I must have really messed up this time. Shit must have hit the fan. But, how, can I exist within the midst of this? But, how, can I admit that I would quit on you? Видимо, на этот раз я действительно всё испортил. Видимо, дело пахнет керосином. И как мне жить с этим? Как мне признать то, что я подвёл тебя? Missio — Can I Exist
Вспоминая её еботню с Учихой накануне, отпрашиваться Сакура и не думала. Но находиться в клубешнике, когда вокруг царило веселье, под потолком собиралась радуга из прожекторов, а музыка гремела на всю, казалось охуительно неправильным. У неё вроде как бабушка умерла, а она припиздёхала в сральню, где народ расслаблялся и набухивался до беспамятства. Последнее, кстати, довольно заманчиво, но Харуно останавливало то, что подобный поступок будет неуважением к Чиё, ведь днём Сакуре ещё присутствовать на похоронах. Спасибо Ино, которая взяла все вопросы по организации этого траурного действа на себя. Вернувшись из больницы от Сая, она заверила, что ей самой так легче не думать о фотографе и предстоящей ему операции. Благодаря утешениям и поддержке подруги Сакура смогла пропустить через себя весь этот пиздец, очистившись эмоционально и вздремнув несколько часов перед работой. На этот раз, слава яйцам, без гнидских сновидений. — Детка, сваргань-ка ядрёненький микс для во-о-он той дамочки, — указывая на противоположный угол барной стойки, обратился к ней смазливый паренёк, пытаясь переорать очередной танцевальный трек. — И что-нибудь поярче! Красителей там подлей… Ну, сама знаешь! Очевидно, та самая дамочка, уловив на себе внимание своего обдолбанного спутника и Сакуры, помахала им рукой. Харуно закатила глаза. Заебали малолетние разводилы. Накупят красивеньких коктейльчиков и скажут, что они малоградусные, а ей потом на использованных презиках подскальзывайся при выходе из клуба. — Пусть дамочка выберет напиток сама, — стальным тоном заявила она и, под возмущённые оклики укурыша, направилась к возможной жертве пятиминутного пыхтения этого смазливчика. Разъяснив с виду наивной и глупенькой девушке, какая участь её может ожидать, Сакура лишь вздохнула с облегчением, когда та визгливо разнылась, изобразив из себя оскорблённую невинность, и похуевертила к одному из диванчиков за столиками. Харуно знала этот вид шмаридзе: не сегодня, так завтра они высосут предельный уровень лаве, даже не давая доступа к своей дырке, а после, с гордо поднятой головой, сдристнут в закат. — Грымза недоёбанная! — вместо прощания бросил ей смазливчик, поспешив успокаивать свою деву. Таков, к сожалению, был этот мир: кто пиздодельнее, тот и на коне. И Сакура явно хотела оставаться на женской стороне хотя бы чисто из солидарности. — И хер ли ты творишь? — раздалось над самым ухом. Под властью рефлексов Сакура мигом обернулась, обнаруживая за своей спиной Учиху. Его выражение лица сулило ей как минимум словесную еблю за потерю клиента. — Работаю, — флегматично произнесла она, повышая тон, чтобы начальник её расслышал. — Два чистых стакана, виски и колу! — крикнула Карин, подбегая к ним. Харуно оперативно выставила требуемые предметы на стойку, отвлекаясь от шлюхуна Учихи. В последнее время он проявлял к ней слишком повышенное внимание, и это, в принципе, не настоебенило бы, не лезь он под руку в самый напряжённый ночной час. Саске пристально всматривался в Сакуру, отмечая разительные изменения в её внешности. Макияж отсутствовал напрочь, а шмотьё было не вызывающим: свободная футболка серого цвета и обычные чёрные джинсы. На её розовые космы, может, ещё кто-нибудь и повёлся бы, но не когда они зализаны в строгий хвост. Не на такую хуйню он рассчитывал, посвящая Харуно в свои денежные проблемы. А может она не врала утром про бабушку? Или эта хитровыебанная сука просто хотела отмазаться от лишней работы. Впрочем, по ответу Саске поймёт, чем вызвано такое пренебрежение к её обязанностям. — Сложности с бабушкой? — озвучив свои мысли, Учиха протянул к барменше руку и накрутил на палец кончик её хвоста. Сакура взирала на него максимально похуистически, но он и не подозревал, что в её сиплом тоне уловит намёк на напрашивающиеся слёзы. — Она умерла, — как можно бесстрастнее постаралась выдать она. Учиха не сумел скрыть своего удивления, подмечая, как её губы сжались в херову полоску, чтобы унять нервную дрожь. Он отрешённо отпустил волосы Харуно, хмыкнув себе под нос. Всё выглядело так, будто в словах психички не было пиздобольства. Но с какого хуя его должны были волновать её проблемы? Харуно пришла на работу и должна делать всё по высшему, мать его, разряду! — Ты пойдёшь и извинишься перед тем клиентом за то, что не приняла заказ. И впредь хоть жопу порви, но будь обходительнее с нашими посетителями, — отчеканил Саске, никак не комментируя тот факт, что барменша ему сообщила. Он выставил руку вперёд, обозначая для неё направление. А Харуно заставила его ахуеть втройне, когда безропотно подчинилась. Конечно, с клиентом она вряд ли была вежлива — Учиха не слышал на таком расстоянии — но Саске устраивал и этот расклад в общении с обычно огрызающейся и несговорчивой девкой. Произвольно прижав ладонью через брюки новые швы на бедре, он дохромал до освободившегося барного стула, неуклюже вскарабкиваясь на него. Заставить батрачить Харуно он, естественно, был в силах, но это всё равно не спасёт его гадюшник от банкротства. Вообще-то Саске изначально поебать на свой же клуб: обеспечить себя он мог и иначе, а этот полупритон только тянет его на финансовое и моральное дно, высасывая из Учихи заработанные другим образом деньги на своё поддержание и побуждая унижаться перед Итачи. Саске не хотел объяснять старшему брату, что в состоянии оплатить ремонт местного проблядушника и сам. Семья контролировала его бухгалтерию, поэтому отмазка о повысившейся выручке в клубе не прокатила бы. А вот иную статью доходов разглашать Саске не должен был ни в коем случае, если не желал подрочить связь с близкими людьми. Хотя отсутствие между ним и остальными Учихами понимания делало их одними из самых далёких людей на этой конченной Земле. Саске поймал момент, когда Харуно перестала хуевертиться за своей стойкой, направо и налево раздавая стаканы с разносортным пойлом. Стрелки часов близились к четырём, а ряды посетителей редели. Он поманил её одним движением пальцев, зная, что барменша поймёт его. За внушительный срок их знакомства они изобрели свою систему знаков, чтобы не надрывать глотку через ебашущую из колонок музыку. И довольно быстро перед Учихой возник любимый Б-52. Алкоголь приятно обжёг изнутри. Лучшее обезболивающее. Бедро перестало ублюдочно ныть уже через считанные минуты. А что если Харуно было хуёво из-за смерти бабушки, как иногда и ему во время загонов по поводу семьи? Саске ничего не знал о её родне да и никогда не интересовался. Он срал на своих подчинённых. Лишь бы работали нормально. Но барменша своим скривлённым ебальником, язвительным тоном и отсутствием привычной вульгарной внешности только отпугивала клиентов. Пожалуй, это была весомая причина, чтобы отправить её домой. Но не единственная, как бы ни врал самому себе Учиха. — Харуно, подойди! — повысил он голос, склоняясь над столешницей. — Ну? — вопросительно вякнула она, склоняясь к нему ближе. — Вызывай такси и ебошь домой. Мне остопиздело глазеть на твою унылую морду, — изрёк Саске. Сакура не спорила. У неё не осталось эмоциональной энергии на саркастичный и оскорбительный спор с Учихой. Молча кивнув ему, она выдернула из розетки шнур от телефонной зарядки, забрала его вместе с мобильником и вышла на парковку за клубом. После смешения зловоний пота, перегара и продуктов распада человеческой жизнедеятельности свежий воздух заебически приводил в чувства, но именно их Харуно и заглушала на протяжении всей ночи. Прикусив внутреннюю сторону щеки, она вызвала такси через приложение. В родной халупе Сакура очутилась относительно скоро. Число шмыганья носом она не успела довести до отметки дохуя. Ино спала, но Харуно зашла охерительно громко, ёбнув дверью так, что не проснулся бы исключительно мёртвый. Вдоль этой же двери она и опустилась, поджимая к себе ноги и кладя подбородок на колени. Её бесил сам факт пиздостраданий, но меланхолия всё не отступала. — Сакура, ты как? — Ино включила свет в комнате, сев на край кровати и нагнувшись к ней. Харуно не пискнула. Она бы откусила себе язык и проглотила его, если бы не была такой пидорски слабой. Сакура ловила себя на этих рассуждениях все сутки. Сколько себя ни жалей, как говёно себя ни ощущай, она — хуева ущербка, не способная избавиться от тягучего страха, разрастающегося в груди комом и вяжущего где-то под ложечкой. Проще абстрагироваться на какой-то период и продолжать своё ничтожное существование, вхерачиться антидепрессантами и озлобиться на весь мир за свою беспомощность, чем признать, что в произошедшем есть и доля её вины. Она сознательно отвергала самобичевание, предотвращая падение в недра собственного дерьма, ведь понимала: Харуно вдристнится туда насовсем, а залезть в петлю не хватит мужества. Через эгоизм она спасала свой рассудок от тотального разъёба, но стыд брал верх над бессовестностью, когда на горизонте маячила такая пиздатая Ино. И к Саю сгоняет, и похороны устроит, и Сакуру утешит. Дрочила бы себе на вебку и не лезла к Харуно со своей охуенностью, чтобы не тормошить лишнюю гниль до ебанутых припадков. — Завались, — проронила Сакура нихуя не угрожающе, как хотелось бы. — Давай помогу встать, — сказала Яманака, сделав вид, что пропустила послание мимо ушей. — Да отъебись от меня! — взревела Харуно, подрываясь и как сумасшедшая бросаясь к подоконнику, чтобы скинуть с него общую косметичку. — Мне нахер не нужна твоя помощь! Когда грохот раскатившихся по полу флакончиков с кремами стих, Ино с вкрадчивой интонацией попыталась вновь: — Просто иди спать. У нас будет тяжёлый день. Будто что-то увидев, Сакура отошла от окна, приподнимая съехавшее одеяло. Триперный звон стекла заполонил помещение, пока за ним не последовал треск: Ино осознала, что эта ебанашка нашла её бутылку и разбила, а жидкость попала на микроволновку под кроватью. Среагировав моментально, Яманака на свой риск рванула вилку из сети. К счастью, её не херануло током. — Ты в край омудела! — Ино трясла чёртовой вилкой, подавляя желание расквасить ей ошизевшее еблище. — И ты ещё спрашиваешь, как я? — часто дыша, выпалила Сакура. — Никак, блять! Я сама не знаю, сука, как я! Она пробегалась взглядом по комнате, ища, за что бы ухватиться. И тут в поле зрения попалась свинья-копилка. Харуно пизданула её об пол не раздумывая. Монеты раскатились с лязганьем друг о друга, а купюры вымокли в белом, судя по запаху, вине. — Лакаешь здесь, пока меня нет? — всхлипывая, упрекала Сакура. — Тяжёлый день, говоришь? Как я, спрашиваешь? — повторяла она, ознаменовывая этим старт истерики — слёзы уже лились неконтролируемо. — Представляешь, я сдохла, а грёбаное сердце ещё бьётся! Харуно плакала навзрыд, истощённо падая на кровать. Она заползла на середину, свернувшись в калачик. Ничего мразотнее с ней пока не случалось. Наверное, она бы даже решилась собственноручно выжечь себе на лбу клеймо «дрянь», но могла только принимать объятия от Ино и, порывисто вздрагивая от нервного измождения, отключаться под заботливым надзором подруги.***
Как бы сказали метеорологи, на небе переменная облачность. Солнце то светило, то скрывалось за тучами, но Сакура считала, что лучше бы оно сгорело к хуям. Она, окружённая обилием оттенков серых плит, надгробий и памятников, стояла у свежезакопонной могилы в одиночестве и вдыхала аромат сырой земли. Несколько слезинок падлюче прощекотали щёку, а Харуно усмехнулась. Бабуля Чиё предпочла бы, чтобы её внучка прощалась с ней мирно, не так, как ночью. А до благоговейного экстаза её довёл бы поход Сакуры в церковь. Но они обе всегда знали, что этому не бывать. Харуно соглашалась со всеми: она та ещё тварь. Но после таких заявлений зарождалась жажда продемонстрировать средний палец и радостно пойти дальше, а не ощущать ёбаные терзания, распидорашивающие выстроенное ей самой мировоззрение. Раньше не хотелось размышлять, как по-скотски Сакура поступала с бабушкой, навещая её лишь ради вкусного обеда и частички разнообразия в режиме работа-халупа-работа. Чиё вытащила её из одного клоповника, но Харуно сознательно погрязла в другом. Вот и вся благодарность за приобретённые в процессе патроната над малолетней беспризорницей болячки. Но всё же грело душу, что для Чиё она была любимой внучкой, отрадой по сравнению с ней. Отощалое тело. Дряблая кожа, через которую просвечивались спидозные вены. Выступающие от болезненной худобы скулы и кривая челюсть, не вправленная вовремя. Вместо нормальных волос на голове — сальная захуюлина у макушки. Сакура взбеленилась, сжав кулаки. — За коим хреном ты притащилась? — процедила она, отходя на несколько шагов. Харуно не могла определиться, от чего у неё возникали рвотные позывы: от воспоминаний, связанных с этой женщиной, или от её присутствия. — Сакура, не надо так, — протянула Мебуки. — Что ж я не могу проститься со своей матерью?! Да и тебя увидеть хотелось. Её лицо озаряла печальная улыбка, но Харуно не находила оправданий наглости этой закоренелой наркоманки. — Ты проебалась со своим материнским инстинктом на двадцать два года, — возмутилась она. — Не лги, я не сразу забросила тебя, — затараторила Мебуки. — И вообще… Её речь прервала хлёсткая пощёчина. Сакура не вынесла такой охуевшей брехни. Харуно даже не ебало то, что женщина пошатнулась, едва не упав. Вероятно, организм успел разложиться настолько, что Мебуки еле-еле держали ноги. — Как ты можешь говорить об этом на могиле той, которая меня воспитала? — сорвалась Сакура. — Если бы не бабуля Чиё, я бы давно сгнила или была продана тобой на органы ради новой дозы! Своим появлением здесь и экскрементами, льющимися из твоего хлебальника, ты только оскорбляешь бабушку! Она жизнь положила на то, чтобы вытянуть меня из задницы, в которую ты нас вдолбила! Харуно смотрела на свою мать и понимала, что распиналась мимо пизды. Мебуки только склонила голову, шоркая мыском по выложенной камнем дорожке. Клала она на бабушку Чиё и дочь огроменный такой хер. — Я должна предупредить тебя, — подала голос Мебуки, — что теперь буду жить в доме Чиё. Она умерла и не сможет мне помогать, а у меня нет денег снимать квартиру. Ширяльщица не поднимала своего еблета, избегая взора Сакуры. — Какая же ты всё-таки паскуда! — кинула Харуно напоследок своей матери, удаляясь от могилы бабушки. Имея перед собой подобный пример, Сакура не желала подражать Мебуки. Пора что-то менять в своей блядской жизни, и начать хотя бы с Ино. Ведь это единственный человек, которому она была не безразлична. Яманака, скорее всего, до полного рассвета склеивала их свинью-копилку и собирала разлетевшиеся по комнате накопления. Харуно стоило извиниться перед подругой за свои ночные высеры и наконец узнать, как прошла операция Сая. Ино тоже нуждалась в дружеском плече, а Сакура изъебнулась перед ней наизнанку, думая лишь о себе. Стоя уже на выходе из кладбища, она обернулась. Мебуки сидела на коленях, вминая вскопанную землю на могиле Чиё. Но Сакура не верила в её раскаяние.***
Харуно оказалась около магазинчика на автомобильной заправке. Она отчётливо помнила, что решила поспать немного перед тем, как отправляться в клубешник. Похоже, это было хуёвой идеей. Как же ей настоебенили эти видения! Судя по всему, Сакура уже могла частично войти в положение Мебуки. Если такая пиздотня творилась каждый второй отход ко сну, а то и чаще, наркотическое бегство не представлялось столь раздроченным. Но ненависть к матери слишком вросла в Харуно, чтобы она воспользовалась этим вариантом забытья. Один из прохожих семенил в её сторону, но он только просочился сквозь несуществующую в этой реальности Сакуру, заходя в магазин. От кислотно-зелёных вывесок рябило в зенках. Харуно оглядывалась. Автомобилей на заправке практически не было, что позволило быстро сообразить: возле одного из терминалов стояла уёбски знакомая феррари. Черноволосый утырок убрал в задний карман банковскую карту, закатывая рукава своей чёрной рубашки и вставляя в бензобак пистолет. Сакура обвела взглядом заправку снова, надеясь, что новая порция этого мистического пиздеца ждёт её не с Учихой. Она давно пришла к выводу, что эта херова залупень случается только с теми людьми, которые ей знакомы. Но в пределах зоны видимости Харуно не находила более никого, за кого можно было переживать. — Блять, почему именно ты?! — воскликнула Сакура в пустоту, догадываясь, что никто не станет свидетелем её замешательства. А ведь у могилы бабули Чиё она пообещала сама себе, что в следующий раз приложит максимум усилий и не будет игнорировать чёртовы вещие сны. Зареклась на свою проклятую голову! Вытягивать шкуру Учихи из паранормальной хероверти — не самая заебательская перспектива. Но если Сакура обычно поступала с окружающими её людьми как долбанная сука, то слово, данное бабуле посмертно, она была намерена сдержать. Всё-таки ей самой это выгодно: хуй знает, что стрясётся с их шалавопристанищем, если Учиха бросит своё руководство. Терять работу из-за блядодрамы Харуно не собиралась. На улице главенствовал глубокий вечер, впиздошив город во тьму. Сакура отыскала электронное табло над входом в призаправочный магазинчик, часы которого демонстрировали 21:34. Учиха высунул пистолет из бака, закрывая его. Недотрахарь, поправив пидрильскую чёлку в боковое зеркало заднего вида и усмехнувшись самому себе, практически сел за руль, когда в его сторону прошароёбил полуразвалившийся мустанг на нехуёвой скорости. Из-за этого никто не сумел сориентироваться в ситуации. Под визг полицейских сирен, преследовавших нарушителя, мустанг въебенился в феррари Учихи, а та, по законам инерции, протащила Саске и прохерачила вместе с ним терминал, у которого он припарковался. Сакура раскрыла рот в немом шоке, а обе машины полыхнули и подорвались вместе с покорёженным заправочным оборудованием. Образовалась непроходимая стена огня, а затем пизданул оглушительный взрыв и Харуно ударной волной выбросило из сна.