В одиночестве.

Весна. Март месяц. Он шёл по улице: неуверенно и как-то сжато. Скомканные шаги. И глаз поднимать не хотелось на проходящих мимо прохожих. Вообще с кем-то сходиться взглядом не было никакого желания. Хотелось сидеть где-нибудь в тихом сумрачном дворе. и слушать тишину. Да. Ему не хотелось думать ни о чём другом, ему не хотелось улыбаться даже при самых удачных шутках знакомых, в их обществе. Но он улыбался. Неискренне, также неуверенно и сдержанно. Будто боялся чего-то. Ему не хотелось улыбаться, смеяться. Но он смеялся. И смех был нереалистичный. Не его это был смех, так он никогда и не смеялся, он сам знал это. И думал, что, наверное, похож на какую-то девчонку, чуть что распускавшую нюни. Было стыдно за себя, за свои действия среди людей. Поэтому ему и хотелось одиночества. Он шёл по улице. Быстро темнело. Солнце уже скрылось за горизонтом, и кровавый закат мерк. Оставалась прохлада, навеваемая лёгким ветром. Он прошёл мимо своего подъезда, не желая заходить в дом. Дверь отворилась и оттуда вынырнули четверо: два парня и две девушки. Улыбались, смеялись. Хм. Ему было этого не понять. Впрочем, ему и не хотелось сейчас это понимать. Ему вообще не хотелось, чтобы люди — особенно радостные — попадались ему на глаза. Ничего не хотелось. Ускорив шаг, он миновал улыбчивый квартет, перейдя на другую сторону улицы. Там почти никого не было. По дороге проезжали редкие автомобили, но даже их ему казалось много. Он свернул в ещё более безлюдный переулок. Дорога была совсем плохо освещена блеклыми фонарями. Один из них мигал, то меняя свой цвет на белый, то вовсе потухая. А затем опять искрился желтизной. Он не взял с собой даже плеер, хотя обычно не допускал этого. Но он понял, что тот ему был не нужен. Слышать музыку… Нет, ему хотелось разве что тишины. Что могло стать причиной всего этого? Всей этой вялости и пришедшей депрессии? Каких-то пару месяцев назад, казалось, всё было просто прекрасно: были хорошие друзья, была фактически девушка. По крайней мере, отношения с ней были близкие, только не прозвучало само предложение встречаться. А когда оно всё-таки прозвучало из его, пускай, не совсем трезвых уст, она отказала. Это не показалось ему смертельным тогда. А потом, под конец сессии, он вдруг понял — это естественно. Она ему была не нужна. Кто она: ребёнок. Завистливый и недалёкий. По-своему противный ребёнок. Нет, это была не его девушка. Часто случалось так, что она своими репликами довольно серьёзно действовала ему на нервы. Поэтому он, откровенно говоря, «забил» на неё под конец зимней череды экзаменов. После этого часто бывало, что он замечал, насколько она имеет привлекательную фигуру, насколько очаровательна. Но внутри была не то, чтобы стервой, но просто чуждой ему. И ему было на неё плевать. Сначала исчезли мысли о ней, вся тяга к отношениям с ней, все ласки и нежные слова. Затем пришло понимание ненужности и этих «друзей» — его компании. В которой он отмечал Новый год, в которой отмечали его день рождения, затем день рождения приятеля. Всегда пьянки, всегда пошлятина и просто дурацкая и чуждая атмосфера. По началу казалось весело. Но нет. Весело уже не было. И они ему — не друзья. Они вечно о своём. Алкоголь, секс. Что ещё нужно для полного счастья «настоящему мужику»? Гм. Ещё бы! Нет, они не были друзьями. И со временем он отдалялся, просто не желал быть с ними. Он-то был не такой. Пускай, да, был непостоянен. Но не такой. У него была настоящая семья — семья друзей. Одноклассники. Кто-кто, а с ними он мог почувствовать себя в своей тарелке, почувствовать себя своим. Они относительно регулярно встречались, однако в основном общались через «аську». Но, разумеется, это было не то. Они не были рядом каждый день, и от этого становилось тяжелей. От осознания того, что физически семья раскололась. Все разбрелись по своим вузам. Хотя, на самом деле, в его институте было одно чудесное напоминание о школе. Пускай, не такое яркое, как могло бы быть, однако и с ним он связывал свои надежды, периодически встречая её в коридорах. Её звали Лена. Она училась с ним в одной школе. Была в параллели, и, на самом деле, они в школе фактически не были знакомы. Видели друг друга в коридорах. Не могли не видеть при подготовке, и на самом последнем звонке и выпускном. Она была медалисткой. Даже баскетболом занималась. А он был обычным и довольно скромным парнем из 11-го «А». Лена была ему симпатична. Может быть, даже очень. Но встречи с ней в институте были настолько неожиданными и мимолётными, что толком и пообщаться у них не было времени. Обычно всё состояло в привычных «Привет, как дела?». Разговоры случались промежуточные, между делом. Воспоминания о школе, ассоциации сразу возникали перед глазами. А вот надежда на то, чтобы узнать её лучше, больше общаться, узнать номер телефона, если есть, «аськи» — вот эта надежда выглядела какой-то мерклой, учитывая быстротечные разговоры. И это выдавало свою долю огорчения. И вносило свою лепту в сложившееся состояние. Уже почти совсем стемнело, но он всё брёл. Миновал ещё одну улицу. Прохожих здесь не было вовсе, как и автомобилей, в окнах домов не горели огни. Ни яркие, ни тусклые — их не было вообще. Не было огней. Почти ночь. А завтра — выходной. Воскресенье. День, в котором он заранее не видел смысла. Ему ничего не хотелось делать. Ни сейчас, ни потом. Лишь также бесконечность брести в ночи. В тишине. В одиночестве.