Локи все-таки будет судить асгардский суд?

      Свет портала погас, оставив после себя лишь две человеческие фигуры, сжимающие в руках ковчег с Тессерактом. В почти непроглядной тьме ночи радужный мост сиял так ярко, будто приветствовал молодых богов. Тор огляделся и с облегчением отметил отсутствие толпы встречающих.       — С возвращением, — проговорил бесцветным голосом стоящий неподалеку Хеймдаль. Его лицо при любых обстоятельствах сохраняло спокойное, отстраненное выражение, которое мог позволить себе только тот, кто видел все миры одновременно. Ни по лицу, ни по голосу стража моста нельзя было определить, относилось ли приветствие к обоим царевичам или только к старшему; невозможно было даже понять, заметил ли Хеймдаль появление Локи: его взгляд ничего не выражал. Тор лишь кивнул в ответ, не желая поддерживать бессмысленный разговор. Он был бы рад, если бы даже Хеймдаль не заметил их прибытия. Вид скованного, униженного брата вызывал отвращение, но люди слишком боялись даже поверженного бога, и никакие уверения Тора в том, что он лично проследит, не помогли: брата сковали как опасного преступника, благо, он не сопротивлялся.       Тор подтолкнул Локи вперед, молча указывая на второго свидетеля их возвращения — белоснежного коня, которого наследник трона Асгарда считал своим не только потому, что в свое время купил по смехотворной цене, но и потому, что лично объезжал, а некоторое время даже собственноручно кормил и чистил. Тор недоумевал: неужели конь ждал его возвращения и не уходил с моста все это время? Или же отец каким-нибудь образом узнал, что сыновья вернутся именно в этот день, и послал лошадь навстречу? Если второе, значит во дворце их ждут, и хорошо, если только родители, а если еще и стража? Тор отмахнулся от тревожных мыслей и повел брата к коню, чуть придерживая за запястье — крепко держать не имело смысла, ведь Локи деваться некуда, разве что опять спрыгнуть в бездну.       Неудавшийся завоеватель позволял делать с собой все что угодно. Бунтовать сейчас было не в его интересах. Если есть конь, значит можно доехать до столицы, а не идти пешком, то есть сэкономить массу времени. Однако конь всего один, а их с братом двое. Локи огляделся, ища глазами свою лошадь, но её нигде не было. Это ему совсем не понравилось; он мельком глянул на свои скованные руки, потом на ослабившего хватку Тора. Уж не собирается ли брат ввезти его в Асгард как последний трофей, перекинув через седло? Терпеть подобное обращение Локи не собирался: мало того, что это унизительно, так, в сложившихся обстоятельствах, еще и весьма болезненно. Не говоря уже о том, что в такой позе тяжело дышать. Стоило им подойти к лошади, как Локи, резко дернувшись, вскочил в седло, не обращая внимания на такую мелочь, как скованные руки. Тор пару мгновений смотрел на него с легким недоумением, но от вопросов воздержался: кляп не дал бы Локи ответить, даже если бы он и хотел, в чем Тор сомневался. Еще на Земле он пытался поговорить с братом, но тот отмалчивался, отвечал односложно, либо высказывал чудные, ужасающие своей правдивостью суждения насчет противников. Именно из-за них его, в конце концов, и заставили замолчать. Тор помнил, с каким отвращением собственноручно застегивал мудреный механизм на маске, как радовался тому, что Локи не сопротивляется. Отогнав тяжелые воспоминания, старший царевич забрался на лошадь позади брата и пустил её рысью, стараясь не обращать внимания на неудобный артефакт, который некуда было пристроить.       Под радужным мостом, сияющим сотнями драгоценностей, шумело и разбивалось о скалы глубокое море, простиравшееся до самой бездны; перед всадниками все отчетливее проступали огромные кованые узорчатые ворота Асгарда. Они были открыты, хотя обычно на ночь закрывались: значит о возвращении сыновей Одина асы осведомлены.       У Тора в голове бродили самые неприятные мысли. Он снова дома, брат рядом, покорный своей участи, смирившийся с поражением. Конечно, Локи молчит из-за кляпа, но он ничем, даже малейшим движением не выдаёт неудовольствия. И все это слишком не похоже на того Локи, которого Тор встретил в Мидгарде.       В Асгарде, не освещенном ни факелами, ни магическими фонарями, царила глубокая ночь, поэтому никто, кроме стражников, не мог повстречаться царевичам на пути, однако наследник трона не желал и такой встречи. После серых уродливых поселений людей Тор осматривал окружающее его великолепие так, будто это он не был здесь год, а вовсе не Локи, которого, казалось, ничто не трогает. Обычно величие Асгарда ошеломляло любого, кто хотя бы несколько дней проводил в другом мире: золотой божественный город был слишком великолепным, чтобы существовать на самом деле. Он вобрал в себя все лучшее из восьми миров Иггдрасиля. Дворец Одина, Гладсхейм, был построен по образу и подобию базальтовых колонн. Тор множество раз слышал о том, что существуют в мире смертных колонны, созданные застывшей лавой, но не верил, пока воочию не увидел их, возвышающихся над морем. Каждый дом в столице был произведением искусства, но сотни шедевров оттеняли друг друга, образуя немыслимые сочетания: летающие железные конструкции неуместно смотрелись рядом с иглоподобными, стремящимися вверх замками с десятком узких башенок разной высоты. Тор смотрел снизу вверх на длинные многоэтажные строения, блестевшие в солнечные дни столь ярко, что глаза слезились; на статуи героев войны, завораживавшие своим немым великолепием и совершенством работы мастеров прошлого; на деревья и кусты, уже частично расставшиеся со своей листвой. Стоял осенний месяц, последний в летней половине года, природа засыпала, и даже самые красивые кусты, над которыми трудилась сотня садовников, уже не могли радовать глаз так, как в месяц времени яиц, когда на веточках распускались яркие зеленые листочки. Радужный мост сменился каменной дорогой, украшенной тайными охранными знаками. Поговаривали, что если правильно произнести старинные заклинания, то статуи великанов, стоящие вдоль дороги, оживут и будут повиноваться тому магу, который призвал их. Они могут сеять как смерть, так и жизнь, могут воевать с самыми ужасными врагами или высадить за день тысячи плодовых деревьев — все зависело только от желания их хозяина. Тор не знал, правдива ли легенда, поскольку отец никогда не пользовался каменными защитниками.       Шум моря сменился журчанием тихой реки: дорога проходила по центру небольшого ручейка, разделяя его воды надвое. Она вела прямиком ко дворцу Асгарда, к главным воротам, около которых, невзирая на погоду и времена года, стояли стражники. У Тора не было никакого желания встречаться с кем-либо, а особенно с охраной дворца, поэтому, как только река повернула, огибая дворец с западной стороны, а от большой дороги стали отделяться маленькие дорожки, расходящиеся в разные уголки столицы, Тор свернул на отвилку, ведущую к его покоям. Там нет стражи, так что никто не увидит ни его, ни скованного Локи. Свет, исходящий от летающих домов, не достигал узкой тропы, и Тору пришлось придержать коня. Когда-то он часто пользовался этой тропой, сбегая из дворца по ночам. Друзья не всегда сопровождали его, а вот Локи… Локи всегда был с ним. И тропу знал едва не лучше брата, хотя она вела не к его покоям. Младший брат всегда ступал осторожно, почти бесшумно. Он разведывал обстановку, проверял, не идет ли какой случайный прохожий, не застукают ли их стражники. Потом возвращался к Тору так тихо, что последний не всегда даже замечал его появление. Убедившись, что путь свободен, царевичи выходили на ночные прогулки. Иногда они бродили по округе, а иногда забирались в самые дальние и неосвещенные уголки столицы Асгарда. Разумеется, отец ничего не знал. Тор, правда, уверял брата, что отец не был бы против вылазок, но одно дело тайно сбегать из дворца, а совсем другое — получив разрешение. Да и Локи предостерегал его от раскрытия тайны… Сейчас, когда брат сидел перед ним, когда тепло его тела ощущалось даже через плотную ткань, Тор особенно остро почувствовал, что былого не вернуть. Именно сейчас он вдруг понял, что Локи никогда не доверял отцу, скрывал от него все, что можно. Тор предпочитал говорить Одину обо всех своих идеях, планах, играх, завоеваниях, пускай даже завоевал он всего лишь снежную крепость, неаккуратно построенную Сиф. Локи же всегда молчал. Если какие-то тайные дела касались их обоих, младший брат настаивал, чтобы ни отец, ни мать о них не знали. Тор никогда не мог этого понять: не легче ли спросить разрешения, чем таиться? К тому же, если все знают о твоих деяниях, то будут ими гордиться и прославлять тебя, а если никто не знает, то зачем вообще совершать подвиги? Локи придерживался иного мнения. Откуда-то он знал, что отец не одобрит большую часть их идей и выходок. Тор не верил, Тор рассказывал отцу, и множество раз откровенность кончалась ужаснейшими ссорами, когда отец запрещал что-то, что старшему царевичу казалось совершенно безобидной шалостью или даже подвигом.       Тор встрепенулся, почувствовав, что скоро заснет, убаюканный собственными воспоминаниями. Перед ним сидит не тот мальчишка, с которым он когда-то делил все, начиная со сладких фруктов и кончая подвигами, а поверженный бог, которого он конвоирует на самый справедливый суд во всех девяти мирах.       Лошадь остановилась, подчиняясь приказу седока. Тор неохотно спрыгнул на землю. Он хотел помочь Локи, но тот с легкостью слез сам, даже не заметив протянутую руку. Бог грома отправил лошадь в конюшню; конечно, стоило расседлать её и отвести в денник собственноручно, но ему было сейчас не до этого. Царевичи стояли перед идеально гладкой стеной. Если не знать, что здесь есть дверь, то и не найдешь. Когда-то этот тайный проход строился на случай, если враги займут столицу Асгарда, но, насколько знал Тор, ничего подобного никогда не случалось, поэтому потайные ходы были частично замурованы, а частично забыты. Старший царевич надавил на пару камней: стена мгновенно отодвинулась, пропуская сыновей Одина во дворец, и тут же встала на место. Тор взял Локи за руку: не столько потому, что опасался побега, сколько потому, что проход был очень темным, а пол усеян камнями и мусором. Локи легко ориентировался в знакомом пространстве. Он шел так быстро, будто только вчера покидал дворец по тайной тропе. Тор попытался вспомнить, когда они в последний раз пользовались проходом. Сколько прошло десятков лет или даже столетий?..       Кромешная тьма туннеля раскрывала перед детьми невероятный простор для фантазии. Это был абсолютный мрак, к которому глаза не могли привыкнуть. Можно было, конечно, принести факелы и осмотреть тайный лаз, но царевичам казалось, что все очарование пропадет, как только они увидят свою вотчину. Столетиями они играли в проходе, изучая его только на ощупь. Братья точно знали, где какой выступ, где какой камень, обо что можно ударить ногу, а где разбить голову. Сперва они ориентировались по шагам, потом запомнили тайную тропу настолько хорошо, что интуиция безошибочно подсказывала им, где надо пригнуться, а где опасаться какого-нибудь выступа, который может пребольно воткнуться в бок. Прошло много времени, но старые навыки не забылись: царевичи в кратчайшие сроки и без всяких происшествий достигли покоев Тора. Локи толкнул замаскированную дверь, сливавшуюся со стеной, и оказался в комнатах брата. Бог грома вошел следом, щурясь от неяркого света факелов. Пускай в комнате и царил полумрак, но по сравнению с абсолютной тьмой прохода он казался слепящим солнцем. Локи замер у стены, ожидая дальнейших указаний. Тор не заставил себя долго ждать. Не выпуская руки поверженного, он направился к двери. Локи не сопротивлялся и, казалось, вообще не замечал, что его куда-то ведут. Старший царевич аккуратно выглянул в коридор — вокруг никого. Однако стражники могут появиться в любую минуту.       Тор быстро пересек коридор и в несколько шагов достиг покоев брата. Распахнул незапертые двери и грубо втолкнул пленника в комнату.       — Останься здесь, брат, — попросил Тор, прикрывая дверь. — Я скоро вернусь.       Локи кивнул и проводил его долгим взглядом. Все это Тору крайне не нравилось. Нет, он, конечно, понимал, что положение плененного незавидное и усугублять его неповиновением не в интересах Локи, но все же эта покорность выглядела слишком фальшиво. Тор прислонился к стене, задрапированной серой тканью. Вот и все. Брат в своих комнатах. Надо доложить отцу. И все. Все кончилось. Он снова дома. Брат снова дома. Все будет как раньше. Или не будет? Только сейчас Тор, наконец, смог вздохнуть спокойно. Все последние дни он не переставал волноваться: за брата, за Джейн, за людей, опять за брата. Но теперь все позади. Война выиграна, монстры уничтожены, мятежный бог там, где не сможет никому причинить вреда.       Совсем не этого ожидал Тор, когда узнал от отца, что Локи жив. Бесстрашный воитель думал, что знает брата, что представляет себе, с кем придется сражаться, но… Но то существо, которое он видел на скале, в клетке, на вершине небоскреба… Это существо он не знал. И не хотел верить, что это все еще его брат. Тот, кто столько раз помогал ему, тот, кто сражался с ним бок о бок.       Тор глубоко вздохнул, отгоняя печальные мысли. Исправить уже ничего нельзя. Надо поприветствовать отца и мать. Он неторопливо направился к покоям Одина, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Ему казалось, что медлить нельзя, что надо сообщить о возвращении, несмотря на то, что стоит глубокая ночь. Он не мог объяснить себе, ни почему нельзя подождать до утра, ни почему он не запер Локи. Почему он настолько уверен, что брат никуда не денется и не попытается сбежать?       Впереди показались массивные двери, по двум сторонам которых расположились недремлющие стражи. Тор чуть замедлил шаг. На него вдруг накатила волна… Нет, не страха, он никогда и ничего не боялся. Скорее ощущения, что он совершает ошибку, возможно, непоправимую.       — Всеотец ожидает тебя, — услышал он хриплый голос стражника.       Ожидает? Значит у матери было видение, и она узнала, когда сыновья вернутся. Теперь уже отступать некуда. Тор решительно переступил порог отцовских покоев.       В комнате царил полумрак: горело всего несколько тусклых факелов, да угасающее пламя едва трепетало в широком углублении в полу. Правители Асгарда расположились в креслах у огня, а на спинке широкой кровати притаились дремлющие вороны. Неподалёку стоял стол, заставленный блюдами, к которым явно не притрагивались. Заслышав шаги, все присутствующие повернули головы.       — Тор! — Фригг тяжело встала с кресла и заключила сына в теплые объятия. — Тебя не было так долго, что я начала волноваться. Что с Локи?       Всеотец только грустно улыбнулся, глядя на эту идиллию. Он всегда позволял супруге первой приветствовать вернувшихся из походов сыновей. Он знал, как для нее важно показать детям, пускай и взрослым, что она их любит. По лицу царицы нельзя было прочитать эмоции, но Всеотец знал, что её молчание хуже всех тех истерик, которые закатывают обычные женщины. Всего несколько раз за свою жизнь он видел, как Фригг кричит, как её душу заволакивает настоящее отчаяние, которое она ни от кого не может скрыть. Когда это было в последний раз? Уже и не вспомнить. В этот раз всё было иначе. Царица безоговорочно приняла его позицию, подтвердила, что именно Тор должен вернуть Локи домой, но не находила себе места все эти дни. Один ходил к Хеймдалю, узнавал, как продвигается война на Земле, выведывал подробности. Он хотел рассказать правду жене, но она отказывалась слушать. Она днями и ночами сидела у огня в каком-то полутрансе. Властитель богов предполагал, что она насильно пытается вызвать свой дар предвидения или еще что-нибудь в этом духе. Заговаривать с супругой он уже давно не пытался: Фригг отвечала односложно. Царь помнил, как она с каменным выражением лица выслушала известие о том, что Локи упал в бездну и, по всей видимости, погиб. Сейчас же, когда выяснилось, что он жив и пытается завоевать мир людей, она места себе не находила. Но вот теперь все закончилось. Тор здесь, значит и Локи тоже. Старший сын не мог обнять мать в ответ, потому что держал обеими руками ковчег с Тессерактом, и вынужден был ограничиться только кратким ответом:       — Локи в порядке, не волнуйся.       Вороны перелетели со спинки кровати на спинку кресла Всеотца и расположились у плеч Одина. Тор вздрогнул: на мгновение ему показалось, что он в тронном зале, ведь вороны сидели на спинке трона только в том случае, если Один выступал в качестве судьи.       — Отец, — Тор протянул Тессеракт, стараясь не смотреть на черных воронов. В детстве ему казалось, что не Один выносит приговор, а вороны сперва решают судьбу обвиняемого, потом высказывают свою волю Всеотцу, а тот только озвучивает их мнение. И хотя сейчас Тор понимал, что все происходит совсем не так, образы птиц неразрывно были связаны для него с залом суда. Один бережно взял ковчег и внимательно осмотрел его. Сколько столетий прошло с тех пор, как Тессеракт был отправлен на Землю? Уже и не вспомнить.       — Тор, твой поход увенчался успехом? — спросил он.       От его взгляда не укрылось, как переменился бог грома. Его лицо, только что излучавшее радость от встречи с родными, помрачнело.       — Я не знаю, — произнес он, глубоко вздохнув. — Я привел домой Локи, но брат совсем не похож на себя. — Было видно, с каким трудом дается Тору каждое слово.       — Что произошло в мире смертных?       Тор на мгновение задумался, будто пытаясь подобрать слова. Глянул на мать: она смотрела на него выжидающе.       — Я бился бок о бок с настоящими героями Земли, — начал царевич. — Мы разбили армию читаури и пленили Локи. Он… не пытался скрыться. Это была великая битва, прославившая защитников Земли. Среди них была даже девица, по ловкости не уступающая Сиф. В легендах и балладах будут воспевать павших героев этой войны.       Один слушал очень внимательно, не перебивая. Фригг опустилась в кресло и, казалось, спала. Вороны, не отрываясь, буравили черными глазами-бусинами сына Одина, будто он свидетельствовал на судебном процессе. Тор старался смотреть куда угодно, но только не на таинственных птиц, которые будто понимали каждое слово, даже невысказанное.       — Локи сражался с тобой? — задал Всеотец самый важный вопрос, ответ на который (Тор это точно знал) должен решить судьбу младшего брата.       — Да. Ярость отравила его разум.       — Он пытался лишить тебя жизни?       — Нет.       — Где он?       Последний вопрос остался без ответа. Тор помолчал, глядя на кресло, где пристроилась полуспящая мать, а потом спросил:  — Что ты намерен с ним сделать?       Мысленно Тор задавал этот вопрос сотни раз и продумывал разные ответы. Для себя он давно решил, что если услышит что-то вроде «смертная казнь — единственный приговор, соразмерный его преступлениям», то сделает все, чтобы брат сбежал. Не ради казни он доставлял Локи во дворец. Такой приговор казался Тору каким-то жутким обманом: он ведь считал, что возвращает брата домой. Предложив вернуться, он гарантировал ему безопасность и неприкосновенность. Конечно, его будут судить, возможно, приговор будет жестоким, но он ни в коем случае не должен покалечить Локи или убить. Иначе получится, что Тор нарушил свое слово.       — Поговорить.       — Поговорить?       — Да, пока только поговорить.       — Он в своих покоях. Я пойду с тобой.       — Нет, Тор. — Отец не повышал голоса, но сразу стало ясно, что любой спор бесполезен. — Останься.       Прежде чем царевич успел возразить, Один вышел из комнаты. Первым душевным порывом Тора было последовать за ним, но сонный голос матери остановил его на полпути:       — Положись на мудрость Всеотца, Тор.       Воитель обернулся: мать стояла рядом с ним и держала в руках огромный кубок с великолепнейшим медом. Она подавала его так, словно перед ней победитель. Победитель… Велика ли заслуга победить собственного младшего брата? Тору ничего не оставалось, кроме как принять кубок и сесть за стол. Сразу же навалилась чудовищная усталость: все же последние дни не прошли бесследно для сына Одина. Он голодными глазами смотрел на скир, сыры, солонину, промасленную сушеную рыбу, множество видов дичи, свежие хлеба. Стол ломился от бесконечных яств.       — Мне не следовало оставаться здесь, — пробормотал Тор, складывая в тарелку сразу несколько огромных рыбин. — Я с ужасом представляю себе, что отец сделает с Локи. Я ведь насильно вернул его домой.       — Твой отец никогда и ничего не делает просто так, — отозвалась Фригг, с любовью глядя на старшего сына. — Тор, поверь, я тоже хочу обнять Локи.       — Правда?       — Он мой сын.       — Спасибо.       У Тора словно камень с души свалился. По крайней мере, мать не видит в Локи преступника. Хотя бы она все еще считает его своим сыном.       Прошло несколько часов. Тор барабанил пальцами по столу, подражая какому-то земному маршу. Фригг сидела в кресле с каменным выражением лица, наблюдая за пылающим в полу огнем. Вороны переместились на спинку кровати и казались спящими.       — Что они могут делать так долго? — в сотый раз спросил бог грома.       — Беседовать, — откликнулась Фригг.       — О чем? — не унимался Тор, вспоминая, как он безрезультатно пытался вытянуть из поверженного хоть какой-нибудь ответ.       — Я думаю, у твоего отца много вопросов к Локи.       — Вопросов ли? — подозрительно протянул Тор, представляя себе самые безрадостные картины. Возможно, отец и в самом деле ничего плохого не собирается сделать, но Тор слишком хорошо помнил, как брат всадил ему нож в бок. И если он попробует атаковать Всеотца или сбежать, то последствия могут быть плачевными. К сожалению, покои Локи располагались далеко от родительских, поэтому, даже если бы брат орал от боли, Тор вряд ли бы услышал. Одна надежда на то, что уже рассвет, слуги постепенно приступают к своим обязанностям, а значит поднимут тревогу, если услышат вопли из комнат младшего царевича.       — Тор, — воитель поднял голову, отвлекаясь от своих невеселых мыслей, — все поступки твоего отца продиктованы мудростью, как и все поступки Локи — любовью.       — Любовью?       — Да. Но только любовью в основном к себе и своим идеям.       Тор не нашелся, что на это ответить.       Прошло еще часа полтора. Легкая тревога перерастала в настоящую панику. Тор украдкой смотрел на мать, которая не выказывала никаких признаков беспокойства.       — Я пойду к нему. Царевич решительно встал из-за стола, всем своим видом показывая, что никому не позволит отговорить себя.       — Я подожду тебя здесь, сын мой.       Бог грома удивился, почему мать больше не удерживает его, но медлить не стал. Он распахнул двери и чуть ли не бегом бросился к комнатам брата. Дворец уже вовсю гудел обычной утренней жизнью. С Тором все здоровались, поздравляли, задавали вопросы, но он ни на что и ни на кого не обращал внимания. Вот и комнаты Локи. Тор рванул дверь — внутри пусто!       Царевич вбежал внутрь, осмотрелся — никого. Следов борьбы тоже не видно. Все говорило о том, что Локи добровольно отправился куда-то с отцом. Тор мгновенно выхватил Мьельнир. Он, смирившийся со смертью брата, даже представить себе не мог, что будет готов размозжить голову стражнику, который позволил Всеотцу забрать Локи неизвестно куда. Тор выбежал из пустых покоев и схватил первого попавшегося слугу.       — Где Один? — прокричал он ему в лицо.       — Уехал. — Слуга отшатнулся от неожиданности. — Он и какой-то неизвестный оседлали коней и отправились…       — Куда?       — На юго-запад. Я не знаю точно, куда.       Пол на мгновение ушел у Тора из-под ног. Отец солгал!