассказов в специальный ящичек, направляюсь вновь в свою излюбленную кухню, напевая какую-то рандомную мелодию. Налив себе воды из кувшина, я быстро осушаю стакан, но к моему удивлению, сухость во рту не прошла, даже наоборот, увеличилась. Хоть и желудок был полон, мне пришлось еще выпить стаканчик, чтобы унять жажду.  — Что за? — голос осип настолько, что я чуть ли вою от боли в горле. Такое чувство, что мне сдавливают глотку и при этом поджигают изнутри. Какого черта происходит? Что, черт возьми, со мной? В нахлынувшей панике я кое-как нащупываю кувшин и полностью себя обливаю. В голове все помутнело, а в ушах зазвенело настолько, что чувство материальности происходящего смешалось с диким страхом, смешивая все эмоции и мысли в единую, гремучую смесь. Не чувствуя себя, я куда-то иду, а может, это только мне так казалось, но в один момент всё резко прекратилось и кануло в небытие. «Ну вот. Еще мне неуда по химии не хватало» — промелькнуло последнее в сознании перед тем как окончательно потерять себя.