Счастье в настоящем

До сих пор по пути домой Майлза охватывало странное и одновременно сладкое чувство, будто в груди у него сидит стая птиц, которая рвется на волю. Его нельзя было описать одним словом, потому что оно представляло собой смесь разных эмоций, которые уже невозможно было отделить друг от друга. Со временем это чувство только усиливалось, потому что после переезда в Лос Анджелес, туров и просто неожиданных поездок-побегов с друзьями в разные страны в Ливерпуль он возвращался все реже. Майлз шел домой пешком — ему хотелось прочувствовать дорогу у себя под ногами, по пути заглядывая в окна чужих домов. Давно стемнело, и на его улице горели фонари, когда он повернул за знакомый угол и увидел издалека двери дома. Внутри него снова все смешалось: волнение, радость, удовлетворение, усталость и немного обида, ведь Алекс сегодня выбрал ее. Майлз достал из кармана пачку сигарет и зажигалку — повод еще несколько минут остаться на улице и попытаться привести себя в чувство. Ему не хотелось заходить домой в таком настроении как сейчас, потому что он точно знал: Полин будет достаточно одного взгляда, чтобы его разгадать. И Майлз не хотел, чтобы она видела его расстроенным. В этот раз они ни о чем не договаривались. Майлз даже не желал выносить этот вопрос на обсуждение — Тэйлор с самого Парижа была с ними, а это означало слишком большую вероятность того, что Алекс захочет остаться с ней и на сей раз. Прямой отказ Майлз бы не перенес. Ему нравилась Тэйлор и он даже чувствовал какую-то связь с ней, потому что, как он сам себе говорил, сегодня я, завтра она. Сегодня Алекс уйдет с ним, а завтра с ней. Так что он знал, как она чувствовала себя в такие вечера, как этот. Вечер, когда ему нужно выкурить две сигареты перед крыльцом своего дома, чтобы подняться по ступенькам и улыбнуться матери. Полин уже ждала его за накрытым столом, несмотря на то, что он не писал ей после концерта. Она обняла его сразу, как только он переступил порог, не позволив даже расстегнуть пиджак. — Мам, подожди, ты меня задушишь, — он попытался вывернуться из ее объятий, но она лишь рассмеялась и сжала его еще крепче. Майлз погладил ее по плечу и замер, расслабившись в ее руках. — Пойдем за стол, я устал после концерта, — он поцеловал ее в щеку, и она разжала объятия, напоследок потрепав его по голове. Майлз заметил, что мать посмотрела ему за плечо, будто ожидая, что он пришел не один, и внутри него снова всколыхнулось подобие обиды, но теперь подавить ее было проще, потому что он наконец оказался дома. А дома он всегда был счастлив. После ужина они еще пару часов посидели в гостиной перед телевизором. Полин испекла его любимое печенье, они пили чай, разговаривали о прошлых концертах, ЛА и музыке. Майлз пересказывал ей какую-то смешную историю из жизни, и она смеялась, откинув голову назад. Он сам едва не разлил чай, когда, забывшись, стал размахивать руками, пародируя себя, а потом Алекса, так как история была о том, как они сочиняли очередную песню. Майлз уже не чувствовал себя таким расстроенным. Да, где-то внутри него все еще затаилось неприятное чувство, но рядом сидела Полин, положив голову ему на плечо, и одно ее присутствие поднимало настроение и наполняло сердце успокаивающим удовлетворением. Она ничего не спросила про Алекса за целый вечер, и Майлз был ей благодарен. Конечно, ее удивило, что он пришел один, это было понятно по тому ее взгляду в прихожей; естественно, она привыкла, что когда они с Алексом оказываются в городе, то всегда остаются ночевать в их доме. Но в этот раз его друг выбрал отель, и Майлз был рад, что ему не пришлось произносить это вслух. Когда часы показывали начало третьего, Майлз решил пойти к себе. Не то чтобы ему хотелось спать, хотя послеконцертная усталось давала о себе знать, просто он внезапно обнаружил потребность оказаться среди родных стен и вещей. Все до сих пор оставалось на своих местах, и ему на секунду показалось, что он никуда не переезжал и вообще никуда не уходил. На стене, как и прежде, висели плакаты любимых групп, а на полках стояли старые книги. Это было похоже на скачок во времени, и Майлз вдруг поверил, что ему снова двадцать, и что утром вставать на репетицию с группой, а вечером приедет Алекс, и они будут что-то тихо играть до утра или просто слушать винил. Приятное чувство, но Майлз все же сжал пальцы в кулак, чтобы заглушить его и вернуть мысли обратно. В настоящую реальность. Полин застелила его кровать свежими простынями, и он несколько мгновений лежал, уткнувшись в подушку и вдыхая запах чистого хлопка, пока у него не заболела переносица. Было здорово находиться дома, знать, что завтра солнце будет светить в окна с той стороны, с которой он каждое утро чувствовал на себе его лучи на протяжение многих лет. С улицы не доносилось ни звука, и Майлз уже начал дремать прямо так, в одежде, лежа на покрывале, но все-таки заставил себя встать и принять душ перед сном. Вода ненадолго смыла с него сонливую расслабленность, и он позволил себе еще полчаса постоять у расшторенного окна с телефоном в руке. Он действительно пытался читать новости и отвечать на сообщения и комментарии друзей, но всколыхнувшиеся обида и негодование постепенно затопили его, не давая сосредоточиться. Полин уже спала в своей комнате, поэтому ее магическое присутствие не отгоняло его мрачные мысли. Ведь дело было даже не в Тэйлор. Он уходил с ней столько раз, что Майлз научился не разочаровываться в одиноких вечерах, всегда находя достойную альтернативу, рассеивавшую его грусть до полного отключения мыслей. Дело было в Ливерпуле. В его родном городе. В традиции. Ему было почти плевать, когда Алекс уходил с ней в Лондоне или ЛА или Париже. Да где угодно. Просто сегодня, именно и только сегодня, ему хотелось, чтобы они ушли вдвоем. Домой. И сидели втроем с Полин за столом, а потом на диване перед телевизором. А потом здесь, в его комнате, как десять, восемь, шесть лет назад. Он лег на кровать, поняв, что стоять и гипнотизировать улицу стеклянными глазами бессмысленно, а так хотя бы ноги не будут мерзнуть из-за холодного пола. Майлз надел наушники, включил что-то расслабляющее и уже готов был уснуть, поддавшись своим мыслям и смутным фантазиям, как телефон завибрировал, резко выдернув его из томного оцепенения. Удивительно, но звонил Алекс. — Открой мне дверь. Если я простою на улице еще хотя бы минуту, то завтра в Шеффилд ехать будет некому. — Что? — Я стою под твоими окнами. Открой мне дверь. Не хотел стучать, чтобы не потревожить Полин. Майлз резко сел на кровати и с силой провел рукой по затылку, надеясь, что покалывания ежика волос смогут его разбудить и привести мысли в порядок. Экран телефона все еще горел в руке, и это означало, что звонок Алекса ему не приснился. Пару секунд он смотрел на дверь комнаты, и только потом заставил себя встать и сделать несколько шагов. Перед порогом он снова замер, раздумывая, стоит ли надеть брюки и что-то теплое наверх, даже оглянулся на стул, где висели вещи, но потом махнул рукой, решив остаться как есть — в боксерах и футболке. Ступеньки лестницы по ощущениям были просто ледяными, когда он спускался босиком на первый этаж. Тень за стеклом входной двери заставила его застыть, но он переборол себя и наконец повернул защелку замка. — Ты что там делал все это время? Я тебя целую вечность ждал! — Алекс старался говорить шепотом, по-видимому, чтобы не разбудить Полин, но Майлз видел по недовольному выражению лица Тернера, как тому хочется обматерить его на всю улицу. Он все еще не мог поверить в реальность происходящего, поэтому так и стоял посреди прохода, не давая другу войти и не замечая холод, сковавший его собственное тело. — Если ты не пустишь меня прямо сейчас, мне придется дать тебе пощечину, — злость, промелькнувшая в тихом алексовском голосе, наконец вернула Майлза к реальности. Он отскочил в сторону, освобождая путь, и тихо прикрыл дверь, когда тот зашел внутрь. Мгновение они молча смотрели друг на друга, как будто не знали, что делать дальше, но уже через секунду Алекс стал стягивать куртку, тихо ругаясь себе под нос, чему Майлз не смог не усмехнуться. — Иди в душ, я пока найду что-нибудь в холодильнике и сделаю чай. — Мистер Кейн решил загладить свою вину, не так ли? — Алекс смотрел на него с деланной подозрительностью, вновь опустив свой голос до шепота. — Чистое полотенце… — Испорчу твое. Майлз еще немного постоял в прихожей, наблюдая за Алексом, поднимающимся по лестнице, и размышляя, не стоит ли ему тоже сходить наверх и наконец одеться, но отбросил эту мысль и пошел на кухню. Пока кипел чайник и жарились тосты, он сидел на стуле, поджав под себя ноги, и бездумно смотрел на покрытую матерчатыми салфетками столешницу, пытаясь переварить события последних пяти минут. Когда Майлз вернулся в комнату с подносом, Алекс уже сидел на его кровати в насквозь мокром полотенце, с покрывалом, накинутым на плечи, и телефоном в руках. — Эй, мне потом на этом спать. Ты что, не мог одеться? — Всего лишь пара часов дома, а ты уже говоришь, как Полин. — Это голос разума, Али, детка. Перестань оставлять пятна на моих простынях и оденься. У тебя была сумка, когда ты вошел. — Звучит так, как будто я занимаюсь чем-то другим в твоей постели, — Алекс посмотрел на него сонными глазами, а затем помахал в воздухе телефоном. — Что за скуку ты слушал? Это сборник для йоги? Я разочарован. — Вообще-то это мой телефон! Я не отдам тебе чай, пока ты не положишь его на место! — Майлз приподнял руку с кружкой, сделав серьезное лицо и стараясь не засмеяться. — Дай мне футболку, — Алекс демонстративно закатил глаза, все еще крепко сжимая мобильный между ладонями. — У тебя была сумка. — Я взял только одежду на завтра и зубную щетку. — Ты не додумался взять футболку? — Я твой гость, Кейн. Майлз изначально знал, что этот спор для него будет проигран. Каждый раз, когда они оставались с ночевкой у него дома, сценарий был примерно одинаков — в Алексе внезапно проявлялась его скрытая совершенно капризная и властная натура, которая позволяла ему распоряжаться вещами Майлза по своему усмотрению. Он делал вид, что забывал дезодорант или бритву, или футболку, а потом требовал их у Майлза, аргументируя своим особым положением. Это являлось частью традиции, которую они соблюдали годами. И ничто не указывало на то, что ее можно проигнорировать сегодня. Майлз сам пришел домой почти с пустыми руками, понадеявшись на бережливость Полин, которая редко выбрасывала его вещи. Футболка, в которую он одет сейчас, наверное, была ровесницей их с Алом дружбы. Он открыл ящик и нашел в нем похожую, черную и вытянувшуюся, и, не глядя, бросил ее в сторону друга. Когда Алекс все-таки соизволил сменить промокшее полотенце на боксеры, Майлз перенес поднос на кровать и наконец сел сам, накрывшись одеялом. — Знаешь, Ма, как только я сюда вошел, у меня было чувство, будто я попал в машину времени, которая перенесла меня назад в те дни, когда нам было по двадцать, и мы только пытались что-то сочинять, сидя здесь, как сейчас, и играя каверы на Битлз. Тут все как раньше. Полин решила сделать твой музей еще при жизни? Они оба засмеялись, чуть не опрокинув поднос с тостами. Алекс умолк, и они пили чай в тишине, пока Майлз не произнес: — Нам 60 на двоих. — Дааа, из нас бы получился отличный старик. — В красной гавайской рубашке. — Белой майке. — Синих бермудах. — С отличной шевелюрой! Не то, что у тебя сейчас, Майлз. — Но без твоей страсти к гелю для волос. — В спортивных сандалиях. — И маргаритой в руке. — Прекрасная жизнь, не так ли? — Ты абсолютно прав, Алекс. Майлз вынырнул из-под одеяла, чтобы поставить поднос с пустыми кружками и тарелками на стол и заодно включить батарею. Когда он вернулся, Алекс уже лежал на кровати, снова держа в руках его телефон. — Я ставлю будильник. — Значит, мне не удастся выгнать тебя в гостевую комнату? — Мой телефон выключен. И мы не будем будить Полин ради чистых простыней. Майлз отобрал у него мобильный и со вздохом вернулся обратно под одеяло. Ширина кровати не позволяла ему лечь на спину, как Алекс, поэтому он устроился на боку, наблюдая за профилем друга из-под полуопущенных век. Усталость брала свое и, несмотря на неудобную позу, ему хотелось отключиться немедленно, но присутствие Алекса удерживало его на грани сна и бодрствования. — Или кровать перестала быть широкой, или ты уже не такой узкий, Ма. Даже не знаю, что из этого правда, — Алекс с силой провел руками по лицу, подавляя желание зевнуть. — Уж поуже тебя, дорогой Ал, — Майлз засмеялся, удивившись про себя внезапно открывшейся в Алексе тяге к двусмысленностям. В последнее время он даже начал чувствовать, что на интервью, которые щедро раздавались направо и налево, они как бы поменялись ролями, потому что Ал стал чаще провоцировать журналистов и подавать невнятные намеки, ему самому же оставалось только более менее адекватно реагировать и отшучиваться. Они снова замолчали, и Майлз закрыл глаза, погрузившись в анализ своих мыслей и ощущений. Он слышал дыхание Алекса, такое же спокойное, как и его собственное, чувствовал исходящее от него тепло. Именно в этот момент, как никогда четче можно было по-настоящему представить, что они вернулись в прошлое или попали в другую реальность, в которой им не нужно утром ехать в Шеффилд и отыгрывать концерт. В которой не написан первый альбом, и они лишь подающие надежды молодые музыканты. Будто перехватив его мысли, рядом зашевелился Алекс, и до Майлза донесся запах его нового одеколона, который сразу же разрушил магию воспоминаний и вернул его обратно в настоящее. — Почему ты передумал? — слова сами слетели с губ, складываясь в давно мучивший Майлза вопрос. Алекс не отвечал. — Ты отключил телефон, Ал. Ты сам сказал. Почему ты передумал? — Я понял, что не могу остаться в отеле, когда я в Ливерпуле. Это просто неправильно. Мое место здесь, — шепот Алекса был слишком тихим, и поэтому Майлзу пришлось приподнять голову, чтобы не упустить последнее предложение. Безумно хотелось спросить, почему неправильно — из-за того, что с ней, или из-за того, что без него, но вместо этого он пошутил: — Не можешь представить свое утро без крампетов Полин? — Именно. Кстати, моя ма их тоже обещала сделать для нас. — Из-за интервью на Би-Би-Си? — Точно. — Ал? — Что? — Мы ведь останемся у твоих родителей? — Конечно. — Вдвоем? Алекс снова зашевелился, на этот раз чтобы повернуться на бок лицом к Майлзу. — Да. Больше никого не будет. Майлз хотел было сказать что-то, но потом передумал и только снова приоткрыл глаза, чтобы поймать взгляд Ала. Они смотрели друг на друга несколько минут, после чего Алекс коротко кивнул и придвинулся ближе, настолько, что Майлз почувствовал его дыхание на своей коже. — Давай спать, Ал, нам скоро вставать. — Хочешь снова включить тот ужасный лаундж? — Неее, лучше расскажи мне что-нибудь. — Например? Ты знаешь все мои истории. — Расскажи мне про свои сны, о видениях прошлого и возможного будущего, — он тихо пропел последние слова, за что заслужил ощутимый тычок под ребра. — Давай, Ал, ты же посвятил этому целую песню. Теперь все журналисты думают, что я плохой друг и игнорирую твои порывы откровенности. — Я засунул твое имя в почти-серенаду, Майлз, и это вся твоя благодарность? — Я не говорил, что она мне не нравится. Теперь все знают, что я тебе снюсь. — Странно, что нас об этом еще не спрашивали в интервью. — Видимо, они еще не начали разбирать песню. Алекс снова заерзал, устраиваясь поудобнее, и через мгновение Майлз почувствовал на своем предплечье его руку. Вот уже в которой раз за ночь его сознание было готово погрузиться в сон, но он сделал над собой усилие, чтобы сказать Алексу последнюю мысль, которая внезапно возникла в голове и требовала выхода: — Спой мне ее. Тогда не придется слушать дурацкий лаундж. Алекс засмеялся, снова ткнув его под ребра, но через несколько секунд все-таки запел тихим голосом, и спустя несколько первых строчек Майлз внезапно осознал, что лучше быть просто не может. Майлз очень удивился, когда проснулся сам за десять минут до будильника. Скорее всего, Алекс случайно пнул его во сне, иначе он никак не мог объяснить, как его измотанное сознание добровольно отказалось от последних мгновений заслуженного отдыха. Он тихо выбрался из-под одеяла и отключил будильник, рассчитывая, что сам разбудит Ала после того, как примет душ. Ему не терпелось спуститься вниз и рассказать все Полин, но что-то внутри него подсказывало, что Алекс обязательно обидится, если он испортит сюрприз. Его друг спал в той же позе, когда Майлз вышел из ванной, полностью одетый и находившийся в уже более-менее сознательном состоянии. Он бросил быстрый взгляд на лицо Алекса и внезапно поймал себя на мысли, что если бы ему предложили обменять все альбомы, концерты и успех за возможность вернуться на десять лет назад и доспать несколько часов в постели рядом с ним, он бы наверное задумался. Стараясь не разбудить раньше времени, Майлз лег на кровать поверх одеяла и, на секунду прикрыв глаза, наконец позвал Алекса по имени. Тот услышал его не сразу, но примерно через полминуты зашевелил рукой, вслепую нащупывая ладонь Майлза. — Уже встаем? — его голос был грубый и тихий со сна, и Майлзу пришлось подвинуться поближе, чтобы его расслышать. — Можешь сходить в душ, я пока соберу свои вещи, а потом вместе спустимся вниз. — Да, хорошо, — Алекс еще немного полежал, но потом резко встал, наконец отпустив руку Майлза, и нетвердым шагом направился в сторону ванной. Через четверть часа он тоже был полностью одет, но мешки под глазами выдавали сильную усталость. Майлз подумал, что сам, скорее всего, выглядит не лучше. Они спустились вниз, тихо переговариваясь, и затем на цыпочках пошли на кухню. Еще наверху они договорились, что устроят Полин настоящий сюрприз, поэтому ничто не должно раньше времени выдать присутствие Алекса. Она стояла спиной к двери, когда Майлз первым вошел на кухню и громко пожелал ей доброго утра. — Доброе утро, сын. Доброе утро, Алекс, — она с улыбкой обернулась к ним и поставила на стол большую тарелку с яичницей. — Доброе утро, Полин. Мы тебя разбудили ночью? — Ал со смущенной усмешкой сел на стул и подвинул к себе кружку с чаем. — Нет, я просто знала, что ты придешь. Хотели сделать мне сюрприз, да? Майлз собирался ответить, что приход Алекса для него самого стал сюрпризом, но промолчал, сев рядом с другом и похлопав того по плечу. — Временами некоторые события настолько неизбежны, что даже если мы попытаемся их изменить, то можем только навредить сами себе, — Майлз смотрел, как Ал задумчиво крошит тост, произнося эти слова, и быстро отвел взгляд, пряча улыбку за глотком чая. — Напиши об этом песню, Ал. Серенаду о том, как ты не смог не прийти ко мне в гости, — он засмеялся, вовремя увернувшись от нового тычка под ребра, и быстро забросил в рот остатки яичницы. — Нам нужно возвращаться к остальным, нас проклянут, если мы опоздаем. — Мы даже еще не успели приехать в Шеффилд, а ты уже говоришь как мои родители, — Алекс закатил глаза, но допил чай и поставил на стол пустую кружку. Через пару минут они уже стояли около двери, и Полин обнимала их поочередно, не в силах отпустить так быстро. Майлз был все еще зажат в ее объятиях, когда Алекс внезапно взбежал вверх по лестнице, отрывисто объясняя на ходу, что забыл в комнате одну вещь. Вернувшись через мгновение, он быстро запихнул в свою сумку что-то темное и, еще раз попрощавшись с Полин, вышел на улицу. Майлз последовал за ним моментом позже, криво усмехаясь своим мыслям. — Мы опоздаем, Ма, ты сам говорил, — Алекс бросил на него быстрый взгляд, но все же не решился первым спуститься по ступенькам на улицу. — С годами ты становишься сентиментальным, Ал. — Это ты к чему? — Алекс был хорошим актером, и Майлз бы поверил ему, зная его хоть чуточку хуже. Он видел, как его друг отчаянно борется со смущением, и это заставило его улыбнуться шире. — Я про философскую чушь на кухне и тот факт, что ты украл мою футболку. — Не понимаю, о чем ты. — Ты украл мою футболку, Ал, я об этом. Что дальше? Своруешь мое нижнее белье? — Мы опаздываем, — Алекс, не глядя на него, спустился наконец по лестнице и сделал пару шагов по тротуару. Майлз лишь засмеялся и, слетев вниз по ступенькам, схватил друга за запястье, потянув его за собой: — Нам придется бежать, чтобы прийти вовремя. — Наверное, ты прав. Они бежали вровень друг с другом по утренним полупустым улицам. Майлз все еще крепко держал запястье Алекса и, ощущая под своими пальцами его учащенный пульс, вдруг понял, что и в настоящем можно быть счастливым, потому что по сути ничего не изменилось и они все еще вместе, как и десять, восемь, шесть лет назад.